Некрасов Николай Алексеевич - Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке

ыромолотный. Хорошо.

   Боб. Я напишу, чтоб схватили этого злодея... который всё у меня отнял и который грозит еще нас разбить...

   Сыромолотный. Как он обещал, на сколько кусков?..

   Боб. На тысячу!

   Сыромолотный. А! Число безмерное!

   Боб (складывая и запечатывая письмо). Ступайте и возвращайтесь скорее!

   Сыромолотный. На тысячу... ровно... лечу! лечу! (Уходит.)

  

  

  

  

   Боб. Теперь я вздохнул свободнее... Его посадят в тюрьму! Ага! Коварный друг! ты думал уехать... нет! Ха-ха!

   Кротов (тихо входит из левой двери; задумавшись, про себя). Еще полчаса - и всё потеряно!

   Боб. Вот он! Притворюсь спокойным, чтобы дать дяде время всё отделать! (Прогуливается с спокойным видом.)

   Кротов. А я всё еще не знаю, что будет... Что, если я не дождусь помощи моего друга... если ему нельзя?.. Беда!.. Скоро будет уже всё поздно... Что мне делать?.. А! Он произведен... он чиновник... значит, может быть за меня порукою... счастливая мысль!

   Боб (прогуливаясь, напевает).

  

   Хоть шиворот-навыворот

   Я правила прошел,

   Не выведут за шиворот!

  

   Кротов. Господин Боб!

   Боб. К вашим услугам... что угодно?

   Кротов. Вы, кажется, на меня сердитесь...

   Боб. Я? О нет! Я напеваю свой любимый романс... значит, я не сержусь... И за что я буду сердиться на вас? Ступайте, делайте свое дело!

   Кротов. О, я уж всё кончил! Мне хочется лучше поговорить с вами!

   Боб. С удовольствием...

   Кротов (особо). Он, кажется, в хорошем расположении... (Вслух.) Знаете ли что, господин Боб?.. вы меня худо поняли; я совсем не злой человек.

   Боб. Я никогда этого и не думал... Вы что-то веселы... то есть не то что шут, а так просто весельчак.

   Кротов. Начнемте о деле...

   Боб. Начинайте.

   Кротов. Я думаю, что вы желаете моего отъезда с таким же нетерпением, как и я...

   Боб (живо). О! да, черт возьми! Да...

   Кротов. Итак, любезнейший господин Боб, я уезжаю... (Ходит за ним и наблюдает.)

   Боб (особо). Ага! Ты хочешь, что называется, удрать? Надо продолжить хитрость до возвращения моего дяди. (Вслух, с комическим участием.) Как! вы хотите нас оставить?

   Кротов. Но сперва надо исполнить одну форму... мне нужна подпись известного лица, чтоб выехать из города... кроме вас, никого я не знаю...

   Боб. Что, что такое?

   Кротов. Напишите мне поскорее пропуск; поручитесь за меня...

   Боб (особо). Пропуск! тут какая-то загадка!

   Кротов. Я не желаю более пользоваться вашим великодушным гостеприимством.

   Боб (живо). Не желаете!.. но я вам опять его предлагаю, со всеми его приятностями... Останьтесь, друг мой... (Особо.) А дяди всё еще нет... Чудовище, нюхает в каком-нибудь углу табак!

   Кротов. Напишите, пожалуйста! минуты дороги.

   Боб (идя к столу и взяв перо). Хорошо... хорошо... Ах да! Отчего же это мое поручительство так...

   Кротов. Какое вам дело!

   Боб. Однако позвольте...

   Кротов. Оно мне необходимо...

   Боб. А если бы я изъявил элемент несогласия... если б я вам отказал в нем? (Располагается подписывать.)

   Кротов. Тогда я буду в опасности...

   Боб (бросив перо и подходя к нему скоро). Точно ли вы в этом уверены, любезнейший друг?

   Кротов. Ничего нет справедливее.

   Боб (с радостью). Слава богу! (Прогуливается торжественно, испуская радостные крики.)

   Кротов. Странный вы человек! Хотите, чтоб я скорее уехал, а сами между тем меня задерживаете и подвергаете опасности быть остановленным...

   Боб (прогуливаясь). Это-то меня и восхищает! Это-то и украшает жизнь мою в эту минуту, облагораживает мое существование... возвышает меня в собственных глазах!

   Кротов. Как! Что ж вы хотите делать?

   Боб. Так, особенного ничего... хочу задержать вас... Я думаю, что тем еще не вполне отмщу вам за поругание моей личности...

  

   Да кто ж бы вас не задержал

   Там, где коснулось дело чести?

   Когда бы вам я пропуск дал,

   Я пропустил бы случай к мести...

   Какой, посмотришь, молодец:

   Жене он другом был от скуки,

   А как попался наконец,

   Так к мужу лезет на поруки...

  

   Кротов (подходя к нему, грозным тоном). Несчастный! Перестаньте шутить! Дело может принять другой оборот.

   Боб (смеясь иронически). Другой оборот?.. Ах! Черт возьми... вы, верно, за себя постоите!

   Кротов (глядя на часы). Боже мой! Только несколько минут! (С силою сажает его на стул.) Ты мне напишешь пропуск.

   Боб (взбесившись, бьет кулаком по столу). Я проглочу лучше перо, чернилы и чернилицу... вот что!

   Кротов (весьма громко). Всё равно... добровольно или силою будешь принуждён!..

   Боб (крича). Добровольно!.. Разучись я писать... отсохни рука по локоть - не напишу! (Бьет по столу.)

   Кротов (схватив его за голову и наклонив к столу). Так я заставлю силою!..

   Боб (поднимая голову и крича). Нет! ни каракульки!

   Кротов (крича). Подписывай!.. (Нагибает голову Боба к столу.)

   Боб (крича). Нет, нет, нет! Ай, мне больно!

   Кротов (тоже). Уступишь, я ведь не чухонец! (Отпускает его.)

   Боб (так же и, взяв машинально чернилицу, ставит ее пред собою). И я также не мордовского происхождения... не уступлю!..

   Кротов (крича и наклоняя голову Боба на стол так, что нос его попадает в чернилицу). Подписывай... или я тебя изломаю... расшибу.

   Боб (в такой же позиции). Вы употребляете во зло вашу силу... это недобросовестно... заставлять писать силою... Таких вещей и в литературном мире не случается! Ну нет же... нет, не подпишу...

   Кротов (всё держит и кричит). Так ты хочешь, чтоб я убил тебя!

   Боб. Именно... я этого требую... Пролейте благородную кровь Боба... убейте меня... и вас схватят... (Подымает голову.) Только нельзя ли не совсем до смерти, чтоб я мог видеть, как буду отмщен!

   Кротов (оставляя его). Что мне делать? Как! Вы вздумали меня останавливать!

   Боб (вставая, нос его в чернилах). Да!.. Ну, теперь я отдохну. (Вытирает нос.) Сами струсили. А! теперь вы в западне. Я предуведомил начальство чрез моего дядю... и жду приличного награждения... Вас схватят!

   Кротов.

  

   О, ужас! он послал известье...

   Она всё ждет, она грустит...

   Но мне не быть в ее поместье...

   Меня в тюрьму он поместит...

  

   Боб.

  

   Мы очень ясно написали...

   Сейчас придут вас захватить;

   Вы, верно, этого не ждали,

   Так честь имею известить!

  

  

  

  

   Сыромолотный (входя из глубины). Где пожар?.. А?.. давно ли горит?..

   Боб (с радостью, идя к нему). Дядя! Вот он! Браво!

   Кротов. Боже!

   Боб (живо). Ну что? Отдали ли его?

   Сыромолотный. Кого?

   Боб (так же). А, боже мой! да говорите скорей...

   Сыромолотный. Да что?.. я сам не знаю! ни с того, ни с другого... Я пропащий человек...

   Боб. Что? разве какое несчастье?

   Сыромолотный. Я совсем потерялся... Теперь вы можете считать, что у вас нет дяди... О!

   Боб. Да говорите... разве встретилось препятствие?

   Сыромолотный. Я затерял мою табакерку... не видали ли вы?

   Боб (особо). Ах, табачная бочка! (Ему.) Ну а письмо?

   Сыромолотный. Да ведь надо же, я думаю, сперва табакерку найти, а...

   Боб (ослабев). Ах! Так вы не выходили?

   Сыромолотный. Разумеется!

   Кротов. О, счастье!

   Боб. Ах!

   Сыромолотный. Что с вами?

   Боб (взбесясь и крича). Отдайте мне письмо!

   Сыромолотный. У меня его нет!

   Боб (Кротову). Как!

   Сыромолотный. Я отдал его Катерине... и она понесла...

   Боб (торжествуя). А!

   Кротов (убитый). Нет!.. видно, мне не выпутаться!..

   Катерина (быстро входя из глубины). Что здесь за шум?

   Все трое. Катерина!!!

  

  

   Боб (быстро и с любопытством). Ну что?

   Сыромолотный (так же). Отвечай!..

   Кротов. Да, да...

   Катерина. Что?

   Боб. Вы отослали?

   Сыромолотный. Что он сказал?

   Кротов. Говорите!

   Катерина. Кто?

   Боб. Городничий!

   Катерина. Да я еще не отсылала...

   Боб (как бы прикованный к земле). Черепаха!

   Кротов (с радостью). Я отдыхаю!

   Сыромолотный. Отчего, почему?

   Катерина. Потому что письмо этого господина внушило мне подозрение...

   Боб (особо). Как она назвала меня?

   Катерина. И я отдала его Анне Петровне!

   Все. Боже!

   Катерина. Она читала его вместе с своей подругой. Надо было видеть, как наша Анна Петровна заскакала!

   Боб (живо). Ба!

   Катерина (тихо Кротову). Зиновия Андреевна велела вас просить к себе... она имеет надежду.

   Кротов. Небо услышало ее молитвы! (Уходит.)

   Боб. Жена моя скакала! Для чего ж она в мое отсутствие упражнялась подобною гимнастикою?

   Катерина. Я этого не знаю.

   Сыромолотный. Может, ни с того, ни с другого, она нашла мою табакерку?

   Боб. Скакала... зачем? почему?

  

   Вот уж какой каприз нашел...

   Скакать изволила... и только...

   И вот каков прекрасный пол,

   Теперь постичь его изволь-ка!

   Что он? Забывчив или зол?

   Прощаясь с мужем, он так плачет,

   А мужа нет, так этот пол

   Под потолок в восторге скачет.

  

   Катерина. Она сказала, чтобы вы ее ждали здесь... Что вы теперь спасены... и что вам теперь всё объяснится. (Уходит.)

   Боб. Объяснится? Пора бы уж, кажется../А этот злодей всё еще дышит свежим воздухом... Всё дядюшка, дядюшка... не будь его, этот проклятый анти-Боб получил бы теперь приличное награждение... Черт угораздил дядюшку потерять табакерку!

  

   Не стоит он гнилого пня

   С своим табачным корнем вместе!

  

   Сыромолотный (который вдали, наклонясь, ищет своей табакерки).

  

   Ого! как кажется, меня

   Мой зять честит - не много чести!

  

   Боб.

  

   Он без пути смешон и прост...

  

   Сыромолотный.

  

   Вот что? Ну, этого не знал я!

  

   Боб.

  

   И просто глуп во весь он рост.

  

   Сыромолотный.

  

   Спасибо, что хоть ростом мал я!

  

   Боб. О, он способен на всякую глупость! Этот человек развратился при посредстве табачного элемента... или нет, воля ваша, это не человек, это просто размалеванный мешок табаку... (Слышит кашель Сыромолотного и оглядывается.) Дядюшка! Вы здесь!

   Сыромолотный (подходя). Ты, ни с того, ни с другого, должно быть, выпил?

   Боб. Выпил? Да, я выпил чашу бедствий... я осушил ее до дна по вашей милости...

   Сыромолотный. Но позволь тебе сказать, что, ни с того, ни с другого...

   Боб. Нечего, нечего... Вы хотите сказать, что вы дали мне приданое... навязали ветряную мельницу... Знаю, знаю... спасибо... Теперь не до того... Я еще не теряю надежды отмстить грабителю моего семейного счастья, оскорбителю моего личного дворянства...

   Сыромолотный. А я - найти мою табакерку!

  

   Боб.

  

   Всё надежду я имею... |

   Всемогущая судьба! |

   Как отмстить ему, злодею,- |

   Научи меня, Боба! |

   Буду с радостью могучей, |

   Позабуду всю беду, |

   Если мстить удобный случай } Вместе

   Похитителю найду! |

   |

   Сыромолотный. |

   |

   Всё надежду я имею... |

   Всемогущая судьба! |

   Как мне быть с бедой моею - |

   Научи меня, раба! |

   Буду с радостью могучей, |

   Позабуду всю беду, |

   Если... о, счастливый случай! |

   Табакерку вдруг найду!

  

  

  

  

   Сибирякова. Благодарю, благодарю, милая Анета!

   Г-жа Боб. Благодари судьбу и моего мужа.

   Боб (увидя жену). Моя жена! моя золотая рыбка! (Хочет кинуться к ней, но вдруг останавливается; про себя.) Нет, черт возьми! (Строго.) Госпожа Боб! Прошу вас объяснить мне основной элемент вашего чертовски неприятного для меня поведения!

   Г-жа Боб. Ах, мой друг! Всему виной было несчастное положение этого молодого человека; но теперь, когда он уехал...

   Боб. Уехал!

   Г-жа Боб. Да; опасность, к счастию, сама собой миновала: тот, за кого его принимали, нашелся...

   Боб. А, он пропал! Он нашелся! Он уехал! И вы, вы отпустили его, сударыня!

   Сибирякова. Извините нас, сударь.

   Г-жа Боб (нежно; подходя к нему). Да, извини, мой друг. Когда-нибудь на досуге я тебе всё расскажу...

   Боб (быстро затыкая ухо). Только, пожалуйста, не на ухо!

   Г-жа Боб. И ты, верно, не будешь меня осуждать. А теперь я пришла сообщить тебе приятную новость...

   Боб и Сыромолотный. Новость? Приятную?

   Г-жа Боб. Поздравляю тебя: ты получил место в нашем уезде.

   Боб (с радостью и изумлением). Место... ты говоришь, место... штатное, хорошее место, теплое... с дровами, квартирой, освещением...

   Г-жа Боб. Да, вот уведомление.

   Боб (взглянув). Я получил место... и не знал... всё равно... Жена! ты первая была вестницей моего благополучия... всё прощаю! Хоть бы ты вдвое накутила - прощаю; втрое, вчетверо - прощаю!

   Сыромолотный. Ну! ты опять, ни с того, ни с другого, пришел в восхищение!

   Боб. Дядя-табачник, ты меня бесишь этим словом! молчи!

  

  

   В заключение два слова

   Я желал бы вам сказать...

  

   Сыромолотный (так же).

  

   Ни с того и ни с другого,

   Я и сам хочу начать!

  

   Боб.

  

   Автор знать желает снова,

   Какова его судьба?

  

   Сыромолотный.

  

   Ни с того и ни с другого,

   Он состряпал вам Боба.

  

   Боб.

  

   У него еще готово,

   Будьте лишь добры к нему...

  

   Сыромолотный.

  

   Ни с того и ни с другого,

   Лишь похлопайте ему.

   Хоть для вас ничто не ново,

   Но вы ласковы подчас...

  

   Сыромолотный (бьет по табакерке).

  

   Ни с того и ни с другого,

   Приласкайте уж и нас!..

  

  

  

  

   С. 78.

   ¹⁷ два с половиной!.. / четыре часа.

   ⁴¹ двух часов / трех часов

  

   С. 79.

   ⁶ После: Я погиб...- начато: Тем <более>

  

   С. 82.

   ^24-25 я еще такого в России не видывал / я еще такого во всей России не видывал

  

   С. 83.

   ^31-32 со двора ушла / со двора ушедши

   ³³ Ушла? О, какой терзательный элемент... / "Ушедши"? Какой терзательный элемент...

  

   С. 89.

   ³⁶ После: ха-ха-ха! - начато: Однако будем про­должать...

  

   С. 91.

   ¹² После: неблагодарной! - Она пустилась в пре­грешенья

  

   С. 101.

   ⁷ гибельной / губительной

  

  

  

   Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.

   Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.

   В 1841-1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).

   Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и - в особенности - самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки "Горя от ума" и "Ревизора" не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.

   Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было "Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни" (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых "детских водевилей". Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей "Утро в редакции" содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это "вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.

   Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль "Шила в мешке не утаишь - девушки под замком не удержишь", являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного "Невеста под замком". В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль "Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке". Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в "Утре в редакции", продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль "Актер" в отличие от "Феоклиста Онуфрича Боба..." имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.

   В определенной степени к "Актеру" примыкает переводной водевиль Некрасова "Вот что значит влюбиться в актрису!", в котором также звучит тема высокого назначения искусства.

   Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий - 1842 - год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей ("Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах", "Волшебное Кокораку, или Бабушкина курочка"). Однако в это время, жанровый и тематический диапазон драматургии Некрасова заметно расширяется. Так, в соавторстве с П. И. Григорьевым и П. С. Федоровым он перекладывает для сцены роман Г. Ф. Квитки-Основьянеико "Похождения Петра Степанова сына Столбикова".

   После ряда водевилей, написанных Некрасовым в 1841-1842 гг., он впервые обращается к популярному в то время жанру мелодрамы, характерными чертами которого были занимательность интриги, патетика, четкое деление героев на "положительных" и "отрицательных", обязательное в конце торжество добродетели и посрамление порока.

   Характерно, что во французской мелодраме "Божья милость", которая в переделке Некрасова получила название "Материнское благословение, или Бедность и честь", его привлекали прежде всего демократические тенденции. Он не стремился переложит;. французский оригинал "на русские нравы". Но, рассказывая о французской жизни, Некрасов сознательно усилил антифеодальную направленность мелодрамы.

   К середине 1840-х гг. Некрасов все реже и реже создает драматические произведения. Назревает решительный перелом в его творчестве. Так, на протяжении 1843 г. Некрасов к драматургии не обращался, а в 1844 г. написал всего лишь один оригинальный водевиль ("Петербургский ростовщик"), оказавшийся очень важным явлением в его драматургическом творчестве. Используя опыт, накопленный в предыдущие годы ("Утро в редакции", "Актер"), Некрасов создает пьесу, которую необходимо поставить в прямую связь с произведениями формирующейся в то время "натуральной школы".

   Любовная интрига здесь отодвинута на второй план. По существу, тут мало что осталось от традиционного водевиля, хотя определенные жанровые признаки сохраняются. "Петербургский ростовщик" является до известной степени уже комедией характеров; композиция здесь строится по принципу обозрения.

   "Петербургский ростовщик" знаменовал определенный перелом не только в драматургии, но и во всем творчестве Некрасова, который в это время уже сблизился с Белинским и стал одним из организаторов "натуральной школы". Чрезвычайно показательно, что первоначально Некрасов намеревался опубликовать "Петербургского ростовщика" в сборнике "Физиология Петербурга", видя в нем, следовательно, произведение, характерное для новой школы в русской литературе 40-х годов XIX в., которая ориентировалась прежде всего на гоголевские традиции. Правда, в конечном счете водевиль в "Физиологию Петербурга" не попал, очевидно, потому, что не соответствовал бы все же общему контексту сборника в силу специфичности жанра.

   Новый этап в творчестве Некрасова, начавшийся с середины 40-х гг. XIX в., нашел отражение прежде всею в его поэзии. Но реалистические тенденции, которые начинают господствовать в его стихах, проявились и в комедии "Осенняя скука" (1848). Эта пьеса была логическим завершением того нового направления в драматургии Некрасова, которое ужо было намечено в "Петербургском ростовщике".

   Одноактная комедия "Осенняя скука" оказалась В полном смысле новаторским произведением, предвещавшим творческие поиски русской драматургии второй половины XIX в. Вполне вероятно, что Некрасов учитывал в данном случае опыт Тургенева (в частности, его пьесу "Безденежье. Сцены из петербургской жизни молодого дворянина", опубликованную в 1846 г.). Неоднократно отмечалось, что "Осенняя скука" предвосхищала некоторые особенности драматургии Чехова (естественное течение жизни, психологизм, новый характер ремарок, мастерское использование реалистических деталей и т. д.).

   Многие идеи, темы и образы, впервые появившиеся в драматургии Некрасова, были развиты в его последующем художественном творчестве. Так, в самой первой и во многом еще незрелой пьесе "Юность Ломоносова", которую автор назвал "драматической фантазией в стихах", содержится мысль ("На свете не без добрых, знать..."), послужившая основой известного стихотворения "Школьник" (1856). Много места театральным впечатлениям уделено в незаконченной повести "Жизнь и похождения Тихона Тростникова", романе "Мертвое озеро", сатире "Балет".

   Водевильные куплеты, замечательным мастером которых был Некрасов, помогли ему совершенствовать поэтическую технику, способствуя выработке оригинальных стихотворных форм; в особенности это ощущается в целом ряде его позднейших сатирических произведений, и прежде всего в крупнейшей сатирической поэме "Современники".

   Уже в ранний период своего творчества Некрасов овладевал искусством драматического повествования, что отразилось впоследствии в таких его значительных поэмах, как "Русские женщины" и "Кому на Руси жить хорошо" (драматические конфликты, мастерство диалога и т. д.).

   В прямой связи с драматургией Некрасова находятся "Сцены из лирической комедии "Медвежья охота"" (см.: наст. изд. т. III), где особенно проявился творческий опыт, накопленный им в процессе работы над драматическими произведениями.

  

  

   В отличие от предыдущего Полного собрания сочинений и писем Некрасова (двенадцатитомного) в настоящем издании среди драматических произведений не публикуется незаконченная пьеса "Как убить вечер".

   Редакция этого издания специально предупреждала: ""Медвежья охота" и "Забракованные" по существу не являются драматическими произведениями: первое - диалоги на общественно-политические темы; второе - сатира, пародирующая жанр высокой трагедии. Оба произведения напечатаны среди стихотворений Некрасова..." (ПСС, т. IV, с. 629).

   Что касается "Медвежьей охоты", то решение это было совершенно правильным. Но очевидно, что незаконченное произведение "Как убить вечер" должно печататься в том же самом томе, где опубликована "Медвежья охота". Разрывать их нет никаких оснований, учитывая теснейшую связь, существующую между ними (см.: наст. изд., т. III). Однако пьесу "Забракованные" надо печатать среди драматических произведений Некрасова, что и сделано в настоящем томе. То обстоятельство, что в "Забракованных" есть элементы пародии на жанр высокой трагедии, не может служить основанием для выведения этой пьесы за пределы драматургического творчества Некрасова.

   Не может быть принято предложение А. М. Гаркави о включении в раздел "Коллективное" пьесы "Звонарь", опубликованной в журнале "Пантеон русского и всех европейских театров" (1841, No 9) за подписью "Ф. Неведомский" (псевдоним Ф. М. Руднева). {Гаркави А. М. Состояние и задачи некрасовской текстологии. - В кн.: Некр. сб., V, с. 156 (примеч. 36).} Правда, 16 августа 1841 г. Некрасов писал Ф. А. Кони: "По совету Вашему, я, с помощию одного моего приятеля, переделал весьма плохой перевод этой драмы". Но далее в этом же письме Некрасов сообщал, что просит актера Толченова, которому передал пьесу "Звонарь" для бенефиса, "переделку <...> уничтожить...". Нет доказательств, что перевод драмы "Звонарь", опубликованный в "Пантеоне",- тот самый, в переделке которого участвовал Некрасов. Поэтому в настоящее издание этот текст не вошел. Судьба же той переделки, о которой упоминает Некрасов в письме к Ф. А. Кони, пока неизвестна.

   Предположение об участии Некрасова в создании водевиля "Потребность нового моста через Неву, или Расстроенный сговор", написанного к бенефису А. Е. Мартынова 16 января 1845 г., было высказано В. В. Успенским (Русский водевиль. Л.-М., 1969, с. 491). Дополнительных подтверждений эта атрибуция пока не получила.

   В настоящем томе сначала печатаются оригинальные пьесы Некрасова, затем переводы и переделки. Кроме того, выделены пьесы, над которыми Некрасов работал в соавторстве с другими лицами ("Коллективное"), Внутри каждого раздела тома материал располагается по хронологическому принципу.

   В основу академического издания драматических произведений Некрасова положен первопечатный текст (если пьеса была опубликована) или цензурованная рукопись. Источниками текста были также черновые и беловые рукописи (автографы или авторизованные копии), в том случае, если они сохранились. Что касается цензурованных рукописей, то имеется в виду театральная цензура, находившаяся в ведении III Отделения. Цензурованные пьесы сохранялись в библиотеке императорских театров.

   В предшествующих томах (см.: наст. изд., т. I, с. 461-462) было принято располагать варианты по отдельным рукописям (черновая, беловая, наборная и т. д.), т.е. в соответствии с основными этапами работы автора над текстом. К драматургии Некрасова этот принцип применим быть не может. Правка, которую он предпринимал (и варианты, возникающие как следствие этой правки), не соотносилась с разными видами или этапами работы (собирание материала, первоначальные наброски, планы, черновики и т. д.) и не была растянута во времени. Обычно эта правка осуществлялась очень быстро и была вызвана одними и теми же обстоятельствами - приспособлением к цензурным или театральным требованиям. Имела место, конечно, и стилистическая правка.

   К какому моменту относится правка, не всегда можно установить. Обычно она производилась уже в беловой рукописи перед тем, как с нее снимали копию для цензуры; цензурные купюры и поправки переносились снова в беловую рукопись. Если же пьеса предназначалась для печати, делалась еще одна копия, так как экземпляр, подписанный театральным цензором, нельзя было отдавать в типографию. В этих копиях (как правило, они до нас не дошли) нередко возникали новые варианты, в результате чего печатный текст часто не адекватен рукописи, побывавшей в театральной цензуре. В свою очередь, печатный текст мог быть тем источником, по которому вносились поправки в беловой автограф или цензурованную рукопись, использовавшиеся для театральных постановок. Иными словами, на протяжении всей сценической жизни пьесы текст ее не оставался неизменным. При этом порою невозможно установить, шла ли правка от белового автографа к печатной редакции, или было обратное движение: новый вариант, появившийся в печатном тексте, переносился в беловую или цензурованную рукопись.

   Беловой автограф (авторизованная рукопись) и цензурованная рукопись часто служили театральными экземплярами: их многократно выдавали из театральной библиотеки разным режиссерам и актерам на протяжении десятилетий. Многочисленные поправки, купюры делались в беловом тексте неустановленными лицами карандашом и чернилами разных цветов. Таким образом, только параллельное сопоставление автографа с цензурованной рукописью и первопечатным текстом (при его наличии) дает возможность хотя бы приблизительно выявить смысл и движение авторской правки. Если давать сначала варианты автографа (в отрыве от других источников текста), то установить принадлежность сокращений или изменений, понять их характер и назначение невозможно. Поэтому в настоящем томе дается свод вариантов к каждой строке или эпизоду, так как только обращение ко всем сохранившимся источникам (и прежде всего к цензурованной рукописи) помогает выявить авторский характер правки.

   В отличие от предыдущих томов в настоящем томе квадратные скобки, которые должны показывать, что слово, строка или эпизод вычеркнуты самим автором, но могут быть применены в качестве обязательной формы подачи вариантов. Установить принадлежность тех или иных купюр часто невозможно (они могли быть сделаны режиссерами, актерами, суфлерами и даже бутафорами). Но даже если текст правил сам Некрасов, он в основном осуществлял ото не в момент создания дайной рукописи, не в процессе работы над ней, а позже. И зачеркивания, если даже они принадлежали автору, не были результатом систематической работы Некрасова над литературным текстом, а означали чаще всего приспособление к сценическим требованиям, быть может, являлись уступкой пожеланиям режиссера, актера и т. д.

   Для того чтобы показать, что данный вариант в данной рукописи является окончательным, вводится особый значок - <>. Ромбик сигнализирует, что последующей работы над указанной репликой или сценой у Некрасова не было.

  

   Общая редакция шестого тома и вступительная заметка к комментариям принадлежат М. В. Теплинскому. Им же подготовлен текст мелодрамы "Материнское благословение, или Бедность и честь" и написаны комментарии к ней.

   Текст, варианты и комментарии к оригинальным пьесам Некрасова подготовлены Л. М. Лотман, к переводным пьесам и пьесам, написанным Некрасовым в соавторстве,- К. К. Бухмейер, текст пьесы "Забракованные" и раздел "Наброски и планы" - Т. С. Царьковой.

  

   Печатается по ЦР.

   Впервые опубликовано: куплет "Табак противен модным франтам ~ Искоренится корень зла!" (явл. 1), в виде самостоятельного стихотворения, под заглавием: "Табак", с подписью: "В. Б-ой" - Пантеон русс