Сканирование и правка: Алексей Соколов, sokolov_av@pochtamt.ru
--------------------------------------
Пролог
Некто в сером, именуемый Он, говорит о
жизни Человека. Подобие большой, правильно четырехугольной, совершенно пустой
комнаты, не имеющей ни двери, ни окон. Все в ней серое, дымчатое, одноцветное:
серые стены, серый потолок, серый пол. Из невидимого источника льется ровный,
слабый свет - и он так же сер, однообразен, одноцветен, призрачен и не дает ни
теней, ни светлых бликов. Неслышно отделяется от стены прильнувший к ней Некто в
сером. На Нем широкий, бесформенный серый балахон, смутно обрисовывающий контуры
большою тела; на голове Его такое же серое покрывало, густою тенью кроющее
верхнюю часть лица. Глаз Его не видно. То, что видимо: скулы, нос, крутой
подбородок, - крупно и тяжело, точно высечено из серого камня. Губы Его твердо
сжаты. Слегка подняв голову, Он начинает говорить твердым, холодным голосом,
лишенным волнения и страсти, как наемный чтец, с суровым безразличием читающий
Книгу Судеб.
- Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед
вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе небывший,
таинственно схороненный в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не
знаемый никем, - он таинственно нарушит затворы небытия и криком возвестит о
начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный
неведомой рукою, - это жизнь Человека. Смотрите на пламень его - это жизнь
Человека.
Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим
людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою, и его
жестокая судьба станет судьбою всех людей. Неудержимо влекомый временем, он
непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верху к
низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на
которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не
будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час - минута. И в слепом
неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он
покорно совершит круг железного предначертания.
Вот он - счастливый юноша. Смотрите, как ярко пылает свеча! Ледяной ветер
безграничных пространств бессильно кружится и рыскает, колебля пламя, - светло и
ярко горит свеча. Но убывает воск, съедаемый огнем. Но убывает воск.
Вот он - счастливый муж и отец. Но посмотрите, как тускло и странно мерцает
свеча: точно морщится желтеющее пламя, точно от холода дрожит и прячется оно.
Ибо тает воск, съедаемый огнем. Ибо тает воск.
Вот он - старик, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный
провал на месте их, - но все еще тянется вперед дрожащая нога. Пригибаясь к
земле, бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает, дрожит и падает - и
гаснет тихо.
Так умрет Человек. Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в
безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем. И Я, тот,
кого все называют Он, останусь верным спутником Человека во все дни его жизни,
на всех путях его. Не видимый Человеком и близкими его, Я буду неизменно подле,
когда он бодрствует и спит, когда он молится и проклинает. В часы радости, когда
высоко воспарит его свободный и смелый дух, в часы уныния и тоски, когда
смертным томлением омрачится душа и кровь застынет в сердце, в часы побед и
поражений, в часы великой борьбы с непреложным - Я буду с ним. Я буду с ним.
И вы, пришедшие сюда для забавы, вы, обреченные смерти, смотрите и слушайте:
вот далеким и призрачным эхом пройдем перед вами, с ее скорбями и радостями,
быстротечная жизнь Человека.
Некто в сером умолкает. И в молчании гаснет свет,
и мрак объемлет Его и серую пустую комнату.
Опускается занавес
Картина первая
РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА И МУКИ МАТЕРИ
Глубокая тьма, в которой все неподвижно. Как кучка серых притаившихся мышей,
смутно намечаются серые силуэты Старух в странных покрывалах и очертания
большой высокой комнаты. Тихими голосами, пересмеиваясь, Старухи ведут
беседу.
РАЗГОВОР СТАРУХ
- Хотелось бы мне знать, что родится у нашей приятельницы: сын или дочь?
- А разве вам не все равно?
- Я люблю мальчиков.
- А я люблю девочек. Они всегда сидят дома и ждут, когда к ним приходишь.
- А вы любите ходить в гости?
Старухи тихо смеются.
- Он знает.
- Он знает.
Молчание.
- Приятельнице нашей хотелось бы иметь девочку. Она говорит, что мальчики
слишком буйны нравом, предприимчивы и ищут опасности. Когда они еще маленькие,
они любят лазить по высоким деревьям и купаться в глубокой воде. И часто падают
и часто тонут. А когда становятся они мужчинами, они устраивают войны и убивают
друг друга.
- Она думает, что девочки не тонут. А я много-таки видела утонувших девочек,
и были они, как все утопленники: мокрые и зеленые.
- Она думает, что девочек не убивают камни!
- Бедная, ей так тяжело рожать. Вот уже шестнадцать часов сидим мы здесь, а
она все кричит. Сперва она кричала звонко, так что больно было ушам от ее крика,
потом тише, а теперь только хрипит и стонет.
- Доктор говорит, что она умрет.
- Нет, доктор говорит, что ребенок будет мертвый, а она сама останется
жива.
- Зачем они рожают? Это так больно.
- А зачем они умирают? Это еще больнее.
Старухи тихо смеются.
- Да. Рожают и умирают.
- И вновь рожают.
Смеются. Слышен тихий крик страдающей
женщины.
- Опять началось.
- У нее снова появился голос. Это хорошо.
- Это хорошо.
- Бедный муж: он так растерялся, что на него смешно смотреть. Прежде он
радовался беременности жены и говорил, что хочет мальчика. Он думает, что сын
его будет министром или генералом. Теперь он ничего не хочет, ни мальчика, ни
девочки, и только мечется и плачет.
- Когда у нее начинаются схватки, он тужится сам и краснеет.
- Его послали в аптеку за лекарством, а он два часа ездил мимо аптеки и не
мог вспомнить, что ему надо. Так и вернулся.
Старухи тихо смеются. Крик становится сильнее и
замирает. Тишина.
- Что с нею? Быть может, она уже умерла?
- Нет. Тогда бы мы услышали плач. Тогда вбежал бы сюда доктор и стал бы
говорить пустяки. Тогда бы внесли сюда ее мужа, потерявшего чувство, и нам
пришлось бы поработать. Нет, она не умерла.
- Тогда зачем же мы здесь сидим?
- Спросите у Него. Разве мы знаем?
- Он не скажет.
- Он не скажет. Он ничего не говорит.
- Он помыкает нами. Он поднимает нас с постелей и заставляет сторожить, а
потом оказывается, что и приходить не надо было.
- Мы сами пришли. Разве мы не сами пришли? Нужно быть справедливыми. Вот она
снова кричит. Разве вам мало этого?
- А вы довольны?
- Я молчу. Я молчу и жду.
- Какая вы добрая!
Смеются. Крики становятся сильнее.
- Как она кричит! Как ей больно!
- Вы знаете эту боль? Точно разрываются внутренности.
- Мы все рожали.
- Как будто это не она. Я не узнаю голоса нашей приятельницы. Он такой мягкий
и нежный.
- А это скорее похоже на вой зверя. Чувствуется ночь в этом крике.
- Чувствуется бесконечный темный лес, и безнадежность, и страх.
- Чувствуется одиночество и тоска. Разве возле нее нет никого? Почему нет
других голосов, кроме этого дикого вопля?
- Они говорят, но их не слышно. Вы замечали, как одинок всегда крик человека:
все говорят, и их не слышно, а кричит один, и кажется, что все другое молчит и
слушает.
- Я слышала раз, как кричал человек, которому смяло экипажем ногу. Улица была
полна народу, а казалось, что он только один и есть.
- Но это страшнее.
- Громче, скажите.
- Протяжнее, пожалуй.
- Нет, страшнее. Здесь чувствуется смерть.
- И там чувствовалась смерть. Он и умер.
- Не спорьте! Разве вам не все равно?
Молчание. Крик.
- Как странно кричит человек' Когда самой больно и кричишь, ты не замечаешь,
как это странно - как это странно.
- Я не могу представить себе рта, который издает эти звуки. Неужели это рот
женщины? Я не могу представить.
- Но чувствуется, что он перекосился.
- В какой-то глубине зарождается звук. Теперь это похоже на крик утопающего.
Слушайте, она захлебывается!
- Кто-то тяжелый сел ей на грудь!
- Кто-то душит ее!
Крики смолкают.
- Наконец-то умолкла. Это надоедает. Крик так однообразен и некрасив.
- А вы и тут хотели бы красоты, не правда ли?
Старухи тихо смеются.
- Тише! Он здесь?
- Не знаю.
- Кажется, здесь.
- Он не любит смеха.
- Говорят, что Он смеется сам.
- Кто это видел? Вы передаете просто слухи: о Нем так много лгут.
- Он слышит нас. Будем серьезны!
Тихо смеются.
- А все-таки я очень хотела бы знать, будет ли мальчик или девочка?
- Правда, интересно знать, с кем будешь иметь дело.
- Я бы желала, чтобы оно умерло, не родившись.
- Какая вы добрая!
- Не добрее, чем вы.
- А я бы желала, чтобы оно было генералом.
Смеются.
- Вы уж слишком смешливы! Мне это не нравится.
- А мне не нравится, что вы так мрачны.
- Не спорьте! Не спорьте! Мы все и смешливы и мрачны. Пусть каждая будет, как
она хочет.
Молчание.
- Когда они родятся, они очень смешные. Смешные детеныши.
- Самодовольные.
- И очень требовательные. Я не люблю их. Они сразу начинают кричать и
требовать, как будто для них все уже должно быть готово. Еще не смотрят, а уже
знают, что есть грудь и молоко, и требуют их. Потом требуют, чтобы их уложили
спать. Потом требуют, чтобы их качали и тихонько шлепали по красной спинке. Я
больше люблю их, когда они умирают, тогда они менее требовательны. Протянется
сам и не просит, чтобы его укачивали.
- Нет, они очень смешные. Я люблю обмывать их, когда они родятся.
- Я люблю обмывать их, когда они умерли.
- Не спорьте! Не спорьте! Всякой будет свое: одна обмоет, когда родится,
другая - когда умрет.
- Но почему они думают, что имеют право требовать, как только родятся? Мне не
нравится это.
- Они не думают. Это желудок требует.
- Они всегда требуют!
- Но ведь им никогда и не дают.
Старухи тихо смеются. Крики за стеной
возобновляются.
- Опять кричит.
- Животные рожают легче.
- И легче умирают. И легче живут. У меня есть кошка: если бы видели, какая
она толстая и счастливая.
- А у меня собака. Я ей каждый день говорю: ты умрешь! - а она осклабляет
зубы и весело вертит хвостом.
- Но ведь они - животные.
- А это - люди.
Смеются.
- Либо она умирает, либо родит. Чувствуются последние силы в этом вопле.
Вытаращенные глаза...
- Холодный пот на лбу...
Слушают.
- Она родит!
- Нет, она умирает.
Крики обрываются.
- Я вам говорю...
Некто в сером (говорит звучно и властно). Тише! Человек
родился.
Почти одновременно с Его словами приносится крик
ребенка, и вспыхивает свеча в Его руке. Высокая, она горит неуверенно и слабо,
но постепенно огонь становится сильнее. Тот угол, в котором неподвижно стоит
Некто в сером, всегда темнее других, и желтое пламя свечи озаряет его
крутой подбородок, твердо сжатые губы и крупные костистые щеки. Верхняя часть
лица скрыта покрывалом. Ростом Он несколько выше обычного человеческого роста.
Свеча длинная, толстая, вправлена в подсвечник старинной работы. На зелени
бронзы выделяется Его рука, серая, твердая, с тонкими длинными пальцами.
Медленно светлеет, и из мрака выступают фигуры
пяти сгорбленных Старух в странных покрывалах и комната. Она высокая,
правильно четырехугольная, с гладкими одноцветными стенами. Впереди и направо по
два высоких восьмистекольных окна, без занавесок; в стекла смотрит ночь. У стен
стоят стулья с высокими прямыми спинками.
Старухи (торопливо). Слышите, как забегали! Идут сюда.
- Как светло! Мы уходим.
- Смотрите, свеча высока и светла.
- Мы уходим! Мы уходим! Скорее!
- Но мы придем! Но мы придем!
Тихо смеются и в полумраке странными,
зигзагообразными движениями ускользают, пересмеиваясь. С их уходом свет
усиливается, но в общем остается тусклым, безжизненным, холодным; тот угол, в
котором недвижимо стоит Некто в сером с горящей свечой, темнее
других.
Входит Доктор в белом больничном балахоне и
Отец Человека. Лицо последнего выражает глубокое утомление и радость. Под
глазами синие круги, щеки впали, волосы в беспорядке. Одет очень небрежно. У
Доктора очень ученый вид.
Доктор. До последней минуты я не знал, останется ли в живых ваша жена
или нет. Я употребил все искусство и знание, но наше искусство значит так мало,
если не приходит на помощь сама природа. И я очень волновался, у меня и сейчас
так бьется пульс. Уже стольким детям я помог явиться на свет, но и до сих пор я
не могу отделаться от волнения. Но вы не слушаете меня, сударь.
Отец человека. Я слушаю, но ничего не слышу. До сих пор у меня стоит в
ушах ее крик, и я плохо понимаю. Бедная, как она страдала! Безумный, глупый, я
так хотел иметь детей, но теперь я отказываюсь от этого преступного желания.
Доктор. Вы еще позовете меня, когда родится у вас следующий.
Отец. Нет, никогда. Мне стыдно сказать, но я сейчас ненавижу ребенка,
из-за которого она столько страдала. Я даже не видал его, какой он?
Доктор. Он хорошо упитанный, крепкий мальчик и, если не ошибаюсь,
похож на вас.
Отец. Похож на меня? Как я счастлив! Теперь я начинаю любить его. Мне
всегда хотелось, чтобы у меня родился мальчик и был похож на меня. Вы видели: у
него такой нос, как мой, не правда ли?
Доктор. Да, нос и глаза.
Отец. И глаза? Это так хорошо! Я вам заплачу больше, чем назначил.
Доктор. Вы должны мне заплатить особо за щипцы, которые я
накладывал.
Отец (обращаясь к тому углу, где неподвижно стоит Он). Боже!
Благодарю тебя за то, что ты исполнил мое желание и дал мне сына, похожего на
меня. Благодарю тебя за то, что не умерла моя жена и жив ребенок. И прошу тебя:
сделай так, чтобы он вырос большим, здоровым и крепким, чтобы он был умным и
честным и чтобы никогда не огорчал нас: меня и его мать. Если ты сделаешь так, я
всегда буду верить в тебя и ходить в церковь. Теперь я очень люблю моего
сына.
Входят родственники. Их шестеро. Необыкновенно
толстая Пожилая дама с отвисшим подбородком и маленькими надменными
глазками, чрезвычайно важная и гордая. Пожилой господин, ее муж, очень
длинный и необыкновенно худой, так что платье висит на нем. Козлиная острая
бородка, длинные, до плеч, гладкие, точно намоченные, волосы и очки; смотрит
испуганно и в то же время поучительно; в руке держит шляпу - низкий черный
цилиндр. Молоденькая девушка, их дочь, с наивно вздернутым носиком,
мигающими глазами и открытым ртом. Худая дама, имеющая крайне угнетенный
и кислый вид; в руках держит носовой платок и часто вытирает им рот. Двое
юношей совершенно торжественных; необыкновенно высокие воротнички,
вытягивающие шею, прилизанные волосы, выражение недоумения и растерянности. Все
указываемые свойства в каждом из обладателей их достигают крайнего
развития.
Пожилая дама. Позволь, дорогой брат, поздравить тебя с рождением сына.
(Целует его.)
Пожилой господин. Позволь, дорогой родственник, сердечно поздравить тебя
с рождением столь долго ожидаемого сына. (Целует.)
Остальные. Позвольте нам, дорогой родственник, поздравить вас с рождением
сына. (Целуют.)
Доктор уходит.
Отец (очень растроганный). Благодарю вас! Благодарю вас! Все вы
очень хорошие, очень добрые и милые люди, и я очень люблю вас. Прежде я
сомневался и думал, что ты, дорогая сестра, несколько занята собой и своими
достоинствами, а вы, милый зять, несколько педантичны. И про остальных я думал,
что они холодны ко мне и ходят только обедать, но теперь я вижу, что ошибался. Я
очень счастлив: у меня родился сын, похожий на меня, и кроме того, я сразу вижу
столько хороших, любящих меня людей.
Целуются.
Молодая девушка. Как вы назовете сына, дорогой дядя? Мне бы очень
хотелось, чтобы это было красивое, поэтическое имя. Так много зависит от того,
как зовут человека.
Пожилая дама. Я бы желала, чтобы это было простое и солидное имя. Люди с
красивыми именами всегда очень легкомысленны и редко успевают в жизни.
Пожилой господин. Мне кажется, что вам, дорогой шурин, следовало бы
наречь сына по имени какого-нибудь из старших родственников. Это продолжает и
укрепляет род.
Отец. Да, мы с женой уже думали об этом, но не могли решить. Вообще с
рождением ребенка приходит столько новых мыслей и забот!
Пожилая дама. Это наполняет жизнь.
Пожилой господин. Это ставит прекрасную цель для жизни. Воспитывая
ребенка, устраняя от него те ошибки, жертвой которых мы были, укрепляя его ум
нашим собственным богатым опытом, мы таким образом создаем лучшего человека и
медленно, но верно движемся к конечной цели существования - к
совершенству.
Отец. Вы совершенно правы, уважаемый зять. Когда я был маленьким, я очень
любил мучить животных, и это развивало во мне жестокость. Моему сыну я не
позволю мучить животных. Уже будучи взрослым, я часто ошибался в дружбе и любви:
избирал недостойных друзей и вероломных женщин. Моему сыну я объясню...
Доктор (входит и громко говорит). Сударь, вашей жене очень
плохо. Она хочет видеть вас.
Отец. Ах, боже мой! (Уходит вместе с доктором.)
Родственники садятся полукругом и некоторое время
торжественно молчат. В углу, обратив к ним каменное лицо свое, неподвижно стоит
Некто в сером.
РАЗГОВОР РОДСТВЕННИКОВ
- Ты не думаешь, милая жена, что наша родственница может умереть?
- Нет, я не думаю это. Она очень нетерпеливая женщина и придает много
значения своим болям. Все женщины рожают, и никто не умирает. Я сама рожала
шесть раз.
- Но она так кричала, мама!
- Да, у нее на лице кровоподтеки от крика. Я обратил на это внимание!
- Это не от крика. Это оттого, что надо тужиться. Ты этого не понимаешь. У
меня у самой были кровоподтеки, однако я не кричала.
- Одна моя знакомая, жена инженера, рожала недавно и тоже почти не
кричала.
- Я не знаю жены инженера. Напрасно брат так беспокоится: нужно быть тверже и
смотреть на вещи спокойнее. Я боюсь, что и в воспитание ребенка он внесет много
фантазерства и распущенности.
- Он очень безвольный человек. У него у самого так мало денег, а он дает
взаймы людям, не заслуживающим доверия.
- Вы знаете, сколько стоило для ребенка белье?
- Не говорите, меня так огорчает легкомыслие брата. Мы часто спорим с ним по
этому поводу.
- А говорят, что бебе приносит аист. Какой же это аист!
Молодые люди одновременно фыркают.
- Не говори глупостей. Я на твоих глазах родила пятерых, а я, слава богу, не
аист.
Молодые люди снова фыркают, а Пожилая дама
продолжительно и строго смотрит на них.
- Ты должна заметить себе, что это предрассудок. Дети родятся совершенно
естественным путем, строго установленным наукой.
- Они теперь на новой квартире.
- Кто?
- Инженер и его жена. Старая квартира оказалась очень сырая и холодная.
Несколько раз жаловались домовладельцу, но он не обратил внимания. По моему
мнению, лучше маленькая квартира, но теплая, чем большая и сырая. В сырой
квартире можно умереть от насморков и ревматизма.
- У одних моих знакомых тоже очень сырая квартира.
- И у моих тоже. Очень сырая!
- Теперь так много сырых квартир!
- Скажите, пожалуйста, я давно хотела у вас спросить: как выводятся жирные
пятна со светлых материй?
- Шерстяной?
- Нет, с шелковой.
Крики ребенка за стеной.
- Возьмите небольшой кусок чистого льда и хорошенько трите то место, где
пятна. И когда хорошенько протрете, возьмите горячий утюг и прогладьте.
- Скажите, как просто! А я слыхала, что лучше борной водой.
- Нет, борной водой хорошо только для темных материй. А для светлых самое
лучшее - лед.
- Скажите, пожалуйста, можно здесь курить? Я как-то никогда не думал, можно
ли курить, когда только что родился ребенок?
- И мне никогда не приходилось. Как странно! На похоронах, я знаю, курить
неприлично, но тут...
- Какие пустяки! Конечно, можно.
- Только куренье табаку вообще очень дурная привычка! Вы еще очень молодой
человек, и вам следовало бы поберечь здоровье. В жизни так много случаев, когда
здоровье необходимо.
- Но табак возбуждает.
- Поверьте мне, это очень нездоровое возбуждение. Я сам в молодости, когда
был легкомыслен, злоупотреблял курением табаку...
- Мама, как он кричит! Как он кричит, мама! Он хочет молочка?
Молодые люди фыркают. Пожилая дама строго
смотрит на них.
Опускается занавес
Картина вторая
ЛЮБОВЬ И БЕДНОСТЬ
Все залито ярким, теплым светом. Большая, очень
высокая и очень бедная комната. Совершенно гладкие светло-розовые стены, местами
покрытые фантастическим и красивым сплетением сырых пятен. В правой стене два
высоких восьмистекольных окна без занавесок; в них смотрит ночь. Две бедные
кровати, два стула и непокрытый стол, на котором стоит полуразбитый кувшин с
водою и прекрасный букет полевых цветов.
В углу, который темнее других, стоит Некто в
сером. Свеча в Его руке убыла на одну треть, но пламя еще очень ярко, высоко
и бело и бросает сильные блики на каменное лицо Его и подбородок. Входят
соседи, одетые в яркие, веселые платья. Все руки у них полны цветов,
травы, зеленых свежих веток дуба и березы. Разбегаются по комнате. Лица у всех
простые, веселые и добрые.
РАЗГОВОР СОСЕДЕЙ
- Как они бедны! Смотрите, у них нет ни одного лишнего стула...
- Ни занавесок на окнах...
- Ни картин на стенах...
- Как они бедны! Смотрите, они едят только черствый хлеб...
- И пьют только воду: холодную воду из студеного ключа!
- У них нет даже лишней одежды. Она всегда ходит в своем розовеньком платье,
с голою шейкой, что делает ее похожей на девочку.
- А он в своей блузе и диком галстуке, что делает его похожим на артиста и
заставляет злобно лаять на него всех собак...
- И вызывает недовольство всех порядочных людей!
- Собаки ненавидят бедняков. Я видел вчера, как три собаки напали на него, и
он отбивался палкой, крича: "Не смейте касаться моих брюк! Это последние брюки!"
И он смеялся, а собаки с оскаленными губами бросались на него и выли от
злости.
- А я видела сегодня, как двое порядочных людей, господин и дама, испугались
его и перешли на другую сторону. "Он сейчас попросит денег", - сказал господин.
"Он нас убьет", - запищала дама, и они перешли на другую сторону, оглядываясь и
держась за карманы. А он качал головой и смеялся.
- Он такой веселый!
- Они постоянно смеются.
- И поют!
- Это он поет. Она танцует.
- В своем розовеньком платье, с голенькой шейкой.
- На них приятно смотреть: такие они молодые и славные.
- А мне их жалко: ведь они голодны. Понимаете: голодны.
- Да, это правда. У них было больше мебели и платья, но они все продали. И
теперь им нечего уже продавать.
- Я помню, у нее такие красивые серьги, и она их продала, чтоб купить
хлеб.
- А у него был красивый черный сюртук, в котором он венчался, и он продал
его.
- У них остались только обручальные кольца. Как они бедны!
- Это ничего. Это ничего. Я сам был молод и знаю это.
- Что ты говоришь, дедушка?
- Это ничего. Это ничего.
- Смотрите, дедушке захотелось петь, думая о них.
- И танцевать!
Смеются.
- Он такой добрый: он сделал моему мальчику лук и стрелы.
- А она плакала со мной, когда была больна моя дочь.
- Он помог мне поставить упавший забор. Крепкий паренек!
- Приятно иметь таких хороших соседей. Их молодость согревает нашу холодную
старость, их беззаботность прогоняет наши заботы.
- Но их комната похожа на тюрьму: она так пуста.
- Нет, она похожа на храм: в ней так светло!
- Смотрите, у них на столе цветы. Это она собрала, гуляя по полю в своем
розовеньком платье, с голенькой шейкой. Вот ландыши! На них еще не высохла
роса.
- Вот красная горячая смолка!
- Вот фиалки!
- Вот простая зеленая травка!
- Не трогайте, девушки, не трогайте цветов. На них ее поцелуи - не уроните их
на землю; на них ее дыхание - не сдуйте его вашим дыханием. Не трогайте,
девушки, не трогайте цветов!
- Он придет и увидит цветы!
- Он возьмет поцелуй.
- Он выпьет ее дыхание...
- Как они бедны! Как они счастливы!
- Пойдемте! Пойдемте отсюда!
- Но неужели мы ничего не принесли нашим милым соседям! Это было бы так
плохо!
- Я принесла бутылку молока и кусок белого, пахучего хлеба. (Ставит на
окно.)
- А я мягкой и нежной травы: когда рассыпать ее по полу, то становится как на
цветущем лугу, и пахнет весною. (Рассыпает.)
- А я цветов! (Разбрасывает их.)
- А мы березовых и дубовых веток с зелеными листьями: если убрать ими стены,
то становится похоже на зеленый веселый лес!
Убирают комнату, загораживая темные окна,
закрывая листьями розовую наготу стен.
- А я хорошую сигару. Она очень дешевая, но крепкая и пахучая, и от нее
бывает приятный сон. (Кладет на окно.)
- А я розовую ленточку. Если повязать ею волосы, то становишься такой
нарядной и красивой. Мне подарил ее возлюбленный, но у меня так много лент, а у
нее ни одной. (Кладет туда же.)
- А что же ты, дедушка? Разве ты ничего не принес?
- Я ничего. Я ничего. Я принес только мой кашель. Но этого им не нужно.
Правда, сосед?
- Как и мои костыли... Эй, девушки, кому нужны мои костыли?
- Помнишь, сосед?..
- А ты, сосед, помнишь?..
- Пойдем-ка, сосед, спать. Уже поздно.
Вздыхают и уходят, один покашливая, другой
постукивая костылями.
- Пойдемте! Пойдемте!
- Дай бог им счастья: они такие хорошие соседи!
- Дай бог, чтобы всегда они были здоровы и веселы и любили друг друга. И
чтобы не пробегала между ними противная черная кошка!
- И чтобы нашлась молодчику работа. Плохо, когда у человека нету работы.
Уходят. Тотчас же входит Жена Человека,
очень красивая, грациозная, нежная, с цветами в пышных полураспущенных волосах.
У нее очень грустный вид. Садится на стул, складывает на коленях ручки и грустно
говорит, обращаясь к зрителям.
Жена человека. Я сейчас ходила в город и искала - не знаю, чего я
искала. Мы так бедны, у нас нет ничего, и нам очень трудно жить. Нужны деньги, а
как их достать - я не знаю. Если просить у людей - не дадут: отнять - у меня
нету силы. Я искала работу, но и работы мне не дают, говорят, что людей много, а
работы так мало. Я на дорогу смотрела: не уронит ли кто-нибудь из богатых свой
кошелек, но или его не роняли, или уже поднят кошелек кем-нибудь более
счастливым, чем я. И мне так грустно. Вот сейчас придет мой муж с поисков
работы, усталый, голодный, а что я ему дам, кроме моих поцелуев? Но только ведь
поцелуями сыт не будешь, нет. Мне так грустно, что хочется плакать.
Я могу очень долго не есть, и мне ничего, а он не может. У него большое тело,
которое требует пищи, и когда он долго не ест, он становится такой жалкий,
бледный, больной, раздраженный. Бранит меня, а потом целует и просит, чтобы я не
сердилась. Но я никогда не сержусь, потому что очень люблю его. Мне только
грустно.
Мой муж - очень талантливый архитектор, и я даже думаю, что он гениален. Его
родители умерли очень рано, и он остался сиротою. Некоторое время после смерти
родителей его поддерживали родственники, но так как он был всегда очень
самостоятелен характером и резок, часто говорил неприятные вещи, не высказывал
благодарности, то его бросили. Но он продолжал учиться, добывая средства уроками
и часто голодая, и окончил высшую школу. Он часто голодал, мой бедный муж!
Теперь он архитектор и делает чертежи прекрасных зданий, но никто их не берет, и
многие глупые люди даже смеются над ним. Чтобы пробиться вперед, нужны
покровители или удача, а у него нет ни покровителей, ни удачи. Вот и ходит он,
разыскивая случая - какого-то случая, - а может быть, и на земле ищет денег, как
я. Он очень еще молод и наивен.
Конечно, когда-нибудь и к нам повернется счастье, но только когда это будет?
А пока нам очень трудно жить. Когда мы повенчались, у нас было маленькое
приданое, но мы очень скоро его прожили: все ходили в театр и ели конфеты. Он
еще надеется, а я иногда совсем теряю надежду и потихоньку плачу. Сердце у меня
сжимается, когда я подумаю, что вот придет он, и опять ничего - кроме моих
жалких поцелуев.
Господи боже! Будь нам милосердным и добрым отцом. Ведь у тебя так много
всего: и хлеба, и работы, и денег. Твоя земля так богата: она родит плоды и
колосья на поле, она покрывает цветами луга, из темной глубины своей шлет она
людям золото и драгоценные красивые камни. И так много тепла у твоего солнца, и
у твоих задумчивых звезд так много тихой радости. Дай нам немного из своей
кошницы, совсем немного, столько, сколько даешь ты птицам своим. Немного хлеба,
чтобы не был голоден мой милый, хороший муж. Немного тепла, чтобы не было
холодно ему, и немного работы, чтобы поднял он гордо свою красивую голову. И,
пожалуйста, не гневайся на моего мужа, что он так ругается, и смеется, и даже
поет, заставляя меня танцевать: он так молод и совершенно несерьезен.
Теперь, когда я помолилась, мне стало легче, и я опять надеюсь. Правда,
отчего богу не дать, когда его так просят? Пойду и поищу немного, не уронил ли
кто-нибудь кошелек или блестящий алмаз. (Уходит.)
Некто в сером. Она не знает, что уже исполнено желание ее. Она не знает,
что уже сегодня утром в богатом доме два человека, согнувшись, жадно
рассматривали чертеж Человека и восторгались им. Весь день сегодня они тщетно
разыскивали Человека, - богатство искало его, как он ищет богатство. И завтра
утром, когда соседи уйдут на работу, к их дому подъедет автомобиль, и два
господина, низко кланяясь, войдут в бедную комнату и принесут богатство и славу.
Но не знают об этом ни он, ни она. Так приходит к человеку счастье - и так же
уходит оно.
Входят Человек и его Жена. У
Человека красивая, гордая голова с блестящими глазами, высоким лбом и черными
бровями, расходящимися от переносья, как два смелых крыла. Волнистые черные
волосы свободно откинуты назад: низкий, белый, мягкий воротник открывает
стройную шею и часть груди. В движениях своих Человек легок и быстр, как молодое
животное, но позы он принимает свойственные только человеку: деятельно-свободные
и гордые.
Человек. Опять ничего. Скоро я лягу в постель и так буду лежать весь
день, - пускай приходят за мной те, кому я нужен, а сам я не пойду. Завтра же
лягу.
Жена. Ты устал?
Человек. Да, я устал и голоден. Я мог бы, как герой Гомера, съесть
целого быка, а придется довольствоваться куском черствого хлеба. Ты знаешь ли,
что человек не может постоянно есть один только хлеб, - мне хочется грызть,
рвать, кусать!
Жена. Мне жалко тебя, мой милый.
Человек. Да, и мне жалко себя, но от этого я не сыт. Сегодня я целый
час стоял перед гастрономическим магазином, и как люди рассматривают
произведение искусства, так я рассматривал эти пулярки, паштеты, колбасы. А
вывески! Они так хорошо умеют рисовать ветчину, что ее можно съесть вместе с
железом.
Жена. Ветчину и я люблю.
Человек. Кто же не любит ветчины? А омаров ты любишь?
Жена. Да, люблю.
Человек. Какого я видел омара! Он был нарисован, но он был еще
красивее, чем живой. Красный, как кардинал, величественный, строгий, он стоил
того, чтобы подойти к нему под благословение. Я думаю, я мог бы съесть двух
таких кардиналов и папу - карпа в придачу.
Жена (грустно). Ты не замечаешь моих цветов?
Человек. Цветы? А их можно есть?
Жена. Ты не любишь меня.
Человек (целуя ее). Прости меня! Но, правда, я так голоден.
Посмотри, у меня трясутся руки, я даже в собаку не в силах бросить камнем.
Жена (целует руку). Бедный мой!
Человек. А откуда эти листья на полу? От них так хорошо пахнет. Это
также ты?
Жена. Нет, это, наверное, соседи.
Человек. Милые люди наши соседи. Странно: так много хороших людей на
свете, а человек может умереть с голоду. Отчего это?
Жена. Ты стал так мрачен. Ты хмуришься? Ты видишь что-нибудь?
Человек. Да, предо мной, среди моих шуток, проскользнул ужасный образ
нищеты и стал вон там, в углу. Ты видишь ее? Жалобно протянутые руки,
заброшенность детеныша в лесу, молящий голос и тишина людской пустыни. Помогите!
Никто не слышит. - Помогите, я умираю! - Никто не слышит. Смотри, жена, смотри!
Вот, дрожа, выплывают смутные черные тени, как обрывки верного дыма из длинной
страшной трубы, ведущей в ад. Смотри: и я между ними.
Жена. Мне стало страшно, и я не могу смотреть в тот темный угол. Ты
видел все это на улице?
Человек. Да, я видел все это на улице, и скоро это будет с нами.
Жена. Нет, бог не допустит этого.
Человек. Отчего же он для других допускает?
Жена. Мы лучше других, мы хорошие люди. Мы ничем его не огорчаем.
Человек. Ты думаешь? А я так часто ругаюсь.
Жена. Ты не злой.
Человек. Нет, я злой, я злой! Когда я похожу по улице и посмотрю на
все, что нам не принадлежит, у меня отрастают клыки, как у кабана. Ах, как много
нет у меня денег! Слушай меня, маленькая женка! Сегодня я гулял вечером в парке,
в этом прекрасном парке, где дороги прямы, как стрелы, и красивые буки похожи на
королей в коронах...
Жена. А я ходила по улицам города, и там все магазины, такие красивые
магазины...
Человек. Мимо меня проходили люди с тросточками, одетые так красиво, и
я думал: а у меня этого нет!
Жена. Нарядные женщины в изящных ботинках, делающих ногу красивой, в
прекрасных шляпах, из-под которых глаза сверкают так таинственно, в шелковых
юбках, издающих загадочный шелест, - проходили мимо меня, и я думала: а у меня
нет хорошей шляпки, нет шелковой юбки!
Человек. Один нахал толкнул меня плечом, но я показал ему свои клыки,
и он позорно спрятался за других!
Жена. Меня толкнула нарядная дама, но я даже не посмотрела на нее: так
было мне неловко!
Человек. Там проносились всадники на горячих, гордых конях, а у меня
этого нет!
Жена. У нее в ушах были такие брильянты, что хотелось поцеловать!
Человек. Там бесшумно, как призраки с горящими глазами, скользили
красные и зеленые автомобили, и люди сидели в них, и смеялись, и лениво смотрели
по сторонам, - а у меня этого нет!
Жена. А у меня нет ни брильянтов, ни изумрудов, ни белого чистого
жемчуга!
Человек. Над озером богатый ресторан сверкал огнями, как царствие
небесное, и там ели! Министры во фраках, какие-то ангелы с белыми крыльями
разносили бутерброды и пиво, и там ели, там пили! Я есть хочу! Маленькая женка,
я есть хочу!
Жена. Миленький, ты бегаешь, а от этого еще больше хочется есть. Ты
лучше сядь, а я сяду к тебе на колени, а ты возьми бумагу и нарисуй
красивое-красивое здание.
Человек. Мое вдохновение так же голодно, оно рисует только съестные
пейзажи! Уже давно дворцы походят на толстые пироги с жирной начинкой, а церкви
- на гороховые колбасы. Но на твоих глазах я вижу слезы: что с тобой, моя
маленькая женка?
Жена. Мне так грустно, что я не могу помочь тебе!
Человек. Ты меня пристыдила. Я, крепкий мужчина, умный, талантливый,
здоровый, ничего не могу сделать, а моя маленькая женка, моя сказочная фея
плачет, что не в силах помочь мне! Когда женщина плачет, это всегда позор для
мужчины. Мне совестно!
Жена. Ты же не виноват, что люди не могут тебя оценить!
Человек. У меня даже уши покраснели! Словно меня, как в детстве,
отодрали за уши! Ты ведь тоже голодна, а я не вижу этого, как настоящий эгоист.
Это подло!
Жена. Милый мой, я не чувствую голода...
Человек. Это бесчестно! Это малодушно! Тот нахал, который толкнул
меня, был прав: он видел, что это идет настоящая жирная свинья! Кабан с острыми
клыками, но с глупой головой!
Жена. Если ты будешь бранить себя так нехорошо, я опять заплачу.
Человек. Нет, нет, не нужно слез! Когда я вижу слезы на твоих глазах,
мною овладевает страх. Я боюсь этих кристальных, светлых капелек: точно кто-то
другой, кто-то страшный роняет их. Я не позволю тебе плакать. У нас нет ничего,
мы бедны, - но я расскажу тебе о том, что у нас будет. Я очарую тебя светлой
сказкой, яркими мечтами обовью я тебя, как розами, моя царица!
Жена. Не нужно бояться! Ты сильный, ты гениальный, и ты победил жизнь.
Минута уныния пройдет, и святое вдохновение вновь осенит твою гордую голову.
Человек (становится в гордую и смелую позу вызова и бросает в тот
угол, где стоит Неизвестный, дубовый листок со словами). Эй, ты, как тебя
там зовут: рок, дьявол или жизнь, я бросаю тебе перчатку, зову тебя на бой!
Малодушные люди преклоняются пред твоею загадочною властью. Твое каменное лицо
внушает им ужас, в твоем молчании они слышат зарождение бед и грозное падение
их. А я смел и силен и зову тебя на бой. Поблестим мечами, позвеним щитами,
обрушим на головы удары, от которых задрожит земля! Эй, выходи на бой.
Жена (приникая немного позади к его левому плечу, говорит
страстно). Смелее, мой милый, еще смелее!
Человек. Твоей зловещей косности я противопоставлю мою живую и бодрую
силу; мрачности твоей - мой яркий и звонкий смех! Эй, отражай удары! У тебя
каменный лоб, лишенный разума, - бросаю в него раскаленные ядра моей сверкающей
мысли; у тебя каменное сердце, лишенное жалости, - сторонись, я лью в него
горячую отраву мятежных криков! Черною тучею твоего свирепого гнева затмится
солнце, - мы мечами осветим тьму! Эй, отражай удары!
Жена. Смелее, еще смелее! За тобой стоит твой оруженосец, мой гордый
рыцарь!
Человек. Побеждая, я буду петь песни, на которые откликнется вся
земля; молча падая под твоим ударом, я буду думать лишь о том, чтобы снова
встать и ринуться на бой! В моей броне есть слабые места, я знаю это. Но,
покрытый ранами, истекающий алой кровью, я силы соберу, чтобы крикнуть: ты еще
не победил, злой недруг человека!
Жена. Смелее, мой рыцарь! Я слезами твои омою раны, поцелуями
остановлю бег алой крови!
Человек. И, умирая на поле брани, как умирают храбрые, одним лишь
возгласом я уничтожу твою слепую радость: я победил! Я победил, злой враг мой,
ибо до последнего дыхания не признал я твоей власти!
Жена. Смелей, мой рыцарь, смелей! Я умру с тобою, Человек. Эй, эй,
выходи на бой! Поблестим мечами, позвеним щитами, обрушим на головы удары, от
которых задрожит земля. Эй, выходи!
Некоторое время Человек и его Жена остаются в тех
же позах, потом оборачиваются друг к другу и целуются.
Так разделаемся мы с жизнью, моя маленькая женка, не правда ли? Пусть она
хмурится, как слепая сова при солнце, - мы заставим ее улыбнуться!
Жена. И поплясать под наши песни. Нас двое!
Человек. Нас двое. Ты хорошая жена, ты моя верная подруга, ты храбрая
маленькая женщина, и, пока мы с тобой, нам никто не страшен. Эка бедность!
Сегодня бедны, а завтра уже богаты!
Жена. И что такое голод? Сегодня хочется есть, а завтра мы уже
сыты.
Человек. Ты думаешь? Очень возможно. Но я буду очень много есть - так
много нужно, чтобы я почувствовал себя сытым. Как ты думаешь, достаточно это
будет: утром чай, или кофе, или шоколад, как кто хочет, выбор свободный. Потом
завтрак из трех блюд. Потом обед. Потом ужин. Потом...
Жена. Побольше фруктов. Я очень люблю фрукты.
Человек. Хорошо. Я буду корзинами покупать их прямо на рынке: там они
дешевле и свежее. Впрочем, у нас будет свой сад.
Жена. Но у нас нет земли!
Человек. Я куплю. Мне давно хочется иметь свой кусочек земли. Кстати,
я построю там дом по своему рисунку. Пусть посмотрят, негодяи, какой я
архитектор!
Жена. Мне хотелось бы в Италии, у самого моря. Мраморная белая вилла в
роще лимонов и кипарисов. И чтобы белые мраморные ступени опускались прямо в
голубые волны.
Человек. Понимаю. Это хорошо. Но я рассчитываю, кроме того, построить
замок в Норвегии, в горах. Внизу фиорд, а вверху, на острой горе, замок. Бумаги
у нас нет? Ну, смотри на стену, я буду показывать. Вот это фиорд, видишь?
Жена. Да. Как красиво!
Человек. Блестящая, глубокая вода здесь - она отражает нежно-зеленую
траву: здесь - красный, черный, коричневый камень. А вот здесь в прорыве где вот
это пятно - клочок голубого неба и белое, тихое облачко...
Жена. Белая лодка, смотри, отразилась в воде, как будто грудь с грудью
два белые лебедя.
Человек. А вот тут идет кверху гора. Веселая, зеленая снизу, кверху
она все мрачнее, все строже. Острые скалы, черные тени, обрывки и лохмотья
туч...
Жена. Похоже на разрушенный замок.
Человек. И вот на том, на среднем пятне построю я царственный
замок.
Жена. Там холодно! Там ветер!
Человек. У меня будут толстые каменные стены и огромные окна из целого
стекла. Ночью, когда забушует зимняя вьюга и заревет внизу фиорд, мы завесим
окна и затопим огромный камин. Это будут такие огромные очаги, в которых будут
гореть целые бревна, целые леса смолистых сосен!
Жена. Как тепло!
Человек. И тихо как, заметь. Везде ковры и много-много книг, от
которых бывает такая живая и теплая тишина. А мы вдвоем. Там ревет буря, а мы
вдвоем, перед камином, на шкуре белого медведя. "Не взглянуть ли, что делается
там?" - скажешь ты. "Хорошо", - отвечу я, и мы подойдем к самому большому окну и
отдернем занавес. Боже, что там!
Жена. Клубится снег!
Человек. Точно белые кони несутся, точно мириады испуганных маленьких
духов, бледных от страха, ищут спасения у ночи. И визг и вой...
Жена. Ой, холодно! Я дрожу!
Человек. Скорее к огню! Эй, подайте мой дедовский кубок. Да не тот, -
золотой, из которого викинги пили! Налейте его золотистым вином, да не так, - до
краев пусть поднимается жгучая влага. Вот на вертеле жарится серна - несите-ка
ее сюда, я ее съем! Да скорее, а то я съем вас самих, - я голоден, как черт!
Жена. Ну, вот и принесли... Дальше.
Человек. Дальше... Понятно, я ее съем, что же может быть дальше? Но
что ты делаешь с моей головой, маленькая женка?
Жена. Я богиня славы! Из листьев дубовых, которые набросали соседи, я
сплела тебе венок и венчаю тебя. Это слава пришла, прекрасная слава!
(Надевает венок.)
Человек. Да, слава, шумящая, звонкая слава. Смотри на стену! Вот это - я иду.
А кто рядом со мной, видишь?
Жена. Это я.
Человек. Смотри - нам кланяются. О нас шепчутся. На нас показывают
пальцами. Вот какой-то почтенный старик заплакал и говорит: счастлива родина,
имеющая таких детей. Вот юноша, бледнея, смотрит, на него с улыбкой оглянулась
слава. В это время я уже построил Народный дом, которым гордится вся наша
земля...
Жена. Ты мой славный! К тебе так идет венок из дуба, а из лавра пошел
бы еще больше.
Человек. Смотри, смотри! Вот это - идут ко мне представители от
города, где я родился. Они кланяются и говорят: город наш гордится честью...
Жена. Ах!
Человек. Что ты?
Жена. Я нашла бутылку молока.
Человек. Этого не может быть!
Жена. И хлеб, мягкий пахучий хлеб. И сигару.
Человек. Этого не может быть! Ты ошиблась: это сырость с проклятой
стены, а тебе показалось - молоко.
Жена. Да нет же!
Человек. Сигара! Сигары не растут на окнах. Их за бешеные деньги
продают в магазинах. Это, наверное, черный обломанный сучок!
Жена. Ну, посмотри же! Я догадываюсь: это принесли наши милые
соседи.
Человек. Соседи? Поверь мне: это люди, но - божественного
происхождения. Но если бы это принесли сами черти... Скорее сюда, моя маленькая
женка!
Жена Человека садится к нему на колени, и так
они едят. Она отламывает кусочки хлеба и кладет ему в рот, а он поит ее молоком
из бутылки.
По-видимому, сливки!
Жена. Нет, молоко. Жуй получше, ты подавишься!
Человек. Корку давай. Она такая поджаристая!
Жена. Ну, ведь я говорила, что подавишься.
Человек. Нет, проглотил.
Жена. У меня молоко течет по шее и подбородку. Ой, щекотно!
Человек. Дай я его выпью. Не нужно, чтобы капля пропадала.
Жена. Какой ты хитрый!
Человек. Готово. Быстро. Все хорошее кончается так быстро. У этой
бутылки, по-видимому, двойное дно: с виду она кажется глубже! Какие жулики эти
фабриканты стекла!
Он закуривает сигару, приняв позу блаженно
отдыхающего человека, она повязывает в волосы розовенькую ленточку, смотрясь в
черное стекло окна.
По-видимому, дорогая сигара: очень пахучая и крепкая. Всегда буду курить
такие!
Жена. Ты не видишь?
Человек. Все вижу. И ленточку, и вижу, что ты хочешь, чтобы я
поцеловал твою голенькую шейку. Жена. Этого я не позволю. Вообще ты стал что-то
развязен. Кури, пожалуйста, свою сигару, а моя шейка...
Человек. Что? Да разве она не моя? Черт возьми, покушение на
собственность!
Она бежит. Человек догоняет ее и целует.
Вот. Права восстановлены. А теперь, моя маленькая женка, танцевать. Вообрази,
что это - великолепный, роскошный, изумительный, сверхъестественный, красивый
дворец.
Жена. Вообразила.
Человек. Вообрази, что ты - царица бала.
Жена. Готово.
Человек. И к тебе подходят маркизы, графы, пэры. Но ты отказываешь им
и избираешь этого, как его - в трико. Принца! Что же ты?
Жена. Я не люблю принцев.
Человек. Вот как! Кого же ты любишь?
Жена. Я люблю талантливых художников.
Человек. Готово. Он подошел. Боже мой, но ведь ты кокетничаешь с
пустотой? Женщина!
Жена. Я вообразила.
Человек. Ну, ладно. Вообрази изумительный оркестр. Вот турецкий
барабан: бум-бум-бум! (Бьет кулаком по столу, как по барабану.)
Жена. Милый мой! Это только в цирке собирают публику барабаном, а во
дворце...
Человек. Ах, черт возьми! Перестань воображать. Воображай опять! Вот
заливаются певучие скрипки. Вот нежно поет свирель. Вот гудит, как жук, толстый
контрабас...
Человек в дубовом венке садится и напевает
танец, прихлопывая в такт ладонями. Мотив тот, что повторяется в следующей
картине на балу у Человека. Жена танцует, грациозная и стройная.
Ах ты, козочка моя!
Жена. Я царица бала.
Пенье и танец все веселее. Постепенно Человек