Замѣтки о русской беллетристикѣ
Альманахъ изд. "Шиповникъ", кн. 12. Спб. 1910, ц. 1 р.
Сергѣй Городецк³й: повѣсти и разсказы, кн. 2-ая. 1910 (Спб. "Прогрессъ"), ц. 1 р.
С. Семеновъ-Волжск³й: разсказы, т. 1-ый. 1910 (Спб. "Прогрессъ"), ц. 1 р.
Иванъ Рукавишниковъ: Diarium 1910, ц. 70 к.
Леонидъ Алинъ. Осенняя сказка. 1910 (Спб. "Папирусъ"), ц. 1 р.
В. Башкинъ: Разсказы, т. III, 1910 (Спб. "Общественная Польза"), ц. 1 р. 25 к.
На Разсвѣтѣ: худож. сб., кн. I, 1910 (Казань), ц. 1 р.
Ручьи: сборникъ, 1910 (Спб. "3емля"), ц. 1 р.
"Русская Мысль", 1910 (январь-май).
Двѣнадцатый альманахъ Шиповника замѣтно отличается отъ предъидущихъ отсутств³емъ Л. Андреева и Сергѣева-Ценскаго, отсутств³емъ произведен³й, шедшихъ на буксирѣ "именъ" и какъ бы уменьшен³емъ все болѣе развивавшейся за послѣднее время тенденц³и этихъ альманаховъ сдѣлаться сборниками театральныхъ пьесъ. Конечно, и въ данномъ сборникѣ не обошлось безъ пьесы (Н. Минск³й: "Малый соблазнъ"), но это - "пьеса для ген³я" какъ опредѣляетъ ее самъ авторъ, другими словами - "не для сцены".
Безспорно, что и Мюссе называлъ свои пьесы "спектакли въ креслѣ" и Матерлинкъ предполагалъ свои драмы предназначенными для театра мар³онетокъ, но мы далеки отъ мысли заподазривать г. Минскаго въ романтическомъ кокетствѣ, тѢмъ болѣе, что его пьеса, дѣйствительно, совершенно не для сцены и едва ли даже для пр³ятнаго "чтен³я". Это - философическ³е д³алоги на тему о могуществѣ моды, претендующ³е быть парадоксальными и остроумными, изложенные тяжелымъ языкомъ, втиснутые въ никакую истор³ю отвлеченныхъ людей и занимающ³е 130 страницъ. Любой неглупый французъ сдѣлалъ бы изъ этого сюжета pièce à thès или милый фарсъ; А. Франсъ или Р.-де Гурмонъ уронили бы странички три золотой, улыбчивой прозы - и мы жалѣемъ только, что плодъ любви несчастной почтеннаго автора къ философическимъ рѣзкостямъ не остался тайнымъ. Нужно большую самоотверженность, чтобы дочитать до конца эту "пьесу для чтен³я".
"Путь въ Дамаскъ" не принадлежитъ къ лучшимъ разсказамъ Ѳ. Сологуба, но стихи онъ далъ прекрасные, какъ и можно было ждать отъ этого одинокаго мастера.
Я вижу,- выборъ былъ ошибкой,-
И кубокъ падаетъ, звеня,
A ген³й жизни отъ меня
Летитъ съ презрительной улыбкой.
Зато разсказъ Б. Зайцева "Заря" принадлежитъ къ особенно плѣнительнымъ и былъ бы еще плѣнительнѣй, если бы мы не знали раньше Тургенева и Л. Толстого, причемъ кажется, что для дѣтскаго сознан³я очень мало измѣнилось съ той поры въ сельской жизни. Разсказъ портятъ кляксы "поэтичности", когда авторъ, забывая о впечатлѣн³яхъ ребенка, излагаетъ свои собственныя раздумья по поводу этихъ впечатлѣн³й. Тогда обнаруживается напыщенность, отсутств³я вкуса и плоск³я общ³я мѣста.
Все идетъ, какъ слѣдуетъ, ребенокъ чувствуетъ и мыслитъ, какъ ему полагается, но вдругъ: "Не оттого ли все въ тѣ дни - во время Эдема - казалось острымъ и дивнымъ, какъ божественный напитокъ?" "Не тогда ли дается человѣку откровен³е природы?" "Время молодой жизни, когда для дѣтей все сливается въ ласковый привѣтъ неба, воздуха, солнца" и т. д. Къ счастью, такихъ отступлен³й немного. Гр. А. Толстой далъ широкую бытоописательную повѣсть "Заволжье", гдѣ нѣсколько сгущенными красками изображены поколѣн³я отживающаго, одичавшаго дворянства, наводящ³я на достаточно печальныя мысли. Автору особенно удаются картины именно бытоописательныя, мѣста же болѣе психологическ³я, какъ напримѣръ сцена Сергѣя съ Вѣрой сейчасъ послѣ того, какъ она дала соглас³е на бракъ съ другимъ, значительно слабѣе. Намъ кажется, что выдумка тоже не принадлежитъ къ сильнымъ сторонамъ гр. Толстого, но въ этой повѣсти это не чувствуется, настолько обильный и интересный матерьялъ даетъ сама жизнь, описываемая авторомъ. Во всякомъ случаѣ, эта повѣсть - произведен³е наиболѣе значительное въ сборникѣ и можно только поздравить "Шиповникъ" за такое "обновлен³е вещества", какъ привлечен³е гр. Толстого къ участ³ю въ альманахѣ. Намъ не совсѣмъ понятна умѣстность въ альманахѣ прекраснаго разсказа Флобера; развѣ изъ подражан³я сборникамъ "Знан³я", гдѣ во время оно было помѣщено "Искушен³е" того же Флобэра въ переводѣ того же Б. Зайцева, и такъ же всѣхъ удивило. Быть можетъ, мы подозрительны излишне, но намъ кажется, что "Шиповникъ" однимъ глазомъ все-таки зазираетъ на путь, приведш³й сборники "Знан³я" къ тому зениту, съ котораго эти послѣдн³е медленно, но неизбѣжно сходятъ.
Во всѣхъ произведен³яхъ слѣдуетъ видѣть цѣль автора, чего онъ стремится достигнуть, a потому есть области, куда не со всѣми мѣрками можно приходить. И, скажемъ, тщетно и безплодно мы подходили бы съ мѣркой гармон³и и вкуса къ произведен³ямъ, гдѣ въ самомъ замыслѣ, въ корню эти понят³я отвергаются. И мы не примѣнимъ этихъ мѣрилъ къ книгѣ С. Городецкаго, такъ какъ мы входимъ въ область.гдѣ не считаются съ требован³ями вкуса и размѣренности. Не ставимъ этого въ вину автору, но лишь отмѣчаемъ, что тутъ должны быть иные критер³и. Мы говоримъ главнымъ образомъ о повѣсти "Свѣтлая быль", какъ наиболѣе значительной и характерной. Замыселъ совершенно не реалистическ³й, a идеалистично-символическ³й, параллель между Иванушкой и солнцемъ проведена слишкомъ схематично и грубовато, самый характеръ замысла напоминаетъ Л. Андреева и д'Аннунцо: та же м³ровая нереальность, тотъ же повышенный, высоко лирическ³й тонъ, то же стремлен³е къ слѣпительности, та же отвлеченность отъ земли вопреки нац³онализму и, увы, та же неубѣдительность и фальшь.
Городецк³й описываетъ не то, что есть, но что ему видится, и это не бѣда; бѣда въ томъ, что эти мечтан³я не убѣдительны и фальшивы. И хотя авторъ увѣряетъ, что если земля есть, то и городъ Яркоульскъ есть, но мы посмѣемъ утверждать со своей стороны, что земля, конечно, есть, и городъ С.-Петербургъ есть, и въ немъ поэтъ С. Городецк³й есть, и y него самыя размашистые мечтан³я есть, но города Яркоульска нѣтъ, что такихъ старовѣровъ, что молились бы на колѣняхъ, по деревяннымъ (а не кожанымъ) четкамъ и ходили на базаръ за провиз³ей цѣлымъ семейнымъ шеств³емъ - нѣтъ. Такъ что бытоописательной цѣнности эта повѣсть не имѣетъ и если авторъ, что и видѣлъ, то глазами, отуманенными мечтою - и считаться нужно съ нею одною. Разсказалъ онъ о ней крикливо и фальшиво, сбиваясь то въ Гоголя, то въ А. Ремизова, то въ А. Бѣлаго (только безъ его смѣлости), то въ Л. Андреева, то въ д'Аннунц³о, то въ Печерскаго (въ его описательно-лирическихъ мѣстахъ) и не взлетѣла она какъ Жаръ-птица, a упала какъ Ванька-Летальщикъ, и мы надъ ней плачемъ, какъ надъ Иванушкой солнцемъ, потому что мы ждали и имѣли право ждать чуда и "свѣтлой были", и не дождались ихъ.
Изъ остальныхъ разсказовъ намъ кажется удачнѣе другихъ "Скопидомы", хотя опять спец³ально русскаго въ немъ не находимъ, a искали этого, потому что, отказавшись отъ требован³й общей гармон³и и вкуса, мы должны желать завѣтныхъ мечтан³й, широкой изобразительности и дѣйственности. Но жажда наша этой книгой не утолилась и закрываешь ее разочарованно и съ нѣкоторой досадой на автора.
Вотъ читатели г. Семенова-Волжскаго, вѣроятно, получатъ полное удовлетворен³е отъ его разсказовъ. Здѣсь все, какъ полагается: казаки стрѣляютъ, сыщики клеймятся, проститутки оправдываются; разсужден³я самыя примитивныя и дѣтск³я, и написано все это въ манерѣ самой любезной "сознательному" чтецу т.е. "никакъ". Готовятся и второй, и трет³й томъ разсказовъ, вѣроятно такихъ же и, вѣроятно, и они найдутъ доступъ къ лѣнивымъ ушамъ и чувствамъ публики, такъ какъ два разсказика уже пущены по 5 коп., причемъ наиболѣе "жесток³й" и мелодраматическ³й ("Родная кровь") - распроданъ.
Книга размышлен³й г. Рукавишникова представляетъ собою какъ бы сознательный антиподъ только что разобранной. Но сознательное стремлен³е быть антиподомъ какой бы то ни было книги и губитъ "Diarium". Притомъ же проникнутыя ман³ей велич³я, пиѳическ³я вѣщан³я г. Рукавишникова все-таки имѣютъ и образцы. Это нѣкоторыя страницы критическихъ сборниковъ Бальмонта и еще болѣе - изречен³я Кузьмы Пруткова. Не можемъ удержаться, чтобы ни привести нѣкоторыхъ изречен³й изъ этой далеко не скучной книги: "Мнѣ жаль людей. По ихъ признан³ю имъ вѣка отрубали головы. Я не хочу этого. И въ крайнемъ случаѣ позволю отрубить отъ себя туловище". "Пушка къ бою ѣдетъ задомъ". "Если человѣкъ, шедш³й въ горахъ, сорвался и упалъ въ пропасть и лежитъ на днѣ, то онъ не упалъ ниже только потому, что дно случилось тамъ, гдѣ оно случилось".
Если, несмотря на нелѣпость, на позу полоумнаго, на комизмъ книги г. Рукавишникова, мы можемъ видѣть что-то за ней, то за тоненькой книжкой г. Алина мы увидимъ только отсутств³е вкуса, ложный путь и безпардонное "эстетство" Вся книга - общее мѣсто "подъ Уайльда", стихотворенье въ прозѣ содержан³я крайне идеалистическаго и не поэтическаго. Молодые поэты должны были бы каждое утро молиться: "не введи насъ неготовыми въ модернизмъ, эстетизмъ, символизмъ, a отъ стараго мы уже сами избавимся". И чѣмъ выше, чѣмъ значительнѣе то, что принимается какъ клише, тѣмъ оскорбительнѣе внѣшняя поддѣлка.
Потому мы съ большою подозрительностью смотримъ на фактъ напечатан³я въ передовомъ и хорошемъ провинц³альномъ сборникѣ "На Разсвѣтѣ" такихъ произведен³й какъ "Ночныя поэмы" Г. Чулкова и "Поѣздка въ Африку", К. Петрова-Водкина. Вѣдь это - образцы далеко не для подражан³я, a могутъ соблазнить многихъ, потому что подражать имъ до смѣшнаго нетрудно. Серьезному и тонкому писателю, Г. Чулкову мы не поставимъ въ вину слабую и совсѣмъ не "его" поэму, но напечатан³е ея въ Казанскомъ сборникѣ считаемъ поступкомъ опаснымъ и, можетъ быть, грѣшнымъ К. Петровъ-Водкинъ, примѣчательный художникъ, которому довелось побывать въ рѣдкихъ странахъ и который надѣленъ кромѣ вѣрнаго глаза и руки, еще и даромъ писан³я, могъ бы сдѣлать что-нибудь болѣе занятное, подлинное, простое и впечатляющее, нежели французистые, претенц³озные, обще-поэтическ³е куски душевной истор³и". Это тѣмъ болѣе досадно, что друг³е участники сборника дали хорош³е стихи, нѣсколько случайные, но дѣльные и содержательные статьи и интересные рисунки. Мы не удивимся, если, принявъ "ночныя поэмы" за образецъ, завтра въ Одессѣ, Харьковѣ, К³евѣ г. Алинъ или кто другой напишетъ "Полуденную сказку" и издастъ ее роскошно въ издательствѣ "Папирусъ" или другомъ какомъ, не менѣе изысканномъ.
Къ сожалѣн³ю излишняя "поэтичность" и красивость нѣсколько портятъ стихи и пьесу г. Лебедева въ сборникѣ "Ручьи", въ общемъ не претендующемъ на больш³я новшества. Кромѣ стиховъ и пьесы (сильное вл³ян³е Метерлинка) г. Лебедева, мы можемъ еще отмѣтить стихи г. Пекарскаго ("На Литвѣ", "Вечеръ") Меньше всего намъ понравились стихи г. (или г-жи?) Гафтъ, написанные притомъ не совсѣмъ по русски: "грудь перерывисто дышетъ"...
Конечно, одна правдивость и небрежность языка не дѣлаетъ человѣка поэтомъ или беллетристомъ; это можно прослѣдить по книгамъ В. Башкина. Не возвращаясь къ уже прежде сказанному нами объ этомъ писателѣ, мы можемъ только прибавить, что къ III тому приложенъ снова возмутительный некрологъ г. Арцыбашева, и привести нѣсколько примѣровъ языка автора. "Единственный зубъ смотрѣлъ изъ подъ безсильно отвисшей нижней губы" (ст. 205). "Испорченный коричневый зубъ готовился огрызнуться, какъ, маленькое злое насѣкомое..." "Старуха разбиралась въ кустѣ, отмахиваясь отъ шиповъ". И такъ сколько угодно. Почему знать русск³й языкъ не "прогрессивно" и не "сознательно"?
Издательство "Пантеонъ" продолжая свою нѣсколько безсистемную, но крайне культурную и радостно-полезную дѣятельность, издало "Петеръ Шлемиль" "Шамиссо" въ художественномъ переводѣ П. Потемкина. Переводъ подкупаетъ простотою и даже простодушностью,- несмотря на нѣкоторую вит³еватость тона,- столь подходящими къ этой чудесной истор³и.
Напрасно только увѣрять, что иллюстрац³и понынѣ здравствующаго Претор³уса, современны первому издан³ю повѣсти. Вѣроятно, въ новомъ нѣмецкомъ издан³и указано только на идентичность текста съ первымъ издан³емъ, а перенесен³е этой подлинности на рисунки всецѣло принадлежитъ уже рвен³ю и фантаз³и русскихъ издателей. Во всякомъ разѣ, новый выпускъ книжекъ "Пантеона" обрадуетъ всѣхъ любителей, хотя бы и знающихъ нѣмецк³й языкъ.
За пять мѣсяцевъ этого года беллетристическ³й багажъ "Русской Мысли" состоитъ (не считая двухъ длинныхъ переводныхъ романовъ Лилли Браунъ и Джона Гелсуорси) изъ большой повѣсти А. Тырковой "Ночью", первой части романа Ремизова "Станъ Половецк³й", изъ разсказовъ З. Гипп³усъ, Ольги Форшъ, Киселева, Збышко, Тимковскаго, Б. Садовскаго и его же пьесы. Общ³й характеръ солидной скуки и извѣстной добросовѣстной сѣрости нѣсколько разгоняется романомъ А. Ремизова и разсказомъ Б. Садовскаго. Повѣсть А. Тырковой, не плохо написанная, не возвышается тѣмъ не менѣе надъ общей текущей "беллетристикой", обычной для толстыхъ журналовъ и въ этомъ отношен³и значительно ниже, скажемъ, Боборыкинскихъ повѣстей. Не касаясь разсказовъ Тимковскаго, Збышко и Киселева, мы отмѣтимъ свѣж³й разсказъ г-жи Форшъ, достаточно обычный разсказъ З. Гипп³усъ и одинъ изъ лучшихъ разсказовъ Б. Садовскаго "Петербургская ворожея", гдѣ авторъ выказываетъ замѣтно б
ольшую зрѣлость, четкость фабулы и освобождается отъ накоплен³я историческихъ персонажей, каковымъ пр³емомъ злоупотреблять авторъ очевидную склонность имѣетъ. Такъ, пьеса его: "Пущкинъ въ Москвѣ", милый но нѣсколько незначительный эскизъ, опять представляетъ собою свидан³е литературныхъ знаменитостей того времени, причемъ этотъ историческ³й пр³емъ не изъ трудныхъ при современныхъ б³ографическихъ изыскан³яхъ о Пушкинѣ. Написана пьеса легкими, гибкими и пр³ятными стихами. Начало Ремизовскаго романа, не достигая блеска "Неуемнаго бубна", отличается не совсѣмъ обычною для этого мастера стройностью и сдержанною планомѣрностью. Начато, какъ вступлен³е къ широкой бытоописательной картинѣ, почему не можетъ и не должно оцѣниваться само по себѣ. Во всякомъ случаѣ "Станъ Половецк³й" - самое значительное произведен³е, помѣщенное въ "Русской Мысли" за эти пять мѣсяцевъ. Изъ стихотворнаго матерьяла можно отмѣтить только отличные, первоклассные стихи В. Брюсова и его же переводы изъ римскаго поэта III-IV вв. Пентад³я, плѣняюшаго насъ изысканностью формы. Довольно незначительные и скучноватые переводы или подражан³я Бальмонта, среднее стихотворен³е Блока, два, три другихъ не останавливаютъ вниман³я. Изъ литературныхъ статей кромѣ примѣчательной статьи В. Брюсова о Пентад³и, мы укажемъ еще на "Навьи чары мелкаго бѣса" К. Чуковскаго, какъ на наиболѣе полный и остроумны³й разборъ творчества Сологуба. Г-жа Гуревичъ довольно сбивчиво и пространно излагаетъ, какъ она зашла въ тупикъ, изъ котораго даже "Аполлонъ" вывести ее не въ силахъ и требуетъ отъ поэтовъ б
ольшей страстности. Мы вполнѣ сочувствуемъ затруднительному положен³ю почтеннаго критика, но сомнѣваемся, чтобы задачей какого бы то ни было журнала было выводить страстно изъ тупика, забредшую туда, г-жу Гуревичъ.