Главная » Книги

Потехин Алексей Антипович - Виноватая

Потехин Алексей Антипович - Виноватая


1 2 3 4

А. А. Виноватая. ================================================== Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9,10,11. СПб.: Просвещение, 1905 Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm ================================================== Действующие лица: Иван Иваныч Бородавкин, старик, генерал в отставке. Серафима Михайловна, жена его. Федор Иваныч
   } Катерина Ивановна } их дети. Надежда Францевна, ходатай по делам. Алексей Алексеич Кутузкин, большой капиталист и домовладелец, из откупщиков. Петр Акинфыч Шабров, молодой человек, управляющий делами Кутузкина. Арина Федотьевна, его мать. Марья Акинфиевна, его сестра. Палкин
   } богатые молодые люди, из праздношатающихся. Граф Брюс } Паулина. Квартальный надзиратель. Сидор, камердинер Кутузкина. Паша, горничная Катерины Ивановны. Кучер. Понятые. Действие происходит в Москве. Между первым действием (прологом) и последними проходит четыре года. Действие первое. (Пролог.) Гостиная в доме Бородавкиных. Явление первое. Иван Иваныч и Серафима Михайловна. Серафима Михайловна. Доставай денег... Доставай денег: я тебе говорю... Иван Иваныч. Да где же я, матушка, достану? Кто нам даст: и без того кругом должны!.. Где я денег возьму?.. Серафима Михайловна. Где хочешь доставай: это не мое дело!.. Иван Иваныч. Негде мне взять... Что хочешь делай, а взять мне негде... Серафима Михайловна. Какой же ты муж... какой же ты муж, когда ты не можешь денег достать!.. За что же я, молодая женщина, свежая женщина... за что же я живу с этаким михрюткой, с этаким старым хрычом!.. За что я загубила свою молодость, живя с тобой!.. (Иван Иваныч делает движение, чтобы уйти.) Нет, ты погоди... Ты думаешь от меня молчанкой отделаться... Нет, вздор, не отделаешься... Сейчас поезжай и займи у кого-нибудь... Иван Иваныч. Право, Серафимчик, никто не даст... Ну, подумай сама, куда я сунусь... к кому? Серафима Михайловна. Что же это такое?... Что же это вы хотите со мной делать?.. Я еще женщина молодая, свежая... я жить хочу... И вдруг вы меня оставляете без средств существования... Иван Иваныч. Как же, Серафимчик, без средств?.. Как без средств?.. Я, слава Богу, пенсион получаю... имение у нас, кажется, хорошенькое - доход дает... На эти средства другие бы как хорошо прожили... а мы должаем... Серафима Михайловна. Кто другие? Кто это другие?.. Про кого вы говорите? Пускай другие и живут, как хотят, а я так жить не хочу, не могу и не намерена... Другие-то, может быть, в своих семействах счастливы, у других-то, может быть, мужья и угодительны, и хороши, и молоды... другие-то, может быть, в любви и счастии проводят время, а не загубили свою молодость за уродом за старым!.. Я всю жизнь прожила, я не знаю как... Иван Иваныч. Ну, матушка, много всего было... да, может быть, и теперь еще есть... Серафима Михайловна. Что, что вы хотите сказать?.. На что вы делаете ваши намеки?.. Иван Иваныч. Ни на что... так... Кажется, не можете сказать, чтобы молодые-то офицеры к вам никогда не ездили... Серафима Михайловна. Что, что?.. Не хочешь ли ты уж и последнего утешения меня лишить?.. Не хочешь ли запирать меня?.. Не намерены ли тиранствовать?.. Не думаете ли, что я, вместо приятного, умного общества, буду проводить время с вами... нянькой вашей быть... сказки вам рассказывать?.. Иван Иваныч. Ничего я, матушка, не хочу и не думаю... Не умел молодую унять, так уж теперь поздно... А, кажется, пора бы угомониться: дочь уж невеста, да и самой за сорок... Серафима Михайловна. Скажите? Он меня дочерью попрекает!.. Да кто же об дочери-то заботится, как не я!.. Кто ее в общество вывозит, кто ей партию приискивает... не ты ли?... Да у тебя бы она света божьего не видала, люди-то бы порядочные ее не видали... у тебя бы она до 25 лет в девках просидела... А я вот обхлопотала, вот и партия представляется, да какая!?.. Какой тебе во сне не приснилось бы!.. А тебя вот просит жена: денег достань... нужно же себя показать жениху, как следует... пыль в глаза пустить... А ты и этого не умеешь... (Иван Иваныч машет рукой и хочет уйти.) Куда?.. Тебе говорят: мне платье... Кетти платье... новую ливрею... кучеру армяк новый... несколько вечеров сделать приличных... Ведь миллионы... ведь у него миллионы... у жениха... Ведь, Бог даст, сделаю дело, тогда все долги наши уплатит... Ведь это мне только этакие дела делать... А ты не можешь денег достать, каких-нибудь две, три тысячи... (Загораживает ему дорогу.) Отвечай ты мне: будут деньги, или нет?.. Иван Иваныч (оборачиваясь к другим дверям, с тоской). Да негде мне, негде взять: никто не даст... Да и незачем: коли женится, так женится и без ливреи, и без нового платья... Серафима Михайловна. И это отец!.. это муж?!.. И это не тиран?.. Для счастья дочери он не может занять трех тысяч... (Иван Иваныч уходит). Скажите!.. Ушел... Ах, мухомор противный!.. Ну, хорошо же, хорошо... Это тебе даром не пройдет... Уж если я сама примусь за дело, так я не три, а десять займу... Я тебя утешу... погоди!.. (Входит слуга.) Слуга. Надежда Францевна приехала. Серафима Михайловна. Ах, проси, проси... Скорей проси... (Слуга уходит.) Что-то она скажет?.. Ах, Боже мой, какое у меня нетерпение!.. Явление второе. Серафима Михайловна и Надежда Францевна; потом Иван Иваныч. Серафима Михайловна. Ах, ангел мой, Надежда Францевна, здравствуйте!.. Очень, очень рада вас видеть. Надежда Францевна. Bonjour, Серафима Михайловна! (Садятся.) Какая сегодня странная погода... Серафима Михайловна. Да? А что же такое? Надежда Францевна. Не дождь, и не снег, а так что-то такое странное... Серафима Михайловна. Я не выезжала сегодня... А вы откуда теперь, из дома? Надежда Францевна. Да, была и дома... Ведь, вы знаете, я почти постоянно в разъездах: мои друзья не дают мне покоя... Один просит: сделайте то, другой - другое: без Надежды Францевны ни шагу... Я признаюсь, я счастлива в дружбе... Я была гувернанткой во многих домах, и всегда везде меня считали больше другом семейства, нежели гувернанткой... И до сих пор все: и отцы, и матери, и дети, мои воспитанники, хранят самую искреннюю дружбу ко мне... и во всем ко мне обращаются... особенно эта молодежь: точно я, в самом деле, все могу сделать, точно я всемогуща. А, признаюсь, не могу скрыть, должна похвастать: и делаю... делаю... Серафима Михайловна. Ну, а скажите, Алексея Алексеича вы не видали сегодня?.. Надежда Францевна. Нет, видела: я к вам почти прямо от него, заезжала только на минутку домой распорядиться кой-чем... Серафима Михайловна (нетерпеливо). Ну, что же, что же он? Надежда Францевна. Ах, очень важное дело... Серафима Михайловна. Скажите, скажите поскорее, ради Бога! Надежда Францевна. Вот в чем дело: скажите, пожалуйста, сколько лет вашей милой Катерине Ивановне?.. Серафима Михайловна. Шестнадцать, шестнадцать, это верно... вы в этом можете быть уверены... Надежда Францевна. Ах, как это жалко... Серафима Михайловна (торопливо). Как, отчего жалко? Самый цветочек... бутон... невеста... Надежда Францевна. Вот, видите, в чем дело: Алексею Алексеичу очень нравится ваша милая Катерина Ивановна, и он поручил мне съездить к вам узнать, сколько ей лет, и если не менее 20, то сделать от его имени предложение... Серафима Михайловна (второпях). Ах, Боже мой, да ведь это можно сделать... ей будет 20, в самом деле 20 лет... Надежда Францевна. Как сделать?... Что вы говорите, Серафима Михайловна, этого сделать нельзя!.. Алексей Алексеич человек честный и аккуратный... Серафима Михайловна (перебивая). Ах, да нет, не то... Надежда Францевна, душенька, ангел мой, вы меня не поняли: ей действительно 20 лет, только я скрывала... Знаете, сама еще молодая, свежая женщина: ну, и, признаюсь, нарочно убавляла годы у Кетти... Понимаете, нарочно... Ну, понимаете, женская слабость... Надежда Францевна. Только вы поймите меня, бесценная Серафима Михайловна; я, по дружбе к Алексею Алексеичу, обманывать его не могу... Я воспитывала его племянниц... я в их семействе как друг... Серафима Михайловна. Да нет, выслушайте... Надежда Францевна. Позвольте... Алексей Алексеич, как человек честный и аккуратный, говорит мне: друг мой, Надежда Францевна, прошу вас, сделайте мне дружбу, поезжайте к Бородавкиным, узнайте, сколько лет их дочери, и если узнаете достоверно, что ей не меньше 20 лет, то в таком случае... (Серафима Михайловна хочет перебить.) Позвольте, только, говорит, в таком случае скажите, что я желаю сделать предложение и прошу позволения сегодня же, как вы - то есть я - как вы привезете ответ, тотчас же приехать к ним сам, лично... Серафима Михайловна. Да, душенька, ангел мой, право, 20 лет... Поверьте мне! Надежда Францевна. Позвольте: Алексей Алексеич говорит мне... То есть, нет, я его спрашиваю: что же, я говорю, вам так непременно нужно, чтобы ей было 20 лет?.. Он мне говорит на это: послушайте, друг мой, Надежда Францевна, я человек не первой молодости, я вдовец и испытал, что такое женщина. Я не могу жениться на очень молоденькой девушке... Я желаю, чтобы у меня жена была солидная, чтобы она довольствовалась только своей семейной жизнью... Девушки, до 20 лет, очень много мечтают, у них слишком фантазия разыгрывается, а после 20 лет оне начинают понимать жизнь, делаются скромнее, практичнее и не так уже требовательны относительно мужчин... И это правда, это святая правда... Я знаю по опыту, я с ним совершенно согласна... Серафима Михайловна. Ах, Боже мой, да как же мне вас уверить?.. Ну, спросим мужа... Ну, вот, пусть и он вам повторит, что Кате 20 лет... Вот, я сейчас его позову... (Быстро идет к дверям.) Я отсюда и не выйду... При вас, при вас... (Говорит в двери.) Иван Иваныч, Иван Иваныч, иди скорее сюда!.. Да иди же скорее!.. Очень нужно... Иди, говорят тебе... Иван Иваныч (за сценой). Что такое нужно? Серафима Михайловна. Ах, Боже мой, да иди же, двигай поскорее свои ноги... Дело касается судьбы дочери, а он не может походки переменить... (К Надежде Францовне.) Ужасно стар становится... И для меня-то, в мои-то годы!.. Каково мне-то жить с ним, такой свежей женщине... (Иван Иваныч показывается в дверях.) Серафима Михайловна (быстро к нему подбегая, вполголоса). Говори: двадцать, говори: двадцать... (Вслух.) Вот Алексей Алексеич, чрез милейшую Надежду Францевну, делает предложение нашей Кате, только сомневается, точно ли ей двадцать лет... (Вполголоса, свирепо.) Смотри же!.. (Вслух.) Вот скажи сам Надежде Францевне, сколько лет Катюше... Я теперь в стороне... Надежда Францевна. Здравствуйте, Иван Иваныч... Как ваше здоровье?.. Я думаю, по этой погоде не очень хорошо себя чувствуете... Иван Иваныч. Уж стар, стар становлюсь, Надежда Францевна... Только людям надоедаю, что и на свете живу... Надежда Францевна. О, нет, еще поживете... Что вы, Бог с вами... Серафима Михайловна (становясь сзади Надежды Францевны, к мужу). Ну, говори же, говори, сколько лет нашей Кате... (делает знаки руками, показывая пальцы, и говорит губами без звука: двадцать, двадцать.) Надежда Францевна (вдруг оборачиваясь к ней). Да это совершенно напрасно, Серафима Михайловна... Если бы даже и Иван Иваныч сказал, и я поверила, хоть слыхала и сама, даже от самой Катерины Ивановны, что ей 16 лет... но положим, что я поверила бы... ведь Алексей Алексеич не удовольствуется этим и в метрических книгах справится... Серафима Михайловна. Ах, Боже мой!.. Ну, так я же вас прошу, наконец: научите меня, что мне делать... как друга прошу... Неужели я не сумею ничем заслужить вам, неужели вы так мало меня любите, неужели вам не приятно будет устроить судьбу девушки, в которой вы приобретете вечную благодарность... Наконец, я готова все для вас сделать: научите только, как успокоить Алексея Алексеича насчет лет Кати моей? Надежда Францевна. Мне, право, странно вам советовать в этом случае... Конечно, Алексей Алексеич, как человек аккуратный, поверит только документу, и если бы вы могли достать какое-нибудь, конечно, справедливое, свидетельство о годах Катерины Ивановны, то не пойдет же он справляться, в самом деле, в метрических книгах. Серафима Михайловна. Ах, свидетельство... Я достану, непременно достану... А вы уж, друг мой, Надежда Францевна, поддержите его в этой мысли, что Кате 20 лет... Надежда Францевна. Что ж, если это справедливо, я не могу говорить ему ничего другого. Если он попросит, я могу даже сама съездить и справиться в метриках... (С улыбкой.) Я, ведь, все дела умею делать... вы знаете... Бедность и нужда всему научат... Серафима Михайловна. Ах, вот вы кстати о делах: помогите нам... Вот еще моя к вам просьба: нам нужно теперь, особенно если, Бог даст, устроится Катина судьба... необходимо нужно десять тысяч занять. Иван Иваныч. Десять тысяч... куда это, Серафимчик?.. Помилосердуй!.. Серафима Михайловна (к Надежде Францевне). Скажите!.. Он спрашивает куда?.. Я устраиваю судьбу дочери, а он спрашивает куда?.. Надежда Францевна. Нет, знаете, Серафима Михайловна, я согласна с Иваном Иванычем: десять тысяч вы напрасно хотите занимать... К чему? Алексея Алексеича вы ничем не удивите: он так богат, что не обращает даже ни на что внимания... Если он женится на вашей Катеньке, то, вероятно, не допустит, чтобы и приданое для нее вы делали на свой счет... А так, для необходимых свадебных расходов, для соблюдения разных приличий, мне кажется, будет достаточно пяти тысяч... не правда ли, Иван Иваныч?... Иван Иваныч. Много... матушка, Надежда Францевна, и пяти тысяч не нужно... слишком много... Серафима Михайловна. Уж ты, пожалуйста, не говори... Не вмешивайся, где ты ничего не понимаешь... Тебе, конечно, все равно: ты из ума выжил, ходить разучился... на тебя никто внимания не обратит... А я уронить себя не хочу... Я не намерена, чтобы все говорили, что Алексей Алексеич на нищей женился... У меня материнские чувства есть... Надежда Францевна. Да, действительно пять тысяч разойдутся... и не заметишь... Серафима Михайловна. Да без пяти тысяч я просто даже не могу себя вообразить... Я должна пропасть... Иван Иваныч. Давеча сама две или три просила... Серафима Михайловна. Молчи, молчи, пожалуйста, молчи... Не раздражай меня, пока я спокойна... Ну, радость, Надежда Францевна, я на ваше мнение полагаюсь... Вы думаете, что достаточно пяти тысяч: ну, пусть и будет по-вашему... Помогите же мне занять их где-нибудь: я буду вам очень благодарна... Надежда Францевна. Благодарности мне никакой не нужно... Я сделаю это только из дружбы... Вот видите: у меня есть на примете один человек, который меня уважает и мне поверит, но только он берет довольно большие проценты. Если занять на год пять тысяч, нужно будет дать ему вексель в восемь... и то разве только для меня сделает... Иван Иваныч (с ужасом). Как это: три тысячи в год процентов на пять!.. Да что вы, матушка, Надежда Францевна, ведь это разбой!.. Надежда Францевна (обидевшись). Как вы странно выражаетесь, Иван Иваныч... Ведь я не навязываюсь, я не свои деньги вам предлагаю... Я хочу сделать вам услугу из одной только дружбы... Серафима Михайловна. Да полноте, ангел мой, Надежда Францевна, слушать его... дурака... Ах, эти старики... Они просто невыносимы... Я согласна... Я прошу вас, умоляю: займите для меня эти пять тысяч, на каких хотите условиях... Надежда Францевна. Хорошо: я съезжу, похлопочу, и если тот человек даст денег, то я дам ему вексель на себя, а вы уже дадите мне документ на мое имя, как будто заняли прямо у меня... Полноте, Иван Иваныч, погодите: вот, выдадите дочь за миллионера, будете и сами богаты около нее: тогда не пожалеете о таких пустяках, как эти деньги... Ну, так, следовательно, я могу теперь ехать к Алексею Алексеичу и объявить ему, что вашей милой Катеньке 20 лет, что вы его ожидаете и что вы приняли его предложение с удовольствием... Серафима Михайловна. Да, да, скажите, что с большим удовольствием и считаем за честь... Надежда Францевна. Ну, а как же невеста... будет ли она согласна?... Серафима Михайловна. Ну, конечно... Стоит ли об этом думать... Конечно, согласна и благодарит за честь... даже считает за счастие... Надежда Францевна. А насчет свидетельства-то о летах вы позаботьтесь: Алексей Алексеич аккуратный человек: он непременно захочет видеть... Серафима Михайловна. Да, да, я сейчас же распоряжусь. Для нас это скоро сделают... Мы, ведь, первые лица считаемся в своем приходе... Надежда Францевна. Ну, так до свиданья!.. Я тороплюсь к Алексею Алексеичу, и он к вам сейчас же явится; я в этом уверена... Поцелуйте за меня вашу милую Катеньку... Серафима Михайловна. До свиданья, до свиданья... добрая, милая Надежда Францевна! Надежда Францевна (пожимая руку Серафиме Михайловне с чувством). Верьте моей дружбе... Прощайте, Иван Иваныч! Иван Иваныч. Прощайте, Надежда Францевна! (Надежда Францевна уходит.) Явление третье. Серафима Михайловна и Иван Иваныч. Серафима Михайловна. Ну... мог бы ты не только сделать, но даже придумать что-нибудь подобное? Наша дочь, наша Катя, будет за таким богачом, что даже подумать страшно!.. Он заплатит все наши долги, он поправит наше состояние... И все я, все я это делаю... А ты, скажи ты мне, что ты в жизни делал для своего семейства, или хоть для меня, твоей жены?.. Делал ли ты хоть что-нибудь?.. Иван Иваныч. Что же, и мы, по мере сил своих, было время, работали, служили... И теперь пенсион получаю... Серафима Михайловна. Боже мой, это он мне говорит... Работали, служили!.. Ха, ха, ха... Да мне-то какая из этого польза?.. Жила ли я в роскоши, жила ли я в богатстве, каким другие пользуются?.. Имела ли я особенный блестящий выезд, давала ли я балы, славилась ли я своим костюмом?.. Снимали ли с меня моду?.. Я женщина молодая, свежая... я была красавица... я всю жизнь свою погубила для тебя, старика противного, а ты... что ты мне дал взамен?.. Мне бы, по моей красоте, по моим достоинствам, на лебяжьем пуху надо было нежиться... а ты... Иван Иваныч (с тоской). Господи... каждый-то день, каждый-то день слышать все одно и то же!.. Все упреки, все брань... Каждый час, каждую минуту... Серафима Михайловна. Да, да, каждый час, каждую минуту, до последнего конца твоего буду повторять тебе одно и то же, чтобы ты помнил, чтобы ты чувствовал, чем ты мне обязан, чем я тебе пожертвовала, и как ты за это наградил меня... Я была невинная девочка... я была амур, купидон прелестный, чистый... и ты, как сатир, или вакхан какой-нибудь, схватил меня своими противными старческими лапами... Ты высосал из меня жизнь... я, как цветок благоуханный, завяла от твоего ядовитого дыхания... Я исстрадалась... Иван Иваныч (приподнимаясь, машет рукой). Ну, матушка, оставь... Видно, не очень страдала со мной, стариком, коли и дочь хочешь выдать за старика... Видно, не плохо житье-то твое... Серафима Михайловна. Скажите, и он себя сравнивает с Алексеем Алексеичем!.. У того миллионы, а у тебя что?.. Дочь моя будет блистать в обществе, будет возбуждать зависть. (Иван Иваныч идет к дверям.) Куда идешь?.. Вот хоть бы занялся: свидетельство-то схлопотал о летах Кати... Иван Иваныч. Делай сама, как знаешь... Уж оставь меня в покое, коли я ни на что не гожусь... (Уходит.) Серафима Михайловна. Так что же? Сделаю, все сделаю и без тебя, а ты помни, что дочь тебе ничем не обязана... (Звонит.) (Входит слуга.) Серафима Михайловна (слуге). Поди сейчас за ворота стой и смотри... Как увидишь, что из-за угла повернет в нашу улицу карета Алексея Алексеича, так беги и доложи мне... Да позови сюда ко мне барышню... Ступай!.. (Слуга уходит.) Явление четвертое. Серафима Михайловна (одна). А я, право, удивительная, редкая женщина... Попасться в руки этакому старому демону, взять над ним верх, не потерять характера, делать все по-своему... Да, Кате есть кому подражать в жизни!.. Если она выйдет за Кутузкина и будет подражать мне, она и сама будет счастлива и нас всех должна сделать счастливыми... Явление пятое. Серафима Михайловна и Катенька. Серафима Михайловна (при появлении Катеньки). Ах, Катя, милая моя, беги скорей и целуй мамашу: благодари ее за то, что она для тебя делает.... Катя (целуя мать). Что такое, мамаша? Серафима Михайловна. Ну, садись сюда, садись, мой ангел, моя красавица... Ох, купидон... Ну, скажи ты мне: хотела бы ты жить в собственном своем большом великолепном доме, иметь множество ливрейной прислуги, швейцара с булавою у подъезда, кататься в таких колясках, на таких лошадях, чтобы все завидовали, давать балы на удивленье всей Москве, собирать вокруг себя самую лучшую, самую избранную молодежь?.. А-а?.. Не правда ли, как все это прелестно!.. Ну, что же, хотела бы ты всем этим пользоваться?.. Катя. Конечно, мамаша, как не хотеть... Серафима Михайловна. Ну, так благодари свою маму. Я тебе все это предоставляю... Ты будешь всем этим пользоваться... Катя. Мамаша, да это все равно, что в сказках... Каким же это образом?.. Серафима Михайловна. Да, это правда, мой ангел... Это не всякий сумеет сделать... На это способна только твоя мама... Ты девочка, по милости своего родителя, не имеющая почти никакого или самое ничтожное приданое, только что вышла из пансиона, не успела еще показаться в свет... и вдруг... тебе делает преферанс, пред всеми здешними невестами, такой человек, которому ни одна бы не отказала... Представь ты себе, какова будет их злость, какова будет их зависть!.. Не правда ли, это приятно?... Катя. Да кто же это, кто, мамаша? Серафима Михайловна. Интересно... Ребенок!.. (Протяжно.) Алексей Алексеич Кутузкин - вот кто... Катя. Как, мамаша, этот старый кролик... Ни за что не пойду... ни за что на свете... Серафима Михайловна. Глупа... глупа... и глупа!.. Разве так матери говорят: не пойду?.. Разве мать хлопочет, старается о тебе для того, чтобы услышать такой глупый ответ?.. Глупо, очень глупо!.. Катя. Мамаша, да как же, ведь он мне не нравится; он старый, противный, едва жив... Серафима Михайловна. Ну, что же, что же из этого? Твой отец тоже старик, тоже едва бродит... но, ведь, он муж же мне, ведь, я живу же с ним... Катя. Мамаша, да он больной, он скоро умрет... Серафима Михайловна. Ну, что же делать: на все власть Божья... Скоро умрет, следовательно, такое определение, так Богу угодно... Наверно этого сказать нельзя: и старые живут, и молодые умирают... Вот и у Алексея Алексеича была молодая жена и умерла, а он до сих пор живет... Катя. Да вот, мамаша, уж он пережил одну жену... Серафима Михайловна. Ну, что же?.. А ты переживешь его... Это все очень естественно... И нисколько мне не будет удивительно, если через год, через два, я увижу тебя молодой, прекрасной и богатой вдовой... Мне кажется, тут ужасаться нечего... На все воля Божья... Катя. Да, мамаша, говорят... Серафима Михайловна. Что, что говорят?.. Ну, говори!.. Катя. Говорят, что первую жену он уморил... что он ее замучил своим ужасным характером. Серафима Михайловна. Ах, какой вздор, какая глупость!.. И как мне неприятно, Кетти, что ты решаешься повторять такие глупости... Да разве можно уморить или замучить умную женщину?.. Дуру, ну, конечно, я спорить не буду... Но умную женщину - никогда... Да помилуй, уж что может быть ужаснее моего положения с твоим отцом... Я вышла за него чистая, невинная, как ангел; он всегда был такой же старый, сварливый и злой, как теперь... Однако, кажется, нельзя сказать, чтобы я позволила ему себя уморить, или измучить... Правда, я всегда страдала, страдаю и теперь... но я никогда не позволяла ему командовать или тиранствовать надо мною... Я всегда брала верх... всегда... Катя. Мамаша, да он мне противен, он мне гадок... Серафима Михайловна. А мне не противен и не гадок был твой отец?.. Да еще заметь ту разницу: я приносила ему приданое, а у него, кроме службы да чина, ничего не было... А у тебя, напротив, жених богач, миллионер, тогда как за тобой, ведь, ничего нет, одни только тряпки... добрый родитель ничего не умел скопить для тебя... В этом, кажется, есть разница порядочная... Тебе есть из-за чего переломить в себе это отвращение, если уж эта глупость закралась в тебя... Впрочем, тут много говорить нечего: я об этом старалась, я об этом мечтала, как о нашем общем счастии, я этого достигла - и это должно быть... Алексей Алексеич сейчас приедет; тебе пора одеваться... Когда он выскажет тебе свое предложение, ты должна скромно присесть и сказать: благодарю за честь, которую вы мне делаете... Если родители согласны, то и я согласна... Слышишь?.. Поди же, оденься хорошенько... Катя (с испугом). Мамаша, да вы серьезно говорите? Вы уж решили?.. Серафима Михайловна. Да, да и да!.. Что же ты думала, что я шучу, что ли, с тобою, играю?.. Алексей Алексеич сделал предложение через Надежду Францевну, я дала согласие.. Он сейчас приедет и лично повторит свое предложение, - я опять изъявлю согласие и ты должна сделать то же... Кажется, коротко и ясно... и разговаривать больше нечего... Ты знаешь меня? Катя (робко). Да как же, мамаша... Серафима Михайловна. Ну, так же... Если мать что для тебя старается, устраивает, так за это надо благодарить ее, а не рассуждать... Я думаю, я наобум ничего не сделаю... Катя. Мамаша, да я не могу ему сказать, что он мне нравится... Я ему в глаза скажу, что он противен мне... Серафима Михайловна. Катерина, ты знаешь меня: я баловница-мать, я отцу никогда не позволяла сделать тебе никакого выговора или замечания... Но люблю ли я, когда со мной спорят или возражают, могу ли я это сносить - ты знаешь... Да только ты осмелься что-нибудь неприятное Алексею Алексеичу... Да я тебя со света сживу, я у тебя по волоску всю косу вытаскаю... Ах, ты ребенок неблагодарный!.. Да неужели мать не знает что делает?.. Это я устраивала, старалась, хлопотала, а она вдруг все расстроить хочет... Да избави тебя Бог!.. да я... я... (Входит Федор Иваныч. Красивое лицо его показывает следы бессонных ночей, волосы несколько растрепаны и щегольской костюм несколько помят и не в полном порядке.) Явление шестое. Те же и Федор Иваныч. Федор Иваныч (останавливаясь в дверях, с комическим движением). Муттерхен в ярости... Почто?.. На кого обращен гнев?.. На сию дщерь непокорную?.. Серафима Михайловна (с улыбкой). Ну, перестань, баловень... Теперь не до того... Где пропадал целых три дня?.. Я ведь беспокоилась... Федор Иваныч. Не в том дело, строгая maman... А вы мне скажите, в чем дело, и чем провинилась сия юница. Серафима Михайловна. Ах, отвяжись, Диодор... Говорю тебе, теперь не время дурачиться... Алексей Алексеич Кутузкин делает предложение Кате и сейчас приедет сам. Я ее думала обрадовать, посылаю одеться, а она, видишь ты, еще недовольна женихом: слышите, противен, не нравится... Федор Иваныч. Катя, Катя, глупо, глупо... Поверь моей двадцатидвухлетней опытности... Моя ли ты сестра, ее ли ты дочь?.. От чего ты отказываешься?.. Обладательница громадных капиталов, благодетельница матери, брата, всех родных, друзей, знаемых и незнаемых... О, непокорная и неблагодарная дочь!.. Пойди, пойди, одевайся... Знаешь, чтобы тут (показывает рукой на грудь) было попрозрачнее, чтобы плечо и рука сквозили через тюль, за ушами два локона, ножка в безукоризненном ботинке и тончайшем чулке... ну, а прочее... как маменька прикажет... Поди и повинуйся... этим шутить нечего... Серафима Михайловна (к дочери). Да и в самом деле шутить нечего, да и некогда. Изволь же идти, одевайся, да помни, что я тебе сказала... (Катенька уходит в большом смущении.) Явление седьмое. Серафима Михайловна и Федор Иваныч. Серафима Михайловна. Ну, а ты где пропадал, повеса? Федор Иваныч. Увы, нежная родительница, там уже нет меня, где я был, там осталось только отрадное обо мне воспоминание... Серафима Михайловна. И опять, я думаю, проиграл?.. Федор Иваныч. Все, кроме любви к родителям... Серафима Михайловна (стараясь принять строгий тон.). Однако, послушай, Федор, это, наконец, из рук вон... Ты - мальчишка, и позволяешь себе такое поведение, что я наконец... Федор Иваныч. Позвольте, позвольте... Во-первых, я не Федор, ибо пожалован маменькою в Ди-о-доры; во-вторых, давно уже известно и всеми философами доказано, что строгостью никогда нельзя исправить детских пороков, и что они исправляются только нежностью и снисхождением... А для исправления моего преступного проигрыша нужно только 500 рублей, за которыми я и приехал к доброй родительнице моей... Серафима Михайловна (сердясь). Послушай, Федор, я тебе говорю, оставь свои глупые шутки, иначе ты меня выведешь из терпения, и я... Федор Иваныч (перебивая). И вы посягнете на эту красоту (показывает на свое лицо), на это ваше создание... Да женится ли после того на вашей дочери такой солидный и капитальный человек, как Алексей Алексеич?.. Женится ли он на сестре такого погибшего и буйного создания, каким я ему предстану?.. О, maman, не ожесточай чад своих; вспомни те веселые пикники с Ваней Власовым... Не думаешь ли ты, что Кутузкин польстился участвовать в них вместе с тобою и для этого только женится на моей сестре, а твоей дочери?.. Ну, перестань же, перестань, я знаю, что ты любишь меня, своего первенца, красавца Диодора, которого поп по ошибке назвал пошлым Федором... Серафима Михайловна (расхохотавшись). Ну, перестань, дурак... Ты, в самом деле понял мою слабость к тебе и пользуешься ею... Но вот что: ты смотри, не испорти моего дела... Ты бы лучше лег теперь спать, а то Алексей Алексеич увидит тебя в таком виде, да ты еще скажешь какую-нибудь глупость и все дело у меня расстроишь... Федор Иваныч. Ах, maman, maman!.. Ты бесспорно женщина superfine и притом belle famme... но зачем же унижать свое родное детище... Неужели я не понимаю, в какую богатую кладовую хочешь ты отпереть дверь для себя и для меня этим союзом с Алексеем Алексеичем?.. Да ты посмотри, как я поведу себя с ним: он влюбится в меня... А волосы ты мне причешешь, и галстук перевяжешь сейчас же... и собственноручно? Серафима Михайловна (улыбаясь). Ах, ты, дрянной мальчишка, скажи мне, есть ли хоть одна женщина, которая бы не увлеклась тобою, если б ты захотел увлечь ее?.. (Поправляет ему волосы и галстук.) Федор Иваныч. Не знаю, муттерхен, я этим не занимаюсь... Я в этом отношении добродетельный человек: собой не торгую, даром не беру, а что нужно - покупаю... Серафима Михайловна (в шутку бьет его со смехом). Дурак!.. Федор Иваныч. А пятьсот рублей будет?.. Серафима Михайловна. Если дело с Алексеем Алексеичем устроится - будет... Надежда Францевна обещала занять пять тысяч... Федор Иваныч. То-то... а то неловко: графу Бржебржицкому остался должен... Вы за это одно должны меня поощрять. Какими знакомыми я умел себя окружить, в какой круг успел попасть: либо князь, либо граф, либо такая фамилия, что за одну ее чины и ордена дают... Значит, все это будущие деятели... Ты пойми это... (Поспешно входит слуга.) Слуга. Едут-с, едут... Сейчас из-за угла выехали... Серафима Михайловна. Ну, поди же, будь в прихожей... (Слуга уходит.) Серафима Михайловна (кричит в дверь). Иван Иваныч... Иван Иваныч... Да иди же скорее сюда: Алексей Алексеич едет, встреть его, а я пойду посмотрю на Катю и приготовлю ее... Иди же, говорят... Иван Иваныч (из-за дверей). Иду, иду... (Входит.) Серафима Михайловна. Да не напутай ты у меня, не наври: помни, что 20 лет... (Уходит.) Явление восьмое. Иван Иваныч и Федор Иваныч. Федор Иваныч подходит к отцу и небрежно целует его руку. Иван Иваныч. Ах, сынок любезный, чем занимаешься, где время проводишь?.. Федор Иваныч. Общество, папа, наблюдаю, общественную жизнь изучаю... Иван Иваныч. Что же, это, видно, легче и назидательнее, чем лекции слушать и науки изучать?.. Федор Иваныч. Не знаю, легче ли: разум и труд везде нужны, но что назидательнее - это без сомнения... Иван Иваныч. Разум и труд, чтобы в карты играть и целые ночи прокучивать!.. Несчастный ты человек. Губит тебя твоя матушка безумная... К чему ты себя готовишь, что из тебя выйдет?.. Федор Иваныч. О, не сокрушайтесь обо мне, добрый, но суровый родитель; верьте, что я готовлю себе самую завидную будущность: из меня выйдет отличный практик, настоящий общественный деятель... Иван Иваныч (с досадою и грустью смотря на сына, качает головой). Оболтус ты, оболтус!.. До 20 лет дожил, а не выучился даже тому, как следует говорить со стариком отцом... Да и чему удивляться: начальство вас нынче распустило, никто за вами не смотрит, делаете, что хотите... Хорошо ученье!.. А как бы взяли вас в ежовые рукавицы, да и взыскивали бы хорошенько за каждую пропущенную лекцию... Федор Иваныч. Тогда, конечно, вся ответственность за поступки детей легла бы на других, а родители были бы совершенно свободны от нее... Иван Иваныч (со вздохом машет рукою). Несчастный!.. Впрочем, я давно уже потерял всякую надежду на тебя... Федор Иваныч. Не отчаивайтесь и не осуждайте прежде времени... Вспомните короля Лира и Корделию... Может быть, Лир - это вы, а я - ваша Корделия... (Входит слуга.) Слуга. Алексей Алексеич Кутузкин... Федор Иваныч. Вот вы, папа, посмотрите на меня в сношениях с людьми - и тогда судите... Не забудьте же меня представить ему... Явление девятое. Те же и Кутузкин. Иван Иваныч (идя навстречу Кутузкину). Здравствуйте, многоуважаемый Алексей Алексеевич! Кутузкин. Мое усердное почтение вашему превосходительству. Иван Иваныч. Прошу вас покорнейше садиться. (Указывая на сына, который стоит в стороне в скромной и почтительной позе.) Позвольте представить вам моего старшего сына Федора. Кутузкин (протягивая руку Федору). Очень приятно познакомиться. Имея честь несколько раз бывать у ваших родителей, я не имел удовольствия видеть вас. Федор Иваныч (с заискивающим видом, пододвигая Кутузкину кресло). По утрам я почти никогда не бываю дома, а по вечерам очень занят и редко когда выхожу из своей комнаты. Кутузкин. Верно изволите служить?.. Федор Иваныч. Нет, еще учусь и приготовляю себя к практической деятельности... Знаете, чем больше запас сведений, тем шире может быть деятельность... Кутузкин. Совершенно справедливо... Верно, в университете изволите быть студентом?.. Федор Иваныч. Да, я там, только вольным слушателем... Кутузкин. А-а, это, значит, разница... Простите мое невежество... Я шел совсем иным путем, чем вы, не имел счастия так долго учиться; родители мои очень рано обратили меня на практическую, житейскую, знаете, деятельность... Скажите, какая же в этом разница? Что же это, вольный слушатель дольше должен учиться и получает, может быть, особенные права?.. Федор Иваныч. Нет, это, собственно говоря, все равно... но вот видите, - все мы, имеющие более или менее порядочное общественное положение, которым и я пользуюсь по милости заслуг моего папеньки, все мы поступаем вольными слушателями, вот как и приятели мои: князья Бржебржицкие, Духановы, Киргизские... Кутузкин. А-а, все известные фамилии... это, значит, особая, так сказать, привилегия... Федор Иваныч. Нет-с... Но это дает нам большую свободу заниматься теми или другими науками, смотря по нашим наклонностям... шире, может быть, разностороннее образование... Вот и я... сначала был на юридическом факультете, потом перешел на камеральный... чтобы больше, знаете, приготовить себя к жизни... к делу... Кутузкин. Да, это главное... Дай вам Бог, дай вам Бог успеха... на радость ваших родителей... От души желаю... Нам такие люди нужны, очень нужны... (Обращаясь к Ивану Иванычу.) Нет людей нынче... совсем нет... (несколько помолчав.) А я к вашему превосходительству по делу... (Взглядывает на Федора Иваныча.) Федор Иваныч (вставая). Может быть, мое присутствие здесь излишне... может быть, вам угодно остаться наедине с папа?.. Кутузкин. Конечно... Впрочем, это дело такое... Где же Серафима Михайловна?... Иван Иваныч. А она у дочери... Федя, пошли, пожалуйста, сюда мать... (Федор почтительно кланяется и уходит.) Явление десятое. Кутузкин и Иван Иваныч. Иван Иваныч. Она всегда почти с дочерью... Очень уж любят друг друга... Кутузкин. Это приятно... А я, ваше превосходительство, позволяю себе смелость просить у вас руку прелестной Катерины Ивановны... Если только, разумеется, буду столько счастлив, что удостоюсь вашего и ее расположения... Иван Иваныч. Помилуйте... я считаю за большую честь... должен благодарить вас... Кутузкин. Вы знаете мое состояние... Я не ищу ничего: мне не нужно никакого приданого... Конечно, если вам угодно будет самим наградить вашу дочь... я не могу и не смею препятствовать... Но я ищу только теплую душу, только верную и добрую подругу жизни... Иван Иваныч. Катя у меня добрая, хорошая девушка... Я, с своей стороны... разумеется, было бы только ее согласие... Кутузкин. А разве Катерина Ивановна не согласны?... Иван Иваныч (торопливо и смущенно). Нет, я ничего не слыхал... Я не имел в виду, что так скоро, я ничего не говорил с нею... Я, с своей стороны, считаю за честь... Это вот жена... Это Серафимчик... она, вероятно, уже говорила... Знаете, женщины лучше могут между собою... Кутузкин. А я полагал... Мне Надежда Францевна передала, что и вы, и Катерина Ивановна вполне согласны на мое предложение... Иван Иваныч. Да она согласна... это, вероятно, согласна... Вот видите, уж я какой: стар очень становлюсь, из ума выживаю... Вот сейчас Серафима Михайловна... Явление одиннадцатое. Те же и Серафима Михайловна. Серафима Михайловна. Ах, Боже мой, Алексей Алексеич, как я рада, что имею счастие видеть вас у себя!.. А я там сижу с своей Кетти, заговорилась, знаете: она у меня такая милая, так любит меня... Просто, жить без меня не может... Кутузкин. А я вот имею дерзость просить у вас это сокровище... Я имел честь изъяснять их превосходительству мое предложение... Теперь повторяю его и вам... уступите мне ваше сокровище... Серафима Михайловна. Ах, Алексей Алексеич, от судьбы не убежишь... Я знаю ваши достоинства, и в моем согласии, конечно, вы не могли и сомневаться, но и Катя моя... как нам ни тяжело расстаться... и она согласна... Мы сейчас с нею говорили об этом: она сказала мне: maman, я 20 лет привыкла любить и уважать вас, 20 лет я следовала во всем вашим советам, воля родителей для меня священна, я знаю, что вы не отдадите меня дурному человеку... Мне и самой нравится Алексей Алексеич, я со всех сторон слышу похвалы ему, но без вашего совета я ни на что бы не решилась... Кутузкин. Итак, для моего полного счастия, мне остается только просить у вас позволения видеть Екатерину Ивановну и от нее самой услышать решение моей участи... Серафима Михайловна. Я ее позову сейчас... (Закрывая глаза платком.) Но если бы вы только знали, если бы вы только могли понять, чего мне стоит расстаться с ней... (Всхлипывая.) Вы мне не откажете, вы мне позволите бывать у нее, видеть ее каждый день... Кутузкин. Нужно ли и говорить об этом... Помилуйте... Я сам бы просил вас об этом... Серафима Михайловна (отирая глаза, восторженно). Ну будь воля Божия... (Подходит к дверям и кричит в них.) Катя, Кетти, Каточик! Поди сюда, моя радость! Иван Иваныч (сидевший до сих пор молча, с уныло опущенною головою, к Кутузкину жалобно, со слезами в голосе). Она, ведь, ребенок еще совсем, ничего еще не понимает... Кутузкин. Вы, ваше превосходительство, мне кажется, огорчаетесь моим предложением, но я смею вас уверить только в одном, что я уже не молодой человек, не ветреник какой-нибудь, у меня не фантазия в голове, и я полагаю, что ваша дочь найдет во мне истинного друга и такую любовь... такую, которая не проходит... Я буду для нее все, все... Я всего себя отдам избранной мною женщине... Иван Иваныч (смущенно). Нет, я не то... я очень рад... Вы... это такая честь для нас... такое счастие... только она ребенок еще, ребенок... Любите ее... любите ее
  (Плачет.) (В дверях показывается Катенька, одетая чуть не по-бальному, с открытыми плечами и голыми руками. Она взволнована и испугана.) Серафима Михайловна (вполголоса и скороговоркой). Смотри же ты у меня: говорить что приказано... Да если хоть слезинка одна... Помни, что я тебе сказала... Помни! Это наше общее счастие... Говори: благодарю за честь... (Вслух.) Вот она, вот наша Катя... Кутузкин (при взгляде на Катеньку вздрагивает, глаза его сверкают. Подходит к ней и говорит дрожащим голосом). Я имел смелость... просить руки вашей... Родители ваши согласны... Позвольте надеяться... Катя (приседая робко). Благодарю за честь... Если родители... и я... Серафима Михайловна (всхлипывает и закрывает глаза платком). Я говорила: судьба... Я говорила, - она неравнодушна к вам... (Берет руку Катеньки и подает Алексею Алексеичу.) Возьмите ее... она ваша... О, любите ее... Любите ее!.. (Алексей Алексеич страстно целует руку Кати.) Серафима Михайловна. Ну, скажите: неужели я отдаю вам не красавицу!.. Неужели это не сокровище!.. Кутузкин (подходит к Серафиме Михайловне и целует ее руку). Благодарю вас... Я с первой встречи почувствовал самое сильное влечение к Катерине Ивановне... Катя (быстро подходит к отцу и припадает к нему на плечо, вполголоса). Папа, он мне противен... он гадок мне... Иван Иваныч (тихо). Тс... как это можно... что ты говоришь!.. Смотри, услышит... это для твоего счастия... Этакой страшный богач... Ничего, ничего, привыкнешь... Серафима Михайловна. Ну, Катя, поди спой Алексею Алексеичу что-нибудь... Послушайте, как она поет... Восхитительно!.. Катя. Мамаша, я не могу... Серафима Михайловна (строго взглядывает на дочь). Ну... (Ласково.) Ну, ну, не конфузься, не конфузься... Немножко голос будет дрожать от волнения. Алексей Алексеич извинит... Вырази ему свои чувства, спой что-нибудь такое... (Вполголоса.) Пой: Люби меня... (Подводит ее к роялю и усаживает). Кутузкин (не спуская сладострастного взгляда с Кати и потирая руки). Приятно, приятно послушать... Прелестная, очаровательная... Серафима Михайловна (выразительно). Ну, пой же, Кетти... (Катя поет дрожащим голосом: Люби меня). Серафима Михайловна (к Алексею Алексеевичу). Это она вам поет... выражает свои чувства.... к вам... Кутузкин (дрожа всем телом, конвульсивно потирает руки). Очаровательная, прелестная... Пойте, пойте... Серафима Михайловна (к мужу тихо). Ну, что сидишь, вытянувши рожу, точно к смерти приговорен!.. Шел бы вон... Иван Иваныч (со вздохом.) Я и то уйду... (Уходит.) Серафима Михайловна (Алексею Алексеичу). Ну, поцелуйте, ну, поцелуйте ее, как жених... Кутузкин целует обнаженное плечо Кати. Та вскрикивает с отвращением. Серафима Михайловна (весело смеется). Невинность-то какая!.. Какая невинность-то!.. (Занавес падает.) Действие второе. Роскошно убранная и изящно меблированная гостиная в доме Кутузкина. Утро. Явление первое. Сидор и Арина Федотьевна. Сидор (входя в дверь, следующей за ним Арине Федотьевне). Входите, входите сюда!.. Арина Федотьевна (в дверях). Да я уж даже и сумневаюсь: входить ли?.. Очень уж вы меня далеко провели... и все это у вас как здесь прекрасно да раззолочено... Не прогневались бы, что я сюда войду... Сидор. Что уж тут, ничего: сама велела сюда вас провести, ну, так и идите... Вот сядьте тут у дверей... али так постойте... подождите... Арина Федотьевна (садясь на стул у дверей и осматриваясь). Ах, Боже мой... истинно, какое богатство есть в людях... Конечно... кого как Бог наградит... Божеское назначение... Сидор (небрежно прислонясь к косяку, смотрит на Арину Федотьевну с презрительной улыбкой). Ничего тут нет редкостного... Такие ли бывают убранства... Арина Федотьевна (обидевшись.) А вы, мой почтенный, мне не противоречьте... Я с вами говорю не для чего-нибудь, а только для одной ласки, потому я ласковый человек... И разговаривать мне с вами нисколько не интересно... Сидор (отворачиваясь, вполголоса, сурово). Ну, так и не говори... Арина Федотьевна. Да... Вы, может быть, здесь без года неделю живете, а я к здешнему дому всегда была приближена, потому не только Алексей Алексеевичу, а еще и батюшке ихнему Алексею Прокофьичу, дай Бог ему царство небесное, мой покойник служил... Да... И вам бы надо со мной с почтеньем обходиться, потому сын мой, Петруша, Петр Акинфыч, - ваш начальник, управитель ваш, а я его мать... Вам бы это знать следовало и помнить... да... Сидор (переходя к косяку другой двери, вполголоса, злобно). Эк ее... благочестие-то тронули... Видишь ты: невидаль!.. Начальница какая... сволочь... в гостиную-то пустили: заважничала... Арина Федотьевна. Вы бормочите себе, а я не слушаю... и разговаривать с вами не желаю, потому вы невежа человек... (Несколько секунд молчат и смотрят в разные стороны.) Явление второе. Те же и Катерина Ивановна. Сидор (указывая рукою на Арину Федотьевну). Вот... приказывали в гостиную-то провести... Катерина Ивановна. Я вижу... Ты можешь идти... (К Арине Федотьевне.) Здравствуйте... (Садится.) (Сидор уходит). Арина Федотьевна (раскланиваясь). Здравствуйте, матушка Катерина Ивановна, извините, что обеспокоила вас... Катерина Ивановна. Ничего, помилуйте... Садитесь, пожалуйста... Что вам угодно?.. Арина Федотьевна. Я Петинькина мать, вашего управителя Петра Акинфыча маменька... Катерина Ивановна. Да, я слышала... Я знаю, видала Петра Акинфыча... он прекрасный молодой человек... Что же вам угодно?.. Да садитесь, пожалуйста... Арина Федотьевна. Ах, как вы меня осчастливили, что Петрушу моего похвалили... А как он вас превозносит, просто слов не находит, вот, когда послушаю, с сестрой разговаривает... Со мной-то он мало говорит... Истинный, говорит, ангел небесный, только вам и имени от него, другого и названия нет... Этакой, говорит, добродетели, этакой доброты ангельской не можно и найти другой... Катерина Ивановна (улыбаясь). Очень благодарна... Только, мне кажется, Петру Акинфычу некогда было узнать меня и не за что хвалить: я не знаю, говорили мы с ним пять-шесть раз по два, по три слова, с тех пор, как он служит у мужа... А я слыхала от мужа, что он им доволен и хвалит его... Арина Федотьевна. Помилуйте, да где же ему разговаривать с вами... Вы наши благодетели: он, я думаю, и взирать-то на вас не смеет... А, ведь, добродетели человеческие во всем видны... Взглянет добрый человек или слово одно ласковое скажет, так сейчас можно чувствовать... Вот и вас, по одному вашему взгляду лица вашего ангельского, так за ангела небесного можно вас почесть... А наше все семейство уж такое преданное, уж мы кому служим, так, кажется, не то что сказать: от всей души, - мало этого, а, можно сказать, жизни своей не пожалеем для наших благодетелей... И не то, что как другие прочие неблагодарные бывают, а, кажется, нет для нас и людей лучше на свете, как наши благодетели... Вот и мой муж, покойник, чуть в Сибирь не попал, а все из-за преданности к вашему дому... Катерина Ивановна. Как, что это такое?.. Я никогда ничего такого не слыхала... Арина Федотьевна. Как же-с... Чай известно вам или нет-с: ведь, папенька-то Алексея Алексеича, да и сами они откупами занимались; от этих самых откупов и богатство такое ихнее произошло... Ну, а покойник-то мой был при них, как сказать... в самых поверенных... Не то, чтобы он должность какую справлял, и жалованье он маленькое завсегда получал, а так держали завсегда при себе, как верного самого человека... Взял-то его к себе еще Алексей Прокофьич... Мещанин он был, мой-то покойник, только, ух, какой ловкий, да умный, и начетчик был большой... А больше всего за верность его держали... Потому кругом народ - вор был большой: по этим откупам деньги большие от своих хозяев наживали, ну, а уж мой-то как жил - ничего, так и умер - копеечки не оставил... Катерина Ивановна. Да, ведь, вы хотели, кажется, рассказать, как он чуть в Сибирь не попал?.. Арина Федотьевна. Вот-с, моя благодетельница, я к тому-то все и веду... От этого-то все и дело-то произошло. Там уж что это у них вышло по питейной части - я не знаю, потому покойник никогда со мной об этих делах не говорил, как с женщиной, потому, извините вы меня, что мы, бабы, можем понять в их мужских делах? Ничего не можем, так он мне их и не говорил... А только как у них это дело вышло, покойник и говорит мне: ну, говорит, Арина, не попущу, говорит, моему благодетелю пострадать; весь, говорит, ответ за него на себя приму... Пусть что будет, то и будет... Ну, сошлют, так он вас не оставит... Так и сделал: и таскали его, благодетельница моя, по разным судам года два... Чуть, чуть, сказывает, на волоске висел, да Господь спас: освободили... Известно, Алексей Прокофьич были люди сильные, капитальные - откупились, а то бы не сдобровать моему покойнику... Катерина Ивановна. Ну, и что же? Конечно, вашего мужа хорошо наградили? Арина Федотьевна. Нет, деньгами немного пожаловали, рублей сто, по тогдашнему счету... У них такое правило было: коли ты, говорит, хочешь мошенником быть, так наживай от хозяина

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 688 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа