align="justify"> Я чувствую - есть надо мною власть,
Что умереть мѣшаетъ мнѣ и жить -
Велитъ мнѣ жить, когда лишь значитъ жить -
Увядш³й духъ носить въ груди усталой,
Какъ-бы въ гробу; да, я давно оставилъ
Послѣднюю уловку преступленья -
Оправдывать себя въ своихъ глазахъ.
(Видѣнъ парящ³й орелъ).
О, еслибъ ты, парящ³й въ облакахъ,
Крылатый царь земнаго поднебесья,
Внизъ ринулся, и сдѣлалъ бы меня
Добычею орлятъ твоихъ! - мой взоръ
Тебя слѣдить ужъ далѣе не въ силахъ,
Межь тѣмъ какъ твой - впередъ, и вверхъ, и внизъ,
Повсюду проникаетъ.- Красота!
О, какъ хорошъ весь этотъ зримый м³ръ,
Какъ величавъ во всѣхъ своихъ явленьяхъ!
А мы - его названные цари,
Мы полупрахъ и полубоги, такъ же
Негодные парить, какъ пресмыкаться,
Мы - двойственной природою своей,
Приносимъ въ м³ръ одну вражду съ природой,
Волнуемся движеньемъ гордыхъ думъ,
Презрѣнныхъ нуждъ, тщеславья, униженья,
Пока надъ всѣмъ не воцарится смерть
И человѣкъ... Но человѣкъ стыдится
Дальнѣйшаго признанья... Чу! свирѣль -
(Вдали слышна пастушечья свирѣль).
Природное дыханье тростника.
Здѣсь жизнь патр³архальная не просто
Пастушечья лишь сказка. Стонъ свирѣли
И колокольчики веселыхъ стадъ вдали
Слились въ одно. Душа глотаетъ жадно
Чудесныя созвучья. О, когда-бъ
Я только былъ душой незримой звука,
Иль голосомъ, въ гармон³и живущимъ,
Дыханьемъ безтѣлеснымъ, познающимъ
И жизнь и смерть въ дыханьи тростника!
(Съ нижней части горы показывается охотникъ).
Охотникъ. Я видѣлъ,- тутъ сайга моя мелькнула
И скрылась быстроножка. Потерялъ
Я день труда тяжелаго. Кто это?
Онъ не глядитъ охотникомъ, межъ тѣмъ
Взобраться могъ на высоту такую,
Что и изъ насъ не всяк³й бы посмѣлъ.
Мужалый видъ, богатая одежда,
И гордый взоръ, какимъ лишь обладаетъ
Свободныхъ странъ свободный селянинъ...
Я подойду къ нему.
Манфредъ, (не замѣчая охотника). И такъ томясь,
Дряхлѣлъ отъ мукъ, какъ черныя тѣ сосны,
Лишенныя грозой коры, вѣтвей;
Подобно имъ, торчать спаленнымъ стебламъ,
Чернѣющимъ на корнѣ проклятомъ;
Дышать и жить лишь чувствомъ увяданья,
И жить лишь такъ, и вѣчно только такъ,
Знавъ жизнь другую. Я обезображенъ
Морщинами, что провели не годы,
А дни, часы, подобные вѣкамъ;
Часы и дни, которыхъ безконечность
Близка къ концу.- Вы, подвижныя глыбы!
Вы, горы льда, на волоскѣ единомъ
Висящ³я! обрушьтесь на меня.
Я слышу трескъ и грохотъ подъ собою
Отъ вашего паденья; но, увы!
Вы губите - чему бы жить лишь надо:
Цвѣтущ³й лѣсъ, пастушеч³й шалашъ,
Иль хижину простую селянина.
Охотникъ. Туманъ вставать въ долинѣ начинаетъ;
Я предложу ему сойдти, иль онъ
Свой путь и жизнь вдругъ потерять рискуетъ.
Манфредъ. Вкругъ ледниковъ клубами бьютъ туманы
И вверхъ ползутъ, свиваясь въ облака
Сѣрнистыя и бѣлыя, какъ пѣна
Дымящейся геенны: такъ волной
Мертвящею ползетъ сама геенна
На берегъ жизни, грѣшными людьми
Подавленный отвсюду, какъ кремнями.
Я чувствую круженье головы.
Охотникъ. Я долженъ осторожнѣй быть, не то
Внезапностью его могу смутить я,
А онъ и такъ чуть на ногахъ стоитъ.
Манфредъ. Какъ горы, вновь обрушились лавины,
Прорвавши ткань ползучихъ облаковъ,
Поколебавъ всю цѣпь альп³йскихъ горъ;
Осколками засыпаны долины;
Теченье рѣкъ замедлено; въ туманы
Ихъ воды обращаются; потоки
Должны искать русла другаго. Такъ,
Такъ нѣкогда, подточенный годами,
Палъ Розенбергъ - великая гора.
Зачѣмъ тогда я не стоялъ подъ нею?
Охотникъ. Остерегись, пр³ятель! - лишн³й шагъ,
И ты погибъ; не стой же, ради Бога,
Надъ этою обрывистой скалой.
Манфредъ, (не слыша ею). Достойная костей моихъ могила
Моимъ костямъ тогда-бъ дала покой,
И не были-бъ они игрушкой вѣтра,
Какъ быть должны теперь, когда послѣдн³й
Я шагъ шагну.- Ты, утреннее небо!
О, не гляди такъ гнѣвно на меня.
Ты создано не для меня. Земля!
Прощай. Прими свои пылинки.
(Въ то время , какъ Манфредъ принялъ уже положен³е человѣка, желающаго броситься съ высоты, охотникъ его схватываетъ и удерживаетъ внезапнымъ движен³емъ).
Охотникъ. Остановись, безумецъ! не пятнай
Столь чистыхъ мѣстъ своей преступной кровью.
Иди за мной; не выпущу,- иди.
Манфредъ. Во мнѣ изсохло сердце;- стой же, стой,-
Не жми меня; я ослабѣлъ; вотъ горы
Идутъ кругомъ; я слѣпну; кто ты, кто ты?
Охотникъ. Я послѣ разскажу. Иди за мной.
Сбирается гроза;- не отставай;-
Сюда вотъ стань ногою;- такъ;- смѣлѣе;
Схватись за этотъ кустъ, да дай мнѣ руку,
Иль за поясъ возьми меня;- шагай;-
До хижины мы доберемся въ часъ;
А вотъ какъ-разъ мы выйдемъ на дорогу,-
Иль на тропу, которую прорылъ
Потокъ зимы сердитой;- ну,- вотъ! браво!
Ты могъ бы быть охотникомъ.- За мной.
(Манфредъ и охотникъ съ трудомъ спускаются съ горы; сцена закрывается).
Хижина между Бернскими Альпами.
Охотникъ. Нѣтъ, нѣтъ; постой, ты долженъ обождать;
Ты не окрѣпъ ни тѣломъ, ни душою;
Хоть часъ-другой, по крайней мѣрѣ;- я
Потомъ опять твой провожатый; только -
Скажи куда?
Манфредъ. Зачѣмъ тебѣ? я знаю
И самъ мой путь; мнѣ проводникъ не нуженъ.
Охотникъ. Ты человѣкъ высокаго рожденья,
Одинъ изъ тѣхъ, чьи замки съ горныхъ скалъ
Къ намъ смотрятъ на долины; ты владѣтель
Котораго межъ ними? Мнѣ знакомы
У нихъ одни ворота; но порою
И у огня ихъ очаговъ громадныхъ
Съ вассалами случалось мнѣ сидѣть;
Поэтому, тропинки къ ихъ воротамъ
Я знаю всѣ;- изъ нихъ, который твой?
Манфредъ. Все для тебя равно.
Охотникъ. Прости за спросъ
И не сердись; не откажись отвѣдать
Отъ моего вина; какъ много разъ
Оно въ горахъ мнѣ кровь отогрѣвало!-
Попробуй самъ: ну, чокнемся съ тобой.
Манфредъ. Прочь, прочь! кровь по краямъ течетъ... Ужели
Ее земля не приметъ никогда?
Охотникъ. Ты внѣ себя; ты бредишь, какъ во снѣ.
Манфредъ. Я говорю - тутъ кровь! Гляди - тутъ кровь!
Та теплая и чистая струя
Моихъ отцовъ, что нашу грудь живила,
Когда мы съ ней, живя одной душой,
И молоды такъ были, и любили,
Какъ не должно-бъ другъ друга намъ любить.
Кровь эта пролита, но паръ кровавый,
Какъ облако, мнѣ застилаетъ небо,
То небо, гдѣ тебя покуда нѣтъ,
А мнѣ не быть, мнѣ никогда не бытъ!
Охотникъ. О, странный человѣкъ, гонимый страхомъ
Невидимыхъ чудовищъ,- хоть твой грѣхъ
И долженъ быть ужасенъ,- все найти
Ты могъ бы облегченье: призови
Святыхъ Мужей и кроткое терпѣнье.
Манфредъ. Терпѣнье! - нѣтъ; не кровожаднымъ птицамъ,
Оно идетъ лишь вьючному скоту.
Тверди о немъ тебѣ подобной грязи;
Я не изъ вашей братьи.
Охотникъ. Слава Богу!
Да мнѣ хоть дай ВильгельмаТелля славу,
Я-бъ не хотѣлъ быть вашимъ. Но сносить
Ты зло свое обязанъ безъ роптанья.
Манфредъ. Я и сношу! гляди: вѣдь я живу.
Охотникъ. Не только жить,- такъ умирать ужасно.
Манфредъ. Я говорю - я прожилъ много лѣтъ,
Тяжелыхъ лѣтъ; но тѣ лѣта - мгновенья
Предъ тѣмъ, что мнѣ осталось доживать:
Что часъ - то вѣкъ, что шагъ - то безконечность,
Съ боязн³ю и жаждой умереть.
Охотникъ. А по лицу ты смотришь человѣкомъ
Лишь среднихъ лѣтъ: тебя я старше много.
Манфредъ. Ты жизнь привыкъ лишь измѣрять лѣтами.
Ты правъ; но мѣра нашихъ лѣтъ - дѣла.
Мои жъ дѣла умножили безъ счета
И дни мои, и ночи; другъ на друга
Ихъ сдѣлали похожими точь въ точь
Какъ два зерна песку на днѣ морскомъ;
Въ холодную пустыню обратили,
Подобную безплоднымъ берегамъ,
Гдѣ дик³й валъ, отхлынувъ, оставляетъ
Осколки щепъ, обломки скалъ, кремни,
Траву горько-соленую, да трупы.
Охотникъ. Увы! онъ сумасшедш³й, какъ мнѣ быть?
Манфредъ. О, еслибъ я былъ сумасшедш³й вправду!
Тогда бы все, что мечется въ глазахъ,
Что вижу я... одной мечтой бы было.
Охотникъ. Что жъ видишь ты, иль думаешь видать?
Манфредъ. Тебя - простолюдина и себя,
Твой скромный бытъ, гостепр³имный кровъ,
Покорный духъ, но гордый и свободный,
И это уважен³е къ себѣ,
Которому основой - непорочность;
Дни, полные здоровья, ночи - сна;
Твои труды, которые опасность
Собою благородитъ; долг³й вѣкъ,
Съ надеждою на тихую могилу;
Надъ нею крестъ съ вѣнкомъ изъ травъ, сплетеннымъ
Любов³ю внучатъ твоихъ - вотъ, вотъ
Что вижу я, когда жь взгляну въ себя...
Но все равно - душа моя увяла.
Охотникъ. Ужель съ моей ты бъ долей помѣнялся?
Манфредъ. Нѣтъ, другъ мой, нѣтъ! я бъ не хотѣлъ обидѣть
Живую тварь столь гибельной мѣной.
Я выносить могу и выношу -
Чего другимъ не перенесть во снѣ...
Охотникъ. И съ этакимъ участ³емъ къ собратьямъ,
Ты очерненъ грѣхомъ? Не говори.
Съ такой душой возможно ль жаждать крови
Хоть злѣйшаго врага!
Манфредъ. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Я обижалъ лишь тѣхъ, кого любилъ я,
Кѣмъ былъ любимъ: враговъ я поражалъ
Въ законной лишь защитѣ,- но объятья,
Губительны мои объятья были...
Охотникъ. О, Боже! дай душѣ его покой,
Дай слезы покаян³я грѣху. -
Я помолюся за тебя.
Манфредъ. Напрасно.
Но пожалѣть ты можешь. Я иду.
Пора,- прощай. Вотъ деньги; - безъ отказа;
Я долгъ плачу; но не ходи за мной;
Я знаю путь; теперь онъ безопасенъ.
Еще, еще разъ,- не ходи за мной!
(Манфредъ уходитъ.)
Долина между Альпами. - Водопадъ. - Утро.
Манфредъ. Еще полудня нѣтъ и радуга горитъ
Надъ водопадомъ аркой семицвѣтной;
Гремуч³й валъ серебряною гладью
Съ отвѣсныхъ окалъ свергается стремглавъ
И пѣною вздымается косматой,
Какъ тяжк³й хвостъ гигантскаго коня,
Коня,- какъ говоритъ Апокалипсисъ,-
На коемъ смерть примчится въ день суда,
Одинъ я упиваюсь этимъ видомъ,-
О, одному здѣсь быть такъ хорошо! -
Но раздѣлю хоть съ Феей водопада
Чудесный мигъ. Я вызову ее.
(Манфредъ беретъ воды въ горсть и брызжетъ ею на воздухъ, произнося заклинан³я. Спустя немного, является Фея подъ сводомъ радуги надъ водопадомъ.)
Манфредъ. Прекрасный духъ! дозволь мнѣ надивиться
Твоихъ волосъ отливу золотому,
Твоихъ очей лучистому с³янью,
Всему, всему, чѣмъ смертныхъ нашихъ дѣвъ
Безсмертье надѣляетъ лишь за гранью
Создан³я земнаго.- Между тѣмъ
Какъ молодость ланитъ твоихъ пылаетъ
Румянцемъ ангела-младенца, на груди
У матери заснувшаго съ улыбкой,
Иль пурпуромъ, что лѣтомъ, въ часъ вечерн³й,
На дѣвственныхъ снѣгахъ ледяныхъ горъ
Горитъ, какъ стыдъ, румяный стыдъ земли,
Цѣлующейся съ небомъ;- между тѣмъ
Какъ видъ небесный твой мрачитъ собою
Блескъ радуги, согнутой надъ тобой,-
Прекрасный Духъ! въ твоемъ покойномъ взорѣ,
Отколь глядитъ безсмертная душа,
Волненью недоступная, я вижу,
Что сынъ земли, которому дана
Власть вышняя бесѣдовать съ духами,
Тобой прощенъ, что смѣлъ къ тебѣ взывать,
Что на твое безсмерт³е глядитъ онъ.
Фея. О, сынъ земли! я знаю и тебя,
И тѣхъ, кому ты власт³ю обязанъ.
Ты человѣкъ обильныхъ думъ и дѣлъ,
Въ добрѣ и злѣ равно неукротимый,
Губительный и ближнимъ и себѣ.
Чего во мнѣ ты ищешь? отвѣчай!
Манфредъ. Лишь дай взглянуть на красоту твою.
Лице земли свело меня съ ума,
И я ищу опасенья въ ея тайнахъ,
Ея владыкъ невидимыхъ бужу,-
Хоть и они мнѣ тожъ не пособили.
Я въ нихъ искалъ, чего они не въ силахъ
Мнѣ были дать; теперь я не ищу
Ужъ ничего.
Фея. Что жъ быть могло, чего бы
Не въ силахъ дать сильнѣйш³я изъ силъ,
Правители стих³й?
Манфредъ. Хоть для меня тутъ пытка,- все равно,-
Моя печаль найдетъ слова и голосъ:
Отъ юныхъ лѣтъ съ людьми я не сходился,
Не могъ глядѣть глазами ихъ на м³ръ;
Ихъ жажды честолюбья я не зналъ,
Цѣль жизни ихъ мнѣ не служила цѣлью.
Моя любовь, стремлен³я, печали,-
Все дѣлало межъ нихъ меня чужимъ.
Я не любилъ одушевленныхъ тварей
Любов³ю собрата; лишь одна,
Была одна; но послѣ.... Я сказалъ,
Что я съ людьми лишь слабое общенье
Поддерживать старался; но въ душѣ
Я страсть имѣлъ къ пустынѣ; упиваться
Я воздухомъ любилъ ледяныхъ горъ,
Гдѣ птицы гнѣздъ свивать себѣ не смѣютъ,
Гдѣ взоръ лишь наготою пораженъ;
Иль вольному теченью предаваться
Сердитыхъ волнъ, сгибаясь грудь на грудь
Съ ихъ силой негодующей, межъ тѣмъ,
Какъ океанъ на дерзкую отвагу,
Казалось, самъ, дивяся ей, ропталъ;
Такъ укрѣплялъ я силы молодыя;
Иль созерцать любилъ до слѣпоты
И свѣтъ луны, и синихъ звѣздъ с³янье;
Иль пр³учалъ глаза мои глядѣть
На молн³ю, не жмурясь; иль ходилъ
Внимать порой осеннею въ лѣсахъ
Вечерн³й плачъ рыдающаго вѣтра.
Такъ проводилъ я время; и когда бъ
Кто изъ людей,- съ которыми стыжуся
Я