лучшего понимания отношений в общинах следует вспомнить, что они формировались только на добровольных началах, объединяли людей самых разных профессий, уровня воспитания, культурного развития и т. д., в силу чего идеи религиозно-нравственного учения Толстого по-разному воспринимались и отражались в сознании разных членов общин.
В это время наметились "два течения в толстовстве"78, одно из них - народническое - считало общинный земледельческий уклад главным условием изменения социальных основ общественного бытия. Другое направление в толстовстве - движение религиозное, или метафизическое19 (к нему склонялся и сам Толстой), - придерживалось той точки зрения, что образ жизни (внешние условия) не являются главным фактором изменений убеждений, или изменений нравственной сущности человека. Исходя из этого, представители данного направления не делали попыток изменить внешние условия жизни, их привлекали религиозные и метафизические идеи учения, выражавшие коренные мировоззренческие принципы. Верность этим принципам они сохранили на всю жизнь80.
А. С. Пругавин, известный русский этнограф, в своей книге "О Льве Толстом и толстовцах. Очерки. Воспоминания. Материалы" описывает образ жизни и характер людей, придерживающихся принципа неделания или деятельного самоотречения, который Толстой считал наиболее последовательным и адекватным своему учению. Эти "братья", как они сами себя называли, Сергей и Лев, происходили из интеллигентных дворянских семей. Окончили гимназию, были увлечены учением Л. Н. Толстого настолько, что стали добровольными "киниками" на русский манер. Они нищенствовали, помогали крестьянам на тяжелых сельскохозяйственных работах, не требуя денежного вознаграждения: "богат не тот, у кого много, а тот, кому ничего не надо", - таково их жизненное кредо81. "Дело доходит до того, что как, например, прошлым летом Лев отказался не только от кафтана, но даже от шапки и лаптей. Так и ходил по городам и селам босой, без шапки, в одной рубахе. По этому поводу Сергей говорил: "Лев богаче всех нас. Мы все - рабы своих привычек. Я, например, не могу обойтись без шапки и лаптей, а поэтому являюсь рабом своих вещей. Лев же свободен от всего этого""82. Считая всех людей братьями, так как "все - дети одного Отца", Сергей и Лев относятся ко всем одинаково. Так как земля принадлежит всем людям они отрицают какую-либо форму собственности, государственную власть и право. Сергей и Лев не имеют документов, удостоверяющих личность, за это часто подвергаются тюремному заключению. На этот счет у них есть соответствующие аргументы: "Если вам, положим, угрожает заключение в тюрьму, то это отнюдь не должно смущать вас. Так как в тюрьме - изволите видеть - будет только ваше тело, дух же, составляющий главное существо человека, всегда и везде свободен"83.
В целом, необходимо отметить, что принцип неделания рассматривался в толстовском движении в этот период как проявление деятельного недеяния, выражающегося в противостоянии и сопротивлении государственной власти (неповиновение) и неучастии в революционном терроризме и экстремизме84. "Мы не хотели участвовать ни в каком насилии и потому ушли в сторону от революционной деятельности, но, с другой стороны, мы не хотели участвовать и в насилии государственном и потому признавали для себя невозможным участие в военной службе, в судах, и т. п."85
Акции неповиновения 80-90-х годов служат причиной первых судебных процессов, тюремных заключений толстовцев, отказавшихся от воинской повинности, от выплаты налогов, податей и др.86 К началу XX в. акции пассивного сопротивления и духовного неповиновения властям, открытая критика церкви, борьба за свободу совести и свободу вероисповеданий (например, акции по спасению духоборов), приносят толстовскому движению популярность и признание в общественном мнении. Об этом свидетельствует и география распространения толстовского движения: от Центральной России до Сибири и Кавказа.
Официальные власти, в свою очередь, видели в этом движении неделания серьезную угрозу устоям государства и церкви. Если учитывать колоссальный духовный авторитет Толстого, то угрозу духовного переворота, духовной революции нельзя считать преувеличенной. Отчеты обер-прокурора Святейшего Синода подтверждают это категорическим выводом: "Никогда наша русская православная Церковь не имела такого опасного врага, какого она имеет теперь в лице новейшего рационалистического сектантства, в особенности штунды и толстовства. В этом сектантстве есть все, что может породить и воспитать необузданное чувство"87.
Рост духовного непротивления в России, а также колоссальный духовный авторитет писателя заставляют государственную бюрократию предпринять массированные нападки на Толстого и последователей его учения. С этой целью организуются первые судебные процессы над толстовцами88, со страниц массовой печати не сходят дискуссии, с резкой критикой учения Толстого выступают ученые духовной академии Гусев, Волков, Орфано89. В 1897 г. официальная церковь, признавая идеологию учения Толстого враждебной церковным и государственным установлениям, объявляет миссионерским съездом в Казани толстовство сектой90 наряду с молоканами, адвентистами, штундистами и др. Известны замыслы изоляции Толстого в Суздальский монастырь (куда обычно ссылали еретиков)91, и только заступничество графини А. А. Толстой перед государем Александром и его "нежелание делать из Толстого мученика" изменили эти намерения92.
В то же самое время практика непротивления в первых земледельческих коммунах - отношения колонистов друг к другу или к окружающим колонистов крестьянам - оказалась настолько сложной и противоречивой, что явилась причиной идейных расхождений, а в некоторых случаях - и распада колоний.
Эксперимент нравственного неделания делал неразрешимой, например, проблему собственности. Стремление же упорядочить образ жизни колонистов, ввести элементарное управление в труде, распорядке жизни воспринимался как "насилие над свободой личности", что, естественно, противоречило установлениям принципа непротивления93. С другой стороны, как это видно из свидетельств колонистов, аскетическая приверженность моральным принципам учения Толстого очень часто приводила к абсолютно противоположному результату - абстрагированное от естественных потребностей морально должное требование неминуемо превращалось в абстрактную норму, демонстрирующую фанатичность аскетизма, переходящего в насилие, что противоречило самой идее непротивления толстовского учения и ставило под сомнение возможность опыта непротивления в общественных отношениях. Таким, например, было требование безбрачия или развода в некоторых колониях94, разлуки с детьми и т. д. 95
Все эти факты, как и нагнетание в обществе атмосферы насмешливого и даже презрительного отношения к толстовцам, послужили причиной резких оценок толстовства как аскетически обмирщенного опрощения, стремления уйти из культуры, отказаться от цивилизации и т. д.
С другой стороны, научный социологический анализ толстовства подчеркивает общественную значимость этого феномена и разнообразие подходов в осуществлении уникального социально-нравственного эксперимента как стремления создать целостную религиозную культуру, не изуродованную разделением труда, отрывом от земли, государственным насилием и социальной несправедливостью96.
Характерно, что личностный фактор имел в деятельности общин немаловажную роль: "Начинается явление по-хорошему и остается таким в натурах честных, искренних и деликатных, но затем в натурах менее одаренных и более грубых принимает грубую форму двусмысленности и прямо реакционных стремлений"97. В силу этого и многих других факторов толстовские общины распадались. Однако из этого вовсе не следует, что они исчезали совершенно, социальный опыт только начинался и в этих стартовых условиях естественны проба сил и характеров, исследование личностных физических и духовных возможностей.
Важная особенность развития толстовского движения этого времени - создание духовных и просветительских центров. Неофициальным ядром толстовского движения стало Московское Вегетарианское Общество (МВО), основанное в 1909 г. На протяжении десятилетий оно духовно объединяло толстовцев и имело целью "установление любви и мира между всеми живыми существами"98. При MBО были открыты вегетарианские столовые, библиотека, имелась литература против пьянства и курения, проводились лекции, концерты. МВО имела большое значение для дальнейшего развития толстовского движения, привлечения внимания к идеям Толстого людей самых различных социальных слоев.
В 1884 г. сподвижником Л. Н. Толстого И. И. Горбуновым-Посадовым организуется издательство "Посредник" (1884-1935), в котором публикуются духовные произведения Толстого и его единомышленников. Издательство имело сугубо просветительский характер, публикуя дешевые издания для народа.
Второй этап развития толстовского движения (1914-1921) характеризуется подъемом движения, дальнейшим развитием самостоятельных земледельческих коммун, гуманитарно-просветительской, правозащитной и пацифистской деятельностью толстовцев. Характерной особенностью этого этапа является то, что толстовское движение действует и развивается в условиях мировой и гражданской войн, без духовной поддержки Толстого. Тем не менее движение переживает небывалый подъем, что связано с приходом в толстовство новых людей. Особенно ощутимо это проявляется в период войны 1914 г., когда в армии возрастают настроения недовольства и бесперспективности военных действий99. В ряды толстовцев вливается все больше крестьян, участвовавших в военных кампаниях, привлеченных религиозно-нравственным учением Толстого об общинном земледельческом труде. С этим временем связано стихийное возникновение многих земледельческих коммун в различных губерниях России: Московской, Тульской, Орловской, Полтавской, в Крыму, Екатеринодарском крае; отдельная коммуна была образована в Алма-Ате, коммуна "Трезвая жизнь" - в Москве. Коммуны создавались по принципу идейной приверженности учению Толстого.
Основой практики толстовцев была идея непротивления. Это "внутреннее отношение к жизни, ко всему миру и к себе проявлялось не в обрядах и культах, а в отношении к жизни, в поведении, вытекавшем из понимания жизни: отказ от оружия, вегетарианство, трезвость, честность"100. Это давало возможность свободного нравственного выбора - воспринимать жизнь как "свободное принятие того понимания и того пути жизни, которое так сильно и ярко выразил Л. Н. Толстой"101.
Характерной чертой развития толстовства на этом этапе является действительная совместная работа крестьян и интеллигенции на земле, в общине. Немаловажную культурную и идейную работу среди крестьян-толстовцев проводили общественные центры, возглавляемые В. Г. Чертковым, И. И. Горбуновым-Посадовым, В. В. Чертковым, братьями Пыриковыми, Н. Н. Гусевым, Н. Н. Апостоловым102 и др.
Коммуны пытались сосуществовать с государственной властью таким образом, чтобы не нарушать государственных законов и в то же самое время жить согласно своим принципам. Подобное мирное сосуществование оказывалось возможным до тех пор, пока сельское хозяйство России, разоренное революцией, гражданской войной, национализацией и перераспределением земель могло давать достаточно продукции. К тому же в 1917-1927 гг. советская власть еще сохраняла элементы демократизма и допускала некоторый плюрализм в формах хозяйственной и культурной жизни. Именно в этот период толстовские земледельческое движение достигло наибольшего расцвета и пользовалось относительной свободой103.
Таким образом, факт самостоятельного существования коммун доказывал возможность негосударственной формы организации хозяйства, Однако пример крестьянского земледельческого социализма не укладывался в общую концепцию государственной коллективизации, тем более, что коммунары, исходя из позиции непротивления, отказывались платить государственные налоги, нести воинскую повинность, выполнять хозяйственные наряды, связанные с обеспечением армии. Кроме того, будучи принципиальными и бескомпромиссными последователями идеи непротивления, они отвергали насилие не только в мирное время, но и в годы гражданской войны. "Жизнь по совести", подчинение своих действий нравственным нормам и правилам значила для них больше, чем материальное благополучие или исполнение государственных и судебных требований, если они противоречили нравственным взглядам104.
Третий этап развития толстовского движения (1921-1938) связан с дальнейшим развитием земледельческих коммун, а также с ненасильственной борьбой толстовцев за свои убеждения, принципы, образ жизни.
В этот период непротивление толстовцев находит свое выражение в пацифистской и правозащитной деятельности, которая концентрируется в толстовских обществах и принципиально декларируется в соответствующих документах.
Возникшие в это время Общество Истинной Свободы (ОИС) и Объединенный Совет религиозных общин и групп (ОСОРГ) функционировали не только как гуманитарно-просветительские организации, но и осуществляли огромную работу по защите прав человека, выступали против братоубийственной гражданской войны. Так, основные принципы ОИС имели сугубо ненасильственный характер: преобразование общества, основанного на государственном насилии, в безгосударственную общину посредством самосовершенствования. В программном документе ОИС "Опыт краткого изложения основ истинной свободы", своеобразной и единственной в своем роде Декларации ненасилия, наряду с утверждением и обоснованием основного принципа непротивления как практического выражения закона любви, декларировались принципы прав и свобод человека: "Отечество наше - весь мир, и все люди наши братья. Поэтому никакие люди, как бы они не называли себя, - монархическими, конституционными, демократическими или социалистическими правительствами, не имеют права собирать, вооружать и обучать людей убийству, нападать на других людей и, ведя войну с людьми другой народности, разорять и убивать их"105.
Исходя из позиций естественного права, "Опыт" признавал неоправданным "применение насильственных мер воздействия на людей - привлечение к суду и наказаний: казней, тюрем, ссылок, карательных отрядов, лишений имуществ и т. д."106
Кроме того, провозглашалось неприемлемым право собственности на землю, которая "составляет общее достояние людей. Обязанностью неправительственных людей... не может быть признано право употреблять насилие для каких бы то ни было целей, в том числе и для ниспровержения существующего правительства... Но, не борясь ни с кем применением грубой силы... истинно религиозный человек в то же время считает первейшим и необходимейшим долгом своей совести решительно отказываться от участия во всяком насилии: в военных, полицейских, судебных, тюремных и других подобных установлениях, основанных на насилии.... Не на установление новых форм жизни должна быть направлена деятельность людей, желающих служить ближнему, а на изменение и совершенствование внутренних свойств как своих, так и других людей"107-108.
"Опыт краткого изложения прав истинной свободы", таким образом, излагал основные принципы прав и свобод человека на базе непротивления. Однако наиболее важной характеристикой этого документа было то, что принципы вытекали из практики неделания, были выстраданы многолетним опытом жизни самих толстовцев.
Как уже отмечалось, основное издательство, пропагандирующее идеи толстовского непротивления, - "Посредник" (редактор И. И. Горбунов-Посадов) публиковало работы Толстого для народного чтения, в основном, по вопросам ненасилия: о войне и патриотизме ("В защиту отказывающихся быть воинами", "Как бороться с войнами", "Патриотизм и правительство"); о смертной казни ("Не могу молчать", "Христианство и смертная казнь"). Вышло много брошюр, популяризировавших идеи религиозно-нравственного учения Толстого (В. Булгакова, Н. Н. Гусева, А. И. Архангельского, Н. Н. Апостолова)109.
Деятельность изданий и работа общественных организаций толстовского движения взаимодополняли друг друга. В публикациях изданий рассказывалось о результатах деятельности организаций и различных формах работы толстовцев по всей России. Эта информация была необходима для консолидации толстовского движения: по сути дела, организации и издания выполняли культурно-идеологические функции движения: так, ОИС был инициатором обращения в СНК РСФСР об отмене смертной казни, о чем сообщалось в журналах общества. Дочерние общества ОИС не ограничивались только рамками столицы, но были распространены по всей России.
В 1922 г. ОИС прекращает свое существование и гуманитарно-пацифистская традиция деятельности этого общества сосредоточивается в МВО. Правозащитная функция образованного при Совете ОИС "Бюро защиты противников насилия" переходит к Объединенному Совету религиозных общин и групп, (1918-1928), руководителем и председателем которого был В. Г. Чертков.
ОСОРГ осуществлял правозащитную деятельность по освобождению людей от военной службы по религиозно-этическим соображениям. Результатом его работ являлось получение права на судебно-правовую экспертизу (Декрет Совнаркома РСФСР от 4 января 1919 года). ОСОРГ имел своих уполномоченных практически во всех крупных российских центрах. Кроме того, задачей ОСОРГ была "консолидация сектантских течений", в результате чего в 1920 г. в Москве был созван Всероссийский съезд внецерковных религиозных течений, а в 1921 г. - Всероссийский съезд сельскохозяйственных и производительных объединений.
Кроме правозащитной, ОСОРГ осуществлял благотворительную деятельность110.
Создание правозащитных и идеологических центров в толстовском движении - явление значительное и достаточно показательное. Опыт неделания толстовства, как организованного движения, в его сосуществовании с государственной властью, показал, что возможности деятельного самоотречения, потенциально ориентированного только на личность, явно недостаточны. Необходимы организационно-правовые механизмы, способствующие сохранению жизни, согласно своим убеждениям и принципам. Поэтому пропагандистская и гуманитарная деятельность основных общественных организаций толстовского движения постепенно перерастает в их правозащитную деятельность.
Это - характерная особенность работы общественных организаций толстовцев. Она имеет место, как мы это показали выше, в последний исторический период развития толстовского движения. Деятельность идеологических центров, журнальная публицистика направлена на защиту прав человека, свободу совести, а, следовательно, и на защиту собственных прав, и, в частности, права жить согласно принципам христианской этики. И в этом смысле практика толстовского движения в условиях сосуществования с государственной системой доказала, что сам по себе опыт толстовства не является самодостаточным, как это, например, считал Толстой; толстовское движение как самостоятельная система, уклад и образ жизни зависимы и нуждаются в легитимности, правовой (внешней) защите. Именно поэтому толстовское движение обращается к правозащитной деятельности. Этот принципиальный момент развития толстовского движения может быть охарактеризован как переход от неделания (деятельного недеяния) к ненасилию и обозначен следующим образом: от морали - к праву - к морали. Право в данном случае представляется, как "производная форма нравственности", как "создание внешних условий для свободной внутренней, нравственной жизни"111. Толстовство, таким образом, в своем опыте организованного общественного движения в сосуществовании с государственной системой приходит от опыта непротивления и неделания к опыту ненасилия112. В то же самое время практический опыт ненасилия в толстовском движении невозможен вне духовного опыта непротивления.
3. ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ЭТИКА ТОЛСТОВСТВА. ТОЛСТОВСКИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ КОММУНЫ
Толстовские земледельческие коммуны представляют собой уникальный социально-нравственный опыт, особенно в период с 1914 по 1938 г., когда они были официально уничтожены, а коммунары в основной своей массе - расстреляны, либо сосланы в ГУЛАГ Колымы, Сибири, Магадана и др. В хозяйственной деятельности толстовцев в полной мере проявился принцип неделания в плане нравственного выбора, проявления свободы в труде и социальном, экономическом устройстве коммун.
Опыт толстовских земледельческих коммун интересен в различных отношениях.
В социальном плане в толстовских земледельческих коммунах этого периода был создан прецедент социального синтеза (единения) интеллигенции и крестьянства в условиях безгосударственной общинной жизни и земледельческого труда. В них трудились и жили на равных социальных основаниях "и бывший "барин", понявший весь стыд своей прошлой жизни, и забитый нуждой и придавленный церковью мужик, и студент, подходивший к диплому, и солдат, обовшивевший и чуть не погибший в окопах мировой бойни, и рабочий оружейного завода, и следователь ЧК, под влиянием идей Толстого бросивший политическую деятельность и взявшийся за плуг"113. Духовная основа коммун привлекала многих людей, в том числе и сектантов, - малеванцев, субботников, адвентистов, баптистов, добролюбовцев, молокан, духоборов и др. В коммунах также жили и работали потомственные интеллигенты, такие, как братья Тюрк, сестры Страховы, потомственные крестьяне - Д. Е. Моргачев, Г. Гурин, разночинец Б. В. Мазурин. Коммуны объединяли людей разных национальностей, в них было много молодежи и детей. Толстовцы, по признанию Б. В. Мазурина, "не составляли из себя ни партии, ни секты. Они не хотели и не могли этого делать в силу самих идей Толстого, отрицавших ложные политические учения и религиозную штамповку и окостеневшие, застывшие в догматизме церкви и секты"114.
Принцип свободы выбора мировоззренческой позиции, возможность свободного, неподневольного труда были также чрезвычайно привлекательным для людей, пришедших жить и работать в земледельческих общинах
В экономическом и правовом отношениях толстовские земледельческие коммуны были самостоятельными безгосударственными хозяйственными организациями.
Официально зарегистрированным и главным юридическим документом земледельческих коммун был Устав коммуны. Главное правило, которое давало возможность любому человеку проживать и трудиться в коммуне, было закреплено в Уставе и гласило: "Членами коммуны могут быть трудящиеся, достигшие 18-летнего возраста, занимающиеся, а равно приступающие к занятию сельским хозяйством или связанные с ним промыслом; разделяющие взгляды Л. Н. Толстого, отрицающие всякое убийство не только человека, но и животного, а также отрицающие употребление дурманов: водки, табака, и др., а также мяса"115.
Хозяйственную основу коммун составляло земледелие. Земля, жилище, труд, были обобществлены116. Финансовые средства коммун состояли из вкладов их членов, а также доходов от хозяйственных сделок, займов и т. д.
Высшим органом коммуны считалось общее собрание, которое решало все основные вопросы организации и жизни коммуны. Исполнительным органом коммуны являлся ее совет, который избирался на общем собрании сроком на один год, количеством не менее пяти человек. Совет был обязан вести дела с государственными организациями, с частными лицами, заключать договоры, сделки и т. п., отвечая за все убытки коммун, если они были понесены по его вине. Совет распределял членов коммуны на работы, давал отчеты о положении дел коммуны, определял хозяйственные планы. Особенностью коммун было то, что все работы производились трудом только ее членов, наемный труд был недопустим, за исключением срочных хозяйственных работ. Физический труд был обязателен, освобождение от него допускалось лишь по постановлению общего собрания (по инвалидности, беременности или болезни). Критерием оплаты было количество трудодней. Содержание детей, членов коммуны, расходы на медицинскую помощь, образование, культуру начислялось из общих доходов. В случае ликвидации коммуны членам возвращались их паи и вклады, а судьба общего неделимого капитала решалась общим собранием.
Таким образом, коммуна по своим экономическим принципам и соответствующей структуре управления представляла собой общественное хозяйство, основанное на принципах равенства, равного распределения по труду, подчиняющееся системе планового хозяйствования.
В правовом отношении коммуны, будучи юридически и официально признанными, существовали на негосударственной основе в полном согласии с духом толстовского учения, отрицающего государственное насилие, как и всякое насилие вообще. В этом плане опыт толстовских земледельческих коммун, длительное время мирно сосуществовавших с советским режимом, представляет исключительный интерес.
Коммунары в отношениях с властями придерживались основных моральных принципов, в частности, принципа неделания как деятельного недеяния, неучастия. Этой поведенческой ориентации толстовских земледельческих коммун есть множество свидетельств и подтверждений. В первой четверти XX в. толстовское земледельческое движение достигло наибольшего расцвета, однако коллективизация, которая обрушилась на крестьян в конце двадцатых годов, ликвидировала коммуны юридически, передав их хозяйства в собственность колхозов. По различным искусственным причинам (отсутствие государственного кредитования, хозяйственное ослабление и пр.) коммуны распускались. Государственные чиновники предлагали коммунарам переходить в колхозы, даже возглавлять их, что не могло быть принято толстовцами в силу их принципиальных расхождений с властью по вопросу о проведении государственной коллективизации, которая по существу носила принудительный, насильственный характер. Показателен в этом плане ответ толстовца Б. В. Мазурина председателю Кунцевского райисполкома Морозову на его предложение возглавить колхоз: "Да, мы за коллективный труд, но за добровольно коллективный, по сознанию, а не против своего желания. Потом, у нас уклад жизни отличный от их уклада в отношении питания, вина, ругани, признания церкви и ее праздников и всяких обрядностей. Мы жили до сих пор коммуной и дальше думаем жить так, но сливаться в один коллектив, а, тем более, руководить этим делом мы не будем. Ничего из этого не выйдет. Что касается нашего опыта, то мы охотно будем делиться с теми, кому это будет нужно"117.
Отношения коммунаров с государственной властью и правительственными чиновниками были сложными. Коммуны пытались сосуществовать с государством таким образом, чтобы не нарушать государственных законов и в то же самое время жить согласно своим принципам. Такое мирное сосуществование было возможным до тех пор, пока сельское хозяйство России, разоренное гражданской войной, революцией, перераспределением земель не могло давать достаточно продукции118. Кроме того, неустойчивость государственной власти создавала предпосылки для появления различных промышленных, сельскохозяйственных и других объединений, которые не находились под контролем государственной власти и закона. К тому же в 1917-1927 гг. советская власть еще сохраняла элементы демократичности и допускала некоторый плюрализм правления. Например, документы свидетельствуют о том, что коммуны вместе со своими духовными лидерами в столице сумели выработать тактику компромиссного сосуществования с правительственными и государственными органами. Позиция эта выражалась в следующем: "Мы стояли на той точке зрения, что хотя мы и не разделяем в идеале форм жизни государственной, но должны считаться, что все вокруг живут в этой форме, должны находить какой-то общий язык и налаживать человеческие взаимоотношения, тем более, что мы и сами часто обращаемся к ним"119. Это, в частности, касалось выплаты государственных налогов. Предлагалось рассчитываться с государством за пользование государственными средствами производства, например, железной дорогой при переселении в Сибирь и т. д., ввести в коммунах сбор ренты, из которой определенную часть выплачивать государству (под рентой понимался "незаработанный своим трудом доход... с занятой - государственной - земли"120). Это давало возможность коммунарам отстаивать свои духовные позиции в плане принципиального взаимоотношения с властями: "И для всех живущих было бы ясно, что, если правительство берет часть ренты, то оно поступает справедливо, оставляя часть на бытовые нужды, а если берет всю ренту, то значит оно не желает уделять на вашу культурную жизнь"121.
Такое компромиссное взаимоотношение с властями вовсе не предполагало отказа от принципиальных позиций неучастия в делах государственной власти. По признанию коммунаров, в существующих условиях "эта точка зрения была менее привлекательна, но более соответствовала нашему - не надуманному, а действительному - нравственному уровню"; в то же самое время они четко представляли себе: "...что мы и сами далеко еще не свободны от тех же недостатков, какие присущи окружающим, и нам не следует слишком гордиться и отгораживаться, надо поступаться некоторыми своими интересами, но крепко держаться того, что было наиболее главным и уже прочно усвоенными нами, от чего мы уже не могли отступиться"122.
Принцип компромисса с государственной властью, таким образом, был тактической линией мирного с ней сосуществования, позволяющей коммуне выжить как безгосударственному земледельческому объединению, с одной стороны, с другой, - данная компромиссная позиция нравственно обоснованна существующим положением вещей.
В то же самое время документы и воспоминания свидетельствуют о принципиальной позиции толстовцев в отношениях с властью - основная масса коммунаров погибла в лагерях и тюрьмах, была расстреляна в 20-х годах по причине отказа от военной службы, а также из-за нежелания участвовать в государственной советской акции массовой коллективизации, из-за отрицательного отношения к выплате государственных налогов.
Коммунары, не желавшие изменять своим принципам, переселялись в другие места123. Многие коммуны, как, например, коммуна "Всемирное братство", просто разгонялись, а их члены подвергались арестам и высылкам. Известны судебные процессы над толстовцами, отказавшимися от государственной и воинской повинности. Однако, если в 20-е годы их еще освобождали, иногда прямо в зале суда, то в 30-40-е годы коммунаров либо расстреливали, либо ссылали в лагеря без суда и следствия124.
Не считая для себя возможным подчиняться государству, толстовцы решительно отказывались от участия в государственных выборах. Сохранились следующие протокольные записи общего собрания коммунаров: "Мы, будучи единомышленниками Льва Толстого, отрицаем насилие и устройство общественной жизни людей путем насилия государственной власти и поэтому подчиняться и выполнять то, что от нас требуют, не противоречащее нашей совести, мы еще можем, но сами принимать участие в организации этого насилия мы не можем"125. По свидетельству Д. Е. Моргачева, только в коммуне "Жизнь и труд" с 1936 по 1940 годы было арестовано и осуждено 65 человек, а с 1941 по 1945 год за отказ носить оружие осуждено более ста человек.
В выпуске журнала "Истинная свобода" за 1921 г. опубликован эпизод жизни толстовцев с. Раевка Арского уезда Оренбургской губернии. Крестьяне этого села были принципиальными последователями неделания. Исходя из этого принципа, они отказались избрать органы управления в своем селе. Во время восстания в 20-х годах восставшие призывали раевцов присоединиться к ним, от чего последние отказались. Когда вокруг убивали представителей властей, они отказались выдать солдат продотряда, проживавших в деревне.
В других случаях толстовцы выражали протест властям в актах гражданского неповиновения. Например, они отказывались идти в суд или тюрьму следующим образом: они ложились на землю и не двигались. Так что и арестованных их приходилось нести в суд на руках или на носилках. Толстовцы устраивали голодовки в тюрьме, желая показать абсурдность и очевидную заданность обвинения, молчали, отказываясь отвечать на вопросы на допросах и во время суда126.
"Жизнь по совести", подчинение своих действий нравственным нормам и правилам, значили для толстовцев больше, чем материальное благополучие или исполнение государственных или судебных требований, когда они противоречили нравственным взглядам. В этом плане характерен эпизод из жизни толстовцев. Однажды на заработках, куда толстовцев приглашали с большой охотой, как трезвых и деятельных мастеровых работников, им приказали разобрать дома так называемых "раскулаченных семей", выбросив их на улицу. Толстовцы отказались это делать, и тем самым отказались от заработка. Другой случай произошел с одним из толстовцев, которого ранили ножом жители соседней деревни. После горячих споров крестьяне решили не отдавать плененных ими пьяных крестьян в милицию, а затем отпустили, понимая, что осуждение тех по закону и заключение в неволю "добрых чувств у них не вызвало бы"127.
В 1931-1932 годах началось экономическое давление властей на сибирскую коммуну "Жизнь и труд" - коммунарам давали непосильные сельскохозяйственные задания. Если они их не выполняли, то приезжали представители власти и отбирали львиную долю урожая или укоса сена. Естественно, что провоцировался конфликт, который не возникал благодаря принципу толстовцев: "не раздувать зла", не озлобляться, "не вставать на путь взаимной злобы".
В нравственно-духовном плане: характерной для толстовских земледельческих коммун была духовная компонента общин, то "внутреннее отношение к жизни, ко всему миру и к себе", которое проявлялось "в поведении, вытекавшем из понимания жизни: отказ от оружия, вегетарианство, трезвость, честность, доброе отношение к людям, ко всему живому, свободолюбие и признание равенства всех людей"128. Это давало возможность воспринимать жизнь не как некую заданность, запрограммированность, подчиненность определенным авторитетам, а как "свободное принятие того понимания и того пути, которое так сильно и так ярко выразил Л. Н. Толстой"129.
Практическое осуществление идей Л. Н. Толстого было главным духовным фактором объединения людей в толстовские земледельческие коммуны. Коммунары исповедовали терпимость и заботу в отношении друг с другом; им было присуще особое жизненное мироощущение свободы, полноты жизни и счастья, которое пронизывало все стороны бытия коммунаров: "Но какое же это счастье, - пишет в своих воспоминаниях один из коммунаров-толстовцев, - "жить во-всю!" Какую полноту жизни создавала "жизнь во-всю", то есть никого не давить и ни перед кем не пресмыкаться, говорить открыто правду и поступать так, как хочешь, с тем только непременным условием, чтобы не повредить другому; жить радостно, без озлобления и без малейшего страха. Мы испытали это не только каждый в отдельности, но и всем обществом. Не потому ли уже десятки лет спустя, это время, прожитое в коммуне, вспоминается как лучшее, незабываемое время жизни"130. Это чувство радости жизни осталось у коммунаров на всю жизнь. О неистребимости этого чувства свидетельствует также и признание толстовца Д. Е. Моргачева, прошедшего тяжелые испытания в тюрьмах ГУЛАГа: "Я и сейчас бы, не раздумывая, оставил бы все и свой обеспеченный, спокойный угол и пошел бы в неизвестность на труды и лишения, лишь бы участвовать в строительстве такой коммуны, какая была моим стремлением всю жизнь, и к старости еще более укрепилось мнение, что путь этот правильный, достойный разумных людей"131. Ненасильственное отношение ко всему живому обусловило и образ жизни толстовцев-коммунаров: они были строгими вегетарианцами, не употребляли табака, спиртных напитков, не ругались. В толстовских коммунах не было замков, двери были открыты любому человеку, питание общее и бесплатное. Интересным и заслуживающим внимание является тот факт, что коммунарам было совершенно не присуще чувство собственности. Складывалось это не сразу, в процессе жизни в коммуне: "Люди за долгие годы жизни в коммуне отвыкли от таких понятий, как "мой дом", "моя корова", и т. д.; все было "наше". Люди уже сильно впитали в себя коммунистические, не частнособственнические чувства, люди привыкли работать не по найму, не за зарплату, а по сознательному отношению к труду, как необходимому и радостному условию человеческой жизни"132.
Важным моментом в принятии принципов непротивления и неделания, как основополагающих в нравственном сознании, было также представление о земледельческом труде как "самом естественном и разумном для существования человека133, что основывалось на крестьянском здравом смысле с его представлениями о природных и естественных основаниях труда: "Ведь если здраво рассудить, - пишет в своих воспоминаниях Я. Д. Драгуновский, - то мы живем только трудом; а кто живет и не трудится, тот должен знать, что кто-то трудится через силу. Природа создала закон жизни и создала закон труда; стало быть, кто не трудится, тот преступник закона, тот преступник природы. Такой закон годится для каждого человека, живущего на планете Земля..."134. Природный и естественный закон, как закон естественных условий жизни человека, не приемлет каких-либо форм насилия. Этот принцип проявлялся в характере труда коммунаров. Приводя известное высказывание В. И. Ленина о характере коммунистического труда, толстовцы в своих воспоминаниях подчеркивают: "за долгие годы жизни в коммуне мы познали возможность и радость такого труда; теперь этого нас лишали насильно. И как это ни странно, эта привычка к коммунистическому труду перешла... в, казалось бы, совсем неподходящее место - в заключение, в лагеря, где труд - под штыком"135. Свободный труд рождал творческие идеи и задумки. В коммунарах все больше проявлялось стремление к творческому труду, было много изобретений, связанных, например, с оросительной системой при ручном земледелии, проведением водопровода и др. Человек призван не к насилию над землей, животными, природой для своего блага, например, в целях повышения результативности урожаев и т. д., а, напротив, своим присутствием и трудом способствовать становлению живого - помогать земле, растениям в их проявлениях жизни. Характерно в этом плане высказывание одного из коммунаров: "Как приятно и радостно наблюдать за посевами, изучать жизнь растений, когда надо помогать растению. И физически, и духовно весь входишь, углубляешься в радостное дело"136. "Радостное дело труда", связанное с ощущением единения с живым - землей, природой, посредством любви, представляет собой в опыте толстовства проявления принципа непротивления по отношению к живой природе. Эта связь проявлялась, например, в хозяйственной жизни - труд домашних животных не использовался: "Как хорошо работать без помощи животных. Чувствуешь, что освободил невинное животное, освободился и сам от многой обузы по уходу за скотом. Когда работаешь на лошади, то часто приходится сердиться, нервничать и бить палкой или кнутом иногда по худым ребрам обессиленное животное, что недостойно звания вегетарианца и вообще недостойно звания доброго, разумного человека"137. "Что же после этого мы, вегетарианцы, толстовцы представляем из себя? Мы не едим мяса из-за сострадания и любви к животным, считаем их своими друзьями и тут же на работе так жестоко бьем своих друзей палками и замучиваем до смерти"138.
Радостное мироощущение, несомненно, было связано с особенностью трудовой деятельности толстовцев - деятельности свободной, без эксплуатации и принуждения: "Мы счастливы тем, - признаются они в своих воспоминаниях, - что узнали радость труда не по найму, не из расчета, а вольного, радостного труда, который дает возможность самостоятельно принимать решения и жить, руководствуясь своим разумом и своей совестью, согласно сил и требований души"139.
Таким образом, главным условием земледельческого труда, его духовной установкой было работать честно, без ожесточения, а с любовью и желанием, с убеждением, что физическая работа не только приносит пользу другим, но и оздоровительна для тела и ума, что физический труд - это необходимое условие, закон природы для каждого человека140.
Такое отношение к труду имело впечатляющие результаты: достаточно сказать, что в 30-х годах, когда уже началось активное притеснение толстовских коммун со стороны правительственных органов, коммунары добивались результатов, участвовали в выставках, различного рода соревнованиях по результатам сельскохозяйственного труда. Однако несмотря на то что трудовые достижения толстовцев имели выдающиеся результаты, и коммунары неоднократно получали высшие оценки за свою продукцию, их достижения официально игнорировались141.
В коммунах по идейным убеждениям в 30-х годах была создана так называемая артель "ручников"142, которые "не хотели эксплуатировать труд животных, как рабочей силы, а также пользоваться молочным скотом, считая, что молоко принадлежит детенышам коровы, а лошадь должна быть свободна"143. Ручники были строгими вегетарианцами, даже не носили шерстяных и кожаных изделий. Они обрабатывали землю вручную с помощью мотыги и лопаты, но были и такие представители этого идейного направления, которые считали невозможным пользоваться даже элементарными орудиями труда. Поэтому "толстовская любовь и преклонение перед землей у многих выражалась в том, что они не копали землю лопатой, а перетирали руками, считая, что железо оскорбляет землю. Земля, первоначально тяжелая, после их рук становилась как пух"144. С точки зрения толстовцев, такая форма труда наиболее полно выражает толстовский принцип понимания живого, жизни, а, следовательно, и принцип отношения к труду: ведь, согласно Толстому, - земледельческий труд выражает физиологическую потребность человеческого организма. Поэтому "ручное земледелие в наш машинный век кажется неразумным и даже диким, а на самом деле, если разобраться глубже, - и разумно, и нравственно, честно и благородно"145.
Результаты ручного земледелия были впечатляющие: ручники обрабатывали в среднем по 5-7 соток зерновых и овощных культур (если учитывать земельные неудобья, которые выделялись для толстовских коммун государством) и получали от 8-10 пудов пшеницы с каждой сотки, поэтому, кроме нужд пропитания, ручники имели еще и излишки продукции. В то же самое время опыт показал, что ручное земледелие все-таки рассчитано на незначительные излишки, следовательно, в условиях государственного социализма, учитывающего, прежде всего, экономическую результативность труда, этот вид земледелия считался продуктивно невыгодным. По мнению крестьян-толстовцев, государственный социализм с его принципом равного распределения и механического экономизма в отношении оценки труда не выдерживал критики: "на одного рабочего приходится несколько сот иждивенцев, протягивающих руки за хлебом, овощами, фруктами, мясом, молоком, яйцами".
В то же самое время механически-экономический подход к крестьянскому труду, стремление уравнять всех даже в труде, подчинить решениям государственных органов, имело отношение и к толстовцам, внедряющим в крестьянское хозяйство идеи ручного земледелия. В условиях государственного экономического социализма, даже тогда, когда страна остро нуждалась в продуктах питания, государственные чиновники стремились задавить инакомыслящих крестьян непосильными сельскохозяйственными государственными планами. Ручное земледелие в этих условиях оказалось невостребованным и не возможным в принципе, ведь "ручное земледелие возможно, когда каждый человек сам несет свою долю крестьянс