Воскресшая книга.- "Знамен³е времени" г. Мордовцева.
Годы перелома (1895-1906). Сборникъ критическихъ статей.
Книгоиздательство "М³ръ Бож³й", Спб., 1908
Habent sua fata libelli.
Эта старинная пословица невольно вспомнилась намъ, когда мы получили "для отзыва" романъ г. Мордовцева - "Знамен³е времени". Странное чувство не то смущен³я, не то удивлен³я охватило насъ, нѣчто въ родѣ того, что испытываешь, встрѣтивъ совершенно неожиданно стараго знакомаго, съ которымъ давно разстался и давно позабылъ о его существован³и. Книга, гонимая нѣкогда, осѣненная ореоломъ "запрещенной", книга тѣхъ временъ, когда "еще намъ были новы всѣ впечатлѣн³я быт³я", и теперь выходитъ въ свѣтъ, какъ и всякая другая, и цѣна ей всего два рубля. По истинѣ, воскресен³е изъ мертвыхъ. Только къ новому ли быт³ю? Не скорѣе ли къ вторичной смерти, и на этотъ разъ уже навсегда? И думается намъ,- скорѣе второе, такъ какъ книги еще могутъ воскресать, но настроен³е, когда-то вызвавшее ихъ къ жизни, не повторяется никогда.
Есть особый сортъ книгъ, которыя въ свое время имѣютъ значен³е вовсе не потому, что онѣ выдаются высокими литературными достоинствами, глубокимъ содержан³емъ, силою чувства, вложеннаго въ нихъ авторомъ. Вовсе нѣтъ,- во всѣхъ этихъ отношен³яхъ онѣ ниже посредственности. Но въ нихъ есть то, что думали и говорили въ это время мног³е, что было для многихъ дорого и свято. Читатели того времени встрѣчали въ такой книгѣ живой отголосокъ своихъ чувствъ и мыслей и увлекались книгой, не обращая вниман³я на всѣ ея литературныя несовершенства. Даже напротивъ,- именно эти несовершенства въ огромной степени усиливали популярность книги. Грубость изложен³я, недостатокъ художественности, рѣжущая прямолинейность книги упрощали ея пониман³е, дѣлая ее доступнѣе для большинства, которое въ книгѣ, такой аляповатой по формѣ, яснѣе и проще разбиралось, чѣмъ въ тонкомъ художественномъ произведен³и, гдѣ, какъ и въ жизни, вовсе нѣтъ подчеркиван³й, пояснен³й отъ автора, что "се левъ, а не собака", какъ писалось подъ аракчеевскими печатями. Никакихъ своихъ мыслей авторъ не преподноситъ читателю въ такой книгѣ. Какъ фонографъ, онъ повторяетъ ходячую въ данную минуту идею именно въ той формѣ, въ которой читатель слышитъ ее, что дѣлаетъ книгу еще любезнѣе для него. Никакихъ новыхъ чувствъ авторъ не выражаетъ,- онъ выражаетъ лишь то, что чувствуютъ если и не всѣ, такъ по крайней мѣрѣ опредѣленная группа. Авторъ ничего не выдумываетъ, онъ только рабски повторяетъ и въ своемъ изложен³и упрощаетъ извѣстное общественное направлен³е, иллюстрируя его грубыми примѣрами. По формѣ его произведен³е напоминаетъ издѣл³е суздальскаго богомаза, но оно рѣзкими чертами запечатлѣваетъ волнующ³я въ данную минуту мысли и чувства, что и привлекаетъ къ нему читателя.
Литература освободительной эпохи шестидесятыхъ годовъ была очень богата такими произведен³ями. Стоитъ вспомнить романы Шеллера, Омулевскаго, Бажина и многихъ другихъ, теперь основательнѣйшимъ образомъ забытыхъ, писателей, это все - богомазы. Тутъ лица человѣческаго нѣтъ, а тогда все это читалось, поглощалось жадно и страстно и имѣло несомнѣнное вл³ян³е, потому что отражало въ себѣ настроен³е передовой части тогдашняго общества. Въ противовѣсъ этимъ писателямъ выступали богомазы и изъ противоположнаго лагеря - Клюшниковъ, Маркевичъ и т. п. Настоящая литература стояла въ сторонѣ отъ борющихся течен³й и творила въ произведен³яхъ Тургенева, Достоевскаго и Толстого вѣчные, не умирающ³е образы, а не иллюстрац³и къ излюбленнымъ теор³ямъ того или иного направлен³я. Достоевск³й разъ только сдѣлалъ уклонен³е въ сторону злободневности, въ "Бѣсахъ", самомъ неудачномъ изъ своихъ романовъ, хотя и тутъ его громадный талантъ спасъ его если не отъ пошлости, то отъ суздальской живописи.
Однимъ изъ самыхъ характерныхъ образцовъ этой литературы является "Знамен³е времени". Даже для шестидесятыхъ годовъ, въ концѣ которыхъ оно появилось, это произведен³е было выдающимся по грубости формы, прямолинейности и рѣзкости, съ которой подчеркиваются ходяч³я идеи того времени. Современнымъ читателямъ, людямъ 90-хъ годовъ, даже въ 80-ые годы, уже трудно было проникнуться настроен³емъ этого романа, тѣмъ, что собственно и составляло главную притягательную силу для читателя шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ.
Съ самаго начала выводится какой-то сумасшедш³й, бредъ котораго, повидимому, долженъ заключать въ себѣ нѣчто поразительно глубокое и важное. Вѣроятно, тогдашн³е читатели и находили это, но для нынѣшнихъ читателей единственно интересное представляетъ описан³е казни, видѣнной больнымъ, хотя само описан³е сдѣлано чисто по-суздальски, растянуто, съ массой повторен³й, въ высокомъ "штилѣ", такъ что даже и эта единственная трагическая сцена въ романѣ не производитъ теперь ни малѣйшаго впечатлѣн³я. Этимъ бредомъ романъ начинается и тотъ же бредъ сумасшедшаго, нѣкоего Канадѣева, снова и снова повторяется въ нѣсколькихъ мѣстахъ, но дальше въ немъ ничего нельзя понять. Тутъ есть все: и рѣчи о страдан³яхъ человѣчества, и народъ, который мучается въ безсильныхъ порывахъ къ свободѣ, и славяне, терзаемые турками, и много настоящаго безсмысленнаго вздора, который, вѣроятно, и для современниковъ былъ непонятенъ, какъ и для насъ. Но чѣмъ оно было непонятнѣе тогда, тѣмъ лучше, и загипнотизированный читатель видѣлъ въ этихъ сугубо темныхъ мѣстахъ глубину глубинъ и бездну премудрости. Бредъ больного служитъ припѣвомъ къ высокимъ и тягучимъ рѣчамъ, которыми главные герои "романа" разражаются на каждомъ шагу и кстати, и не кстати, лишь бы еще и еще подчеркнуть разницу между "львами" и "собаками".
Героевъ этихъ немного - Стожаровъ, Бармитинова и, наконецъ, изъ героевъ герой - Карамановъ, который, подобно державинскому богатырю -
"Ступитъ на горы - горы трещатъ,
Ляжетъ на бездны - воды кипятъ,
Граду коснется - градъ упадаетъ,
Башни рукою за облакъ кидаетъ".
Или еще лучше - подобенъ тому анекдотическому мужику, который въ мечтан³яхъ говорилъ про себя: "Кабы я былъ царемъ, сѣлъ бы у воротъ, и какъ кто мимо - того въ зубы, какъ кто мимо - того въ зубы". Онъ рѣшилъ,- Карамановъ всегда и все рѣшаетъ категорически и безповоротно,- что все несчаст³е людей происходитъ отъ лжи, а потому, чтобы сдѣлать ихъ счастливыми, надо вездѣ и всегда говорить имъ правду. Согласно этому правилу онъ и дѣйствуетъ, и "какъ кто мимо - того въ зубы". Ибо правда всегда на его сторонѣ, а всѣ остальные - мерзавцы. Одинъ Стожаровъ еще ничего, да и тотъ, какъ гоголевск³й прокуроръ, если правду сказать - "свинья".
Стожаровъ, однако, тоже не лыкомъ шитъ. Еще въ гимназ³и "многосторонностью знан³й и оригинальностью мнѣн³й онъ приводилъ въ изумлен³е всѣхъ, съ кѣмъ ему приходилось высказываться". Въ университетѣ онъ всѣ науки "превзошелъ", но не удовлетворился и рѣшилъ, что все это не то. Написалъ онъ такую забористую диссертац³ю, что профессоръ, ее читавш³й, испугался за автора. "Въ прежнее время,- сказалъ онъ,- сжигали на кострахъ авторовъ подобныхъ сочинен³й, а въ наше время автора посадили бы въ крѣпость". Влюбился онъ, между прочимъ, въ одну дѣвушку, которая тоже ему отвѣчала. Но побоялся что "эти отношен³я установятся на общепринятыхъ рутинныхъ началахъ", и поспѣшилъ разстаться съ нею. Онъ уѣзжаетъ, конечно, въ западную Европу, чтобы тамъ поискать разрѣшен³я мучающихъ его вопросовъ, но не находитъ этого разрѣшен³я, ибо вездѣ тоже, "что и у насъ въ Кинешмѣ: городнич³й деретъ носъ передъ обручникомъ, а обручникъ для него же дѣлаетъ кадки къ огурцамъ и унижается, чтобы городнич³й позволилъ ему набить на кадку обручъ". Въ Росс³и онъ "перегорѣлъ" въ литературномъ огнѣ и понялъ, что дѣло современныхъ "великихъ людей состоитъ не въ томъ, въ чемъ состояло дѣло тѣхъ великихъ людей, которымъ истор³я приписывала велич³е иногда по ошибкѣ, иногда же въ силу того, почему для мелкаго воришки закоренѣлый уб³йца и негодяй кажется великимъ человѣкомъ. Переходя изъ дѣтства въ возмужалость, онъ на дорогѣ столкнулъ съ пьедестала многихъ великихъ людей, которыхъ прежде считалъ таковыми, и въ своей памяти отвелъ имъ самое нужное мѣсто, тотъ бросовый уголокъ, въ которомъ помѣщался старостинъ племянникъ Ларька, угодивш³й въ Сибирь за конокрадство и уб³йство. Зато на этой же дорогѣ онъ встрѣтилъ дѣйствительно великихъ людей и понялъ, что велич³е ихъ слѣдуетъ мѣрить не всегда тѣмъ аршиномъ, которымъ мѣрилъ Плутархъ". Тутъ читатели шестидесятыхъ годовъ съ жаднымъ нетерпѣн³емъ ждали, каковъ же аршинъ для современнаго важнаго человѣка, и читали, затаивъ дыхан³е: "Исходной точкой жизни Стожарова съ той поры стала - польза, если и не въ широкихъ размѣрахъ, не въ общечеловѣческихъ видахъ, то хоть самая узенькая, хотя бы такая, которая принесла бы счаст³е и спасен³е Ларькѣ, укравшему у его отца пѣгаго иноходца". Въ поискахъ за этой пользой мы и застаемъ Стожарова на первыхъ страницахъ романа.
Въ сопровожден³и молодого человѣка, еще студента, но уже тоже перегорѣвшаго огнемъ и не нашедшаго въ наукѣ отвѣта на вопросы о счастьи, Стожаровъ ѣдетъ по Волгѣ, собирая статистическ³я данныя о народномъ житьѣ-бытьѣ. Волею судебъ его заноситъ въ приволжскую деревню, гдѣ онъ снова сталкивается съ любимой нѣкогда дѣвушкой, нынѣ сельской учительницей въ земской школѣ, и его "точеная голова",- этотъ эпитетъ, долженствующ³й характеризовать преобладан³е умственности надъ сердцемъ Стожарова, повторяется безчисленное количество разъ въ романѣ,- прос³яла. Его избранница "порвала узы рутины" и изъ ничтожной куколки-дѣвицы превратилась въ сознательнаго человѣка женщину, которая на практикѣ осуществила его принципъ - приносить пользу хотя бы и узенькую, хотя бы только Ларькѣ. Школа ея процвѣтаетъ яко кринъ сельный, ея ученики ведутъ войну съ отсталыми учениками министерскаго двукласснаго училища, гдѣ больше обучаютъ всякимъ "истор³ямъ", только не естественной истор³и, тогда какъ ея ученики превосходно изучаютъ именно послѣднюю. И "точеная голова" склоняется передъ учительницей, Бармитиновой, которая такъ просто и геройски разрѣшила задачу жизни, что для права на личное счастье надо прежде поработать для другихъ, отдавъ себя на служен³е этимъ другимъ во имя его афоризма, "что двумъ подло пользоваться счастьемъ, когда друг³е двадцать несчастливы". Старое чувство даетъ себя знать, но теперь Стожаровъ подходитъ къ ней, какъ равный къ равному, и между ними происходитъ окончательное объяснен³е, выясняющее, что нынѣ оба они имѣютъ право принадлежать другъ другу, такъ какъ онъ "все время тесалъ камни для здан³я будущаго", она - подготовляла тоже камни для этого будущаго. Ибо камень этотъ - народъ, на немъ созиждутъ они это здан³е, гдѣ для всѣхъ будетъ равное счастье, всѣмъ будетъ "тепло въ немъ и свѣтло". Именно какъ разъ теперь идетъ Стожаровъ дѣлать первую закладку фундамента. Въ чемъ состоитъ этотъ фундаментъ, мы сейчасъ узнаемъ. Тутъ-то и явится неотразимый въ своей побѣдительности Карамановъ, который и наложитъ на него "необорныя руки" и докажетъ, что хотя онъ, "точеная голова", и ничего себѣ, а въ сущности - онъ ничто.
У Стожарова есть отецъ, обладатель недурного имѣн³я. Туда-то и направляется нашъ герой, чтобы заложить свой фундаментъ. Туда же направилъ свои стопы и Карамановъ. Лицо у него, какъ "смоленая дратва", "улыбка собачья", "глаза стояч³е", голова, хотя и стриженная нагладко, но до нея "не касалась ни гребенка, ни щетка". Старикъ Стожаровъ, освѣдомившись о его имени и зван³и, спрашиваетъ не родственникъ ли онъ сосѣдняго богатаго помѣщика. "Да, къ несчастью, я сынъ этого негодяя", спокойно выпаливаетъ Карамановъ, и чтобы ошарашить бѣднаго старичка въ конецъ, продолжаетъ: "Мнѣ говорили, что вы честный человѣкъ. Это такое рѣдкое явлен³е, что я пришелъ посмотрѣть на васъ"... И дальше весь разговоръ ведется въ такомъ же тонѣ. Изъ него узнаемъ, что Карамановъ ищетъ "честной работы", почему нигдѣ ужиться не можетъ, и проситъ, чтобы старикъ принялъ его къ себѣ въ рабоч³е. Пока живъ его богатый отецъ, Кармановъ не хочетъ съ нимъ связываться, но отъ своей доли въ имѣн³и, перешедшей къ нему отъ матери, онъ не отказывается и ждетъ, пока умретъ отецъ, чтобы затѣмъ осуществить свой особый планъ осчастливить "подлое человѣчество". Здѣсь и застаетъ его Стожаровъ, пр³ѣхавш³й для закладки фундамента. Когда Стожаровъ, десять лѣтъ не бывш³й дома и не писавш³й ничего о своемъ пр³ѣздѣ родителямъ, является неожиданно въ домъ свой, на порогѣ его встрѣчаетъ смерть: старуха нянька, все сторожившая его пр³ѣздъ изъ слухового окна, падаетъ съ лѣстницы и убивается на смерть. Эта неожиданность наводитъ Стожарова на слѣдующее философское размышлен³е: "Какая странная, роковая встрѣча... Неужели отъ одного нашего приближен³я должны вымирать старые люди, какъ вымираютъ дик³я индѣйск³я племена отъ соприкосновен³я съ европейской цивилизац³ей?".
Въ романѣ нѣтъ пояснен³й, как³е предварительные шаги дѣлаютъ оба героя для осуществлен³я своихъ плановъ, пока ихъ отцы живы. Одинъ, повидимому, все обдумываетъ свою "узенькую пользу", другой пока работаетъ у него же въ батракахъ и между дѣломъ сокрушаетъ "зубы" неправдѣ. Но отцы смертны, и наши герои, получивъ въ наслѣдство, больш³я состоян³я, приступаютъ къ дѣлу... "обновлен³я общества", ни больше, ни меньше, о чемъ мы узнаемъ изъ слѣдующаго разговора Караманова съ сумасшедшимъ Канадѣевымъ (по мѣрѣ надобности авторъ излѣчиваетъ его на время).
"- Я хочу попробовать сдѣлать тотъ послѣдн³й шагъ, который люди боятся и не умѣютъ сдѣлать, чтобы быть счастливыми,- процѣдилъ Карамановъ сквозь зубы.- Мы рѣшились съ Стожаровымъ начать дѣло обновлен³я общества на новыхъ началахъ,- сказалъ онъ съ разстановкой, какъ бы стараясь гвоздемъ вбить свои слова въ мозгъ Канадѣева. - Ты, вѣроятно, находишь, что начальныя мои слова слишкомъ громки?- вдругъ спросилъ онъ, замѣтивъ, что зеленые глаза Канадѣева выразили не то сомнѣн³е, не то насмѣшку.- Они и должны быть громки. Тамъ, гдѣ словами не прошибешь деревяннаго черепа, надо вбивать это слово обухомъ. Тамъ, гдѣ словъ не слышатъ, надо кричать... Надо обновить общество, перевоспитать, создать, хоть изъ земли выкопать... Мы уже начали это дѣло. Стожаровъ отдалъ даромъ все свое имѣн³е бывшимъ своимъ крестьянамъ - отдалъ землю, усадьбу, всѣ заведен³я. Онъ хочетъ перевоспитать старую крестьянскую общину, я хочу создать новую. Вотъ почему я ищу пустыню, никѣмъ не заселенную, куплю эту пустыню и заселю ее. Здѣсь въ заволжскихъ степяхъ, по сосѣдству съ Аз³ей, всего удобнѣе будетъ осуществить мою завѣтную мысль - сдѣлать тотъ велик³й, послѣдн³й шагъ... Я куплю здѣсь свободныя земли и заселю ихъ охотниками,- говорилъ Карамановъ,- земли свои я отдамъ даромъ моимъ колонистамъ съ услов³емъ, чтобы они разорвали всякую связь съ старыми крестьянскими порядками... У насъ будетъ собственность.
- Значитъ, ты признаешь принципъ вознагражден³я, принципъ платы, заработка, а слѣдовательно принципъ богатства и бѣдности,- замѣтилъ Канадѣевъ.- Это скользко...
"- Для неподкованнаго ума скользко... А мой умъ подкованъ прочно,- отвѣчалъ Карамановъ..."
Вотъ и все. Стожаровъ пр³ѣзжаетъ за Бармитиновой, чтобы увезти ее въ свою общину, но Бармитинова не вынесла непосильныхъ трудовъ по школѣ, заболѣла чахоткой и умираетъ, а наши герои уходятъ съ послѣднихъ страницъ романа исполнять свои планы. Есть тутъ, правда, еще вводныя лица, но особаго значен³я не имѣющ³я. Напр., дѣвица Марина, относительно которой Карамановъ съ перваго абцуга заявляетъ ея брату Канадѣеву, что "она должна быть глупа и мелка", отъ того, что "слишкомъ хороша", а при первой встрѣчѣ съ нею выпаливаетъ: "я думалъ, что вы все-таки умнѣе". Такими упрощенными пр³емами, хорошо изученными еще писаремъ у Гл. Успенскаго ("она одно, а ты ей - совсѣмъ напротивъ"), Карамановъ убѣждаетъ дѣвицу, что онъ и есть соль земли. Дѣвица бросается къ нему на шею "прыжкомъ кошки", но онъ остается твердъ и непоколебимъ, и повторяетъ урокъ Стожарова Бармитиновой. "За моимъ великимъ дѣломъ я буду думать не о дѣлѣ, а о васъ", и потому "дѣлаетъ послѣднее усил³е, отталкиваетъ отъ себя обѣими руками грудь дѣвушки, и она падаетъ на землю". Карамановъ уѣзжаетъ одинъ, а дѣвица готовится стать "человѣкомъ", чтобы быть достойной этого великаго мужа съ лицомъ цвѣта "смоленой дратвы" и съ хорошо "подкованнымъ умомъ".
Что же это за настроен³е, которое привлекало читателей шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ къ этому роману, несмотря на всю неестественность героевъ и общую нехудожественность всего произведен³я? Эти отрицательныя стороны и тогда кидались въ глаза всѣмъ, но они стушевывались и исчезали передъ основной тенденц³ей романа, которая преобладала тогда въ настроен³и прогрессивныхъ кружковъ общества. Тенденц³я эта - вѣра въ себя, въ силу личности, которая можетъ перестроить м³ръ на разумныхъ основан³яхъ. Необходимо только сдѣлаться критически мыслящей личностью, чтобы выработать ясный, толковый планъ разумной жизни, согласно которому и остается передѣлать общество. Сама по себѣ эта перестройка дѣло нетрудное, разъ окажется достаточно сильныхъ личностей, такихъ Стожаровыхъ, Карамановыхъ, Бармитиновыхъ и Маринъ. Въ нихъ-то и заключается вся сила вещей, они-то и суть творцы новой жизни. И всяк³й, кто мнилъ себя критически мыслящей личностью, съ жадностью хватался за "знамен³е времени", увлекался героями романа и посильно подражалъ имъ. Ихъ рѣчи, мысли, чувства находили себѣ отголосокъ въ читателѣ, который, приблизительно, такъ же говорилъ, мыслилъ, чувствовалъ. Разсматриваемый съ этой точки зрѣн³я, романъ "Знамен³е времени" получаетъ несомнѣнный историческ³й интересъ. Для пониман³я бурной эпохи 70-хъ годовъ онъ даетъ очень много. Въ рѣчахъ, если не въ поступкахъ,- хотя и поступковъ такихъ было въ то время довольно,- его героевъ сохранились задушевныя мысли передовыхъ людей того времени, и, слушая ихъ, мы какъ бы присутствуемъ при страстныхъ дебатахъ, как³е велись тогда за или противъ переустройства общества на тѣхъ или иныхъ новыхъ началахъ. Теперь мы ясно видимъ всю наивность этихъ проектовъ, проявляющуюся хотя бы въ этой "абсолютной общности труда, денегъ, заработка, всего имущества", и "съ передѣлами земли". Этотъ передѣлъ земли, которая находится въ абсолютной общности, а слѣдовательно и передѣлять ее нѣтъ никакой надобности,- какъ кончикъ ослинаго уха, выдаетъ съ головой Стожарова. То же и въ карамановской новой общинѣ, гдѣ всѣ общее, но тѣмъ не менѣе существуетъ заработная плата и проч. Не въ томъ сила, это мелочь, деталь,- важна вѣра въ силу личности, которая въ одинъ прекрасный моментъ можетъ перевернуть м³ръ. И читатель упивался этой вѣрой, а мы, отдаленные отъ него тридцатилѣт³емъ, полнымъ такихъ глубокихъ разочарован³й, можемъ отнестись къ этой вѣрѣ лишь съ "горькой насмѣшкой сына надъ промотавшимся отцомъ". Сколько бы не увѣряли насъ современныя намъ "точенныя головы" и "хорошо подкованные мозги", что сила въ личности, въ субъективномъ отношен³и къ дѣйствительности",- имъ не увлечь за собой никого. Сколько бы ни практиковали они карамановскаго рецепта - "кто мимо, того въ зубы",- время ихъ прошло.
Потому-то и думается намъ что воскрешен³е такихъ произведен³й, какъ "Знамен³е времени", является для нихъ не воскресен³емъ, а скорѣе - вторичными похоронами. Люди переживаютъ нерѣдко свое время и настроен³е, выдвинувшее ихъ когда-то, но время не повторяется. Довлѣетъ бо дневи злоба его, и у каждаго дня своя печаль, у каждаго времени - свое знамен³е. "Что прошло, того не будетъ вновь",- сказалъ поэтъ.
Requiescat in pace.
Августъ 1900 г.