Бентам Иеремия - Тактика законодательных собраний

align="justify">   Возможности неожиданностей. Нужно считать неожиданным всякое предложение, которое было бы отвергнуто целым собранием и принято лишь благодаря отсутствию некоторых его членов.

   Ослабление влияния. Общественное мнение в представительном государстве естественно склонно к солидарности с волей собрания и только стремится узнать ее в точности. Но соответствует ли воля тех лиц, от которых исходит решение, воле всего собрания? Вот что становится все более сомнительным, по мере увеличения числа отсутствующих. Составляют ли отсутствующие большинство или нет - это остается загадкой для публики, но, во всяком случае, неполное собрание никогда не будет пользоваться авторитетом полного.

  

   Я ограничусь здесь общими соображениями. Первое средство состоит в требовании от каждого члена, в начале каждой сессии, залога, в размере произведения числа дней заседаний в этой сессии, например, на 50 фунтов. Этот залог возвращается в конце срока, с вычетом 50 фунтов за каждый день отсутствия. Если депутаты получают жалованье, то оно обращается в залог для производства вычетов тем же способом. Вычет производится во всех случаях без исключения, даже если приведены законные причины, объясняющие отлучку.

   Этот способ может с первого взгляда показаться странным, так как он нов, но ведь за то он особенно действителен. Он относится к тому разряду законов, которые исполняются сами собой. Установите вместо этого вычета такой же штраф; сейчас же потребуются обвинитель, делопроизводство, суд. Наоборот, вычет не подвержен никакому сомнению: он производится посредством простого расчета и не имеет характера карательного закона. Оклад - это уплата за службу. Можно ли жаловаться, что условием получения оклада ставят несение службы? Если должность такого свойства, что она выполняется без жалованья, возможность потерять часть залога должна быть рассматриваема, как цена за место. Исключений из этого правила не должно быть; его сущность - в его строгости. Допуская извинения, вы допускаете недобросовестность; отказ принять извинение был бы оскорблением. Даже болезнь не должна составлять исключения. Разве люди свободных профессий, ремесленники, например, не обречены на подобные же потери? Ценой этого единственного неудобства предупреждается много нарушений закона, и обеспечивается правильность общественного служения; другое, более мягкое средство не могло бы его обеспечить.

   Однако и этого средства недостаточно. Нужно установить еще особое наказание, без чего закон не может иметь силы во всех случаях. Я предлагаю только один день ареста за каждое нарушение правила об обязательном присутствии, причем, конечно, каждое законное объяснение отсутствия должно допускаться для освобождения от этого наказания. Это необходимо для того класса людей, для которых потеря залога не имеет особого значения. Разве иначе не могло бы случиться, что богатые из тщеславия нарочно жертвовали бы залогом? Разве многие не пожелали бы под видом тягостной должности приобрести должность почетную? Образовалось бы два класса в собрании: одним платили бы за исполнение обязанностей, а другие сами бы платили за неисполнение их, а так как богатство часто дает тон, то последовало бы уничижение полезного и трудолюбивого класса. Необходимо, следовательно, наказание, чувствительное для всех, наказание легкое, но неизбежное. Правда, извинения должны быть допущены, но разве естественно для избежания одного дня ареста марать себя заведомой ложью?

   Эти средства должны быть еще усилены занесением всех отлучек в реестры. В последних должны быть записаны имя депутата, день отсутствия, представленные извинения и отбытые аресты. Такой меморандум должен печататься по окончании каждой сессии.

   Право на отпуск не должно существовать: оно свело бы ходатайства о них к пустой формальности.

   Если бы все означенные правила действовали в римском Сенате, то письма Цицерона не содержали бы столько горьких упреков по адресу сенаторов, которые оставляли его бороться в одиночестве против разврата и разных интриг, а сами предавались удовольствиям, стояли в стороне от дел и не несли никакой ответственности за такое нарушение своего долга. Чтобы понять, до какой степени может дойти злоупотребление отлучками, надо посмотреть, что происходит в Англии.

   В палате общин из 658 членов для действительности собрания требуется присутствие 40, да и этого числа часто не хватает. Летописи английского парламента дают мало примеров заседаний, на которых не отсутствовала бы пятая часть всех членов. Можно судить отсюда, как ведется дело! Две трети собрания состоят из лиц, для которых парламентские обязанности являются второстепенными. Исключите лиц, занимающих определенные должности и лидеров партий - останутся юристы, купцы, светские люди, которые, за исключением тех случаев, когда вопрос затрагивает их личные интересы, посещают палату, лишь как интересное зрелище, и разнообразят этим свои удовольствия. Это и есть та равнодушная часть собрания, которую все партии стараются перетянуть на свою сторону для получения большинства голосов. Не отдельных лиц надо винить в этом: люди становятся такими, какими их делают законы. Существующие, для предупреждения этих злоупотреблений, правила составлены так, что не имеют никакой силы.

   В старину был установлен прогрессивный штраф за непосещение собрания: пять фунтов стерлингов, потом десять, сорок и т.д., но это средство ныне уничтожено. Оставлен в силе только арест у пристава палаты; но и это наказание осталось лишь в виде угрозы. Оно может применяться только в случаях специального вызова палаты (a call of the house), как будто постоянный долг должен исполняться только в определенные моменты; но даже в случае особого вызова, всякое извинение, как обоснованное, так и голословное, достаточно для освобождения от наказания.

   Все это вполне естественно. Может ли суд быть строгим, когда все судьи заинтересованы в нарушении закона? Можно ли ожидать от политического корпуса издания действительных правил для предупреждения таких злоупотреблений, которые выгодны для всех?

   Нужно, впрочем, заметить, что подобная небрежность, погубившая бы всякое другое собрание, несколько ослаблена самим парламентским режимом.

   Разделение на две партии обязывает каждую из них быть представленной в палате некоторой частью своего состава. Эта часть в сущности - то же, что и целое. Когда разбираются вопросы, важные для партии, ее лидер дает знак, и все сходятся. Неожиданностей при этом нельзя опасаться, так как главнейшие предложения объявляются заранее, и все проекты министерства проходят через несколько совещаний в разные дни. Если мнение небольшого числа не сходится с волей большинства, то на следующий день документы собираются в полном составе, и вся работа предыдущего дня сводится на нет.

  

   При существовании хороших правил против отлучек, не пришлось бы прибегать к этому средству. Главный смысл его - косвенно содействовать посещению собрания. Когда нет установленного числа, в делах происходит задержка, начинают опасаться толков, упреков и в конце концов сурового осуждения общественного мнения. Поставленные во главе управления принуждены заботиться о достижении требуемого числа, и даже самые строгие меры становятся понятными, когда небрежность переходит всякие границы. Установление определенного числа - это последнее средство, к которому можно прибегать, так как остановка в делах есть ничто иное, как наказание доверителей, в то время как виновными являются уполномоченные.

   С первого взгляда может показаться странным, что устанавливают минимальный предел и передают таким образом власть всего собрания лишь незначительной части его. Но, разбросав вопрос по существу, легко понять, что нельзя доверяться полному составу собрания больше, чем части его. За исключением индивидуальных талантов, каково целое, такова и часть. Если целое не хочет нарушать долга, то нет причины приписывать это желание и какой-нибудь части. К тому же ответственность по отношению к обществу остается всегда той же. Можно было бы опасаться, что среди образовавшихся партий наиболее сильная, в известный день, злоупотребит своей силой для проведения декрета, несогласного с волей большинства. Но эта опасность не страшна, так как большинство на другой же день уничтожит вчерашний декрет, и победа, случайно одержанная более слабой партией, превратится в постыдное поражение. Выгода отлучек - всецело на стороне исполнительной власти, так как она всегда деятельна и имеет полную возможность влиять в том смысле, чтобы обеспечить усердие своих приверженцев.

  

   Необходимо, конечно, чтобы час открытия заседания был определен. Но нужно ли также устанавливать час для его закрытия; среди разгара прений? Я говорю о приблизительном определении часа, так как, во всяком случае, следует допускать окончание начатой речи.

   Мне кажется, что установление такого порядка вещей очень удобно и более важно, чем это может показаться с первого взгляда.

   По отношению к личному удобству определение часа полезно для всех, но совершенно необходимо для слабых здоровьем и стариков. Не следует пренебрегать устранением неудобства, которое может помешать слабым и болезненным лицам нести государственную службу.

   Но главное, нет возможности иным способом обеспечить определенное время для обсуждения каждого предмета - время, пропорциональное его важности. Если продолжительность прений не ограничена, наиболее сильные будут стараться затянуть заседание и перейти тот предел, при котором человеческий ум способен работать без усталости; в этом случае заключения могут быть сделаны слишком поспешно, из-за одного чувства усталости и скуки.

   При всех тех обстоятельствах, когда партии сильно возбуждены, когда каждая, стремясь к определенному решению, весьма склонна преступить границы обычного времени, правило это особенно полезно: прерывая прения, оно содействует размышлению, уменьшает влияние красноречия и придает результату характер умеренности и достоинства.

   Говорят, что из0за этого могут произойти промедления. Опасаясь остаться в меньшинстве, некоторые будут намеренно затягивать прения, в надежде выиграть время. Мне представляется это маловероятным. Партия, участвующая в прениях лишь для проволочки времени, повредит самой себе. Говорит, не зная сто сказать, ораторствовать в собрании, где слышен ропот негодования, при публике, которая вас строго судит - роль, требующая редкой наглости, а между тем для удачи подобного плана нужно, чтобы много людей вошло в такой непозволительный заговор.

   можно еще сказать, что такое правило открывает дверь интригам, - личным просьбам в промежутках между заседаниями.

   Но и это предложение не существенно, так как ничуть не легче просить после прений, чем до них, а может быть даже и труднее, ибо человек, уже высказавший свой взгляд, не переменит его в такой краткий промежуток времени.

   Такое возражение приводит к нелепому заключению, что в собраниях все должно делаться без подготовки, что не следует заранее знать предмета обсуждения и, наконец, что единственная гарантия беспристрастия состоит в том, чтобы захватить людей врасплох и уничтожить всякое сообщение членов палаты с внешним миром.

   В Англии установлен определенный час для открытия заседаний, для закрытия же нет установленного часа. Таким образом, прения, возбуждающие особый интерес, длятся иногда двенадцать, пятнадцать и даже более часов сряду.

   В этом порядке есть некоторые неудобства, но нет никакой опасности, по крайней мере в отношении законопроектов, так как действующие правила сами устанавливают отсрочки.

   Каждый билль, как уже ранее было указано, должен пройти в палате три раза, не считая прений в генеральном комитете. Отсюда - два необходимых промежутка, а может их быть и больше* (* Римский Сенат не мог начать ни одного дела до восхода и кончить после захода солнца. Это правило предохраняло против неожиданностей, но английская система значительно совершеннее.

   Демосфен провел неожиданно один декрет, после того как враждебная ему партия удалилась, думая, что заседание окончено. Этот случай не мог бы произойти в британском парламенте). Заседания начинаются только в 4 часа и даже позже. Это обстоятельство вызвано составом собрания: утром министры заняты в канцеляриях, судьи и адвокаты в судах; большинство купцов в это время также занимаются своей работой. Комитетам палаты часто нужно призывать разных лиц, а эти справки в большом городе могут удобно производиться только днем.

   Изложенные соображения заставить предпочесть вечерние заседания, несмотря на неудобство затягивать прения далеко за полночь. Такие затяжки приводят часто к поспешным решениям, вредят здоровью болезненных людей, а многие предпочитают такой тяжелой службе вечерние развлечения столичной жизни.

   Если бы захотели восстановить старинный обычай - собираться по утрам, то неизбежно изменился бы весь состав палаты общин.

  

   В этой главе я укажу способ, как уменьшить число ораторов в слишком многочисленном собрании с той целью, чтобы право участвовать в прениях могло быть предоставлено всем желающим.

   Этот способ требуется для демократических конституций, так как при целесообразной тактике шестьсот человек, по меньшей мере, могут пользоваться правом голоса, и нет надобности ограничивать число ораторов. Самый простой способ заключается в следующем: 1) выбирают сначала двадцать четыре специальных оратора; 2) затем - его других по жребию для уравнения шансов всех партий; 3) разрешают каждому из вытянувших жребий отказаться от права слова в пользу другого члена собрания по своему выбору. Тот, кто не чувствует в себе таланта или не хочет говорить, охотно уступит свое право другому, более способному члену той же партии.

   Что же касается права предложения, то оно должно быть сохранено за всеми членами собрания; каждый должен иметь право сделать главное предложение и развить его.

  

   В многочисленном собрании не должно быть заранее определенных мест. Каждому должно быть предоставлено, явившись на заседание, выбрать себе любое свободное место.

   Это устройство предпочтительнее определенного порядка по разным причинам - главным образом потому, что оно способствует процессу прений.

   Члены одной партии должны иметь возможность сосредоточивать свои действия в одном месте и распределять свои роли. Без этого доводы никогда не будут представлены в наиболее удобном порядке и освещены наиболее выгодным образом. Только постоянным сношением членов между собой можно предупредить множество бесполезных затяжек, противоречий, повторений, непоследовательности и других препятствий, которые могут нарушить цельность плана, необходимого для окончания дела. Интересы партий в этом отношении совпадают с интересами публики. Для общественного блага необходимо, чтобы каждая партия могла защищать свое дело всеми своими силами, пользоваться всеми способами, так как от этого состязания истина, несомненно, выигрывает. Советы, данные кем-либо до начала собрания, не могут заменить совета данной минуты. Достаточно какого-нибудь особенного замечания, нового предложения, чтобы придать другой облик всему делу, а это в свою очередь требует изменения тактики. Самая проницательная предусмотрительность не в состоянии предвидеть всех инцидентов, которые могут возникнуть в течение спора. Здесь происходит то же, что и во время сражения. Наилучший план, составленный заранее, не исключает возможности приказаний, вызванных случаем.

   Английская практика сообразуется с этой теорией. Так как устройство свободно, то обе партии естественно размещаются по двум сторонам залы. Первая скамейка направо от оратора, так называемая banc de la tresorerie, уступается министрам и другим должностным лицам, но это только по простой вежливости, а не по праву; первая скамейка по левую руку занимается лидерами оппозиционной партии. Есть только одно исключение - исключение, прекрасное по своему принципу и в то же время слишком редкое на практике, чтобы создать какое-нибудь неудобство. Принято, говорит Hatsell, что члены, заслуживавшие особую признательность палаты на своем месте, имеют право сохранить это место за собой во все время существования данного парламента, и этот обычай обыкновенно не вызывает возражений (Hatsell 67).

   В верхней палате разные скамьи предоставлены по праву различным сословиям, одна - епископам, другая - герцогам и т.д.; впрочем, эти разграничения очень мало соблюдаются.

   Штаты Голландии и Вест-Фрейза собирались в зале, где, если судить по помещению, назначение определенных мест было необходимо. Каждый город имел свою скамью или свою часть скамьи. А так как места были все заняты, то трудно было их менять, не производя беспорядка; что же касается неудобств, которые отсюда проистекали, то об этом можно судить лишь по догадкам, так как в батавских собраниях все происходило в тайне. Там никогда не была известна та необходимая связь между свободой и гласностью, посредством которой они поддерживают друг друга.

   Свободное устройство способствует равенству и справедливости. Очень важно уже не допустить споров о первенстве и тех распрей, которые так постыдно поглощали внимание политических собраний, но еще важнее искоренить предрассудки, придающие важность этим отличиям. При отсутствии свободы размещения, вечно превосходят обиды и оскорбления. Обыкновенно начинается с того, что одно из мест считается наиболее почетным, а занятие его является как бы признаком превосходства. Отсюда - зарождение обид, которые идут, постепенно усиливаясь, начиная от первого места и до последнего. Это называется порядком, субординацией, гармонией; этим почетным отличием, т.е. такой "градации обид" придается большее значение, чем самым важным законам. Естественно, что подобный повод для споров и мелочных расчетов следует исключить из политического собрания. Различие мест и спор о чинах должны быть им незнакомы.

   Merita sua teneant aucrotes nec ultra progrediatur honor quam reperiatur virtus.

   Если в Англии и приходится иногда слышать о спорах по вопросу о местничестве, то это случится только в собраниях, предназначенных для развлечений, и только между женщинами. Когда эти недоразумения касаются мужчин, последние принимают в них участие только в виде шутки.

   Нужно ли определенное место для говорящих? Чтобы ответить на этот вопрос, надо иметь в виду следующие данные: форму и величину залы и количество депутатов.

   В многочисленном собрании оратора лучше слышать, когда он говорит с трибуны, помещенной около центра, на видном месте. Тогда за прениями лучше следят и меньше утомляются. Ораторы с более слабым голосом при этом могут его не напрягать, и все-таки их будут слышать в самом конце залы; этим не следует пренебрегать в политическом собрании, где вполне вероятно присутствие старых и болезненных людей.

   Такой способ содействует и руководству прениями. Если каждый член собрания будет говорить со своего места, то может произойти путаница, и президенту будет не так легко помешать тем, кто прерывает ораторов. Самая необходимость всходить на трибуну останавливает много пустых и легкомысленных фраз: это - обдуманное действие, которое предпринимают лишь после зрелого обсуждения своей речи, так как приходится выставлять себя на вид. Разве не смешно обращать на себя всеобщее внимание, когда нечего сказать такого, что было бы достойно этого внимания? К тому же, когда есть трибуна, специально предназначенная для произнесения речей, всей остальной части собрания приходится молчать. Если кто-нибудь говорит вне этого привилегированного места, он тем самым нарушает принятые правила и немедленно призывается к порядку. Кроме того, ораторская трибуна способствует беспристрастию. Если собрание делится на две партии, каждая естественно стремится сосредоточиться в одной части залы; если каждый говорит из толпы своих единомышленников, уже заранее известно, в каком смысле он будет говорить; однако, иногда встречаются люди более или менее беспристрастные и независимые. Поэтому важно требовать, чтобы члены говорили с трибуны, общей для всех и не указывающей на связь оратора с какой-либо партией. Правда, это средство не имеет безусловного значения, так как скоро все знакомятся друг с другом, но оно имеет значение для присутствующей публики, которой полезно судить оратора по тому, что он говорит, по не по месту, с которого говорит.

   Можно возразить, что такое правило стеснительно и может лишить собрание полезных знаний застенчивых людей, которые избегают выставлять себя на вид слишком заметным образом.

   Можно сказать еще, что потеряется много времени, если для каждого слова, короткого объяснения, призыва к порядку, надо проходить через залу и всходить на трибуну. Но оба эти возражения не основательны. Первое предполагает чрезмерную застенчивость, которая обыкновенно излечивается привычкой. Опытный человек говорит с какого угодно места. Он говорит лучше, когда его лучше слышат; говорит свободнее, когда требуется меньше усилий. Притом президент может разрешать членам давать короткие объяснения, не сходя со своего места. Это - мелочи, подробности, и практика сама их упорядочивает превосходно* (* Против трибуны, которая установлена во французской палате депутатов, можно возразить другое. Президент помещен за оратором; следовательно, одно из главнейших правил не может быть соблюдено, правило обращаться к президенту и только к нему. Это положение представляет еще другое неудобство. Если оратор уклоняется от вопроса, президент не может его остановить иначе, как употребляя звонок. Эта манера предупреждения действует на самолюбие и раздражает гораздо больше, чем знак или слово со стороны главы собрания).

   В британском парламенте обе палаты не имеют трибун, и от того не возникает никаких серьезных неудобств. Но надо заметить, что эти собрания редко бывают многочисленными, имеют мало постоянных ораторов, и что последние занимают почти всегда одни и те же места. И все же, когда какой-нибудь член собрания хочет говорить с отдаленного места, это совсем для него не выгодно: его мало слышно в собрании, а в галерее иногда и вовсе не слышно. Репортеры вынуждены пропускать немало чрезвычайно важных речей, так как весьма часто до них доходят лишь смутные звуки и отдельные фразы, без начала и конца.

  

   Установление особой одежды для членов на время заседаний, - один из тех пунктов, для коего не следовало бы, собственно говоря, затрагивать национальных привычек; но все же этот вопрос не так маловажен, как может показаться с первого взгляда.

   Одежда служит отличием депутатов от зрителей; она может предупредить незаконный захват привилегии.

   Правило об особом платье может выполнить назначение закона против роскоши, не имея притом его строгости. Такое видимое уравнение защищает достойного, не бедного человека, от невыгодного сравнения с богатым.

   Одежда может еще способствовать уравнению людей в том смысле, что известным образом скрывает их физические недостатки.

   Вызывает чувство известного уважения в зрителях, ставит самих членов в отличительное положение - вот два факта, которые оба клонятся к поддержанию порядка и внушают благопристойность.

   Во время прений когда происходит борьба партий и когда можно опасаться интриг и подкупов, одежа может служить к выяснению поступков членов и осветить то, что происходит вокруг них. Всякое сообщение публики с ними делается более заметным и привлекает всеобщее внимание.

   Это средство, правда, не обладает особенной действительностью, но все же если можно без неудобств бросить лишнее зерно на весы справедливости, то пренебрегать этим не следует.

   При народном возмущении, определенная форма, указывающая на звание того, кто ее носит, может расположить народ к почтительности и дать членам парламента больше авторитета, чтоб успокоить грозу.

   Если возмущение усиливается до такой степени, что грозит именно членам собрания, они часто будут спасены только тем, что публично снимут с себя свою форму. Канцлеру Jefferier, - судье, известному при Якове II своими кровавыми приговорами, удалось, сняв знаки своего звания, избегнуть на некоторое время народной ярости.

   Само собой разумеется - эти различные доводы применимы ко всем политическим собраниям не в одинаковой степени.

  

   В главе о гласности были приведены доводы за допущение некоторой части публики в заседания, и указано, когда следует делать исключения из этого правила.

   Должно допускаться такое количество публики, которое не могло бы помешать говорящим и слушающим.

   Зала же должна быть гораздо меньше обыкновенных театров, так как нельзя требовать от депутатов такой же силы голоса и декламации, как от актеров.

   Во Франции опыт показал, какие неудобства и опасности происходят оттого, что число зрителей равняется или превосходит число членов собрания. Правда, эти неудобства можно было бы предотвратить строгими полицейскими мерами; однако, чем больше лиц присутствует в собрании, тем труднее содержать полицию в достаточном количестве. К тому же есть люди, увлекающиеся минутной популярностью; они стали бы обращать большее внимание на аудиторию, чем на собрание и развивали бы свое красноречие во вред самому предмету. При распределении мест следовало бы назначить одну трибуну для стенографов, другую - для молодых людей, изучающих законы, третью - для тех должностных лиц, присутствие которых может быть полезно. Кроме того, надо предоставить в распоряжение президента запасные места для послов и вообще иностранцев, так как это может служить к славе нации. Кипеас уехал из Рима, проникнутый редким уважением к Сенату; его значительно меньше поразила вся роскошь персидского двора.

   Что же касается мест на трибуне, предназначенной для публики, то они должны быть платными. Такой порядок наиболее благоприятен принципу равенства. Если предоставить занимать места первым встречным, то при этом могут произойти всевозможные беспорядки, вследствие торжества грубой силы* (* Простой народ долгое время захватывал таким образом места в национальном собрании и потом продавал их). Галерея будет наполнена зрителями, не способными воспользоваться прениями и много теряющими от прекращения своих работ. Отсутствие воспитания будет побуждать их вмешиваться в дела собрания и вредить ходу прений одобрительными возгласами или ропотом.

   Если распоряжение местами находилось бы в руках правительства, то его непременно обвинили бы в пристрастии или дурных намерениях. Говорили бы, что министры нарочно наполняют здание своими приверженцами, чтобы стеснить свободное обсуждение дела и т.д.

   Поводы к неудовольствиям могут быть устранены, если билеты для допущения посторонней публики будут отдаваться самим членам собрания; в таком порядке я вижу одно лишь неудобство: это ограничит прерогативы гласности, превратить общее право в личную милость, и таким образом принцип равенства будет нарушен* (* В Англии установлено обычаем и притом, конечно, нелегальным, общепринятым, что небольшая сумма, данная сторожам, служит для пропуска в галерею не хуже, чем обыкновенный билет).

   Плата за вход соединяет в себе все преимущества; правда, и эта мера не совершенна, но только она одна справедлива и целесообразна, так как с установлением ее правильно оценивается удовольствие, доставляемое посещением парламентской аудитории; вместе с тем она может, до некоторой степени, обеспечить приличный состав зрителей. Я сознаю, что этот способ не вполне благороден, но облагородить его может целесообразное употребление вырученных денег.

   Могут ли быть в собрание допущены женщины? Нет. Я долго колебался и взвешивал доводы за и против: мне было неприятно допустить отстранение женщин, так как такая мера кажется на первый взгляд несправедливой и даже указывает как бы на презрение к женскому полу. Но опасаться женщин разве значит их презирать? Их отстранение от собрания, где должно царствовать одно только спокойное и холодное рассуждение, указывает, наоборот, на признание их влияния, и это не может оскорбить женской гордости.

   Соблазны красноречия и насмешек опасны в политическом собрании. Допустите женщин, и вы придадите новую силу этим соблазнам! Перед таким судом, драматическим и страстным, истинный мудрец может получить репутацию скучного рассказчика. Все страсти связаны между собой и разжигают одна другую. Будут произносить речи только для того, чтобы нравиться, а лучший способ понравиться женской чувствительности - это выказать душу, охваченную волнением и энтузиазмом. Все будет иметь экзальтированный тон, блестящий или трагический. Всюду будут стремиться к движению и картинности. Надо будет говорить о свободе в лирическом стиле и воспевать гимны таким событиям, которые требуют лишь хладнокровия. Цениться будут только сила и смелость, т.е. неосторожные мнения и чрезвычайные меры.

   В Англии, где женщины имеют так мало влияния на политическую работу, где они так мало стремятся входить в дела, где оба пола обыкновенно быстро расходятся даже после семейных обедов, не позволяют женщинам присутствовать при парламентских прениях; их по опыту исключили из палаты общин. Заметили, что их присутствие придавало совещаниям особый характер, - господствовало чувство самолюбия; ораторы слишком горячо нападали на личности и слишком многое принимали в жертву тщеславию и остроумию.

  

   Формула - это образец того, что в каждом данном случае должно быть сказано лицом, которому предписано выразить словами нечто определенное. Нельзя установить заранее, какие формулы нужны собранию. Их может понадобиться больше или меньше, в зависимости от состава собрания, от количества членов, от свойства их полномочий.

   Необходимо, например, чтобы президент собирал голоса всегда одинаковым способом, пользуясь одними и теми же выражениями, чтобы члены собрания употребляли одинаковые термины для представления предложений, для требования о пользовании своими правами и т.д.

   Все, что в формулах является лишним - вредно. Ясность и краткость - вот их существенные качества. Украшать формулы, во вред точности, значит их обезображивать.

   Формулы не только сокращают время, они препятствуют двусмысленности и, главное, предупреждают споры. В Англии королевская санкция всегда выражается теми же словами: король этого ? ; если же он отвергает билль, формула отказа также установлена: король подумает.

   Юридические формулы вполне заслужили тот упрек, который делается им почти повсюду: это - то, что они одновременно неясны и растянуты, т.е. грешат с одной стороны пропусками, с другой - роскошью выражений. Их растянутость легко объясняется во всех тех случаях, когда юристы находили в наборе слов предлог для того, чтобы стать нужными людьми и оценивать свои услуги более дорого. Когда фискальный дух проник в судопроизводство, то стали торговать словами, придали формулам больше объема, чтобы извлечь из них большую выгоду. В некоторых случаях считали, что следует увеличивать количество слов пропорционально важности предмета. Находили, что выразить серьезное дело в двух-трех словах, значит не отнестись к нему с должным вниманием. Это - ошибка глупцов. Великие мысли передаются одним штрихом.

  

   По установлении хороших правил следует принять меры к облегчению их исполнения и знакомства с ними, так как закон только постольку действителен, поскольку он известен.

   Регламент собрания должен быть изложен на доске, заметен со всех концов залы и помещен рядом с президентов. Если содержание регламента не помещается на одну доску, нужно увеличить их количество, но все самое существенное должно быть помещено на главной доске.

   В каждом политическом собрании, как для защиты, так и для нападения, постоянно ссылаются на правила. Нарушение их поглощает много времени, исправление - тоже. Для некоторой части собрания правила всегда будут неизвестны. Члены новички с ними плохо знакомы, да и самые опытные ветераны не имеют их в уме постоянно. По крайней мере, таково положение вещей в британском парламенте, и к тому же дело не может обстоять иначе, потому что правила не только не находятся перед глазами членов парламента, но существуют только в традициях, и на страже их стоит лишь ненадежная память.

   Слишком малая доска не будет отвечать цели. Большая по необходимости служит предметом изучения во все времена, когда внимание членов не занято чем-либо иным. Малейшее нарушение регламента делается заметным: вследствие этого, ошибки становятся редкими, так как никто не нарушит правила, когда нельзя этого сделать безнаказанно, когда имеют перед глазами карательный закон и вместе с тем трибунал, который немедленно судит.

   Судопроизводство, которое обыкновенно идет черепашьим шагом, в этом деле будет быстро, как молния. Общие законы, как бы искусно их не распространяли в народе, никогда не достигнут всеобщей известности, но специальные законы, составленные для собрания, могут быть всегда на виду, причем сделать это просто и легко. В Англии не существует ни одного клуба, который бы не имел своего регламента, вывешенного в зале, вот тут-то невольно приходит в голову грустная мысль, что степень мудрости в ведении человеческих дел бывает часто обратно пропорциональна степени их важности. Правительствам надо сделать большой шаг вперед, прежде чем они достигнут в управлении общественными делами той осторожности, с которой люди обыкновенно действуют в частных делах.

  

   Архитектура здания, предназначенного для политического собрания, не должна быть слишком роскошна.

   Все внимание должно быть обращено на следующие качества:

   Акустика.

   Удобное поле зрения для президента.

   Личные удобства отдельных лиц.

   Свобода передвижения.

   Если в собрании есть слишком отдаленные места, до которых голос доходит с трудом, то внимание все время напрягается и не может долго поддерживаться. Кроме того, это мешает главе собрания наблюдать за порядком. К тому же, которые плохо слышат, могут составить себе превратное мнение о речи оратора. По этой самой причине большие народные собрание в древних республиках, по необходимости, подчинялись небольшому числу демагогов.

   Трудность быть выслушанным может отстранить от участие в прениях наиболее способных людей, если сила их голоса не соответствует тому пространству, которое этот голос может заполнить. Демосфен может быть принужден уступить свое место сенатору! Вместо ума первым требуемым качеством часто является сильный голос, который, хотя и может совмещаться с талантом, но далеко не всегда ему сопутствует; скорее даже наоборот, талант чаще является достоинством человека слабого и болезненного: причина этого отчасти заключается в неспособности к физическим упражнениям и склонности, вследствие этого, к умственным занятиям.

   Зала по форме своей почти круглая; скамейка, расположенная амфитеатром; место президента, устроенное так, чтобы он видел все собрание и был на виду у ораторов; пустое пространство в середине для секретарей и бумаг; прилегающие комнаты для комитетов; трибуны для слушателей; особая ложа для представителей прессы - вот главнейшие требования. Я не вхожу в подробности о санитарных условиях залы и прочих удобствах. Я скажу только, что хорошо приспособленный зал влияет на усердие членов собрания и облегчает им исполнение их обязанностей.