| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский мавр
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский маврiv>
Вильям Шекспир
Отелло, венецианский мавр (Пер.М.М.Морозова)
--------------------------------------
Перевод М.М.Морозова
М.М.Морозов. Избранные статьи и переводы
М., ГИХЛ, 1954
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
Подстрочный комментированный перевод с английского
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА {1}
Дож Венеции.
Брабанцио - сенатор.
Другие сенаторы.
Грациано - брат Брабанцио.
Лодовико - родственник Брабанцио.
Отелло - благородный мавр {2}, на службе у Венецианской республики,
Кассио - его лейтенант (заместитель) {3}.
Яго - его знаменосец {4}.
Родриго - одураченный господин {5}.
Монтано - предшественник Отелло по управлению Кипром.
Простофиля {6} - слуга Отелло.
Дездемона {7} - дочь Брабанцио и жена Отелло.
Эмилия - жена Яго.
Бьянка - куртизанка {8}.
Матрос, гонец, герольд, офицеры, господа, музыканты и слуги.
Место действия - первый акт в Венеции, остальные акты - в порту на Кипре.
АКТ I
СЦЕНА 1
Венеция. Улица. Входят Родриго и Яго.
Родриго. Вздор! Что ни говори, не поверю. Я очень обижен тем, что ты,
Яго, который располагал моим кошельком, как своей собственностью {9}, знал
об этом {То есть о том, что Дездемона собирается бежать к Отелло (Прим.
перев.)}.
Яго. Черт побери! Да ведь вы слушать не хотите. Если мне снилось такое
дело, можете гнушаться мной.
Родриго. Ты говорил мне, что ненавидишь его.
Яго. Презирайте меня, если это не так Трое знатных вельмож Венеции били
ему челом и лично просили, чтобы он сделал меня своим лейтенантом. Клянусь
честностью человека, я себе знаю цену, я достоин не меньшего места. Но он,
влюбленный в свою гордость и раз принятые решения, дает им уклончивый ответ
в напыщенной речи, до ужаса напичканной военной терминологией, и в
заключение отказывает моим ходатаям. "Дело в том, - говорит он, - что я уже
выбрал себе лейтенанта". А кто же это такой? Конечно, великий арифметик,
некий Микаэль Кассио, флорентинец, до чертиков влюбленный в одну смазливую
бабенку {10}, который никогда не вел эскадрона в бой и понимает в военной
тактике не больше пряхи, за исключением книжной теории, в которой болтливые
сенаторы {11} могут отстаивать свои предложения с таким мастерством, как и
он. Болтовня без практики - вот и все его военные достоинства. Но выбор,
сударь, пал на него. А я, кто на глазах мавра показал себя и на Родосе, и на
Кипре, и в других землях, христианских и языческих, обойден и лишен
попутного ветра {12} этой бухгалтерской книгой, этим счетоводом. Он, в
добрый час, его лейтенант, а я - прости господи! - знаменосец его маврства
{13}.
Родриго. Клянусь небом, я бы охотнее был его палачом.
Яго. Что ж, тут ничего не поделаешь. Это проклятие службы. Продвижение
по службе происходит благодаря рекомендательным письмам и личным симпатиям,
а не по старшинству, как в былое время, когда второй наследовал первому.
Теперь судите сами, обязан ли я, по справедливости, любить мавра.
Родриго. В таком случае я бы не стал ему служить.
Яго. О, не беспокойтесь. Я служу ему, чтобы извлечь личную выгоду. Не
всем быть господами, не всем и господам иметь верных слуг. Заметьте: есть
много услужчивых, преклоняющих колена дураков, которые, влюбившись в
собственное подобострастное рабство, тратят жизни, подобно ослам своих
хозяев, за один только корм. Когда они состарятся, их выгоняют. Пороть бы
таких честных холуев! Есть и другие, которые, приняв облик и лицо честно
исполняемого долга, в глубине сердца служат самим себе; угождая господам
видимой услужливостью, они благоденствуют за их счет, а когда набьют себе
карманы, "воздают почет себе самим. В таких парнях есть толк. И я причисляю
себя к ним. Ибо, сударь, - это так же верно, как то, что вы - Родриго, -
будь я мавром, я не был бы Яго. Служа ему, я служу себе. Пусть будет мне
небо свидетелем, что служу не из любви и долга, а делаю тут вид, преследуя
свою личную цель. Ибо если мое наружное поведение выказывало бы на людях то,
что действительно происходит в моем сердце и каким оно является, то вскоре я
стал бы ходить с душой нараспашку и меня заклевал бы любой простак {14}; я
не то, что я есть.
Родриго. Как везет этому толстогубому, что он одерживает такие победы.
Яго. Разбудите ее отца. Начните охоту за мавром, преследуйте его,
отравите его блаженство, ославьте на весь город, возбудите гнев ее
родственников. Пусть живет он в благодатном краю счастья - докучайте ему
мелкими пакостями {15}. Пусть радость его - истинная радость, - досаждайте
ему всевозможными неприятностями, чтобы радость его несколько поблекла.
Родриго. Вот дом ее отца. Я его громко позову.
Яго. Отлично. Будите его испуганным криком и ужасным воплем, подобным
тем, которые слышатся, когда пожар благодаря ночному часу и недосмотру
распространяется по многолюдному городу.
Родриго. Эй, Брабанцио! Синьор Брабанцио!
Яго. Проснитесь! Эй, Брабанцио! Воры! Воры! Смотрите за вашим домом, за
дочерью, за денежными мешками! Воры! Воры!
Брабанцио появляется наверху в окне.
Брабанцио. Что это за ужасная тревога? Что случилось?
Родриго. Синьор, вся ли ваша семья дома?
Яго. Заперты ли двери?
Брабанцио. К чему эти вопросы?
Яго. Черт возьми, вас обокрали! Стыдно, надевайте халат. Сердце ваше
разбито, половина души вашей потеряна. Вот сейчас, как раз в данную минуту,
старый черный баран кроет вашу белую овечку. Спешите, спешите! Разбудите
набатом храпящих граждан, иначе черт сделает вас дедушкой. Говорю вам,
спешите!
Брабанцио. Что вы, с ума сошли?
Родриго. Почтеннейший синьор, вы узнали мой голос?
Брабанцио. Нет. Кто вы такой?
Родриго. Имя мое - Родриго.
Брабанцио. Для тебя нет у меня привета. Я запретил тебе шляться возле
моих дверей. С честной прямотой я тебе сказал, что дочь моя не для тебя. И
вот, в безумии, за ужином до отвала наевшись и напившись опьяняющих
напитков, в злонамеренной дерзости ты пришел сюда, чтобы нарушить мой покой.
Родриго. Синьор, синьор, синьор...
Брабанцио. Но будь уверен: мой нрав и мое положение - достаточная сила,
чтобы заставить тебя горько раскаяться.
Родриго. Выслушайте, добрый синьор.
Брабанцио. Что ты мне говоришь о ворах? Мы в Венеции. Мой дом не хутор.
Родриго. Достопочтенный Брабанцио, я пришел к вам в простоте и чистоте
душевной.
Яго. Черт возьми, синьор, вы один из тех, которые не станут служить
богу, если их даже дьявол попросит. Мы пришли, чтобы оказать вам услугу; но
так как вы думаете, что мы негодяи, вы допускаете, чтобы вашу дочь покрыл
берберийский жеребец, чтобы ваши внуки ржали вам в ответ и чтобы вашими
потомками были рысаки и иноходцы.
Брабанцио. Ты что за сквернословящий мерзавец?
Яго. Я человек, синьор, который пришел сказать вам, что ваша дочь и
мавр сейчас представляют собой зверя о двух спинах.
Брабанцио. Ты негодяи!
Яго. А вы - сенатор.
Брабанцио. За это ты ответишь. Тебя, Родриго, я знаю {16}.
Родриго. Синьор, я готов за все ответить. Но позвольте спросить: если
имеется ваше желание и мудрейшее согласие, - как я уже отчасти подозреваю, -
на то, чтобы ваша прекрасная дочь отправилась в глухой час ночи, когда ни
зги не видно, без всякой охраны {17}, кроме наемного гондольера, в грубые
объятия похотливого мавра, - если все это вам известно и сделано с вашего
согласия, в таком случае мы виноваты перед вами в нахальном и дерзком
поведении. Но если вы об этом ничего не знаете, призываю мое воспитание в
свидетели, что вы напрасно упрекаете нас. Не думайте, что, забыв всякое
приличие, я стал бы смеяться над таким почтенным человеком. Дочь ваша, -
если на то нет вашего согласия, - повторяю, преступно восстала против
родительской воли, связав свой долг, красоту, ум, судьбу с бродячим,
кочующим чужеземцем, который живет то здесь, то в любой другой стране.
Убедитесь собственными глазами. Если она у себя в комнате или в вашем доме,
обрушьте на меня правосудие республики за то, что я вас так обманул.
Брабанцио. Высекайте огонь! Эй, дайте мне свечу! Созовите всех моих
домочадцев! Это несчастье сходно с моим сном. Одна мысль о возможности этого
угнетает меня. Огня, говорю вам, огня! (Удаляется от окна.)
Яго. Прощайте! Я должен оставить вас. По моему положению неприлично, да
и невыгодно выступить свидетелем против мавра, чего не миновать, если я
останусь. Я знаю, что правительство, хотя оно, возможно, и сделает ему
досадный для него выговор, не сможет, в интересах собственной безопасности,
отстранить его от должности. Ведь он срочно отправляется в Кипр в связи с
начавшейся войной. Дож и сенат ни за какие сокровища не найдут другого
человека такого масштаба {18}, как он, чтобы руководить их делом. В силу
этого, - хотя я и ненавижу его, как муки ада, - однако, исходя из
необходимости настоящей жизни, я принужден выкинуть флаг в знак любви, но
это только знак. Чтобы наверняка найти его, ведите погоню к "Стрельцу" {19}.
Я буду там вместе с ним. Итак, прощайте! (Уходит.)
Входят Брабанцио {20} и слуги с факелами.
Брабанцио. Несчастье слишком верно: она бежала. И в грядущем для моей
опозоренной жизни не осталось ничего, кроме горечи. Где ты видел ее,
Родриго? О несчастная девочка! С мавром, говоришь ты? Кто захочет быть
отцом? Как ты узнал, что то была она? О, мысль о ее обмане и в голову не
могла прийти! Что она сказала вам? Достаньте еще свечей, разбудите всех моих
родственников. Вы думаете, что они уже обвенчались?
Родриго. По правде говоря, думаю, что да.
Брабанцио. О небо! Как она вышла из дому? О, измена собственной крови!
Отцы, отныне не полагайтесь на душу ваших дочерей и не садите о них по
внешнему поведению. Разве нет таких чар, посредством которых можно
обольстить юность и девственность? Вам не приходилось, Родриго, читать об
этом?
Родриго. Конечно, приходилось, синьор.
Брабанцио. Позовите моего брата. О, лучше бы она досталась вам! Одни
идите в одну сторону, другие - в другую. Вам известно, где мы можем схватить
ее и мавра?
Родриго. Думаю, что смогу накрыть его, если вы изволите дать мне
сильную стражу и сами пойдете со мной.
Брабанцио. Прошу вас, ведите погоню. Я буду заходить в каждый дом. В
большинстве домов я могу приказывать. Достаньте оружия, эй! Созовите людей
из ночных дозоров. Вперед, добрый Родриго! Я отплачу вам за ваши старания.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Там же. Другая улица.
Входят Отелло, Яго и слуги с факелами.
Яго. Хотя по ремеслу я и убивал людей, но я считаю противным совести
совершить обдуманное убийство. Мне не хватает порочности, чтобы иной раз она
мне сослужила службу. Раз девять или десять мне хотелось пырнуть его под
ребро.
Отелло. Хорошо, что этого не случилось.
Яго. Но он так кичился и говорил о вашей чести такие гнусные и дерзкие
слова, что мне, многогрешному {21}, стоило большого труда пощадить его. Но,
прошу вас, скажите, вы крепко связали себя браком? Не забывайте, что,
сиятельный сенатор весьма любим и голос его вдвое могущественней голоса
дожа. Он разведет вас. Или будет вас притеснять и делать вам неприятности,
насколько у него будет силы повернуть закон, куда он захочет.
Отелло. Пусть даст волю своей злобе. Услуги, которые я оказал синьории,
перекричат его жалобы. Еще все должны узнать, - о чем я оповещу, когда
увижу, что похвальба послужит к чести, - что я получил жизнь и бытие от
людей царского рода и что я достоин той гордой удачи {22}, которой достиг.
Ибо знай, Яго, не люби я милой Дездемоны, я не стеснил бы своей бездомной
вольной жизни за все сокровища моря. Но посмотри: что за огни приближаются
сюда?
Яго. Это поднявшийся с постели ее отец и его друзья. Вам бы лучше войти
в дом.
Отелло. Я не намерен скрываться. Пусть найдут меня. Мои достоинства,
звание, моя безупречная совесть вполне оправдают меня. Это они?
Яго. Клянусь Янусом {23}, кажется - нет.
Входят Кассио и несколько офицеров с факелами.
Отелло. Это офицеры из свиты дожа и мой лейтенант. Доброй вам ночи,
друзья! Что нового?
Кассио. Дож приветствует вас, генерал. Он требует, чтобы вы поспешили
срочно явиться к нему.
Отелло. Не знаете, для чего?
Кассио. Насколько могу догадаться, какие-то вести с Кипра. Дело
довольно горячее. Этой ночью с галер прибыло подряд двенадцать вестников
один за другим. Многие из сенаторов поднялись с постели и собрались у дожа.
Вас ожидали с горячим нетерпением. Дома вас не застали. Тогда сенат послал
три отряда в разные места города, чтобы разыскать вас.
Отелло. Хорошо, что вы нашли меня. Я только скажу несколько слов в этом
доме и пойду с вами. (Уходит {24}.)
Кассио. Что он здесь делает?
Яго. Этой ночью он, честное слово, взял на абордаж сухопутную галеру
{25}. Если добычу признают законной {26}, счастье его составлено навсегда.
Кассио. Я не понимаю.
Яго. Он женился.
Кассио. На ком?
Входит Отелло.
Яго. Черт возьми, да на... {27} Ну что ж, начальник, пойдемте?
Отелло. Идем.
Кассио. А вот другой отряд, который вас разыскивает.
Яго. Это Брабанцио. Генерал, берегитесь! Он с недобрым умыслом.
Входят Брабанцио, Родриго и вооруженные дозорные с факелами.
Отелло. Эй, стойте.
Родриго. Синьор, это мавр.
Брабанцио. Хватайте вора!
С обеих сторон обнажают оружие.
Яго. Вы, Родриго! Я к вашим услугам, синьор {28}.
Отелло. Вложите ваши светлые мечи в ножны, не то они поржавеют от росы.
Добрый синьор, вы годами внушите больше повиновения, чем оружием.
Брабанцио. О гнусный вор, куда ты спрятал дочь мою? Проклятый, ты
околдовал ее! Сошлюсь на здравый смысл: не будь она опутана цепями
колдовства, возможно ли, чтобы такая нежная, прекрасная и счастливая
девушка, настолько отрицательно относившаяся к мысли о браке, что избегала
богатых кудрявых баловней своей страны, возможно ли, чтобы она, на всеобщее
посмеяние, бежала из-под отцовской опеки на черную, как сажа, грудь такого
существа, как ты, способного внушить страх, а не дать наслаждение! Суди меня
весь мир, если не ясно, что ты околдовал ее гнусными чарами, развратил ее
хрупкую юность расслабляющими зельями или снадобьями. Я добьюсь, чтобы это
было расследовано. Это возможно и правдоподобно. Я поэтому задерживаю и
арестую тебя, всесветного развратителя, прибегающего к запрещенным и
незаконным средствам. Схватите его! Если он будет сопротивляться, смирить
под страхом смерти.
Отелло. Сдержите руки, вы, сочувствующие мне, и остальные. Если бы
репликой мне тут было сражаться, я бы знал это без суфлера. Куда хотите,
чтобы я пошел, чтобы ответить на ваше обвинение?
Брабанцио. В тюрьму, пока не пройдет положенного по закону времени и не
соберется судебное заседание; которое призовет тебя к ответу.
Отелло. Что, если я повинуюсь? Как в таком случае исполнить желание
дожа, посланные которого стоят здесь рядом со мной и зовут меня к нему по
срочному государственному делу?
1-й офицер. Это правда, достойнейший синьор. Дож в совете, и я уверен,
что и за вами, благородный синьор, посылали.
Брабанцио. Как! Дож в совете! В такое время ночи! Ведите его. Мое дело
не пустое: сам дож и любой из моих братьев-сенаторов не могут не
почувствовать нанесенной мне обиды, как своей собственной. Ибо, если, давать
свободный пропуск таким поступкам, руководителями нашего государства станут
рабы и язычники.
СЦEHA 3
Там же. Зал совета.
Дож и сенаторы сидят за столом, на котором горят свечи {29}. Офицеры из
свиты дожа.
Дож. Нет в этих новостях согласия, которое придавало бы им
достоверность.
1-й сенатор. В самом деле, они разноречивы. Мне пишут о ста семи
галерах.
Дож. А мне - о ста сорока.
2-й сенатор. А мне - о двухстах. Но хотя письма точно и не сходятся в
числе, - в тех случаях, когда сообщают по догадкам, часто бывают
расхождения, - однако все письма подтверждают, что это турецкий флот и он
движется к Кипру.
Дож. Конечно, все это вполне возможно. Ошибки в числах не успокаивают
меня, наоборот - главное содержание донесений я считаю правдой и потому
страшусь.
Матрос (за сценой). Эй, там! Эй! Эй!..
1-й офицер. Гонец с галер {30}.
Входит матрос.
Дож. Ну что, как дела?
Матрос. Турецкий флот направляется к Родосу. Так приказано мне донести
сенату синьором Анджело.
Дож. Что скажете об этой перемене?
1-й сенатор. Это невозможно и противно уму. Это - демонстрация, чтобы
отвести нам глаза. Не следует забывать о том, как важен для турок Кипр.
Кроме того, не будем терять из виду, что, насколько Кипр для турок важнее
Родоса, настолько же легче взять его, ибо у Кипра нет тех военных укреплений
и оборонных средств, какими обладает Родос. Нам следует принять все это во
внимание. Мы не должны считать турок настолько безыскусными, чтобы они
оставили напоследок то, что интересует их в первую очередь, и пренебрегли
легкой и сулящей выгоды попыткой, пустившись в опасное и неприбыльное
предприятие.
Дож. Нет, конечно, они плывут не к Родосу.
1-й офицер. Вот новые вести.
Входит гонец.
Гонец. Почтенные и благородные синьоры! Оттоманы, плывшие к Родосу
прямым курсом, соединились там с вспомогательным флотом.
1-й сенатор. Я так и предполагал. Как велик этот вспомогательный флот?
Гонец. В тридцать кораблей. Теперь турки повернули обратно и, не
скрывая своих намерений, плывут к Кипру. Синьор Монтано, ваш верный и
доблестный слуга, изъявляя готовность исполнить свой долг, сообщает вам об
этом и просит вас верить этому сообщению.
Дож. Итак, теперь несомненно, что они плывут к Кипру. В городе ли Марк
Лучикос? {31}
1-й сенатор. Он уехал во Флоренцию.
Дож. Напишите ему от нашего имени. Срочно пошлите ему депешу с
курьером.
1-й сенатор. Вот Брабанцио и доблестный мавр.
Входит Брабанцио, Отелло, Яго, Родриго и офицеры.
Дож. Доблестный Отелло, мы должны немедленно употребить вас в дело
против всеобщих врагов - оттоманов. (К Брабанцио.) Я не заметил вас.
Здравствуйте, благородный синьор! Этой ночью нам не хватало вашего совета и
вашей помощи.
Брабанцио. А мне - вашей. Простите меня, ваша светлость: не сан мой, не
то, что я слышал о государственных делах, заставило меня подняться с
постели; общая забота не волнует меня, ибо личное горе разливается таким
бурным и всесокрушающим потоком, что оно поглощает все другие печали и все
же остается тем же горем.
Дож. Как? Что случилось?
Брабанцио. Моя дочь! О моя дочь!
Дож и сенаторы. Скончалась?
Брабанцио. Да, для меня. Она обманута, похищена у меня, испорчена
колдовством и купленными у шарлатанов зельями. Ибо, если природа не имеет
врожденного изъяна, если она не слепа и не хрома рассудком, она не может так
нелепо заблуждаться без колдовства.
Дож. Кто бы ни был тот, который этим гнусным способом похитил вашу дочь
у нее самой и у вас, вы сами прочтете кровавую книгу закона и сами дадите
истолкование его горькой букве, хотя бы наш собственный сын был обвинен
вами.
Брабанцио. Покорно благодарю, ваша светлость. Вот он, этот человек: это
мавр, которого, кажется, особым приказом вы вызвали сюда по государственному
делу.
Все присутствующие {32}. Мы весьма сожалеем об этом.
Дож (к Отелло). Что со своей стороны можете вы сказать?
Брабанцио. Ничего, кроме того, что это так.
Отелло. Могущественные, важные и уважаемые синьоры, благородные и
испытанные добрые хозяева мои. То, что я увел дочь этого старика, - правда;
правда и то, что я женился на ней. Этим ограничивается мой проступок. Груб я
в речах. Не одарен я мягкой речью мирной жизни. Ибо с тех пор, как эти мои
руки имели силу семилетнего возраста, вплоть до последних проведенных в
праздности девяти лун эти руки проявляли главную свою деятельность в
лагерном поле. Мало могу сказать я об этом великом мире, кроме того, что
относится к подвигам, военным стычкам и сраженьям. И поэтому, говоря в свою
защиту, я мало смогу представить дело в выгодном для себя свете. Но если вы
милостиво выслушаете меня, я передам вам прямо, без прикрас весь ход моей
любви; я расскажу вам, какими зельями, какими чарами и заклинаниями, каким
могучим колдовством - ибо я обвинен в применении этих средств - я завоевал
его дочь.
Брабанцио. Девушка, такая робкая, столь тихая и спокойная, что
собственные душевные порывы заставляли ее краснеть от стыда, - и чтоб она,
наперекор природе, возрасту, отечеству, молве, наперекор всему, влюбилась в
то, на что боялась смотреть. Лишь больной и несовершенный разум может
утверждать, что совершенство может до такой степени заблуждаться наперекор
всем законам природы. Разум вынужден здесь искать лукавых козней ада, чтобы
найти объяснение. Я поэтому снова утверждаю, что он действовал на нее
снадобьями, воспламеняющими кровь, или напитком, заговоренным с этой же
целью.
Дож. Утверждать - это еще не значит доказать, не имея более
исчерпывающих и явных улик, чем эти поверхностные малостоящие предположения
и общие места, которые здесь выдвинуты против него.
1-й сенатор. Скажите, Отелло, покорили ли вы и отравили чувства этой
юной девушки тайными и насильственными средствами, или произошло это путем
мольбы и той прекрасной беседы, которую душа дарит душе?
Отелло. Прошу вас, пошлите за синьорой к "Стрельцу", и пусть она в
присутствии отца все обо мне расскажет. Если из слов ее я окажусь
бесчестным, не только отнимите у меня доверие и ту должность, которую я от
вас получил, но пусть ваш приговор падет на самую жизнь мою.
Дож. Приведите сюда Дездемону.
Отелло. Яго, проводи их; ты знаешь, где она.
Яго и офицеры уходят {33}.
Пока она придет, с той же правдивостью, с какой исповедуюсь я небу в моих
греховных страстях, я изложу строгому собранию, как я обрел любовь этой
прекрасной синьоры, а она - мою.
Дож. Расскажите об этом, Отелло.
Отелло. Ее отец любил меня, часто приглашал к себе, постоянно
расспрашивал про повесть моей жизни: как жил я из года в год, о битвах и
осадах, превратностях судьбы, которые я пережил. Я пробегал все это, начиная
от детских дней до того мгновения, когда он просил меня рассказать об этом.
Я говорил о злосчастных неудачах, о волнующих случаях на море и на поле боя,
как в проломе стен ускользал я от смерти, бывшей от меня на волосок; о том,
как я был взят в плен наглым врагом и продан в рабство; о том, как снова
получил свободу, и о том, как поступал я во время моих странствий. Я говорил
об огромных пещерах, бесплодных пустынях, бесформенных нагромождениях скал,
утесах и горах, касающихся вершинами небес, - обо всем этом рассказывал я;
также о каннибалах, которые едят друг друга, антропофагах; и о людях, чьи
головы растут ниже плеч {34}. Дездемона была расположена внимательно слушать
мои рассказы. Но домашние дела постоянно отзывали ее. Она поспешно старалась
их закончить, снова возвращалась и жадным ухом пожирала мой рассказ. Заметив
это, я выбрал благоприятный час и нашел способ извлечь у нее просьбу от
чистого сердца, чтобы я подробно рассказал о моих странствиях, о которых она
слышала 
| |
| Просмотров: 621 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры