Сканирование и правка: Алексей Соколов, sokolov_av@pochtamt.ru
--------------------------------------
Действующие лица
Самсон
Мариам, его мать
Слепая из
Иудеи
Ахимелек, внук и преемник филистимского царя
Рефаима
Галиал, знатный филистимлянин, советник и учитель
Ахимелека
Далила, его сестра
Адорам, его
брат
Фара, филистимский воин, друг Галиала
Гефтора,
наложница Галиала
Ягаре-Оргим, тюремщик
Сафут, юноша-раб,
его помощник
Беф-Епаним, главный военачальник
Амморей,
военачальник
Верховный жрец Дагона
Ахузаф, Одоллам -
граждане
Жрецы, воины, филистимские вельможи и народ
Действие 1
В мягком камне грубо вырубленная пещера с одним
столбом-колонной посередине. Под самым потолком пещеры довольно большое, с
неровными краями, квадратное окно, защищенное толстыми железными полосами: в
левой стене проход, откуда спадают в пещеру массивные каменные ступени. Ложе у
стены, стол и скамья - все из камня, все грубо, массивно и тяжело. Пещера эта
служит темницей для важных преступников, и теперь в ней заключен Самсон, сын
Маноя, ранее бывший судьей израильским.
Красный весенний закат. Лучи солнца наискось
падают в пещеру, наполняют ее красноватым сиянием отсветов. Самсон только
что вернулся с работ и лениво валяется на своем ложе. Он слеп и грязен, имеет
вид раба. Мощный торс и ноги обнажены, и только вокруг бедер какое-то грязное
цветное тряпье; борода и огромные волосы в диком беспорядке. На руках и ногах
тяжелые оковы.
Самсон (лениво зовет тюремщика). Ягаре! Ягаре-Оргим! Пойди
сюда. (Чешется, тяжело переваливаясь и звеня цепью, старается достать
спину.) Ягаре, пойди сюда. Отчего ты не идешь? Эй! Ягаре-Оргим!
Спускается по ступеням тюремщик, маленький,
сухой старик, похожий на козла.
Ягаре. Что надо? Что кричишь? Ну!
Самсон. Почеши мне спину. Я не достану.
Ягаре. За этим звал, собака? Сам почеши.
Самсон. Я не достану. Цепь мешает. Почеши мне спину.
Ягаре. Пойди к стене, как овца, и чешись. Грязный скот!
(Выходит.)
Самсон. Куда ты?
Ягаре. Тебе за едой. Какой ты грязный скот, Самсон! У тебя оплевана
вся борода. Умойся, кувшин с водой на столе.
Самсон. Не стану. Почеши мне спину, Ягаре. Ягаре, Ягаре,
Ягаре-Оргим!
Тюремщик вышел. Самсон нехотя встает и чешет
спину у стены. Ворчит. Проходя полосу солнца, останавливается и стоит некоторое
время на расставленных нелепо ногах, подставив солнечным лучам волосатую грудь.
Таким застает его Ягаре, принесший пищу; толкая, обходит его.
Не толкайся.
Ягаре. А ты не стой на дороге. Иди есть.
Самсон. Ягаре, это солнце?
Ягаре. Солнце. Ты как раз попал.
Самсон. Как раз? Оно у меня на груди?
Ягаре. Да. Довольно, иди есть, Самсон.
Самсон. Сейчас. Оно немножко греет. А ночью опять будет стужа, и я
опять буду трястись от озноба. Собаки! (Идет к столу.) Зачем сегодня меня
привели сюда? Или завтра праздник?
Ягаре. Праздник. А разве у жерновов тебе лучше?
Самсон (смеется). Там беспокойно спать. Сегодня она будет
искать меня в яме, чтобы проклинать всю ночь, а меня нет. (Ест.) Собаки,
все собаки. Она тоже слепая. Какую гадость ты мне даешь, я не стану этого есть!
Другим то же дают?
Ягаре. Не глупи. Это дают всем рабам.
Самсон. Я не раб.
Ягаре (смеется). А кто же ты?
Самсон (бессмысленно смеется). Я пророк. Тут нечего есть, одни
жилы. Я хочу еще!
Ягаре. Довольно с тебя и этого. Какие у тебя зубы, Самсон! Ты грызешь
кости, как шакал.
Самсон. Скажи: как лев. (Ворчит.) Она тоже слепая. Ваши ее
зовут: слепая из Иудеи. Она меня проклинает. У нее голос как у совы.
Ягаре. Плюет в лицо?
Самсон. Нет, не плюет. Филистимляне плюют, и бьют меня по щекам, и
выдергивают волосы, а иудеи - нет, не смеют. Она меня проклинает словами нашего
бога. Собаки, и филистимляне, и иудеи, все собаки. Давай вина, Ягаре!
Ягаре. Не глупи.
Самсон (горланит). Ягаре! Давай вина! А то я тебя задавлю.
Вина!
Ягаре (злобно). Если ты, грязный скот, опять будешь приставать
с вином, я позову рабов, и они отхлещут тебя бичами. Иудейский пес, ты мне
надоел! Я двадцать лет в тюрьме, и она моя, а не твоя, - молчи!
Самсон (негромко). Козел. От тебя воняет козлом.
Ягаре. Я велю забить тебя до смерти! Ты мне надоел! Это я тебе говорю,
злой Ягаре-Оргим!
Самсон (ворчит). Я пошутил, я просто посмеялся. Не сердись,
старик. Но мне так хочется вина, семь лун я уже не пил вина. А знаешь, сколько я
прежде пил? Всегда пил, когда хотел, а я столько его хотел... Я хорошо жил. А
другие пьют?
Ягаре. Рабы не пьют.
Самсон. Нет, пьют.
Ягаре. Ты опять?
Самсон. Рабы всегда крадут и пьют. Я буду просить царя. Если я раб, то
отчего меня не держат вместе с ними? У них хорошая жизнь. Пусть дадут мне хижину
и рабыню для услуг. Я слепой, мне все равно какую, только бы женщину. Правда,
старик?
Входит юноша-раб, помощник Ягаре-Оргима,
убирает посуду.
Ягаре (хихикает). Спроси у Сафута. Сафут, тебе все равно, какую
женщину?
Сафут (стыдливо). Все равно.
Все трое смеются.
Самсон. Нет, правда. А теперь я как жеребец без матки. Я люблю женщин,
я имел их много. Они сами приходили ко мне и просились на ложе, потому что я был
красив.
Ягаре. Самсон - ослиная похоть.
Сафут стыдливо смеется, не уходит.
Самсон. Нет, правда. Меня и Далила звала на ложе, она меня очень
любила.
Тюремщики смеются.
Сафут. Ягаре-Оргим, он лжет?
Ягаре. Лжет.
Самсон. Нет, не лгу. Очень, очень любила. Она раздевалась и танцевала
передо мной, такая белая. Такая белая! Нет, я не лгу. И на ногах у нее, на ее
тоненьких ножках, беленьких ножках, были золотые кольца, и они так звенели:
зын-зын-зын. Как у козочки.
Ягаре. Ты хотел бы такую, Сафут?
Сафут (смеясь). Хотел бы.
Самсон. Ну да! Потому что я был красив и меня звали пророком. Я был
судиею над Израилем. Что вы смеетесь, собаки? Меня все боялись и почитали. Когда
я на площади ставил седалище свое, юноши прятались, а старики вставали и стояли.
Князья удерживались от речи...
Ягаре (глумливо). Князья?
Самсон. Сокрушал я беззаконному челюсти, и все меня боялись. Что
смеетесь, собаки? Я мог говорить с богом.
Сафут. Зачем он так говорит, Ягаре? Он опять лжет?
Ягаре. Опять. Это самый большой лжец во всей Иудее.
Оба хохочут.
Самсон. Нет, это правда, клянусь вашей богиней Иштар. Я могу когда
угодно говорить с богом. Когда хочу, тогда и говорю.
Ягаре. Ион тебе отвечает? Ну, довольно, довольно, а то принесу бич.
Ступай, Сафут, здесь тебе нечего делать. И я пойду, мне некогда, некогда. Пусть
болтает один.
Самсон (ворчит). Филистимские собаки! Козел!
Ягаре. Ну! Ну!
Самсон. Оставь мне кость, Сафут, я еще не доел.
Ягаре. Оставь ему кость, пусть грызет.
Самсон. Не уходи, Ягаре, мне еще не хочется спать. Поговори со
мной.
Ягаре (уходя). Некогда, некогда! Погрызи кость и спи,
заснешь.
Самсон (негромко, вдогонку). Козел!
Оба тюремщика уходят. Самсон нащупывает кость и
кладет на пол, возле своего каменного ложа; сам ложится, ворочается и готовится
ко сну. Говорит сонно и вяло.
Надо спать, а у меня болит все тело. Как измучили меня филистимские собаки!
Днем жжет меня солнце, а ночью знобит стужа, а ночью... (Глухо и равнодушно
стонет, по привычке.) И все болит, все болит и чешется, и чешется. Хижину и
рабыню, молоденькую, да, молоденькую... Кость я положил? Положил. Нет, я не лгу.
(Сонно зовет.) Далила! Далила!
Молчание. Темнеет. Со стороны входа
повелительный стук в железную дверь, голоса, приказания. Быстро входит со
светильником Ягаре.
Ягаре. Вставай, Самсон! Самсон! К тебе пришли.
Самсон (вскакивает, испуган, почти в ужасе). Кто? Ягаре, кто?
Не надо, не пускай!..
Ягаре. Молчи, ты!..
Самсон испуганно отодвигается в угол,
прижимается к стене. На лестнице голоса многих людей, свет факелов.
Сопутствуемая вооруженными рабами, спускается Далила, останавливается, не доходя
последней ступени. Далила юна и прекрасна собою. С нею оба ее брата:
рыжий Галиал с белым как мел, дергающимся лицом и красивый, презрительный
Адорам. Все одеты с царственным великолепием.
Адорам (негромко). Где же он? Тюремщик!
Ягаре (кланяясь). Он здесь. Самсон!.. Он очень испугался,
господин, он спал. Он спрятался. Самсон, иди сюда!
Самсон. Не пойду.
Адорам. Он понимает, что ему говорят?
Ягаре. Мы сейчас только смеялись над его речами. (Хихикает.) Но
простые слова он понимает. Самсон, к тебе пришли... Самсон! Сюда никто не ходит,
господин...
Галиал (тюремщику). Отойди, глупец. Вы, светите! Самсон, отчего
ты не выходишь сюда?
Самсон. Я сплю. Не трогайте меня, не надо. (Кричит.) Не
надо!
Галиал. Очнись. Это не сон! Очнись и выйди к нам.
Молчание.
Самсон (делает нерешительный шаг вперед). Вот и я. Я не знаю,
кто вы и зачем пришли. Сюда никто не ходит. (Кричит.) Ягаре! Ягаре-Оргим,
где ты?
Ягаре. Я здесь. Не кричи! Если ты будешь кричать и упрямиться, они
прикажут принести бич и...
Галиал. Молчи! Ты не узнаешь моего голоса, Самсон? Припомни. Ты его
слышал в последний раз тогда, когда и свет видел в последний раз. Вспомни
каленое железо, Самсон!
Самсон. Это ты, Галиал? Не убивай меня, я не сделал ничего дурного.
Ягаре лжет на меня.
Далила. Он не хочет тебя убивать. А мой голос ты узнаешь, Самсон?
Самсон. Твой голос, женщина... О! (Бросается на колени, звеня
цепями, униженно лбом прижимается к полу.) Далила! Госпожа моя, Далила! Твой
раб счастлив, что ты удостоила твоими белыми ножками... твой раб счастлив,
прости, Далила, твой раб счастлив!
Адорам (негромко). Он отвратителен. Какое скверное
животное!
Галиал. А ты болтун! Встань, Самсон.
Далила. Поднимись, Самсон, я хочу тебя видеть. Поднимись же.
Самсон нерешительно встает. Факелы ярко
освещают его изуродованное, с выжженными глазами, дикое лицо.
(Отшатываясь.) Так вот... так вот ты какой! Говори с ним, Адорам, я не
могу.
Галиал (предостерегающе). Сестра!
Далила. Я ничего. (С судорожным смешком, похожим на
всхлипывание.) Так вот он... какой!
Галиал. Эй, вы, с факелами - назад!
Адорам (равнодушно и презрительно). Здравствуй, Самсон. Я брат
Далилы, Адорам, ты узнаешь меня? Когда-то мы с тобой дружили - помнишь моих
египетских певиц и плясуний? Если ты хочешь знать, я был против твоего
ослепления и сейчас нахожу, что это было глупо. Мы пришли узнать, как ты живешь.
Что же ты молчишь?
Самсон. Я н-не знаю, что мне говорить. Сюда никто не ходит. Здесь
тьма.
Адорам. Да, пожалуй, и я на твоем месте не знал бы, что говорить. Не
угодно ли тебе продолжать, брат, или тебе, сестра? С меня довольно.
Далила. Самсон! Это я, Далила, - ты помнишь? Мы, я и братья, мы
пришли... Завтра праздник богини Иштар, и по дороге в храм мы зашли к тебе... Ты
помнишь, что это за праздник, Самсон? Ты помнишь богиню Иштар? Иштар!
Самсон. Нет, госпожа. Я ничего не помню. Я прошу не наказывать меня
строго, если я... Я работаю как вол, я не ленюсь!
Далила. Ты не помнишь? Это праздник весны и любви, Самсон. Когда мы
подходили сюда, звезда Иштар уже дрожала и искрилась в огне заката, а скоро
взойдет луна... Ты помнишь луну, Самсон? Вспомни: дома все станут белые, а тени
от них черные, и тогда - ты помнишь? - юноши и девы филистимские пойдут в сады и
рощи, чтобы до утра славить богиню Иштар. Они будут плясать и петь... Ты хотел
бы пойти с нами?
Самсон. Нет. Я слеп. Мне будет страшно под луною, которой я не увижу.
Но голос твой сладок, как мед пчелиный, - о госпожа моя Далила! Я ничего не
помню и не знаю, я верный раб царя филистимского. Попроси же царя, чтобы мне
дали хижину, как другим рабам, и молодую рабыню для услуг слепцу.
Далила (почти со слезами). Я тоже буду петь и плясать... Ты
помнишь мои танцы, Самсон?
Самсон. Не смейся, госпожа. Сжалься надо мною, госпожа моя Далила!
(Повелительно.) Эй, Ягаре-Оргим, собака, - освети меня - смотри, Далила,
смотри: вот они выщипали мне бороду, видишь, вот здесь - каждый день по волосу.
Они меня бьют и щиплют, они мешают мне работать, я не ленив! (Падает на
колени.) Сжалься над моими страданиями, госпожа! Лицо мое оплевано, спина
моя в струпьях от незаживающих ран, а я работаю как вол. Я не ленив, они лгут!
Пожалей бедного слепца.
Стукает лбом о камни, звеня цепями; продолжает
невнятно бормотать. Филистимляне тихо переговариваются.
Адорам. Он отвратителен. Во что он превратился? Он был князем в своей
земле. И такой тебе нужен, Галиал?
Галиал. В твоей голове бродят вино и песни, и ты не умеешь смотреть.
Сестра! Будь сильнее и говори, что надо.
Далила. Сейчас! Не торопи меня.
Адорам (громко). Эй, Самсон, князь израильский, не бормочи и
слушай. Ты скольких перетягиваешь верблюдов?
Самсон. Трех. А они требуют еще больше, я не могу.
Адорам (с ленивым смехом). Этого для тебя достаточно, Галиал:
три верблюда? Ну, встань, раб, довольно.
Самсон (встал, прислушивается). И еще я хотел бы попросить
тебя, госпожа, чтобы давали мне вино, оно мне нужно для веселья. Куда мне пойти?
- я слеп. А если выпить вина... (Подобострастно смеется.) Добрые господа
понимают это, хорошее вино радует душу.
Галиал. Мы выйдем, Далила, мы будем близко. Идем, Адорам. Эй, ты: оставь
светильник и уходи.
Все, кроме Далилы, уходят.
Далила. Самсон! Ты помнишь меня? Вспомни: я Далила. Ты помнишь мою
красоту?
Самсон. Да.
Далила. Говорят, что я стала еще краше. Я делила твое ложе. Ты
помнишь, Самсон?
Самсон. Да.
Далила. Я любила тебя! Клянусь богиней Иштар, я любила тебя, как ни
одного человека. Семь лет прошло с тех пор, но клянусь светлым ликом Иштар:
когда сегодня я шла сюда, сердце билось у меня ужасно, я думала, что я умру. Ты
околдовал меня, Самсон, и твои чары еще на мне. Ты слышишь?
Самсон. Да. Мне нужно хижину и рабыню. Все равно какую, я слеп!
Далила. Ты не веришь мне?
Молчание.
Это твое ложе? Ты спишь на камне, Самсон, и ты не хочешь пойти на праздник
богини Иштар? Я тоже не пойду, я буду ждать тебя. Приди ко мне, приди. Я умащу
елеем твои волосы и сама каждый день буду заплетать их в семь косиц. Приди! Я
благовониями натру твое тело, и я одену тебя в шелковые одежды, и золотые кольца
будут на твоих руках. Они все - трусливые собаки, воющие шакалы, а ты лев!
Приди!
Самсон. Ты обманешь. Я тебе не верю. Вы все хитрые, а я слеп! А зачем
пришел с тобою Галиал?
Далила. Теперь он твой друг. Он хочет дать тебе много... так много,
как целое царство! Приди!
Самсон. Ты видишь мои глаза? Он отнял у меня свет. И ты помогала ему,
флистимлянка, ты предала меня. Молчи! Я слеп!
Далила (страстно). Он обманул меня, проклятый! Что я понимала?
- а он клялся, что ты волхв и что тебя надо убить. Он злой и криводушный, он и
теперь таит в сердце обман и ложь, но я узнала его. Он думает, что он сам пришел
сюда, а это я привела его, клянусь богиней Иштар, это я привела его! И я
ненавижу его: это он, проклятый, выжег твои глаза. Они были как голуби при
потоке вод, купающиеся в молоке, а он их выжег, проклятый! Ты хочешь мести,
Самсон? Сладкой мести, как фарсисское вино? Настанет час силы нашей, и мы его
убьем, на огне сожжем его подлое сердце. Поверь мне, возлюбленный!
Самсон. Я слышу.
Далила. Это для тебя мой голос сладок, как воркование голубицы, а для
него я стану змеею. (Нежно.) Я страшна в гневе, о возлюбленный мой! Я
никогда не прощаю, и он знает это, и он боится меня, лжец. Не верь его крику, он
трус! Приди же ко мне! Приди! Я жду тебя на душистом ложе моем, я жду. Души во
мне не стало с той поры, как ты ушел! Приди!
Молчание.
Самсон. Мне надо хижину и рабыню. Скажи царю Рефаиму: Самсон, сын
Маноя из Цоры, на коленях просит...
Появляется Галиал. Глазами и дергающимся
лицом спрашивает сестру, но та гневно потупила глаза и не отвечает. Выражение
лица Галиала часто не соответствует его словам: речь добродушна и ласкова, а в
лице злоба и гнев, глаза страстно бегают и ищут.
Галиал. Я за тобою, сестра, нам надо уже идти. Ну, как, Самсон, поговорил
ты с ней? Правда, какая она хорошая? Она очень хорошая, она тебя любит. И я
люблю, я твой друг, Самсон, мы все твои друзья. Брат Адорам, ты его
помнишь...
Самсон. Что вам нужно от меня? Семь лун я здесь, и семь лун не слышал
я вашего голоса. Отчего ты теперь заговорил?
Галиал. Она тебя любит, она все время говорит мне о своей любви.
"Галиал!" - говорит она...
Далила (гневно). Галиал!
Галиал (смеется). Разве не правда, Далила? Я не хотел говорить при
рабах, но меня послал к тебе милостивый царь Рефаим. "Пойди к Самсону, - сказал
он, - пойди к Самсону и спроси, не нужно ли ему чего? Он в темнице, и я уже не
гневен, отошло мое сердце", - сказал он. Да, да, семь лун прошло с того
несчастного дня...
Самсон. Я слеп!
Галиал. Да, да, это большое несчастье. Но я так рад, что ты все
понимаешь, ты все так же мудр, судия израильский! И ты понимаешь, что мы все
ошиблись, ужасно ошиблись: ты наш друг, а мы считали тебя врагом. Я слыхал, что
иудеи проклинают тебя, зовут предателем, грозят тебя убить, - это правда?
Далила. Я иду, Галиал.
Галиал. Идем, идем. Так ты придешь к нам, Самсон? Приходи. Я и всегда
тебя любил тебя, друг Самсон, но если царь приказывает...
Далила. Прощай, Самсон.
Самсон. Прощай.
Галиал. Прощай! Так ты придешь к нам? Но не торопись ответом, я еще зайду
к тебе поговорить. (Смеется.) Хочешь много золота, Самсон? Я так, я пока
еще шучу, но я приду, я приду.
Самсон. Мне надо хижину и рабыню для услуг. Госпожа моя Далила! И еще
я прошу тебя: пришли мне вина сегодня. Нет, сейчас.
Далила. Хорошо.
Галиал. Вина? Все будет, что ты пожелаешь, Самсон. Какой он умный,
Далила, правда? Но я еще приду поговорить с ним... (Смеется.) Хижину и
рабыню - это для Самсона, для царя... Ах, какой он умный!
На лестнице их встречает Ягаре-Оргим,
уходят вместе.
Свети нам. Прощай, друг Самсон! - Это тебя зовут: злой Ягаре-Оргим? Ты у меня
не будешь злым...
Самсон один. Ищет места, где бы спрятаться,
укрывается за каменный столб.
Самсон (глухо ворчит). А мне нечем ударить!.. Ах, я слеп! Я
ударю цепью. Если они бросятся, я ударю цепью. Злые собаки, лживые собаки!..
Друг Самсон... золото... Ах, я слеп! Кто идет?
Ягаре. Это я, Самсон. Что с тобою, господин? Это я, твой добрый
Ягаре-Оргим. Очнись.
Самсон. Ты один? Там кто-то дышит. Я чувствую его дыханье. Кто с тобою
еще?
Ягаре. Я один, все ушли.
Самсон. А кто там дышит? Там-там!
Ягаре. Клянусь семерыми из бездны - я один! Все ушли, и дверь заперта.
Очнись, Самсон, это я, твой добрый Ягаре-Оргим.
Самсон (ворчит). Ну, иди! А с каких пор ты стал добрым, собака?
Лжешь ты, все лгут. Они меня напугали! Скажи, это не было во сне, - ты их тоже
видел?
Ягаре. Видел, господин.
Самсон. Я слышал только голоса без людей. Как много они говорили, я
устал слушать. А что говорил тебе Галиал?
Ягаре. Господин Галиал приказал почитать тебя и исполнять твои
приказания, Самсон.
Самсон. И золота тебе дал?
Ягаре. Дал!
Самсон. И много?
Ягаре. Много, Самсон, - столько, что душа моя улыбнулась и я стал
добрым. Я добрый Ягаре-Оргим!
Самсон. Если много, то это хорошо: Галиал скуп. Если я лгу больше всех
в Иудее, то рыжий Галиал самый большой лжец на свете... но правду золота он
знает. Он хитрый! (Угрюмо.) А он не просил тебя, чтобы ты подбросил яду в
мою пищу? Или зарезал, когда я усну? Или подвел меня к обрыву и сказал: иди,
Самсон, тут прямая дорога?
Ягаре. Нет, нет, клянусь семерыми! Они тебя почитают, иудей.
Самсон. А! Теперь веришь, собака? А тогда не верил. Скажи мне про
Далилу, что ты видел.
Ягаре. Теперь я ничего не вижу, как и ты: мои старые глаза ослеплены
ее красотою. Она прекраснее всех жен филистимских!
Самсон. А! - ты видел. А ты видел, что она сама пришла сюда? Своими
ножками шла, шла и пришла. Как жаль, что здесь негде ходить. Я хотел бы быть в
пустыне и прыгать по скалам, - мне здесь тесно, Ягаре! А скажи мне еще раз - она
прекрасна?
Ягаре. Прекрасна, Самсон.
Самсон. Скажи еще раз, нарочно я не слыхал. Она прекрасна?
Ягаре. Прекрасна! Ее бледному лицу позавидует сама богиня Иштар.
Самсон. Так, так, Ягаре. А скажи мне, как все они одеты, хорошо?
Ягаре. Как цари! Галиал весь сиял, как золотой. Его виссоновые
одежды...
Самсон. Пусть разверзнется земля и возьмет Галиала! Я не хочу о нем
слышать. Расскажи, как одета Далила. На ней тонкая шелковая епанча?
Ягаре. Да.
Самсон. Какого цвета ткань?
Ягаре. Цвета яхонта, Самсон! И на ногах ее красивые цепочки, звезды и
луночки...
Самсон (радостно хохочет). И серьги, и ожерелья! Я помню. И
запястья, и пояс драгоценный! Ты видел у нее сосудцы с духами? От нее так хорошо
пахло, как от финикийского корабля, нагруженного благовониями. Теперь как ты
скажешь, собака филистимская: пророк я или нет? Говори.
Ягаре. Пророк, я вижу это и кланяюсь тебе, Самсон. Какие люди к тебе
приходили!
Самсон (помолчав). Нет, я не пророк. Я раб милостивого царя
филистимского. (Угрюмо.) У тебя слишком длинные уши, Ягаре-Оргим: сколько
ты получил, чтобы предать меня?
Ягаре. Я твой верный раб, Самсон. Разве ты не знаешь мою доброту? А
вон и вино для тебя, господин!
Сафут вносит на голове большую глиняную амфору
с вином.
Сюда, сюда ставь, мальчишка. И уходи, тебе здесь нечего делать. Сейчас я дам
твою чашу, Самсон, она здесь. Ох, стар я и не сразу нахожу вещи! Вот.
Самсон. Я не стану пить.
Ягаре. Не глупи, Самсон! Отчего ты не станешь пить?
Самсон. Не стану. Оно отравлено. Выпей прежде ты, я посмотрю, как ты
сдохнешь, филистимский лжец.
Ягаре (смеется). Вот так и сдохну! (Пьет.) Это царское вино, я
никогда не пил такого!
Самсон. Царское? Я знаю вкус царского вина, дай мне попробовать
немного. (Пьет.) Знаешь, Ягаре, а это царское вино, я узнал. Налей мне
еще! Клянусь богиней Иштар, сегодня я буду пьян, как египтянин. (Пьет.)
Оно само льется в горло... Собаки! - не давали мне вина. Выпей, Ягаре, я
позволяю.
Ягаре. Благодарю, Самсон, я выпью. Само льется в горло!
Самсон. Само. Пей, я позволяю, но не задерживай чашу. Ягаре! - это
чистое фарсисское вино, клянусь богом.
Ягаре. Они тебя боятся. Но какие люди!
Самсон. Они меня боятся. Они знают, что я могу сделать все, что хочу.
Что ваши боги? Я скажу только слово, и Единый размечет их капища, развеет по
ветру города и камни превратит в легковеющую пыль! Я пророк, я судия
израильский, и мне стоит сказать только слово...
Ягаре. Теперь и я боюсь тебя, иудей!
Самсон. Тебя я не трону. Но я буду долго торговаться с ними, они меня
не обманут, как молодую женщину на базаре, которую потом бьет муж. Не задерживай
чашу, старик! А ты не знаешь, зачем я стал нужен им? Не ведут ли они снова войну
с Египтом? Или с Сидоном? Я не люблю египтян.
Ягаре. Я ничего не знаю, Самсон, - откуда мне знать?
Самсон. А финикийцев я люблю, они всегда дарили мне пурпур и душистые
трости. И филистимлян я люблю, они богатые и веселые. А иудеи - собаки!
Ягаре. Собаки! Ты скажи Галиалу: дайте мне тысячу сиклей золота, никак
не меньше... тридцать перемен одежд...
За окном с пением и плясками проходят филистимские
юноши и девы. В окно падает косой луч месяца.
Самсон. Молчи!.. Что это, старик? Как хорошо!
Ягаре. Идут на праздник. Прежде и мы ходили, Самсон, а?
(Хихикает.)
Самсон. Молчи! Как хорошо... Нет, это очень хорошо! Я помню, какая
бывает луна: дома белые и тени от них черны и теплы. Луна холодит. (Громко
кричит.) Далила, ты ждешь меня?
Ягаре смеется. Самсон протягивает руки и громко
зовет.
Далила! Ты ждешь меня?
Пение удаляется.
Ягаре. Давай петь и мы. (Поет козлиным голосом.) Возьми цитру,
ходи по городу, забытая блудница. Играй складно, пой много песен, чтобы
вспомнили о тебе. Играй складно...
Самсон. Молчи, шакал, и давай вина. Я пророк! Я меч господень! Я судия
над Израилем! Захочу - и все вы поползете на брюхе к моим ногам. Вина! Ягаре!
Светильник горит?
Ягаре. Да. Можно еще зажечь, у меня масла много.
Самсон. Нет. Потуши! Я хочу думать, что я не слеп, пусть здесь будет
просто темно. Потушил?
Ягаре (обманывая и кому-то хитро подмаргивая). Потушил.
Самсон. Это ночь. Это просто темная ночь, и это пустыня вокруг меня.
Ты слышишь, как воют шакалы? Это они пришли на труп льва, которого я убил. Но
почему нет звезд? Ягаре! - почему нет звезд?
Ягаре. Небо в облаках, и звезд не видно. Не надо звезд! (Поет.) Возьми
цитру, ходи по городу, забытая блудница. Играй складно...
Самсон. Если ты не замолчишь... собака! Почему нет ветра, я тебя
спрашиваю? В пустыне всегда ветер, и лицо мое хочет ветра. Дуй, Ягаре!
Ягаре. Я не ветер. Не задерживай чашу.
Самсон. Дуй, а то я удушу тебя! Где ветер? Зажги светильник.
Ягаре. Горит твой светильник, не глупи.
Самсон. А почему темно? Я хочу видеть. Где свет? Я должен видеть свет
- сейчас же!.. Слышишь! Где конец у тьмы? Я хочу схватить и разорвать ее, но у
меня нет краев. Давай свет, собака!
Ягаре. Не глупи. Сейчас я зажгу все светильники. Возьми цитру,
ходи...
Самсон. Зажигай все! Скорее! Я ничего не вижу. (Зажимает руками
глаза.)
Ягаре, пошатываясь и напевая, идет на
лестницу.
Занавес
Действие 2
Полная луна над древним Аскалоном.
Городская площадь, окруженная невысокими,
восточного склада, белыми домами - с плоскими кровлями, с окнами, обращенными во
внутренние дворы; у одного из домов каменная белая ограда, за которою купа дерев
и одинокая, стройная, высокая пальма. На одной стороне дома и часть мостовой из
плоских квадратных камней залиты неподвижным светом луны; тени другой стороны
почти черны. В отверстие двух узеньких улиц, спадающих вниз, открываются
глубокие смутные дали, призрачные в очаровании лунного света. В углу площади
фонтан с сонно журчащей водой; посередине каменное, под навесом, круглое
углубление, где среди массивных столбов покоятся теперь неподвижные тяжелые
жернова; от улицы они отдалены редкими железными прутьями. Все это сооружение,
за исключением навеса, находится в тени, и Самсона не видно. Тихо и пусто. Из
ямы доносится глухой вздох, потом протяжное звяканье цепи, грузный перебор
железных колец: то во сне повернулся на другой бок Самсон. И снова тихо; еле
слышно плещется вода в фонтане. Что-то веселое напевая про себя, громко отбивая
шаги по камню, поднимается из улички прохожий, пересекает площадь, но
вдруг останавливается и молча, с глубоким вниманием смотрит в направлении темной
ямы. Прохожий весь озарен луной; стоит долго и неподвижно, лицо немо и
озабоченно, в глазах напряженный блеск лунного света. Бросает последний взгляд и
медленно удаляется, не запевая больше, не стуча ногами. Тишина. Где-то далеко, у
городской стены, перекликаются стражи; еще более далекий лай многочисленных
псов, из-за чего-то подравшихся. Смолкают.
Негромко разговаривая, выходят на площадь трое
граждан: два старика и третий молодой, высокий, красивый, по виду воин.
Останавливаются на освещенном конце площади, далеко от ямы.
Воин Амморей (невольно звучным голосом). Да, я вижу. Я еще не
заходил сюда, но теперь припоминаю. И все так же плещется фонтан. Но какой
маленький наш Аскалон после прекрасной Ниневии! Там есть одна площадь...
Первый гражданин. Тише, Амморей! Он, кажется, спит.
Амморей. Можно разбудить. Эй, Самсон!..
Первый гражданин (хватая за руку). Оставь. Не надо.
Второй гражданин. Не бойся, Ахузаф! Рабы спят крепко, а у этого
израильского скота мертвый сон. Но здесь ли он? Тише...
Прислушиваются. Из ямы доносится тот же глухой
сонный вздох и продолжительное бряцание цепи. И снова тихо.
Амморей (улыбаясь). Гремит цепью, точно собака.
Второй гражданин. Да. Теперь его часто берут отсюда, и яма всю ночь
остается пуста.
Амморей. Куда берут?
Второй гражданин. А мы разве знаем? Нам ничего не говорят.
Первый гражданин. Да, да, мне это не нравится. Мне многое не нравится из
того, что я вижу и слышу.
Амморей (с легкой усмешкой). Прежде было лучше, почтенный
Ахузаф?
Первый гражданин. Лучше.
Второй гражданин (осторожно). Я думаю, что царь Рефаим слишком
стар. Ему восемьдесят два года, как и мне. Трудно в наши годы бороться с
молодым. Ахимелек юн и доверчив, у него злые советники.
Первый гражданин. Да, худо, худо.
Амморей. А мне двадцать четыре года, и я бы хотел мечом сразиться с
Самсоном. Вы качаете головами?
Первый гражданин. Да, худо, худо. Ты молод, Амморей, ты долго был на
чужбине, и ты стал почти чужим нашему народу.
Амморей. Это неправда!
Первый гражданин. Да, да, Амморей, ты молод и отважен, как и внук нашего
мудрого Рефаима, прекрасный, как солнце, но безумный Ахимелек...
Амморей. Кто смеет называть царевича безумным?
Второй гражданин. А кто смеет кричать, когда старцы не повышают
голоса? Или так делается в Ниневии?
Амморей. Прости, Одоллам. Но я не понимаю...
Первый гражданин. Да, да, ты многого не понимаешь. Ты хочешь сразиться с
Самсоном мечом, а он и меча никогда не носил, этот князь нищих, этот злой бес,
буйный ветер из пустыни!
Амморей. Но как же он убивал мужей филистимских? Я слыхал: он их много
побил.
Первый гражданин. Да, много. Не счесть. Он убил их гневом.
Амморей. Гневом? Я не понимаю, или вы шутите: как можно убить
гневом?
Первый гражданин. Ты молод, Амморей.
Второй гражданин. Против меча есть меч, а что есть против волшебства и
злых волхвований? Ты молод, Амморей.
Амморей (насмешливо). Но Дагон стар. Или израильский бог
сильнее Дагона?
Первый гражданин. А кто теперь почитает Дагона? - не ты ли, ниневиец?
Вдали веселое пение, звуки гуслей и
тимпана.
Второй гражданин. Наш прекрасный Аскалон, нет города на земле
прекраснее его! Восемьдесят лет топчу ногой я эти камни, и смотрю на эту луну, и
слушаю песни наших юношей и дев, и молюсь великому Дагону. Был я молод и пел
сам, теперь я стар и слушаю других, а в старом сердце все радость и любовь.
Светлая богиня Иштар, будь защитой твоему Аскалону, спаси его от злых и темных
чар, пожалей прекрасных дев, славящих тебя так сладко!
Первый гражданин. Да, худо, худо. Пока чародей в яме, мы спим спокойно;
но вот опустеет яма...
Амморей. И это сонное животное, и этого ощипанного женщинами петуха ты
называешь чародеем? Я не знаю, что с вами, мои почтенные учителя. Сегодня
праздник в Аскалоне, я шел на пир к Гефторе, куда зван, но вы привели меня сюда
- слушать, как храпит израильский пес; теперь вы хотите, чтобы я боялся его...
я, Амморей, - военачальник! Лучше я продолжу путь мой к Гефторе и музыкой потешу
мой слух, упьюсь вином и любовью, а не страхами перед нестрашным.
Первый гражданин. Да, да, потише, Амморей. Мои трое сыновей пали от руки
этого ощипанного петуха.
Амморей (смущенно). Я этого не знал, почтенный Ахузаф. Но ночь
так прекрасна, и мне так хочется веселья...
Второй гражданин. Тише. Слушай!.. Тише!
В уличке слышится громкое и равномерное
постукивание деревянного посоха. Приближается.
Первый гражданин (со страхом). Слепая!
Второй гражданин. Слепая из Иудеи! Уйдем скорее, скорее. (Тащит за
собою Амморея; уходят в тень.)
Амморей. Но я хочу взглянуть! Я не понимаю, что за страхи бродят над
Аскалоном?
Первый гражданин. Тише, тебе говорят, безусый!
Амморей (тихо). Кто это: слепая из Иудеи? Волшебница также?
Второй гражданин. Мы не знаем.
Амморей. Она иудейка?
Второй гражданин. Да. Народ отступился от Самсона. Она иудейка. Она
каждую ночь приходит проклинать Самсона. Она проклинает и плачет. Она плачет
ужасно, она воет, как стая шакалов под лапою голодного льва. Идем.
Амморей. Сейчас! Я хочу только взглянуть. Она безумная?
Слушают. Стук палки все ближе.
Второй гражданин. Как и весь их народ... Молчи. Вот она.
На свету, вся облитая сиянием месяца, показывается
Слепая из Иудеи. Постукивая длинной палкой, идет решительно к
яме.
Амморей (шепчет). Она стара или молода?
Второй гражданин. Молчи...
Слепая (остановилась и прислушивается. Гневно). Кто здесь еще?
Я слышу разговор.
Молчание.
Самсон, ты здесь? (Делает шаг к яме и прислушивается.) Самсон, ты
здесь? Или мне опять плакать всю ночь над твоим пометом? (Стучит палкой.)
Самсон! Чье дыхание я слышу - это не твое, Самсон? Самсон!
Краткий, как будто робкий звук соскользнувшей
цепи. Слепая смеется. Громким смехом вторит ей Амморей: его схватывают за руку и
увлекают: недолгий звук поспешных шагов вниз по уличке.
Кто смеется еще? Или засмеялось эхо лживых домов филистимских? Проклятый
город, в котором и камни смеются над нашим горем. Самсон, собака, я из Иудеи
пришла. Спишь? Не лги, пророк, я слышала, как звенел ты цепью. Вставай,
вставай!
В яме продолжительный и грубый зевок, свободное
бряцание цепи.
Утомился, пес? Натрудился за день, раб филистимский? (Садится на землю
возле калитки; лицо ее освещено луной, глаза скрыты покрывалом. Теперь видно,
что она молода еще и красива.) Я устала подниматься в гору. Вставай, Самсон,
вставай!
Самсон (грубо). Ты опять пришла проклинать и плакать, сова?
Уходи, я хочу спать.
Слепая (смеется). А! Заговорил, пророк израильский. Заговорил,
грязный раб филистимский! Ну, что еще скажешь, мудрый судия? Говори.
Самсон. Я не боюсь твоих проклятий. Ты мне надоела, нищая. И слезы
твои мне надоели. (Смеется нехотя.) Иди к шакалам и вой с ними, а я буду
спать.
Слепая. И он еще смеется и не давится смехом своим! Что делать народу
божьему, что делать Израилю? (Покачивается на свету.) Дыхание жизни
нашей, помазанник господень, пойман в ямы их. Тот, о котором мы говорили: под
тенью его будем жить среди народов. Ужас и яма, опустошение и разорение - доля
наша.
Самсон. Криво поешь, ночная птица. Это вы меня предали, грязные трусы.
Когда меня взяли обманом, кто из иудеев пришел освободить меня?
Слепая. А где бы мы взяли силу, которая вся у тебя? Ты вел Израиль,
предатель.
Самсон. Попрятались в норы и шипят оттуда, ядом брызжут. Я вас
ненавижу, отступники! Вы жили за моей спиной, мошенничали, воровали коз друг у
друга, ходили по Газе и Аскалону, задравши носы, и толкали филистимских воинов,
- а когда я упал, вы гневаетесь, рабы. Ты мне надоела. Филистимляне мои честные
враги, я их истреблял, и они меня пленили, но они кормят меня и дают вино. А что
вы дали, нищие?
Слепая. Куда ты дел твою силу, Самсон? Ты сам себя обманул, проклятый.
Ты божью силу отдал плясуньям аскалонским, финикийскому вину, ты променял ее на
золото офирское. Или и пророк бывает блудницей и избранники божий продаются на
базарах, как овцы? Скажи!
Самсон. А кто меня избрал? Я не хотел этого и не просил.
Слепая. А разве бог спрашивает избранников своих? Молчи, обесчещенный,
плачь, обездоленный, бей себя в грудь, слепой меняла у ворот. Ты был гордостью
Израиля, надеждою для взоров, а чем ты стал? - стыдом и позором, мерзостью и
поношением! Чей дух не смутится, чьи глаза не заплачут, увидев царя в яме, вождя
в подначалии. Где венец твой, князь израильский, где твоя держава и жезл
повелевающий? Грязен ты, как скот, и нет тебе оправдания, изблеванный из уст
господних! Будь ты проклят, сластолюбец, блюдолиз филистимский, прихлебатель,
лакающий похлебку из свиного корыта!
Самсон (смеется). Слепая! Я и вчера пил вино.
Слепая. Лжешь и хвастаешь - кто даст такому!
Самсон. А ты знаешь, когда я говорю правду и когда лгу? Я и вчера пил
вино. Мне дадут все, чего я захочу. Я только не хотел еще, а теперь захочу. Эй,
слепая! Скажи твоей нищей Иудее, что я скоро приду с силою и повалю ее хижины, и
растопчу ногой ее младенцев и женщин брошу на ложе филистимское!
Слепая. Ты же сам иудей! Что ты болтаешь, словоблуд ночной?
Самсон (ворчит). Сам иудей!.. А ты видала в пустыне, как змеи
дерутся между собой? И я стану большим змеем для Иудеи, я проглочу ее народ, в
крови ее детей я омою мои грязные ноги - топчилом виноградным я сделаю всю землю
вашу!
Слепая. Уж не правду ли ты говоришь? Отчего ты не смеешься? Твой голос
нов и страшен. Ах, я слепа и не вижу твоего лица. Засмейся, чтобы я услыхала,
зазвени цепями, чтобы я поверила! Самсон!
Самсон. А! Испугалась, змея!.. Что же ты не шипишь, змея? Наклонись ко
мне, слушай: я тебя ненавижу. Слушай еще: я тебя ненавижу. Откуда столько змей в
Иудее? - они жалят в сердце. Ехидны, вы опутали мое сердце, вы в душе моей
положили гнезда и вывели детенышей; они ползают и шипят, шипят и жалят. Яма
змеиная - ухо мое, и лучше б я оглох. Прочь отсюда! Умолкни и умри навсегда,
голос ночи. Я не слышу тебя больше.
Слепая. Ужасный, что ты ответишь богу? Проклятый, ты мрачнее мрака, ты
темнее тьмы.
Самсон. Я не хочу быть невольником у вашего бога.
Слепая (пугаясь). Что ты сказал, Самсон?
Самсон. Я ничего не сказал. Тебе послышалось, я молчу. Прочь отсюда,
ехидна! Умолкни, голос ночи, я тебя не слышу больше!
Резкое громыхание цепи и молчание в яме.
Слепая. Самсон. Скажи еще! Самсон! Я иду к народу нашему, - что ему
сказать? Я иду на гробницу отца твоего, Маноя, - что ему сказать? Самсон! Мать
твоя, Мариам, больна и умирает и ждет слова от тебя - ты слышишь? Проклятый, ты
жив?
Молчание. Вдали звуки песен и музыки.
Боже Израиля, мне страшно! Или я уже умерла и это мрак смерти вокруг меня?
Самсон!.. Или я одна среди смерти? Ай, мне страшно!..
Быстро уходит, почти бежит, натыкаясь на стены
и вскрикивая. Негромко зовет кого-то: "Гедеон! Гедеон!" Скрывается в уличке;
слышен ее подавленный стон ужаса - и молчание. В яме звяканье цепи, стон и
глухой голос.
Самсон. Или я уже умер и это мрак смерти вокруг меня? Кто кричал так
громко и кто ушел? Или это опять сон, видение сонное, чары тьмы? Я не хочу. Кто
здесь есть? - помогите Самсону! Далила! Далила! Приблизьтесь, поющие во сне. Я
один. Какой ужасный мрак! (Кричит.) Эй, сюда, скорее! Сюда!
На площадь с шумом и говором выходят
Галиал, его друг Фара, рослый, надменный и спокойный
филистимлянин, рабы Галиала и воины.
Галиал. Чей это голос? Это ты, Самсон? Отчего ты кричишь, - ты один... не
ужалил ли тебя тарантул?
Самсон. Это я! Возьми меня отсюда.
Галиал. Я за этим пришел. Эти негодяи оставили тебя здесь, и я велел
отхлестать их бичами. Я пришел к тебе в темницу, и вдруг тебя нет, тогда мы
бросились сюда... Эй, отковать и вывести Самсона!.. Живее, рабы!
Воины и рабы отковывают Самсона от столба и
выводят на площадь. Галиал и Фара тихо разговаривают.
Он чем-то испуган. Ты слыхал его крик, Фара?
Фара. Я не думал, что он трус.
Галиал. Он не трус. Хотел бы я знать, что он видел. Ты слыхал его
крик?
Фара. Он слепой: что мог он видеть?
Галиал. Да, да! Я люблю тебя, Фара, ты так спокоен всегда. Теперь он
будет мне благодарен... собака! Как он кричал! Да, он слеп. Собака! Ты
замечаешь, как с ним осторожны наши воины?
Фара. Я бы их наказал за это.
Галиал. Ты не знаешь сомнений и страха, друг Фара! Слишком многих,
слишком многих пришлось бы наказать тогда... Вот он... посмотрим на него
поближе.
Подходят к Самсону, неподвижно стоящему среди
кучки воинов; последние, по знаку Фары, слегка отходят в сторону. Группа из
троих залита лунным светом, сияют виссоновые одежды Фары и Галиала, его
золоченая кольчуга, блестит оружие: лицо Самсона мрачно и неподвижно под светом
месяца, как каменное. Пение и звуки музыки становятся ближе.
Вот ты и вышел из ямы, друг Самсон, и больше не вернешься туда... если
захочешь. Но как они смели забыть! Я приказал держать тебя в темнице, я так
боюсь, чтобы эти коварные иудеи... Мне показалось, что ты кричал, или я
ослышался?
Самсон. Что-то проползло по моей ноге, вероятно, тарантул. Кто еще с
тобой, кто слушает нас?
Галиал. Это мой друг, Фара, тот, что победил финикиян. Помнишь? Он и твой
друг, здесь все твои друзья. Но нас могут услыхать... Отчего ты не приходишь к
нам? (Тихо.) Далила ждет тебя! Она не пошла на праздник и ждет тебя,
Самсон.
Самсон. Отчего твой друг молчит?
Фара. Я смотрю на тебя, Самсон.
Самсон. Не могу ответить тебе тем же, воин: я слеп. Господин мой,
Галиал, прикажи отвести меня в темницу. Я привык к моему каменному ложу и не ищу
для себя лучшего.
Галиал. Ты мудр, Самсон, ты мудр, как змий. Привык к каменному ложу...
Что он говорит, ты слышишь. Фара! (Тихо.) Я к тебе приду сегодня.
Самсон (так же тихо). Приходи. Но один!
Галиал. Да. Эй, Иовис, сюда! Отведите Самсона в темницу, но будьте к нему
добры: его постигло несчастье, и он не виновен в своей судьбе. (Делает Иовису
энергичные знаки.) Прощай, друг Самсон.
Самсон. Прощай, господин мой Галиал. (Сделав шаг,
оборачивается.) Скажи: сегодня луна и светло?
Галиал. Да. Богиня Иштар благосклонна к нам.
Самсон. И с одной стороны дома белые, а с другой черные, и тени от них
черны?
Галиал. Ты как будто видишь!
Самсон. Да, я как будто вижу. Прощай. Ведите же меня и дайте руку...
Не бойся, трус, я не сломаю тебе руки! Веди.
Самсона уводят. Некоторое время еще слышен звон
его оков. Галиал в беспокойстве заглядывает в спокойное лицо Фары.
Галиал. Ну, как? Ты его видел близко, - что же ты скажешь, Фара? Что ты
думаешь о нем?
Фара. Думать - не мое дело, Галиал.
Галиал. Тебе не показалось, что он лжет? У него уже другое лицо, чем было
семь дней назад. Собака! Я не хотел говорить, но тогда он показался мне
ничтожным, жалким рабом, разум которого погас от слепоты. И какой у него слух:
он услыхал твое дыхание, Фара!
Фара. Я всегда громко дышу. Не знаю, что видел ты, Галиал, но я и
теперь видел только раба. Он грязен и противен. Его тело нравится моему глазу,
он был князем и повелителем, но какая сила может быть у слепца? Прикажи его
добить, как слепого коня.
Галиал. Нет! Нет! Ты не знаешь, и никто не знает. Я один. Ах, как это
трудно, друг Фара: знать одному то, чего никто не знает!
Фара. Это правда. Я всегда говорил, что ты, Галиал, наш истинный царь
и повелитель. У царя Рефаима уже не осталось ни одного зуба, он стар, а этот
мальчик, этот Ахимелек...
Галиал. Тише, друг, тише!
Фара. Мальчик пригож и смел, но ты управляешь им, как я своим конем.
Что он знает? А ты знаешь все, как Дагон. Ты один сумел ослепить дикого Самсона
и наложить на него оковы.
Галиал. Да, это я! Они даже думать не смели.
Фара. А теперь ты хочешь расковать его, - значит, так надо. Разве я
спорю? Ты все знаешь.
Галиал (страстно шепчет) . Я возьму его силу, Фара! Что этот меч,
который скользит по железу и ломается в руках: ты держал ли в руке вихрь,
который вырывает деревья и разрушает города? В моей власти будет ураган. Одним
его дыханием я подниму волны и опрокину финикийские корабли. Одним его дыханием
я смету врагов филистимского народа и моих.
Фара. Ого! Ты так веришь в него?
Галиал. У меня много врагов. Нашу семью ненавидят эти глупцы. Но что мои
враги! Я сокрушу всех. Что мечи, что сила человеческая против божьей силы? Ах,
Фара! Ты держал ли молнии в своих руках? Он глуп, он нищий, он грязный пес,
который сам не знает силы своих зубов, - в моих руках он станет молотом, а вся
земля наковальней. Какой престол скую я для филистимского царя!
Фара. Ты будешь царем египетским. Я пойду за тобою.
Галиал. Нет, нет! Дагон меня накажет, если я этого захочу. Я только для
народа, только для народа, Фара. Но сейчас я один, я один!
Фара. А я?
Галиал. О, сколько лжи на моем честном пути! Мне приходится терпеть
брата, этого развратного глупца Адорама, потому что его любит Ахимелек. Мне надо
льстить и кланяться мальчишке и старикам, выжившим из ума, щекотать сердце у
влюбленных женщин. Я один даже в семье!
Фара. А мне нравится вся твоя семья. (Со вздохом.) Богиня Иштар
не пожелала, чтобы ко мне склонилось гордое сердце сестры твоей Далилы, и я
очень несчастен, Галиал. Мне бы хотелось умереть, но это все равно, я вас очень
люблю. Не думай о глупцах, не надо, тогда сам глупеешь. Или скажи мне, и я мечом
отсеку ложь у самого корня. Ты не пойдешь к твоей Гефторе? - она будет
огорчена.
Галиал. Нет.
Фара. И у тебя есть женщина, которая любит тебя, а я один. Вот у этого
водоема Далила раз поцеловала меня, но только раз. Этого мало на всю жизнь. Она
была еще девочкой тогда и не знала Самсона. А скажи, это правда: она любит
его?
Галиал. Далила? Не знаю. Да, любит. Ах
