"Спирька" г. Елпатьевскаго.- Народническая схема капитализма.
Годы перелома (1895-1906). Сборникъ критическихъ статей.
Книгоиздательство "М³ръ Бож³й", Спб., 1908
Въ беллетристикѣ послѣдняго времени видное мѣсто должно быть отведено разсказу г. Елпатьевскаго "Спирька", который явно напомнилъ намъ беллетристику прежняго времени, когда "Чумазый" во всѣхъ видахъ и положен³яхъ не сходилъ со страницъ толстыхъ журналовъ, наводя на читателей великое унын³е. Тогда онъ изображался, какъ угрожающ³й фантомъ, который можетъ превратиться въ жестокую дѣйствительность, если своевременно не будутъ приняты мѣры къ его обуздан³ю и къ укрѣплен³ю добродѣтели въ деревнѣ,разлагающейся подъ вл³ян³емъ "Чумазаго". Г. Елпатьевск³й, взявъ старый мотивъ, попробовалъ его развить на болѣе современный ладъ и представить какъ генезисъ "Чумазаго", какъ его развит³е въ настоящемъ. Такая попытка, безспорно, интересна и заслуживаетъ вниман³я, хотя бы она была не удачна и не приводила къ цѣли. Въ современной народнической беллетристикѣ такое стремлен³е подойти къ текущей жизни представляетъ нѣчто новое и очень желательное.
Къ сожалѣн³ю, съ первыхъ же страницъ разсказа, написаннаго вообще очень живо и прекраснымъ языкомъ, такъ и вѣетъ на читателя добрымъ старымъ временемъ, когда "еще намъ были новы всѣ впечатлѣн³я быт³я", и только-что явивш³еся въ литературѣ образы Деруновыхъ, Колупаевыхъ и Разуваевыхъ производили подавляющ³й эффектъ въ ген³альныхъ очеркахъ Щедрина и Гл. Успенскаго, посвятившихъ имъ столько вниман³я. Разные dii minores съ тѣхъ поръ сумѣли въ достаточной степени ихъ опошлить, не придавъ имъ ни одной новой живой черты, не подмѣтивъ въ нихъ современнаго отпечатка. По этой проторенной безчисленными предшественниками дорожкѣ идетъ и "Спирька" г. Елпатьевскаго.
Спирька, конечно, кровопивецъ, а отецъ его разбойникъ и всѣ его присные воры, тати и душегубы. "Первая деревня по тракту называлась татинцы, страшная деревня,- въ темномъ лѣсу, къ дорогѣ спиной обернулась, а окнами въ лѣсъ глядѣла, - про которую изстари шла дурная слава. Изъ этихъ Татинцевъ, этого темнаго разбойнаго мѣста и Спирька вышелъ". Яблочко отъ яблони недалеко откатится, и Спирька съ дѣтства уже проявляетъ разбойническ³я наклонности, въ родѣ какъ герои народныхъ рыцарскихъ романовъ: хватитъ за руку - рука прочь, хватитъ за голову - голова прочь. "Не сильный онъ былъ, а ловк³й и все штуки разныя устраивалъ, за которыя мы и не любили его. То гирьку чугунную въ кулакъ зажметъ, то въ бокъ, либо подъ ребро ударитъ, когда положен³е было бить только по скулѣ, а бороться станетъ - все норовитъ подъ ножку, чему положен³я тоже не было. И въ орлянку перестали его принимать, послѣ того какъ съ двухорловымъ пятакомъ разъ накрыли его". Таковъ ужъ Спирька въ юности, и по этимъ признакамъ напередъ можно бы предсказать, что не миновать ему острога. Но вмѣсто того изъ Спирьки вышелъ представитель русскаго капитализма. Такое происхожден³е послѣдняго само по себѣ знаменательно и чревато будущимъ.
Спирька не просто дошлый парень, плутъ и мошенникъ. Какъ увидимъ дальше, онъ представитель капитала, и его истор³я есть лишь иносказан³е, "откуда есть пошла" та язва, капитализмомъ называемая, которая разрушила "кринъ сельный", какимъ цвѣла русская земля до пришеств³я Спирьки изъ Татинцевъ. Кстати, маленькое географическое пояснен³е. Въ Нижегородской губерн³и, не доѣзжая села Юрина на Волгѣ, есть два села - Татинецъ и Слапинецъ, жители которыхъ во времена досюльныя занимались грабежомъ и молодечествовали на Волгѣ, грабя купцовъ, откуда и поговорка о нихъ сложена: "Татинецъ и Слапинецъ - всѣмъ ворамъ гостинецъ" (т. е. гостиница для воровъ). Въ качествѣ бытописателя, авторъ даже мѣстный элементъ вполнѣ соблюлъ.
Бывш³й разбойникъ превращается постепенно въ кулака, изъ кулака въ мелкаго торгаша, пр³емы котораго на первое время мало чѣмъ отличаются отъ разбойничьихъ. Спирька сталъ скупать хлѣбъ у мужиковъ, везущихъ его на базаръ. Въ очень живой, списанной, повидимому, съ натуры, картинкѣ описываются его ранн³е подвиги, по которымъ мы уже можемъ судить о его будущихъ дѣян³яхъ.
"Какъ выѣдутъ мужики на гору и остановятся дать лошадямъ вздохнуть, такъ и налетитъ на нихъ стая. Лошадей подъ уздцы схватятъ и начнется тутъ торгъ, и уже мужику не отбиться, не дадутъ ему въ городъ проѣхать, по вольной цѣнѣ продать. Изругаютъ его ругательски, затолкаютъ, задергаютъ, и сдѣлается мужикъ, какъ шальной, и везетъ по цѣнѣ, которую дадутъ ему на горѣ. А Спирька впереди всѣхъ. Голосъ у него былъ звонк³й, никто не могъ перекричать его, а мужика прямо за горло хваталъ.
"- Да ты чего, дура полоротая? Тебѣ цѣну даютъ, а ты рыло воротишь? Въ городу два цѣлковыхъ на колѣняхъ напросишься, а я тебѣ, идолу два съ гривной даю. Да что мнѣ съ тобой, дуракомъ разговаривать что-ли? ну, ну, - рѣшаетъ Спирька,- поворачивай!
"Мужикъ поворачиваетъ и покорно ѣдетъ за Спирькой на его широк³й дворъ.. И тамъ мужикъ, какъ шальной, словно въ туманѣ смотритъ, какъ Спирька ссыпаетъ его хлѣбъ, и то и дѣло дивится, да руками разводитъ - какъ аккуратно дома мѣрялъ, а у Спирьки двухъ мѣръ не хватаетъ. На вѣсахъ прикинетъ,- все недохватка".
Таковъ героическ³й пер³одъ Спирькиной дѣятельности, когда онъ и боками, и зубами отвѣчалъ за свои подвиги, то совершая обманы, то торгуя гнилымъ судакомъ, то участвуя въ бояхъ, тѣшась молодецкой потѣхой. Мало-ли, много-ли времени прошло, - изъ Спирьки вырабатывается, наконецъ, настоящ³й капиталистъ, во вкусѣ и образѣ народническихъ представлен³й о капиталѣ. Жену убилъ, опоивъ въ своемъ трактирѣ, женился на богатой разорившейся фабрикантшѣ, сталъ коммерсантомъ, гласнымъ думы и представителемъ сослов³я. Въ думѣ у него своя парт³я, онъ говоритъ рѣчи, взываетъ къ отечеству, стоитъ за протекц³онизмъ, словомъ, капиталистъ созрѣлъ. "И не узнать теперь Спирьку въ солидномъ и важномъ коммерсантѣ и кавалерѣ, въ самоувѣренномъ и рѣшительномъ петербургскомъ дѣльцѣ. Только въ одномъ не измѣнился, - у него осталась та же разбойничья душа, тѣ же разбойныя мысли, та же душегубская ухватка. Онъ не подстерегаетъ въ темномъ лѣсу съ топоромъ въ осенн³я ночи, не хватаетъ за горло мужиковъ на горѣ,- онъ понялъ, что такое отечество, и орудуетъ на большой дорогѣ отечества. Это отечество представлялось ему въ видѣ окруженнаго высокимъ, убитымъ гвоздями, заборомъ своего загорскаго постоялаго двора, оберегаемаго и запираемаго на замокъ, ключъ отъ котораго у него, Спирьки, въ карманѣ... А проѣзжающ³й будто бы медленно ползетъ по глинистой горѣ и не миновать ему Спирькина двора. Поэтому, если вздумаютъ раскрыть Спирькинъ заборъ или объѣхать мимо его двора, онъ начинаетъ орать - Спирька обнаглѣлъ и оретъ еще громче - "отечество въ опасности!" Спирька попробовалъ зубомъ отечество и уже не оторвется отъ него... И власти захотѣлъ... Его уже не удовлетворяетъ стоящая на вытяжку фигура стараго квартальнаго, и ему уже мало назначать и смѣнить въ городѣ торговыхъ депутатовъ и смотрителей за вывозными парками"...
Какъ видимъ, "Спирька" выдержанъ весь въ одномъ тонѣ, сначала и до конца - передъ нами разбойникъ, наглецъ и насильникъ, только и понимающ³й грубую силу, только съ нею считающ³йся. Сравнивая своего героя съ его предшественникомъ - старозавѣтнымъ купцомъ, который хотя тоже "охулки на руку не клалъ", все же Бога боялся и подчасъ проявлялъ искру Божью, - авторъ отдаетъ ему предпочтен³е передъ Спирькой. Этотъ ничего и никого не боится. Изрѣдка онъ вспоминаетъ про Столпника, увѣщевавшаго татинцевъ, и при этомъ онъ думаетъ объ интеллигенц³и, ратующей не за свои интересы и борющейся съ нимъ на общественной аренѣ и въ печати. Но эти мысли возбуждаютъ въ немъ только сугубую ненависть къ непонятной ему силѣ и желан³е согнуть ее въ баран³й рогъ.
Словомъ, отъ колыбельки до могилы Спирька однообразенъ. Эта его несложность, упрощенность и представляетъ въ нашихъ глазахъ слабѣйшую сторону разсказа, въ которомъ охвачено слишкомъ сложное и большое явлен³е и уложено въ слишкомъ простыя несложныя рамки.
Читая эту истор³ю возникновен³я и роста русскаго капитала, испытываешь неловкость, какъ при игрѣ актера, взявшаго невѣрный тонъ, отъ котораго онъ не можетъ отдѣлаться во время всего спектакля. Такой же невѣрный тонъ былъ взятъ народниками съ самаго начала при ихъ столкновен³и съ капитализмомъ. Вмѣсто его изучен³я, они сразу рѣшили, что это нѣкое чужеядное, наросшее на здоровомъ древѣ русской жизни, или, какъ его въ данномъ случаѣ представляетъ г. Елпатьевск³й,- тать и разбойникъ, ставш³й на дорогѣ нормальнаго развит³я народной жизни и мѣшающ³й и тормозящ³й это развит³е. Тутъ ужъ спорить и доказывать ничего не приходится,- остается только удивляться, какъ до сихъ поръ народники не могутъ отдѣлаться отъ подобныхъ представлен³й, которыя въ существѣ ничего не разъясняютъ и только мѣшаютъ видѣть вещи такими, каковы онѣ есть. Поистинѣ, народники уподобились тому столпнику, о которомъ идетъ рѣчь въ началѣ разсказа г. Елпатьевскаго.
"Легенда была про нашъ Загорскъ. Старая соборная просвирня часто мнѣ, бывало, разсказывала. Въ давн³я-давн³я времена, когда народу русскаго было еще совсѣмъ мало и кругомъ шли лѣса да болота, на нашей горѣ поселился святой человѣкъ,- столпъ себѣ выстроилъ и никуда изъ столпа не выходилъ, все Богу молился. А трактъ и тогда былъ, изъ низовыхъ мѣстъ все мимо насъ ѣхали. Странн³й человѣкъ проѣдетъ, поговоритъ со столпникомъ, благословен³я на дальн³й путь спроситъ, что изъ запасовъ оставитъ; кое-гдѣ людишки по лѣсамъ жили, прослышали про столпника, ѣду носить стали. А въ чортовомъ болотѣ разбойники жили... по ночамъ на добычу выѣзжали на трактъ, купцовъ поджидали, проѣзжающихъ людей,- пожитки отнимутъ, а кто волей не отдастъ, зарѣжутъ. Вотъ, бывало, раннимъ утречкомъ и ѣдетъ ватага въ свое воровское гнѣздо, добро везетъ, полонъ ведетъ, а столпникъ въ столпѣ стоитъ и Бога славитъ. Не трогали его разбойники... Въ ину пору измываться станетъ атаманъ... Разгнѣвается тутъ угодникъ бож³й, укорныя слова почнетъ говорить, бѣсомъ-мучителемъ, судомъ страшнымъ, адомъ кромѣшнымъ стращать примется. А атаманъ все смѣется.- Погоди, скажетъ, дѣдушка, дай намъ молодцамъ по бѣлу свѣту полетать, съ бабами-дѣвками поиграть... Натѣшится, утихнетъ сердце молодецкое, ту пору къ тебѣ придемъ.- И точно... слѣзъ атаманъ съ коня, спѣшилась ватага его и пали столпнику въ ноги. Съ той поры и монастырь почался... Такъ мнѣ просвирня соборная разсказывала"...
Народники, уединившись если не на столпъ, то въ ни на чемъ не основанную теор³ю о самобытности русской жизни,- также пугаютъ читателя разсказами про подлеца-капитала, стращаютъ послѣдняго "судомъ страшнымъ, адомъ кромѣшнымъ", въ затаенной надеждѣ, что разбойникъ-капиталъ одумается, падетъ въ ноги и удалится въ монастырь грѣхи свои замаливать. Если же не капиталъ, то одумается читатель и, убѣдившись въ грѣховныхъ подвигахъ капитала, исполнится къ капитализму сугубой ненавистью и вернется въ лоно народничества.
Они никакъ не желаютъ замѣтить, что прошло уже время, когда легенды соборной просвирни производили впечатлѣн³е, а сама просвирня считалась вполнѣ компетентнымъ источникомъ для изучен³я народной жизни. Разсказъ г. Елпатьевскаго,- не станемъ отрицать,- не лишенъ литературныхъ достоинствъ, хотя фигура "Спирьки" и отдаетъ сочниительствомъ, мало жизненна и вырѣзана по народническому трафарету, а разсужден³я автора напоминаютъ передовицы и внутренн³я обозрѣн³я народническихъ журналовъ и газетъ стараго времени. Но представленная имъ въ лицахъ истор³я русскаго капитализма въ корнѣ невѣрна и даетъ совершенно ложное освѣщен³е вопросу о происхожден³и капитализма у насъ. Меньше всего можно искать "корня и нити" его въ Татиицахъ и Слапницахъ, все процвѣтан³е которыхъ зиждилось въ основахъ натуральнаго хозяйства, когда разбойничьи пр³емы мѣновой торговли, и до сихъ поръ процвѣтающ³е въ иныхъ глухихъ уголкахъ Росс³и, были единственными, примѣнявшимися въ торговлѣ и производствѣ. Эти пр³емы теряютъ весь свой {raison d'être} съ момента возникновен³я крупной промышленности, основанной на совершенно иныхъ началахъ, сущность которыхъ - научное знан³е, дальновидный разсчетъ и крупные рынки. Татинцы и Слапинцы, съ ихъ героическими Спирьками, были убиты съ того момента, когда Росс³я была вовлечена въ м³ровой потокъ капиталистическаго производства и въ ней возникла крупная индустр³я, о чемъ наглядно свидѣтельствуютъ на той же Волгѣ так³е нѣкогда промышленные центры, какъ, напр., знаменитое с. Лысково, гдѣ сотни вѣтряныхъ мельницъ или пошли на сломъ, или грустно стоятъ, не помахиная крыльями, потому что ихъ убили паровыя крупчатки, перемалывающ³я милл³оны пудовъ.
Ничего этого знать не хотятъ гг. народники, для которыхъ капитализмъ - все тотъ же чумазый, какимъ его изобразилъ Щедринъ, мѣтко схвативш³й отличительныя черты современнаго ему деревенскаго кулака, народившагося на разлагавшейся почвѣ пореформеннаго помѣщичьяго хозяйства. Со времени щедринской сатиры Росс³я успѣла покрыться новой огромной сѣтью желѣзныхъ дорогъ, развила цѣлыя новыя отрасли производства, возникш³я среди нѣкогда голыхъ степей, и полнымъ ходомъ двинулась по пути капиталистическаго развит³я, - кажется, этого достаточно, чтобы увидѣть въ капитализмѣ болѣе сложное явлен³е, чѣмъ примитивная фигура Чумазаго съ его примитивными пр³емами и аппетитами.
Уже напередъ можно предположить, что художникъ, пожелавш³й представить въ образахъ эту выдающуюся нынѣ и главенствующую сторону общественной жизни, найдетъ массу самыхъ разнообразныхъ типовъ, со всевозможными оттѣнками, которыхъ не уложишь въ одну общую схему. Подъ перомъ г. Елпатьевскаго фигура "Спирьки" выросла до гомерическихъ размѣровъ, которыми "Спирька" по справедливости могъ бы гордиться, но, къ сожалѣн³ю, эти размѣры заслонили для автора жизнь и вмѣсто живого образа предъ нами мертвая и односторонняя схема. Мы вообще противъ такого схематическаго художества, въ особенности, когда его объектомъ служитъ явлен³е, далеко еще не сложившееся, пребывающее "на ходу" и крайне измѣнчивое поэтому. А русск³й капитализмъ, - при всѣхъ своихъ успѣхахъ,- еще не опредѣлился настолько, чтобы дать так³я цѣльныя и оконченныя фигуры, какъ западноевропейск³й буржуа. Онъ перешагнулъ за стад³ю Чумазаго, но еще не отлился въ болѣе опредѣленную форму, которую бы могъ схватить и изобразить вдумчивый художникъ...
Мартъ 1898 г.