Главная » Книги

Иловайский Дмитрий Иванович - История России. Том 1. Часть 2. Владимирский период

Иловайский Дмитрий Иванович - История России. Том 1. Часть 2. Владимирский период


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26

   Д. И. Иловайский

История России. В 5 томах
Том 1. Часть
2
Владимирский период

   Содержание:
   VII. Киев. Волынь и Галич
   VIII. Чернигов и Переяславль. Половецкая степь
   IX. Смоленск и Полоцк. Литва и Ливонский орден
   X. Финский север и Новгород Великий
   XI. Андрей Боголюбский. Всеволод Большое Гнездо и его сыновья
   XII. Земля Суздальская. Рязань и Камская Болгария
   XIII. Строй и гражданственность Древней Руси
   XIV. Монголо-татары. - Золотая Орда
   XV. Александр Невский и Русь Северо-Восточная
   XVI. Даниил, Миндовг и Русь Юго-Западная
   К основному вопросу начальной русской истории
  
  
  

VII. Киев. Волынь и галич

Характер области полян. - Положение и части Киева. - Верхний город. - Св. София. - Ее стиль, мозаика и фрески. - Золотые ворота. - Десятинная церковь. - Михайловский мон. и другие храмы. - Подол. - Берестове - Выдубецкий мон. - Население Киева. - Города Киевской земли. - Поросье и Черные Клобуки. - Население и города Полесья. - Пределы Волынской земли. - Владимир, Луцк и др. города. - Роман Волынский. - Галицкая земля. - Стольный город. - Города Подгорья и Понизья. - Ярослав Осмомысл. - Боярство. - Семейные раздоры. - Владимир Ярославич и начало галицких смут. - Вмешательство угров. - Княжение Романа в Галиче. - Посольство папы. - Гибель Романа. - Его дети. - Вмешательство Ляхов, Угров и южнорус. князей в борьбу за Галицкое наследство. - Боярские крамолы и казнь двух князей. - Господство угров в Галиче. - Изгнание их Мстиславом Удалым

   Почти четыре века нашей истории Киев с его областью служил средоточием политической жизни русского народа. Эта область, собственно, и называлась Русскою землею; ибо населявшее ее полянское племя считалось Русью по преимуществу.
   Киевская, или Полянская, область занимала выгодное положение в торговом и политическом отношении. Она лежала в стране довольно плодородной, обильной текучими водами и лесом. Многоводный Днепр представлял русскому племени широкую дорогу на север и на юг, а судоходные притоки его, Припять и Десна, открывали удобные пути на восток и на запад как для торговых сношений, так и для военных потребностей. Ни естественные, ни политические пределы Киевской земли никогда не были строго определены. Если взять их в обширном объеме, то на севере эти пределы терялись в болотах и пущах Припятского Полесья, а на юге - в степных пространствах, почти достигавших до порожистой части Днепра; на западе они приблизительно простирались до реки Горыни и Случи и, таким образом, захватывали часть собственно Волынской земли. Только на востоке Днепр служил определенною естественною гранью Киевской области, если не считать небольшую левобережную полосу, принадлежавшую киевским князьям, и обширную Переяславскую область, которая в политическом отношении составляла такую же удельную часть Киевского княжения, как и все Припятское Полесье.
   Полянская Русь, или Киевская земля, в тесном смысле обнимала западное Поднепровье, ограниченное притоками Днепра, Тетеревом на севере и Росью на юге. Небольшая, но историческая река Стугна, текущая в довольно глубокой ложбине, делит означенную полосу на две части, несколько отличные по характеру своей природы. Северная, или собственно Киевская половина, имеет поверхность слегка взволнованную, орошенную множеством речек и ручьев, направляющихся к Днепру. С одной стороны ее наполняют холмы, отделяющиеся от высокого Днепровского берега; с другой - сюда достигают невысокие ветви Карпатских отрогов. Некоторые реки, особенно Тетерев, в своем среднем и верхнем течении, прорывая эти отроги, обнажают гранитные породы и нередко имеют скалистые берега. Вообще черноземная почва, местами перемешанная с песком, представляла прекрасные пажити и обиловала дубовыми, липовыми и березовыми рощами. Только в северном углу этой области за Ирпенью на нижнем течении Тетерева и его притока Здвижи залегает низменная полоса с болотистою песчаноглинистою почвою и сосновым лесом; это уже начало Полесья. Пространство к югу от Стугны, известное в те времена под именем Поросья, образует довольно возвышенную черноземную равнину, кое-где пересеченную оврагами и рытвинами. Эта полоса имеет полустепной характер и обилует тучными пастбищами. Только приближаясь к берегам Роси, поверхность получает неровное холмистое очертание. Сюда достигает один из Карпатских отрогов, который служит водоразделом между притоками Днепра и Буга; возвышенные плоскости, пересеченные долинами и оврагами, наполняют этот водораздел. Рось, особенно в среднем своем течении, довольно глубоко прорезывает залегающий под почвою гранитный кряж и потому обилует порогами и скалами. Ее холмистые прибрежья имеют цветущий вид благодаря зеленым лугам и дубровам, преимущественно грабовым. Бесспорно, это одна из красивейших рек Южной России. Очевидно, она была любимою рекою Русского племени, которое недаром носило с нею одно и то же имя. Почти насупротив устья Десны, между ложбинами двух речек, Лыбеди и Почайны, высокий правый берег Днепра круто упирается в его русло. Глубокие яруги и удолья, когда-то прорытые водными потоками, изрезали этот песчаноглинистый берег в различных направлениях и образовали те знаменитые горы, на которых раскинулся Древний Киев с его предместьями и монастырями. Он состоял из двух главных частей: Верхнего, или собственно Киева, и Нижнего, или Подола. Последний расположился у подошвы Киевских гор на низменной береговой полосе вдоль устья Почайны, которое в те времена представляло залив Днепра, отделенный от него длинною узкою косою, и в летописи называется иногда просто Ручай. Подол был собственно Киевская пристань, населенная торговым промышленным людом. Он пересекается речкою Глубочицею, стекающею с береговых высот в Ручай. Далее за Подолом лежало низменное, болотистое, поросшее кустарником пространство, носившее название Оболонья; по нем протекал другой приток Почайны, речка Сетомль. Крутой подъем, известный под именем Боричева взвоза, вел с Подола в Верхний город, построенный на самой значительной из береговых гор. Средоточие и древнейшую часть его составляла та передовая возвышенность, на которой стояли храмы Десятинный и св. Василия с находившимся тут же княжим каменным теремом. Эта часть, обведенная особою стеною, именуется Старый Киев; ее можно назвать Киевским акрополем. Ярослав распространил Верхний город, присоединив к нему плоскую заднюю возвышенность, отделенную небольшим оврагом. Он воздвиг здесь, на месте славной битвы с Печенегами, знаменитый собор св. Софии; почему и вся эта наиболее просторная часть города называлась Софийскою. В состав Верхнего города потом вошел и южный отрог передовой, или Старокиевской возвышенности, на котором красовался златоверхий Михайловский монастырь; так что часть эта может быть названа Михайловскою. Небольшое удолье, отделяющее ее от старого Киева, составляло верхний конец Боричева взвоза. Итак, Верхний город образовался постепенно из трех частей, Старокиевской, Софийской и Михайловской, обведенных одною общею стеною или собственно валом, который состоял из городней, т.е. деревянных срубов, засыпанных землею. С трех сторон положение города было довольно крепкое: с южной его ограничивало взгорье Крещатицкой долины; здесь в городской стене находились так наз. Лядские ворота; с северной прилегала местность, весьма пересеченная оврагами и отдельными холмами, между которыми текла речка Глубочица с своим притоком Киянкою. Одна из возвышенностей в той стороне носила название горы Щековицы; а примыкающий к ней холм известен в древности под именем Олеговой могилы. Между крутобережьями Киянки защемлено было северное предместье Кожемяки, получившее свое имя, конечно, от кожевников. На той же стороне, выше Кожемяк, находился и так наз. "Копырев конец". Из этого конца вели в город Жидовские ворота; такое название заставляет предполагать, что прилегавшая к ним часть города или, вероятнее, предместья была заселена евреями. С восточной стороны Верхний город круто спускался к Подолу. Только с противной ему, четвертой, стороны он имел отлогие песчаные спуски к соседней равнине; тут в городском валу находились знаменитые Золотые ворота.
   К югу от города за Крещатицкой долиной шел густой бор ("перевесище" летописи). Днепровский берег на этой южной стороне города круто и обрывисто упирается в реку. Самая возвышенная часть берега носила название Угорья, или Угорского; небольшой холм, уступом спускающийся от него к реке и увенчанный храмом св. Николая, известен под именем Аскольдовой могилы; а на верхней плоскости этого Угорья лежало загородное княжее село Берестово. Далее за Берестовом на том же лесистом берегу красовались храмы и здания Печерского монастыря. Еще далее берег прерывается живописным удольем Неводницким, за которым на береговом уступе, над крутым обрывом, в тени зеленых рощ приютился монастырь Выдубецкий.
   Владимир Великий и его преемники украсили Киев многими каменными храмами с помощью византийских художников. Первое место между ними как по своей славе, так по изяществу и богатству украшений бесспорно занимала св. София. Общим видом и взаимными отношениями частей этот храм мало напоминает соименную ему великую Софию Цареградскую. Он принадлежит уже другой эпохе византийского храмового зодчества, той эпохе, когда продолговатая римская базилика укоротилась настолько, что приблизилась К квадрату, имеющему в основании своем равносторонний греческий крест; восточная стена вместо одного абсида представляла большею частию три алтарные полукружия; шаровидный купол, венчавший здание и покоившийся на низких просветах, сделался более выпуклым, сузился в своем основании и стал возводиться на высоком цилиндре; а вокруг него начала располагаться целая система других таких же куполов только меньшего размера. Самым обычным числом их сделалось пять, то есть главный посредине и четыре на концах основного равностороннего креста.
   Киевская София в оснований своем представляла именно квадрат, несколько удлиненный с восточной стороны пятью алтарными полукружиями, между которыми главное помещается, конечно, в средине. Но притворы, или портики, окружившие храм с трех других сторон, изменили его основной вид, давая преобладание ширине всего сооружения над его длиною. С западной стороны оно имело один притвор, или паперть (нартекс); а с северной и южной, кроме таковой же наружной паперти, были тройные внутренние портики. На колоннах и арках наружных портиков утверждена была открытая галерея, которая с трех сторон окружала верхнюю часть здания. Храм был увенчан тринадцатью сферическими верхами, или куполами: над срединой здания, на четырех основных арках возвышался главный, обширный купол; а по сторонам его располагались двенадцать малых куполов; они были обиты свинцом. Эта свинцовая кровля плотно облегала куполы, арки и своды здания или так наз. комары и потому представляла не прямолинейные скаты, а игривые волнообразные линии, уступами понижавшиеся от срединного, или большого, купола. Кроме того, на западной стороне храма по бокам главной двери, но не в равном от нее расстоянии, возвышались две круглые башни, или вежи, и внутри каждой из них вокруг каменного столба извивалась спиральная лестница, ведущая на хоры, или полати, храма, а также на упомянутую выше открытую галерею.
   Храм заключал в себе средний неф и по бокам его по три внутренних портика, полусветлых, обставленных массивными арками. На этих арках покоились хоры, или верхняя внутренняя галерея, обнимающая три стороны, северную, западную и южную. Эти хоры, или полати, имели то же назначение, как и в греческих храмах, то есть служили гинекеем, или женским отделением - черта, заимствованная от греков с принятием христианской религии и храмового зодчества. Кроме того, на хорах помещались особые камеры или кладовые для хранения церковного и отчасти княжего имущества, а также соборной библиотеки и архива, т.е. рукописных книг и грамот, договорных, дарственных, духовных и пр.
   Вся передняя половина главного нефа или его алтарная и предалтарная части были изукрашены роскошною мозаикой. Греческие храмы, а вместе с тем и русские, в то время еще не имели иконостасов, совершенно закрывающих алтарь от взоров молящихся. Алтарная преграда, состояла из ряда мраморных колонок с перекладиной, или архитравом, наверху и мраморными плитами между колонками внизу. Эта невысокая преграда не препятствовала народу созерцать изображения алтарного свода; а когда бывала отдернута облегавшая ее завеса, то весь алтарь был видим молящимся. Отсюда понятно усердие к нему храмоздателя, не щадившего издержек на такое дорогое украшение, каким была на Руси греческая мозаика, или, по древнему нашему выражению, мусия; так назывались священные стенные изображения, составленные из мелких камешков, которые получались преимущественно из стеклянной разноцветной массы, разбитой на кусочки. Над горним местом, на самом полусводе алтаря, на золотом мозаичном же поле, возвышается величественное изображение Божией Матери, которой был посвящен этот алтарь и которая здесь олицетворяла собственно св. Софию, или Премудрость Божию. Святая Дева представлена стоящею с воздетыми кверху руками, то есть в молитвенном положении; на ней голубой хитон, охваченный узким червленым поясом, из-за которого спущен белый убрус. Широкий золотистый покров осеняет ее голову, рамена и спускается на обе стороны до колен. Это художественное изображение, составляющее главное украшение Софийского храма, сохранилось в течение веков, посреди всех опустошений, постигших храм, и получило в народе название Нерушимой стены. Под нею во всю ширину алтарного полукружия идет мозаичное изображение Тайной Вечери. Посредине над горним местом представлена священная трапеза с утвержденной на ней шатровой сенью. С каждой ее стороны Христос: обращенный ликом в правую (от зрителя) сторону, Он преподает чашу шести друг за другом стоящим апостолам; а обращенный в левую преподает хлеб остальным шести апостолам. Далее внизу, под этим рядом апостолов следует такой же мозаичный ряд святителей первых веков христианства, каковы: Николай, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Климент, папа Римский и др. Их имена, как и все надписи киевософийских мозаик, начертаны темными мозаичными буквами на греческом языке. На уступе, который отделяет Нерушимую стену от верхней части алтарного полусвода, помещено в трех кругах поясное изображение Деисуса, т.е. Спасителя, имеющего по правую сторону от себя Божию Матерь, а по левую - Предтечу. Предалтарная мозаика представляет, во-первых, Благовещение, разделенное на две части: на правой стороне алтарной арки св. Дева с веретеном и клубком ниток в руках; а на левой - архангел Гавриил. Далее на четырех арках главного купола изображены сорок мучеников, по десяти на каждой; в четырех треугольниках (парусах), заключенных между дугами этих арок, четыре евангелиста; а в самом куполе помещено колоссальное изображение Спасителя, окруженное ангелами и апостолами; последние в простенках окон.
   Вся остальная внутренность храма была в изобилии расписана фресковою живописью: боковые алтарные полукружия, стены, арки, столбы и своды покрыты как изображениями разных событий из Священной истории, так и отдельными фигурами Христа, Богородицы, Отцов Церкви и мучеников. По своему рисунку эти фрески не отличались от упомянутых мозаических изображений и представляли строгие, сухие фигуры чистого византийского стиля. Фресковое расписание Киевской Софии не ограничивалось самим храмом, а распространялось и на внутренность двух упомянутых башен, или веж. Но здесь оно уже не имело церковного или священного характера; а усвоило себе стиль и содержание живописи светской. Стены башен и массивные столбы, около которых идут витые лестницы, покрыты изображениями разнообразных сцен из быта византийско-царского и русско-княжеского. Охота за дикими животными, фантастические звери и птицы, ипподром, скоморохи, музыканты, акробаты, а также суд и расправа - вот содержание этих довольно загадочных изображений. Византийские художники, вероятно, следовали здесь обычному в их отечестве расписанию царственных чертогов. А еще вероятнее, что все эти лестничные картины разных забав и времяпровождения светских владык имели аллегорическую задачу: напоминать скоропреходящее значение земных благ, земной власти и всю суету сего мира в сравнении с вечною жизнию и с незыблемым значением церкви; так как мимо этих картин всходили на хоры, откуда тотчас открывалась Нерушимая стена и вся внутренняя красота храма.
   По обычаю того времени каждый значительный князь желал по смерти своей покоиться в храме собственного сооружения или в "отнем", т.е. сооружения отцовского. В левом внутреннем притворе Софийского собора поставлена гробница великого князя Ярослава, сделанная в большом размере из белого мрамора наподобие царских саркофагов Византии. Стены и двускатная крыша гробницы украшены изваяниями крестов, деревьев, птиц и рыб. Кроме Ярослава у св. Софии в таких же мраморных гробах покоился прах его любимого сына Всеволода и двух сыновей последнего, т.е. Ростислава и Владимира Мономаха. Мрамор для них, равно для колонн и других украшений, привозился издалека, преимущественно из окрестностей Константинополя, с островов Мраморного моря. А самый храм св. Софии, как и прочие каменные сооружения Древнего Киева, построен из кирпича, имеющего вид почти квадратной плиты. Но что придавало особую крепость таким сооружениям, это слой отличного цемента, своей толщиной и прочностью превосходящий самые кирпичи. Карнизы, охватывающие червлеными лентами верхние части здания, делались из красного шифера. Вместе с другими цветными камнями он употреблялся и для мозаичного церковного помоста.
   Вблизи св. Софии расположены были два монастыря, построенные тем же Ярославом-Георгием: один посвящен его ангелу, т.е. Георгию, а другой - св. Ирине; полагают, что последний назван так в честь супруги великого князя. Около этих двух монастырей находились Золотые ворота, устроенные тем же Ярославом. Они представляли глубокую арку с железными, украшенными позолотою воротами; над аркой возвышалась башня с устроенным внутри ее храмом Благовещения. Овраг и вал, служившие прежде защитою Старого Киева с западной стороны, все еще отделяли его от Софийской части Верхнего города. Большой мост, перекинутый через этот овраг, служил главным соединением обеих частей - тот самый мост, который в 1147 году задержал Владимира Мстиславича, поскакавшего к Федорову монастырю на помощь несчастному Игорю Ольговичу. Федоров монастырь, заключавший в себе прах своего основателя Мстислава - Феодора Владимировича и двух его знаменитых сыновей, Изяслава и Ростислава, помещался тут же около моста по правую сторону; а по левую находилась площадь, называвшаяся Бабин Торжок, за которою далее красовался Десятинный храм Богородицы. Последний изяществом и богатством украшений соперничал с св. Софией, а размерами даже превосходил ее. Он был несколько уже, но гораздо продолговатее Софийской церкви. С восточной стороны он имел три полукружия с сильно выступающим вперед средним, или главным, абсидом, который заключал в себе алтарь; а два боковые назначались для жертвенника и дьяконика. С трех других сторон храм окружали портики, или паперти.
   Внутри он также был изукрашен фресками и отчасти мозаикой. Кроме богатых мраморных саркофагов самого храмоздателя Владимира Великого и его супруги Анны, стоявших посреди храма, в притворе его находились еще гробницы Изяслава Ярославича и некоторых других князей. Площадь, лежавшая по одной стороне Десятинной церкви в северном углу Старого города, была украшена теми двумя медными статуями и четырьмя конями, которые Владимир привез из Корсуня. В противоположном, т.е. южном, углу Старого Киева над самым Боричевым увозом возвышалось другое сооружение Владимира Великого, храм св. Василия, посвященный его ангелу. Этот храм основан на том холме, на котором стоял прежде идол Перуна, подле великокняжеского терема, и, очевидно, имел значение дворцовой церкви. Ярослав и его преемники распространили терем новыми постройками; он, вероятно, и был то, что в летописи называется "Великим двором Ярославовым". Относительно обширности этого двора можно судить по тому, что на нем собиралось иногда целое войско, задавались пиры народу и устраивалась конская потеха, как это мы видели в истории Изяслава П. (Впрочем, тут, может быть, подразумевалась и наружная площадь перед теремом.) Кроме Федорова монастыря в Старом городе помещался мужской монастырь Андреевский, основанный Всеволодом Ярославичем. Он назывался также Янчин; потому что дочь Всеволода, известная Янка, устроила при нем и женскую обитель, в которой сама была настоятельницей. В Старом городе, как надо полагать, находилась и каменная церковь, основанная сыном Мономаха Мстиславом в честь Богородицы Пирогощеи; икона ее, если верить преданию, написанная евангелистом Лукою, была привезена из Цареграда каким-то купцом Пирогостом. Она почиталась чудотворною. "Игорь едет по Боричеву к святой Богородице Пирогощеи", говорит "Слово"; следовательно, по приезде в Киев он прежде всего приносил перед этою иконою благодарственные молитвы за свое освобождение и, вероятно, исполнял обет, данный в тяжкую годину своего плена или бегства.
   Третья, или Михайловская, часть Верхнего города, отделенная от Старого Киева небольшим удольем Боричева увоза, заключала в себе монастырь, основанный Святополком-Михаилом в честь своего ангела. Главы Михайловского храма были покрыты золочеными бляхами; почему он и назывался Златоверхим. По своему архитектурному плану и трем алтарным полукружиям он подходил к Десятинному храму, а мозаичными украшениями алтаря, особенно изображением Тайной Вечери, напоминал св. Софию.
   Заключая в себе самые великолепные киевские храмы, Верхний город был застроен преимущественно домами князей, бояр и дружинников. Кроме главного великокняжеского терема или Великого двора Ярославова, было много других теремов, где проживали младшие князья или княжие вдовы. Летопись называет по именам некоторые дворы, каковы бояр: Коснячка, Чудина, Воротислава, Борислава, Путяты, Гордяты; князей: Глеба, Мстислава, Василька и др. Между тем Нижний город, или Подол, по преимуществу был наполнен промышленным населением. Там находилось самое большое Торговище, или главный рынок. Подолье было укреплено деревянными стенами и тыном (стоянием). У западных его ворот, так наз. Подольских, лежало предместье, известное под именем Копырева конца, лепившееся по взгорьям ручья Глубочицы. По удолью ручья Киянки из Подолья поднимался к Верхнему Киеву (чрез Кожемяки) увоз, более длинный и менее крутой, чем Боричев. В Копыреве конце находился монастырь св. Симеона, принадлежавший роду Черниговских Ольговичей; так как он был основан их родоначальником, Святославом Ярославичем, когда последний занимал великокняжеский стол. Другой монастырь, принадлежавший тому же роду, Кирилловский, помещался далее за Подолом по дороге в Вышгород на лесистом взгорье, которое называлось Дорогожичи. Монастырь этот был основан Всеволодом Ольговичем, также во время его Киевского княжения. Неподалеку от Кириллова монастыря находился и загородный терем Ольговичей, известный в летописи под именем Нового двора. Мы видели, что Святослав Всеволодович в 1194 году скончался на этом Новом дворе и был погребен в "отней" Кирилловой обители. Судя по этим сооружениям, Ольговичи тяготели более к Нижнему городу, чем к Верхнему.
   Древнерусские князья любили строиться и воздвигали не одни храмы, но и терема, как городские, так и загородные. Вокруг Киева было несколько дворов, где князья проживали преимущественно в летнее время. Тут было привольнее посреди разных хозяйственных занятий; а лесистые окрестности представляли им все удобства предаваться своей любимой забаве, т.е. охоте. Главный двор великокняжеский находился подле сельца Берестова, посреди густого бора, на Угорской возмышенности; почему и носил также название двора Угорского или Подугорского. Он был любимым местопребыванием еще Владимира Великого и его сына Ярослава. Известно, что любимец последнего, священник Берестовской церкви свв. Апостол, Иларион, первый из русских людей был возведен в сан Киевского митрополита. Несколько позднее встречаем здесь подле княжего терема небольшой каменный храм Спаса Преображения. Владимир Мономах также любил проживать на Берестове; сюда собрал он для совета своих тысяцких, когда дополнил Русскую Правду уставом о резах, или процентах. Тут же в Спасо-Преображенском храме погребены Юрий Долгорукий и сын его Глеб, оба княжившие в Киеве. В тесном соседстве с Берестовом устроилась знаменитая Печерская обитель с ее изящным Успенским храмом и с ближним женским монастырем св. Николая, в котором, по преданию, постриглась мать св. Феодосия. В то время как у Ольговичей был свой собственный загородный двор за Подолом подле Кириллова монастыря, у Мономаховичей был свой особый родовой терем с монастырем на холму Выдубецком, то есть совершенно в противоположной стороне от города. Этот терем, носивший название Красного двора, принадлежал родоначальнику Мономаховичей, Всеволоду Ярославичу, которым был основан и смежный Выдубецкий монастырь св. Михаила. Известно, что при Мономахе здесь был игуменом Сильвестр, сочинитель первой русской летопиеи, или так наз. "Повести временных лет". Из Мономаховых потомков в особенности благодетельствовал Выдубецкому монастырю Рюрик Ростиславич. Михайловская церковь этого монастыря сооружена над самым береговым обрывом. Днепровские волны постоянно подмывали берег, и алтарная часть церкви грозила обрушиться вместе с нетвердою почвою. Рюрик, будучи великим князем Киевским, не пожалел издержек, чтобы укрепить каменного стеною обрыв, на котором стоял храм, и поручил это дело славному в его время русскому зодчему Петру Милонегу. Сооружение начато в июне 1199 года, а окончено в сентябре следующего года. Оно было отпраздновано как важное событие. Рюрик с женой, сыновьями Ростиславом и Владимиром, снохою Верхуславой и дочерью Предславой прибыл в монастырь и после благодарственного молебна задал пир игумену Моисею со всей братией; причем щедро оделил всех подарками. Летописец - один из продолжателей Сильвестра - до небес превозносил Рюрика по этому случаю.
   Красный двор служил любимым пребыванием Юрия Долгорукого. Но у него был еще другой загородный двор, за Днепром, прозванный Раем. Надобно полагать, что последний находился там же, где лежал заднепровский городок Юрия, иначе называвшийся Песочным. Днепр в среднем своем течении сопровождается множеством отделяющихся от него рукавов и озер; поэтому обилует островами и заливными лугами. Особенно таков он под Киевом. Здесь левый берег представляет широкую низменную полосу, которая покрыта целою сетью рукавов, озер и протоков. Главный рукав носит название Черторыя. Вешняя вода покрывала острова и соседние низменности; а после себя оставляла заливы и озера (например, Долобское). Эта водная Днепровская сеть, умноженная еще рукавами Десны, делала неудобною переправу через Днепр под самым городом; главная переправа совершалась или под Вышгородом, т.е. выше устья Десны, или ниже устья Черторыя насупротив Неводницкой пристани, т.е. под Выдубецким монастырем. Здесь-то около последнего устья, вероятно, и лежал Песочный городок с княжим теремом, или Раем, на отлогом песчаном возвышении, на краю обширного соснового бора.
   Главная Киевская пристань находилась на устье Почайны, на Подоле. Здесь, конечно, была самая оживленная часть города, особенно весною в полую воду, когда сверху приплывали суда, нагруженные товарами варяжскими, а также сырыми произведениями Северной и Средней России, преимущественно мехами; а снизу приспевали "гречники", то есть русские караваны с дорогими тканями, изящными металлическими изделиями, южными плодами, винами и другими греческими товарами. Надобно полагать, что кроме разного рода греческих мастеров в Киеве проживали и византийские торговцы. Латинские гости, т.е. купцы из варягов и немцев (а также западных славян), имели здесь не только свои особые дворы и лавки, но и собственные каменные храмы. Были тут и восточные торговцы, именно мусульмане из Камской Болгарии и евреи из Хазарии. Может быть, от последних торговцев или от хазарских пленников, здесь поселенных, один угол Подола носил название "Козаре". Вместе с гречниками в Киев проникали и купцы итальянские, именно генуэзцы (фрягове) и венециане (венедици), которые во время Крестовых походов захватили в свои руки значительную часть восточной торговли. На Подоле всегда можно было найти и русских гостей из Чернигова, Смоленска, Суздаля, Галича и пр.; но первое место между ними, конечно, занимали деятельные, предприимчивые новгородцы. Купцы иноземные и иногородние вели торговлю по преимуществу оптовую, т.е. имели дела с местными киевскими торговцами.
   О многочисленности населения древнерусской столицы можно судить по следующим известиям. Еще в начале XI века Дитмар, епископ Мерзебургский, заметил в своей хронике, что в Киеве более четырехсот церквей и восемь торжищ, а жителей несметное множество. Положим, он сильно преувеличил число церквей; однако во время огромного пожара 1124 года, испепелившего Подол и часть Верхнего города, по словам нашей летописи, сгорело до 600 церквей. Впрочем и это число не совсем вероятно, хотя бы сюда и были включены все малые церкви (божницы) и часовни. Замечательно еще известие летописца о море, бывшем в 1092 году. В короткое время, говорит он, гробовщики продали до 7000 гробов. Во всяком случае мы едва ли будем далеки от истины, если предположим, что Киев в эпоху наибольшего процветания, т.е. в XII веке, со своими предместьями вмещал в себя более 100 000 жителей. Как истые представители поляно-русского племени, киевляне отличались подвижным, предприимчивым и вместе промышленным духом. Но слава, приобретенная их городом, как средоточием великой страны, богатства, накопленные в нем обширной торговлей и данями с подвластных русских земель, а также постоянные распри - князей за обладание Киевом и происходившее отсюда заискивание народного расположения - не могли не внести в характер его жителей некоторых расслабляющих сторон и привычек. Своею наклонностью к веселой и роскошной жизни, своими вспышками своеволия или неуважения к власти и заметным ослаблением воинственного духа киевляне стали отчасти напоминать византийцев, которым они во многом подражали, особенно в страсти к дорогим нарядам и украшениям. Конечно, такою страстью отличалась преимущественно женская половина населения, которая красивыми нарядами старалась еще более возвысить свою природную славянскую миловидность. По словам одного польского хрониста, ничто так не пленяло иноземцев в Киеве, как его русоголовые, темнобровые женщины, блиставшие "дивною красотою лица и стана".
   После столицы важнейшими киевскими городами или пригородами Киева были Вышгород, Белгород и Васильев. К северу от Киева возвышенный левый берег отступает от Днепровского русла и оставляет значительную низменную долину, отчасти поросшую лесом и кустарником, отчасти образующую заливные луга. Верстах в десяти от столицы цепь холмов снова подходит к самому Днепру, и здесь-то на высоком берегу стоял крепкий Вышгород, защищавший подступ к Киеву с северной стороны. Вышгород составлял иногда особый удел; но киевские князья отдавали его обыкновенно сыну или другому близкому родственнику. Он имел для древней России и важное религиозное значение; так как здесь стоял богатый каменный храм с мощами князей-мучеников Бориса и Глеба, куда приходили богомольцы из разных краев России. Белгород представлял твердыню, воздвигнутую на правом берегу Ирпени на значительной крутизне, верстах в двадцати с небольшим от Киева. Он был охраною Киева с западной стороны, т.е. со стороны Волыни. А Васильев был расположен на левом берегу Стугны, от Киева около сорока верст. Берег покрыт невысокими холмами; но город, судя по остаткам насыпей, был укреплен двойными или тройными валами и служил для Киева надежною защитою с южной стороны. Пространство, заключенное между этими главными пригородами и самым Киевом, кипело густым зажиточным населением. Здесь было рассеяно много сел и менее значительных городов, каковы: Звенигород (памятный ослеплением Василька Ростиславича), Здвижен, Пересече н и др. За Стугной вдоль ее течения тянулся вал, издавна насыпанный для обороны собственно Киевской области от внезапных набегов степных варваров. Здесь начиналось так наз. Поросье, или южная половина Киевской области. За этим валом насупротив города Васильева лежало поле Перепетово, названное так по своим двум великим могильным курганам, из которых один носил имя Перепетова, а другой - Перепетовки. У конца вала за устьем Стугны стоял на берегу Днепра город Треполь. Ниже Треполя на высоком береговом холму расположен был древний Витичев, с пристанью внизу; эта пристань служила первою стоянкой торговых караванов, отправлявшихся из Киева в Грецию. В XI веке город запустел, вероятно, разоренный варварами; но в 1095 году он возобновлен под именем Святополча; великий князь Святополк-Михаил перевел сюда жителей Юрьева, сожженного Половцами. Под Витичевым находилась и переправа или, как тогда говорилось, "брод" через Днепр на Переяславскую сторону. Но главная переправа на пути из Киева в Переяславль производилась несколько ниже, около городка Заруба, расположенного напротив устья Трубежа и известного своим пещерным монастырем, из которого вышел митрополит Климент Смолятич. Подле него находился так наз. Варяжский остров. Еще ниже на Днепре, около устья Роси, стоял город Канев среди весьма холмистой местности. Это была последняя киевская крепость на правой стороне Днепра. Канев возник, по-видимому, на том же месте, где упоминается город Родня, под которым решилась борьба Ярополка с Владимиром в 980 году. Отсюда шли ряд городов и насыпные валы вверх по Роси: она после Стугны представляла вторую укрепленную киевскую линию. Замечателен в особенности так называемый "Змеев вал", который, начинаясь немного выше устья Роси, идет на запад то по левой, то по правой стороне этой реки и около верхнего ее течения заворачивает на северозапад. Из городов второй укрепленной линии наиболее замечателен Корсунь, находящийся там, где Рось делает самый южный изгиб. Под Корсунем эта река встречает скалистые холмы, разбивается между ними на несколько рукавов и протоков и образует пенистые, живописные пороги. Далее на Роси лежали Богуслав и упомянутый выше Юрьев, хотя и сожженный Половцами, но спустя несколько лет возобновленный тем же Святополком-Михаилом. Где-то около Роси на одном из ее притоков лежал и Торческ, бывший средоточием киевских торков, или Черных Клобуков. Довольно возвышенная плоскость, простирающаяся между Стугною и Росью, а также и к югу от последней, приблизительно до реки Тясмина, своим полустепным характером и тучными пастбищами вполне соответствовала потребностям Черных Клобуков, которые сохраняли еще многие привычки кочевых народов и главное богатство свое почитали в больших стадах коней, овец и рогатого скота. Они продолжали отчасти жить в открытом поле подвижными вежами, или селениями, из войлочных кибиток; но имели и становища, огороженные валами, куда собирали свои семьи и стада в военное время; в опасных же случаях укрывались под защиту русских городов Поросья. Кроме Поросья, кочевые полчища Черных Клобуков тянулись и на восточной стороне Днепра, т.е. в украйнах Переяславской и Чернигово-Северской. Черные Клобуки, очевидно, сохраняли и обычное кочевникам деление по родам, находившимся под управлением своих родовых старшин и князьков. Разнообразие имен, под которыми встречаются иногда эти служилые инородцы Древней Руси, объясняется именно их родовым делением. Кроме общего имени "Черных Клобуков" и племенных названий "Печенеги" и "Торки", встречаются еще в летописях названия "Берендичи", "Турпеи", "Коуи", "Каепичи", "Бастеева чад": это собственные имена разных родов, большею частию дававшиеся по именам их ханов; впрочем, под словом "Берендичи" или "Берендеи" разумелись и вообще Торки, или Черные Клобуки. Последнее название получили они от своего любимого головного убора, высоких бараньих шапок черного цвета. Верхи этих шапок делались иногда из какой-либо цветной ткани и свешивались набок (как теперь у казаков). Их смуглые лица осенялись черными усами и бородою. Наиболее знатные носили широкие шелковые кафтаны персидского покроя.
   Поселенные на южных пределах Руси с обязанностию быть ее передовыми конными стражами от соплеменных с ними половцев, Черные Клобуки естественно подвергались неотразимому влиянию Русской народности и постепенному с ней слиянию. Особенно это влияние заметно в собственной Киевской украйне, или на левом Поросье. Здесь постепенно возникают городки со смешанным населением из Черных Клобуков и Руси. Их родовые старшины, или ханы, за военные заслуги получали иногда такие городки в свое державство, т.е. пользовались известными с них поборами. Черные Клобуки в большинстве еще сохраняли свое язычество; но при смешении с Русью между ними стало водворяться и христианство. Скрещение Руси с этими инородцами положило начало той русско-украинской народности, которая позднее является в истории под именем Казаков или Черкас. Последнее имя указывает еще на примесь Прикавказских и Таврических Казар или Черкесов, в разное время селившихся на русских украйнах, особенно во время угнетения их родины Половцами и во время падения древнерусского Тмутараканского княжества*.
   ______________________
   * Для очерка Киевской области и города Киева, кроме летописных известий и личного знакомства с топографией и древностями, я имел под руками следующие пособия: Митрополита Евгения "Описание Киево-Софийского собора и Киевской иерархии". Киев 1825. Его же ""Описание Киево-Печерской лавры". К. 1826. Изданный Фундуклеем: "Обозрение Киева в отношении к древностям". К. 1848. и "Статистическое описание Киевской губернии". СПб. 1852. Пахилевича - "Сказания о населенных местностях Киевской губернии". К. 1864. Блазиуса - Reise im Europaischen Russland Braunschweig. 1844. Петцольда - Reise im westlichen und sudlichen europaischen Russland. Leipzig. 1864. Гакстгаузена - Studien uber die Zustande Russlands. Hannover - Berlin. 1847 - 1852. Беляева - "О географических сведениях в древней России" (Записки Географич. Общества. Кн. VI. 1852). Погодина - "Исследования, замечания и лекции". Т. III. глава 3. Н.Барсова - "Материалы для историко-географического словаря России". Вильна 1865. Кандидатское сочинение Н.Линниченка "Вече в Киевской области". К. 1881. Обстоятельное сочинение М. Грушевского "Очерки истории Киевской земли". К. 1891. Самым богатым пособием для знакомства собственно с древним городом Киевом и его древностями, а также и с самою литературою этого предмета служит обширный и добросовестный труд Н.Закревского "Описание Киева". М. 1868 г., два тома, с атласом, издание Московского археологического общества. Затем следует весьма полезное издание Киевской Комиссии для разбора древних актов - "Сборник материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей". К. 1874 (под редакцией профессоров Антоновича и Терновского). Хорошим дополнением к этим изданиям являются исследования софийского протоиерея Лебединцева "О св. Софии Киевской" и профессора Лашкарева "Киевская архитектура X - XII века" (См. Труды Третьего археологического съезда. К. 1878), "Развалины церкви св. Симеона и Копырев Конец" - также Лашкарева (Труды Киевской духовной Академии за 1879 г.). Профессоров Айналова и Редина "Киево-Софийский собор". Исслед. о мозаиках и фресках. СПб. 1889. Заметка Проф. Кондакова "О фресках лестницы в Соф. Соборе" (Зап. Археол. об. III. СПб. 1888). Заметка гр. Бобринского об одной из сих фресок (Ibid. IV. 1889). Того же Лебединцева "Возобновление Киево-Софийского собора в 1843 - 53 гг.". К. 1879. "Древнейшая в России церковь Спас на Берестове" - Сементовского. К. 1877.Кроме того, упомяну "Киевские мозаики" - Крыжановского (в Записках Археолог. Общ. т. VIII. СПб. 1856). Проф. Прахова "Открытие фресок Киево-Кирилловской церкви" (СПб. 1883). Его же "Киевские памятники византийско-русского искусства" (Древности Моск. Археол. Об. XI. 1889). Н.В. Покровского "Древнейшие стенописи в России" (Труды VII Археол. съезда М. 1890) и "Очерки памят. правосл. иконографии". СПб. 1883. Не привожу многих других относящихся к Киеву и его древностям описаний, объяснений, заметок и т.п. принадлежащих, например, Берлинскому, Сементовскому, Муравьеву, особенно Максимовичу (См. 2-й том его сочинений. К. 1877). Что касается до писателей иностранных, польских и малорусских, преимущественно таких, которые были очевидцами многих уже исчезнувших теперь остатков Древнего Киева, то все существенное извлечено из них в упомянутом "Сборнике материалов" (Ляссота, Сильвестр Коссов, Кальнофойский, Павел Алепский и др.). Наконец, заслуживает особого внимания труд гр. Толстого и проф. Кондакова "Русские древности в памятниках искусства". Вып. IV. СПб. 1891 (Древности Крыма, Кавказа и Киева). См. также "Археологический атлас" ко 2-й половине I тома "Истории Русской церкви" проф. Голубинского (Чт. О. И. и Др. 1906. Кн. 2). Хойновского "Раскопки великокняжеского двора". Киев. 1893. Проф. Антоновича "Археологич. находки и раскопки в Киеве и Киев. губ. в 1876 г." (Чт. Об. Нестора лет. Кн. I). Его же "Археологическая карта Киевской губ." (В изд. Моск. Археол. Об. 1895). Разные заметки его и других ученых в Чтениях Общества Нестора летца, каковы: помянутый протоиерей Лебединцев, Воронов, профф. Лашкарев, Котляревский, Дашкевич, Завитневич, Малышевский, Соболевский и некоторые др.). Между прочим, см. Малышевского о Евреях в Киеве в X - XII вв. Кн. 2-я. В книге 6-й Чтений, 1892 г., приведены невероятные объяснения достоуважаемого проф. Соболевского: Немцы от немой, Чудь от чужой, Олег и Ольга от скандинав. Helgi, а также отождествление Обезов нашей летописи с грузинами. Ссылка на Плано Карпини (Obesi; sive Georgiani) будто бы "решает вопрос об Обезах". Нисколько. Карпини тут не авторитет: о Кавказских и Закавказских народах он не имел точных сведений и смешивал их. Русская летопись знала их лучше. Абазги византийских известий и суть Обезы наших летописей или, по позднейшей терминологии, абхазы. В той же книге Чтений находим такое же крайне гадательное объяснение имени Русь проф. Завитневичем: будто бы оно было дано греками, и от них уже усвоено себе русскими. О том см. в моих Разысканиях. Правдоподобные объяснения имени народа Русь от такого же названия в древности р. Волги у проф. Кнауэра (Труды XI Археол. Съезда в Киеве. М. 1901). Первоначальное Киевское поселение было внизу на Подоле и имело торговый характер. Проф. Антонович возводит его к IV веку. См. его заметку о Киевском кладе с римскими монетами III и IV ст. (Древности Моск. Археол. Об. VII. 1878).

Считаю необходимым присоединить следующее замечание относительно урочища или местности, известной в летописи под именем Угорского. Шлецер в своем Несторе (II. 236 стр. перевода Языкова) производил это название от горы, т.е. объяснял его угорьем. Закревский такое объяснение называет странным (стр. 191) и стоит за обычное производство от народа Угры. Это словопроизводство основано на словах русской летописи под 986 г.: "Идоша угри мимо Киев горою, еже ся зовет ныне Угорское /пришедше к Днепру сташа вежами". Но такое известие не выдерживает ни малейшей критики. С ним обыкновенно связывается представление о каком-то переходе угров из их родины от Уральских степей на Дунай. Представление совершенно ложное. Во-первых, угры, по византийским известиям, находились в Южной России и около Дуная еще в первой половине IX века и уже прежде 898 года разрушили Великоморавскую державу в союзе с немцами. А во-вторых, ни в каком случае им не лежал путь от Уральских степей к Дунаю по правому, нагорному и лесистому берегу Днепра мимо Киева. Невозможно также представить себе (как это делали) и переправу кочевой орды с левого берега на правый под Угорским и стоянку вежами на этом обрыве, покрытом тогда дебрями, притом переправу через упомянутую сеть днепровских рукавов, протоков, заливов и болот и стоянку дикой степной орды почти в самой столице сильного Русского княжества! Нет синения, что летописное известие об этой стоянке было плодом местного домысла, пытавшегося объяснить название Угорское, которое невольно напоминало народ угров. Здесь в летописи все та же попытка осмыслить местные топографические названия, какую мы видим в легендах о Кие, Щеке, Хориве, Лыбеди, Оскольдовой и Дировой могиле. Между тем и доселе в Северной России слово "угор" значит крутой, землистый берег реки (Очерки Рус. Истории, географии - Барсова. Прим. 33).

Сюда же относится вопрос о месте княжего загородного дворца Угорского. Например, летопись говорит, что в 1151 г., когда Изяслав II призвал на великое княжение дядю Вячеслава, то дядя поместился на Великом дворе Ярослава, а племянник - "под Угорским". Этот Угорский дворец не знали куда отнести и связывали его с местом Оскольдовой могилы (Закрев. 197). Но невозможно предположить, чтобы княжеский загородный двор, для которого требовался порядочный простор, лепился где-нибудь на уступе горы или внизу у подошвы этой горы, спускающейся почти в самую реку. Мы думаем, что Угорским двором назывался в XII веке не что иное, как княжий двор на Берестове, расположенный на Угорье. Этот дворец по своему значению, очевидно, занимал первое место между княжескими загородными теремами и вообще второе место после Великого двора Ярославова в Киеве. В летописи еще упоминаются однажды ворота Угорские (1151). Возможно, что названный двор входил в черту какого-либо внешнего вала, примыкавшего к укреплениям города. Вот место летописи: "а Коуеве и Торчи и Печенези туда сташа от Золотых ворот по тем огородом до Лядьских ворот, а оттоле они и до Клова и до Берестоваго и до Угорьских ворот и до Днепра". Берестово упоминается здесь по соседству с Угорскими воротами; что ясно может указывать на тождество двора Угорского с Берестовским.

О красоте киевских женщин как одной из причин, по которой поляки Болеслава Смелого не желали расстаться с этим краем, говорят Длугош и Стрыйковский.

Существует список с жалованной грамоты Андрея Боголюбского Киево-Печерскому монастырю на город Василев с принадлежавшими ему владениями и угодьями; как родина св. Феодосия этот город, т.е. княжие доходы с него отдаются Феодосиеву монастырю. Грамота была бы очень важна для знакомства с положением этого края в XII веке, если бы она была достоверна. Но митрополит Евгений, напечатавший ее, называет ее сомнительной, и вполне справедливо. (См. его описание Киево-Печ. Лавры.) Однако весьма возможно, что в основу сего велеречивого и необыкновенно щедрого позднейшего произведения легла какая-нибудь действительно древняя грамота. В ней можно отыскать следы этой древности. Между прочим она говорит о городах "Поросских", иначе "Завальских", т.е. лежавших за Стугненским валом: упоминает следующие могильные курганы: Великую Могилу на Белокняжеском поле, курган на Невеселовском поле, Перелетов и Перепетовку. Любопытно, что все эти четыре древних кургана сохранились до нашего времени. А последние два удержали свои древние названия и украсились народною легендою о погребенных под ними князе Перелете и его супруге Перепетихе. Курган Перепетиха подвергнут был тщательной раскопке Киевскою Комиссиею для разбора древних актов; в нем под обрушившимся сводом из дубов и камней найдены остатки скелетов, глиняных сосудов, деревянных щитов с металлическими бляхами, стрел, железных ножей и топоров, ожерелья из шариков, стеклянных, костяных и цветных камушков и некоторые металлические украшения. (См. "Древности", изданные этою Комиссией, СПб. 1846, с атласом.) М.Андриевского "Перепетово поле" (Киев. Старина. 1882. IX) и "Летописный Юрьев" (Ibid. 1883. IX).

Мнения о положении Торческа весьма разнообразны. По одним, он лежал на берегу реки Торы, впадающей справа в Рось в Тарашанском уезде Киевской губ. Этого мнения держались Карамзин (к т. И, прим. 165), Надеждин и Неволин (см. Исслед. и лекции Погодина. IV. 153). Другие указывают на село Безрадичи на левой стороне Стугны в Киевском уезде (Ревякин в Кие

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 747 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа