ВЫСТАВКИ СЕЗАННА И ВАЛЛОТТОНА ВЪ ПАРИЖѢ
"Аполлонъ", No 5, 1909
На исходѣ перваго десятилѣт³я XX вѣка Парижъ продолжаетъ быть столицей новаго искусства. На Монмартрскихъ высотахъ берутъ свое начало истоки современнаго художества; отсюда разносятся боевые лозунги, отсюда разглашаются по всему свѣту. Вотъ почему русск³й читатель не можетъ не интересоваться парижской художественной жизнью даже въ ея каждодневномъ течен³и. Ибо она питается не наѣздами залетныхъ гостей, горитъ не отдѣльными рѣдкими вспышками, какъ художественная жизнь Петербурга, а ровнымъ и неугасающимъ пламенемъ. Правда, среди массы ежедневно открывающихся выставокъ, мног³я - лишь пустоцвѣты, лишь свѣтск³е салоны, куда ходятъ не столько для того, чтобы смотрѣть картины, сколько, чтобы показать новыя моды. Таковы большей частью выставки въ галлереѣ Georges Petit; таковъ Зимн³й Салонъ, недавно открывш³йся въ Grand Palais. Но за то почти ежедневно въ Парижѣ можно видѣть и так³я выставки умершихъ или живущихъ художниковъ, которыя заслуживаютъ вниман³я даже зарубежнаго читателя.
Таковы выставки П. Сезанна и Ф. Валлоттона, открытыя въ настоящее время въ галереяхъ Bernheim'а и Druet.
"Ничто такъ не похоже на мазню, какъ шедевръ" (Гогенъ).
На выставкѣ Сезанна всего лишь около 60 холстовъ, но зато почти сплошь самыя сильныя его работы, сразу вводящ³я въ кругъ Сезанновскаго творчества и объясняющ³я, почему его появлен³е вызвало у публики гнѣвный хохотъ. Дѣйствительно, трудно представить себѣ что либо болѣе противоположное традиц³онному французскому шику и салонному ловкачеству, чѣмъ эта живопись, грубая и тяжеловѣсная, вещественная и плотская, исходящая не изъ кончиковъ искусныхъ пальцевъ, а изъ черноземныхъ глубинъ души, Сезаннъ не пишетъ, а рубитъ съ плеча, рубитъ широкими мазками. Чего стоятъ самыя назван³я его картинъ, так³е точныя и грубыя: "Голый мужчина", "Гора между деревьями", "Десять яблоковъ", "Горшки и яблоки" и т. д.
Вотъ Сезанновск³е nus: это не "Истина" и "Красота", олицетворенныя прекрасными тѣлами, это просто на просто "Cing femmes nuue",- рыхлыя и мясистыя женщины съ зеленовато-землистыми тѣлами. Эти пять плодовитыхъ самокъ - злая насмѣшка надъ всѣмъ, что французская Академ³я создала въ области женской красоты,-это пощечина Бугро и Кабинелю. И эту пощечину слащавой условности XIX вѣка никто не могъ бы дать лучше, чѣмъ Сезаннъ. Житель маленькаго городка, онъ не зналъ и боялся женщинъ, и женщины были единственной "вещью", которую онъ писалъ не съ натуры. Онъ писалъ ихъ, какъ дитя, какъ дикарь, какъ женофобъ, видящ³й въ вѣчно женственномъ лишь матер³ально-животное...
Та же печать земли лежитъ и на бытовыхъ картинахъ Сезанна, но здѣсь онъ ген³аленъ. Вотъ "Крестьянинъ" съ какими то черными дырами вмѣсто глазъ и съ огромными руками, грузно, какъ комъ, сидящ³й на стулѣ и написанный грубыми пластами красокъ,- это олицетворен³е косной, мертвой, варварской, вандейской силы. Вотъ жанровыя картины - "Игроки" и "Игра въ карты", но, Боже мой, какъ далеки онѣ отъ елейныхъ картинокъ нашихъ передвижниковъ! Сезаниъ не разсказываетъ бытовые анекдоты, - онъ показываетъ бытъ въ его глубинной сущности. Эти игроки съ ихъ тупыми лицами и флегматической игрой - да вѣдь это подлинные мелк³е лавочники маленькаго города; только ген³альный провинц³алъ могъ создать такое произведен³е... Но все же Сезаннъ прежде всего - живописецъ и если онъ не извращаетъ бытъ внутренно, зато онъ не можетъ не преображать его внѣшне. Какъ Сологубъ, онъ беретъ "кусокъ жизни, грубой и бѣдной" и претворяетъ его въ grand art. Но онъ не вплетаетъ въ тяжелую жизнь легкихъ кружевъ фантаз³и, а лишь озаряетъ ее отблескомъ минувшихъ вѣковъ, синимъ факеломъ красокъ. Вотъ простая, грошевая желтая клеенка, но посмотрите, какимъ матовымъ закатомъ горитъ она на кабачномъ столѣ; вотъ простая, синяя блуза, но посмотрите, какими тяжелыми и декоративными складками ложится она, словно плащъ Дюреровскаго апостола,..
Въ изображен³и быта Сезаннъ глубоко отличается не только отъ нашихъ жанристовъ, но и отъ французскихъ импресс³онистовъ. Послѣдн³е гнались за случайностью позъ и движен³й, щеголяли остроумной неожиданностью композиц³и. Рисуя кусокъ руки съ вѣеромъ или носки ногъ на первомъ планѣ, они изображали лишь кусочки жизни, схваченные на лету. Сезаннъ, проживш³й всю жизнь вдали отъ большого города съ его торопливостью переживан³й, психологически чуждъ импресс³онизма, онъ не доросъ до него, какъ ребенокъ не доросъ до взрослыхъ пережнван³й, Сезаннъ видитъ всю жизнь сразу, въ ея синтетической связи. Взгляните на его "Игроковъ", сидящихъ въ кабакѣ, и вы узидите, съ какой орнаментальной симметр³ей сплетаются ихъ контуры. Это мелк³е лавочники, вознесенные на пьедесталъ монументальнаго стиля...
Той-же декоративной монументальностью отмѣчены и сезанновск³е пейзажи съ ихъ симметр³ей деревьевъ. Но въ то же время лиризмъ Сезанна нигдѣ не достигъ болѣе яркаго воплощен³я, какъ именно въ пейзажахъ. Изумрудно-зеленая земля, раздробленная на мелк³е участки сѣрокаменными заборами, маленьк³е домики съ красными мѣщанскими крышами, сух³е и мрачные стволы деревьевъ,- что-то вѣчно пасмурное, безсонное и безрадостное, как³я-то будни природы, какая-то тяжесть каменистой земли, тяжесть и ограниченность маленькаго города... Горизонты не таютъ въ воздухѣ, не сливаются съ вѣчностью - наоборотъ, они рѣзко очерчены, назойливо-явственны. Сезаннъ чувствуетъ космическое въ природѣ, но - не въ вѣчномъ движен³и, какъ Ванъ-Гогъ, а въ вѣчной матер³и. Живопись Сезанна, это - апоѳеозъ вешества. Онъ не пишетъ, а рубитъ съ плеча - отрубаетъ пласты камня, пласты зелени, пласты тѣла. Въ его пейзажахъ ничто не движется, все пребываетъ въ состоян³и статики, все тяготѣетъ къ землѣ. Его натюрморты плѣняютъ не нѣжной гармон³ей красокъ, какъ у импресс³онистовъ, а сладострастной зрѣлостью плодовъ, скульптурной окаменѣлостью салфетокъ. А назван³я его картинъ, уже упомянутыя нами - так³е вещныя и педантично точныя, какъ "Гора среди деревьевъ" или "Десять яблоковъ" - развѣ не глубоко характерны они для этого художника матер³и... Болѣе того: развѣ не характерны они до карикатуры для романскаго художественнаго ген³я вообще - въ противоположность ген³ю германскому съ его метафизическими устремлен³ями?.. Такъ, публика и критика, преслѣдовавш³я Сезанна за его "варварство", проглядѣли то, что онъ сь головы до пятъ - французск³й художникъ, потомокъ Фрагонара и Шардэна. И теперь, когда смотришь на произведен³я Сезанна не вѣришь себѣ, что онъ умеръ всего лишь 4 года назадъ. Кажется, что передъ тобой гобелены и фаянсы какого-нибудь фламано-французскаго примитива XV вѣка; кажется, что передъ тобой произведен³я какого-нибудь стараго мастера, чьи новшества, изъ за которыхъ ломалось столько коп³й, уже устарѣли...
Сезаннъ устарѣлъ... Такова странная и жестокая судьба новаторовъ.
Всю жизнь проведш³й въ маленькомъ городкѣ и ни разу при жизни не попавш³й въ большой Салонъ, лично неизвѣстный почти никому изъ художественной молодежи, Сезаннъ тѣмъ не менѣе оказалъ глубочайшее, хотя и не замѣтное на первый взглядъ, вл³ян³е на всю современную живопись франц³и. Самъ велик³й Гогэнъ, непосредственный, прямой учитель современныхъ французскихъ художниковъ, былъ въ сушности лишь скрытымъ ученикомъ Сезанна. И какъ показала анкета, произведенная нѣсколько лѣтъ тому назадъ, мног³е изъ нихъ имѣли мужество открыто признать Сезанна своимъ отцемъ. Да, не будь Сезанна, не было бы Маттиса, Мангена, Ванъ-Донгена, Фр³еза, Дерена, Факонье и многихъ другихъ...
Вотъ почему мы, такъ мало знающ³е Сезанна, такъ хорошо знаемъ его по работамъ его наслѣдниковъ, и онъ уже кажется намъ устарѣвшимъ и превзойденнымъ.
Пора исправить эту историческую несправедливость; пора открыто признать за Сезанномъ то мѣсто, какое онъ занимаетъ въ дѣйствительности и въ которомъ ему отказываютъ еще мног³е маститые критики. Первый шагъ къ этому уже сдѣланъ. Недавно образовался комитетъ для сооружен³я памятника Сезанну на его родинѣ, въ Axien-Provence. Памятникъ исполненъ будетъ самымъ талантливымъ изъ молодыхъ скульпторовъ Франц³и - Аристидомъ Майолемъ. Въ составъ комитета, помимо всѣхъ лучшихъ критиковъ и художниковъ Франц³и, вошли так³я лица, какъ Л. Бенедиттъ (хранитель Люксембургскаго Музея), Г. Жеффруа (директоръ мануфактуры гобеленовъ), Ж. Руо (хранитель музея Г. Моро), баронъ Зейдлицъ (хранитель Дрезденскаго музея), Чуди (тов. министра искусствъ Бавар³и) и т. д. "Варваръ" и "анархистъ" Сезаннъ начинаетъ становиться классикомъ.
"Сезаннъ? Я его почтительно обхожу" - писалъ нѣсколько лѣтъ назадъ Ф. Валлоттонъ, отвѣчая на вопросъ о вл³ян³и Сезанна. И дѣйствительно, неоклассицизмъ, поборниками котораго являются Валлоттонъ и М. Дени, представляетъ собой какъ бы реакц³ю противъ сезанновскаго вл³ян³я.
Но гони современность въ дверь,- она стучится въ окно. Объ этомъ краснорѣчиво свидѣтельствуютъ изз Валлоттона, обильно представленные на его выставкѣ. По техникѣ исполнен³я его женск³я тѣла поистинѣ классичны: они написаны съ олимп³йскимъ спокойств³емъ, выписаны съ одинаковой любовью и одинаковымъ холодомъ во всѣхъ деталяхъ... Но всмотритесь ближе въ эти тѣла и вы увидите, что это не Д³аны и Венеры, а современныя женщины. Ихъ спины искривлены; ихъ груди слабо развиты и отвислы; ихъ торсы изборождены и сужены корсетомъ; ихъ жесты не свободны и горды, а неуклюжи и застѣнчивы, и даже улыбки ихъ не царственно-безмятежны, а жеманно-стыдливы или нескрываемо чувственны. Ихъ кожа опушена серебристымъ и мертвымъ налетомъ, ибо, выросш³я въ комнатѣ, онѣ не знаютъ солнца, не насышены его обжигающими лучами. Женщина Валлоттона - это современная женщина, осмѣлившаяся взглянуть на себя въ одиночествѣ будуара или въ тиши морского берега...
Такъ Валлоттонъ сочетаетъ въ себѣ Энгра съ Дегазомъ, классицизмъ съ модернизмомъ. Nus Валлоттона, это - попытка претворен³я современной наготы въ классическ³й канонъ, попытка воздвигнуть мраморный памятникъ современной женщинѣ, испорченной современной цивилизац³ей.
Въ этомъ - положительное и многообѣгающее отлич³е неоклассицизма Валлоттона отъ неоклассицмзма М. Дени. Первый не разрываетъ пуповину, которая соединяетъ его съ современностью, второй, къ сожалѣн³ю, слишкомъ часто впадаетъ въ холодную абстрактность (напр., его циклъ "Амуръ и Психея").