div>
Осудят все! От недругов твоих
Бог весть теперь пойдут какие толки!
П о с а д н и к
Бояться толков - шагу не ступить!
П о с а д н и ц а
Ведь чтил же ты и сам ее доселе!
П о с а д н и к
Я чту ее, но гнуться перед ней -
Уж не взыщи! Нашла коса на камень!
В а с и л ь к о
И подлинно! Такого не встречала
Она отпора!
П о с а д н и к
Новгород старуху
Избаловал!
В а с и л ь к о
А выплыла каким
В дверь кораблем!
П о с а д н и к
Шабаш о ней - довольно!
О чем вы тут шептались меж собой?
В а с и л ь к о
Мы, государь...
В е р а
Они хотят...
П о с а д н и к
В чем дело?
В е р а
Вишь, вылазку затеяли они!
П о с а д н и к
Как вылазку? Кто вылазку затеял?
В а с и л ь к о
Мы, государь, словенские ребята,
С гончарскими побились об заклад.
Те говорят: не пустит воевода!
Мы ж говорим: зачем его спрошать?
Мы вылезем в полуночь о себе,
А после скажем воеводе!
П о с а д н и к
Кто
Вам отопрет ворота?
В а с и л ь к о
Не в ворота -
Мы по веревкам, государь. За нами
Их приберут, когда ж вернемся, снова
Нам выкинут!
П о с а д н и к
Изрядно! И могли
Подумать вы, что я и с воеводой
Позволим то?
В а с и л ь к о
Пожалуй, государь,
Нам не мешай; у нас уже все дело
Улажено.
П о с а д н и к
С ума вы, что ль, сошли?
Когда нам князь готовит новый приступ,
Тут каждый дорог человек, а вы
Ребячиться затеяли? Брось дурь!
В а с и л ь к о
Не можем, Глеб Мироныч! Об заклад
Побились мы!
П о с а д н и к
Так я перевязать
Вас прикажу.
В а с и л ь к о
Не в гнев тебе, а нас
Вязать не след. В Новегороде было
Так искони, что молодежь могла
Всегда как хочет тешиться, и воля
У нас на то от прадедов идет!
П о с а д н и к
Великое ты выговорил слово;
А знаешь ли, какой его есть толк?
В чем воля-то? В том, что чужой мы власти
Не терпим над собой! Что мы с князьями
По старине ведем свой уговор:
Се будь твое, а се будь наше. В наше ж
Ты, княже, не вступайся! А когда
Тот уговор забудет князь, ему
Мы кажем путь, другого ж промышляем
Себе на стол. Вот наша воля в чем.
И за нее с низовыми мы ноне
Ведем войну, и за нее, коль надо,
Поляжем все! И чтобы воля эта
Была крепка, и чтоб никто не мог
Над нами государем называться -
Мы Новгород Великий государем
Поставили и головы послушно,
Свободные, склонили, перед ним.
Вот наша воля! Прав своих держаться,
Чужие чтить, блюсти закон и правду,
Не прихоти княжие исполнять,
Но то чинить безропотно и свято,
Что государь наш Новгород велит,-
Вот воля в чем! А чтобы всякий делать
Волен был то, что в голову взбредет,-
Нет, то была б не воля - неурядье
То было бы! Когда б такую волю
Терпели мы, давно княжой бы стали
Мы вотчиной иль разделили б нас
Между собой соседи! Выкинь дурь
Из головы!
В а с и л ь к о
Сам вижу, Глеб Мироныч,
Что виноват, и, если только прежде
Подумал бы, заклада б не держал.
Но посуди: словенские меня
Начнут корить; гончарские же на смех
Меня подымут!
П о с а д н и к
Что тебе за дело?
В а с и л ь к о
Как что за дело? Трусом обзовут!
Стыд будет мне, бесчестье понесу я!
П о с а д н и к
Ты разве трус?
В а с и л ь к о
Ты знаешь сам, что нет!
П о с а д н и к
А коль не трус, о чем твоя забота?
Не пред людьми - перед собой будь чист!
В а с и л ь к о
Так, государь, да не легко же...
П о с а д н и к
Что?
Чужие толки слышать? Своего,
А не чужого бойся нареканья -
Чужое вздор!
В а с и л ь к о
Тебе-то благо, Глеб
Миронович, так говорить! Высоко
У каждого стоишь ты в мысли. Твой
Велик почет. Но что бы сделал ты,
Коль на тебя бы студное что-либо
Взвалили люди?
П о с а д н и к
Плюнул бы на них!
Вот что бы сделал. Иль уж сам себе
Неведом я? Себя я, благо, знаю,
Сам чту себя. Довольно мне того.
П о с а д н и ц а
Ах, свет мой Глеб! Вот этим-то и нажил
Ты недругов! Ни за что никому
Не сделаешь уступки! Ни других,
Ни самого себя, вишь, не жалеешь!
А так нельзя! Живем ведь не одни,
С людьми живем. Ужели ж на людей
И не смотреть? Когда б ты захотел,
Иной бы раз друзей себе словечком
Нажить бы мог!
П о с а д н и к
Не в норове моем
За дружбою гоняться. Если б я
Пошел на то, чтоб людям угождать,
Не стало бы меня на угожденья,
Все мало б им казалося. Людей
По шерсти ль гладь иль против шерсти - то же
Тебе от них спасибо! Я ж хочу
Не слыть, а быть. Для собственной своей
Чинить хочу для совести и сам
Свое себе спасибо говорить.
А что болтать они про это будут,
То для меня равно, как если дождь
По крыше бьет!
(К Васильку.)
Поди к своим, скажи:
Посадник Глеб вам запретил и думать
О вылазке. А к вечеру вернись;
С тобой пойдем мы вместе к воеводе,
Укажет он, как удаль показать!
(Идет к двери.)
В а с и л ь к о
(топнув ногой)
Хоть утопиться, право, в ту же пору!
П о с а д н и к
(услышав его, оборачивается)
Топись, когда врагов от наших стен
Прогоним мы,- теперь же и топиться
Ты не волен! Ты Новгороду держишь
Теперь ответ! Как смеешь ты иметь
Хотение свое, когда я сам,
Я, Глеб, себя другому подчинил,
Из рук Фомы мной вырванную власть
Тому вручил, кто лучше всех защиту
Умеет весть? Как смеешь о стыде
Ты помышлять, когда у нас свобода
Шатается? Что значит честь твоя
Пред новгородской честью? Двадцать лет
Посадничью мою храню я честь -
Но если б только ей спасенье наше
Я мог купить - как свят господь, я б отдал
Ее сейчас! Все ныне позабудь -
Одну беду грозящую нам помни!
А стыд тому, чья подлая душа
Иное б что, чем Новгород, вмещала,
Пока беда над ним не миновала!
(Уходит.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ДОМ БОЯРИНА ЧЕРМНОГО
Наталья прибирает горницу и ставит посуду на стол.
Н а т а л ь я. Уж эти мне гости! Не дадут и часочка
с ним посидеть! Вернется усталый: чем бы отдохнуть,
а тут разговоры пойдут, а там, глядишь, опять приспе-
ло время на вал идти.
Д е в у ш к а. А много ль будет гостей?
Н а т а л ь я. И сама не знаю.
Д е в у ш к а. Ты что ж не спросила?
Н а т а л ь я. До того ли мне было, как после двух
суток его увидала.
К о н д р а т ь е в н а. Что ж ты, государыня, сама-то
на стол ставишь? Дай, мы и без тебя соберем!
Д е в у ш к а. Кто же сегодня прислуживать будет?
Челядь ведь вся брони надела, на завалы ушла, а нам
с Кондратьевной в кухне быть.
Н а т а л ь я. А я разве не сумею?
Д е в у ш к а. Сама, нешто, будешь посуду носить?
Н а т а л ь я. А почему же не сама? Что я за боярыня
такая?
Д е в у ш к а. Вестимо - боярыня! Не сегодня, так
завтра будешь боярыней. Пора Андрею Юрьичу в закон
вступить.
Н а т а л ь я. Просила я тебя не говорить мне о том.
Сколько раз просила. Коли опять начнешь, ей-богу, осерчаю.
Д е в у ш к а. Ну, да! Таковская.
К о н д р а т ь е в н а. Молчи, ты, постреленок! Ей сло-
во, а она тебе два! Пошла в кухню, смотри пирог - не
пригорел бы.
Девушка уходит.
Ox, ox, дитятко! Избаловала ты нас, страху-то нет к тебе,
к государыне к нашей.
Н а т а л ь я. И ты туда же! Этакие вы, право.
К о н д р а т ь е в н а. По душе говорю, голубонька, по
любви своей, не по одному приказу боярскому. Все мы любим
тебя за милостивость твою.
Н а т а л ь я. А я-то и в глаза смотреть вам не смею.
Сама ведь кружевницей в Новгород пришла, думала через год
домой вернуться, да навсегда и осталась; хожу себе в золоте,
а как подумаю, что и мать и отец плачут теперь по мне, так
иной раз сама себе противна стану, что руки бы на себя
наложила. Всех я вас хуже, а вы же меня государыней величаете.
К о н д р а т ь е в н а. Родимая ты наша! Служить-то
тебе не в труд, а в радость. Уж кротче тебя и не видывали.
Н а т а л ь я. А иной раз как вспомню, что ведь это
для него я своих бросила, просветлеет у меня снова на
сердце и опять все кажется трын-трава!
К о н д р а т ь е в н а. Кто богу не грешен, дитятко!
Господь помилует тебя за простоту за твою.
Н а т а л ь я. Вишь, как я нарядилась сегодня. Ведь это
он так велит, а мне и самой совестно.
К о н д р а т ь е в н а. Уж горазда ты наряжаться, не-
чего сказать! Лучшие окруты по церквам пораздала. Вишь, и
повязки-то новой не надела. Надень, дитятко, повязку -
краше будет, а я в кухню сбегаю, не то эта егоза, пожалуй,
пирог просмотрит. (Уходит.)
Наталья садится к окну, задумывается и напевает песню.
Г о л о с (под окном). Подайте, Христа ради! Подайте
убогому! Подайте калике перехожему, Христа ради!
Н а т а л ь я (в окно). Войди, божий человек! Вот тут
направо, по крылечку! (Берет со стола хлеб и наливает
кружку.)
Входит нищий.
На тебе, дядюшка, присядь на лавку, отдохни себе...
(Вглядывается в него.) Господи! Что это?
Н и щ и й. Узнаешь меня, Наталья?
Н а т а л ь я (бросаясь к нему). Рагуйло! Брат!
Р а г у й л о (отталкивая ее). Прочь, негодная! Разве
ты сестра мне? Разве ты не отреклась от родни? Разве
ты не полюбовница воеводы новгородского?
Н а т а л ь я. Брат, брат, дай в себя прийти! После
кори меня - скажи скорей про отца, про мать... Живы
ли они?
Р а г у й л о. Так вот где ты, бесстыдная, отыскалась!
Что ж, хорошо тебе жить у боярина?
Н а т а л ь я. Ругай меня, бей меня, но скажи мне про
отца, про мать! Скажи, как ты сам попал сюда?
Р а г у й л о. Как попал? На той неделе в полон твои
новгородцы взяли меня; сею ночью из тюрьмы вылез,
нищим нарядился, пришел на сестру свою посмотреть,
на честь ее великую порадоваться.
Н а т а л ь я. Господи, если увидят тебя!
Р а г у й л о. Что ж, выдай меня своему полюбовнику.
Н а т а л ь я. Спрячься, спрячься скорей! Пойдем со
мной!
Р а г у й л о. Куда?
Н а т а л ь я. Сама не знаю - на сеновал, в кладовую,
в анбар!
Р а г у й л о. А потом?
Н а т а л ь я. Потом? Ты ночью из города выйдешь.
Р а г у й л о. Ай да бабий ум! Как я выйду, когда
все ворота заняты?
Н а т а л ь я. Нищего, может, пропустят...
Р а г у й л о. Ай да сестрица! При Фоме еще, пожалуй,
пропустили бы, а я слыхал, каков он, твой полюбовник, есть!
И поставлен в воеводы за то, что не дремлет. В тюрьме, чай,
спохватилися меня, ищут теперь по городу.
Н а т а л ь я. Пресвятая богородица! Как же быть нам?
Р а г у й л о. Выдумай! Найди! Ты стала теперь нов-
городкой, чай, знаешь свой город. Можно ли где через
стену перелезть? Нет ли где выхода какого мимо сторожей?
Н а т а л ь я. Выхода? Постой - да! Есть выход!
В Спасском монастыре, со двора, ход подземный.
Р а г у й л о. Куда ход?
Н а т а л ь я. За стену, в овраг какой-то...
Р а г у й л о. Что ж там? Дверь? Решетка? Как мне
найти этот ход?
Н а т а л ь я. Не знаю, боже мой! Ничего не знаю,
а ключ сегодня посадник принесет...
Р а г у й л о. Кому принесет?
Н а т а л ь я. Боярину Чермному...
Р а г у й л о. Полюбовнику-то? Достань мне ключ.
Н а т а л ь я. Как я его достану?
Р а г у й л о. Украдь!
Н а т а л ь я. Да я не видала его, не знаю, какой он.
Р а г у й л о. Узнай! Проведай! Напой своего полю-
бовника. Задуши его. Зарежь его, а ключ достань.
Н а т а л ь я. Да если б и достала я, как же тот выход
найдешь?
Р а г у й л о. В монастырь пустят нищего. На погосте
ночевать останусь, там как-нибудь проведаю.
Н а т а л ь я. Ну, а он-то?
Р а г у й л о. Что он?
Н а т а л ь я. Коли на него ответ падет? Коли, неравно...
через тот ход вороги ворвутся?
Р а г у й л о. А и в самом деле! Вот надоумила! Да
кого ж ты это ворогами зовешь? Наших, что ли?
Н а т а л ь я. Брат, я не могу дать тебе ключа.
Р а г у й л о. Так ты хочешь, чтобы меня смертью
казнили?
Н а т а л ь я. Я тебя иначе спасу - иначе; а этого я
не могу - не проси, пожалей меня!
Р а г у й л о. А разве сама ты жалела нас, негодная?
Мать свою ты уморила! С горя она померла!
Н а т а л ь я. Господи!
Р а г у й л о. Проклинаючи тебя, померла. Отец твой
помешанный ходит, сестры твои без пристанища, а ты
с новгородским воеводою заурядной боярыней живешь.
Сторонятся, чай, от тебя, плюют на тебя люди. Да тебе
все равно, миловал бы тебя воевода новгородский.
Н а т а л ь я. Что же мне делать? Боже мой, что мне
делать?
Р а г у й л о. А как надоешь ты ему да прогонит он
тебя из дому, сором один на тебе останется, блудница,
отщепенница! Женище боярское!
Н а т а л ь я. Да скажи же сам, что делать мне? На-
учи сам меня. Что мне делать?
Р а г у й л о. Как что делать? Ключ достать! Брата
спасти! Грех свой искупить перед богом!
Н а т а л ь я. Не могу, видит бог, не могу! Приказы-
вай что хочешь, но этого не могу!
Р а г у й л о. Так будь же ты проклята и в этом свете,
и в будущем! Погуби еще брата, как ты мать и отца
погубила! Живи себе в сраме и стыде на земле, а по
смерти ступай на муки вечные, где блудницы и убийцы
в адовом огне горят!
Н а т а л ь я. Постой... Да не кляни же меня!.. Не
кляни... Дай дух перевести...
Р а г у й л о. Полюбуйся завтра на мою голову, как
она будет над городскими зубцами на копье торчать!
Н а т а л ь я. Да пожалей же меня... Дай опомниться...
голова кругом идет...
Р а г у й л о. Зови свою челядь! Выдай меня, и будь
над тобой анафема божья!
Н а т а л ь я. Брат, брат, не кляни! Все, что хочешь,
сделаю, все сделаю - достану тебе ключ!
Р а г у й л о. Побожись!
Н а т а л ь я. Божусь, божусь! Только и ты побожись,
что суздальцев не впустишь,- побожись и ты!
Р а г у й л о. Добро, побожусь!
Н а т а л ь я. Постой! Слышишь?
Р а г у й л о. Что?
Н а т а л ь я. Конский топ на улице - это он!
Р а г у й л о. Куда спрятаться?
Н а т а л ь я. Иди за мной! (Подходит к двери и оста-
навливается, прислушиваясь.) Нельзя! Он уж на крыльце!
Р а г у й л о. Куда же?
Н а т а л ь я. Сюда! Скорей сюда! Отсюда лесенка на
вышку. (Толкает его в боковую дверь.)
Входит Чермный.
Ч е р м н ы й. Здравствуй, Наташа! Вот, теперь поце-
луемся! Да что с тобой? Что ты так дрожишь? Ты на
ногах еле держишься.
Наталья, рыдая, бросается к нему на шею.
Что с тобой? С беспокойства ты это, что ли? Али с ра-
дости, что я не убит?
Н а т а л ь я. С радости, с радости, дорогой мой!
Ч е р м н ы й. Экая ты неразумная! С радости плачет!
Да пусти же меня, я из сил выбился; дай мне вина, На-
таша, горло засохло. (Садится.)
Наталья подает ему стопу.
Ч е р м н ы й (выпив). Ну, что? Успокоилась?
Н а т а л ь я (рыдая). Не могу! Прости меня, не могу,
силы нет!
Ч е р м н ы й. Экой же ты ребенок! Да быть не может,
чтоб ты с радости так плакала. Тут что-нибудь другое.
Обидел тебя кто, что ли?
Н а т а л ь я. Свет ты мой, разве можно меня обидеть?
Ч е р м н ы й. Так, стало, горе у тебя?
Н а т а л ь я. Да! Горе, горе! Да что я сказала! Сама
не знаю, что говорю. Неправда, нет у меня горя! Так,
по глупости, плачу.
Ч е р м н ы й. Не верю, Наташа, ты проговорилась.
Что у тебя на душе? Скажи мне, авось помочь можно.
Н а т а л ь я. Нет, мой родимый, нет! Никто, никто мне
не поможет!
Ч е р м н ы й. Так есть же оно у тебя, горе-то! Скажи,
не бойся, ты знаешь меня, я ни в чем тебе не отказываю.
Н а т а л ь я. Ни в чем, ни в чем, свет мой, никогда
не отказывал ты мне! Ты уж так добр, так жалостлив
ко мне,- а я-то, я-то!
Ч е р м н ы й. Не о родных же ты плачешь? Ведь ты
сказала, нет у тебя родных? Да говори же, Наташа, болен
ли кто? Убит ли кто? Есть у тебя кто близкий в городе?
Н а т а л ь я. Да, свет мой, прости меня - я солгала
тебе - я не одна на свете; есть у меня.
Ч е р м н ы й. Ну, говори же! Кто у тебя? Отец?
Мать? Брат?
Н а т а л ь я. Нет, нет, не думай, нет! Тетка есть -
только тетка одна - при смерти больна!
Ч е р м н ы й. Ну, выговорила наконец! В бедности она,
твоя тетка?
Н а т а л ь я. В бедности, государь, да, в бедности!
Ч е р м н ы й. Что ж ты сразу не сказала? Глупая ж
ты, глупая! Или не знаешь меня? (Отворяет поставец.)
На, возьми, отнеси своей тетке, купи для нее все, что
надо. Что хочешь в доме возьми, отнеси больной, да и
сама останься с ней на ночь, тебе спокойнее на душе бу-
дет!.. Ну, что опять с тобою?
Н а т а л ь я. Государь ты мой! Дорогой мой! Ты как
господь бог - как господь бог ко мне,- а я-то, я-то не-
годная, окаянная! Да как ты меня не убьешь, окаянную,
негодную меня!
Ч е р м н ы й. С ума ты сошла, право! Уж чересчур ты
совестлива! Перестань же плакать, у меня и без того
голова кругом идет. Дай-ка еще вина, надо быть пободрее,
сейчас гости придут. (Выпивает стопу.)
Входит посадник.
А, вот уж и один! Оправься, Наташа! (К посаднику.)
Здорово, Глеб Мироныч! Милости просим!
П о с а д н и к. Здравствуй, Андрей Юрьич!
Наталья подает ему чару.
Спасибо, матушка. Во здравие твое, Андрей Юрьич.
А сам-то что же ты?
Ч е р м н ы й. Дай мне чарку, Наташа. Во твое, Глеб
Мироныч! Все благополучно в городе?
П о с а д н и к. Слава богу. Беглого того только не оты-
скали, словно сквозь землю провалился.
Ч е р м н ы й. Вели еще искать. Так оставить нельзя.
Надо над ним пример показать.
П о с а д н и к. Уж велел. По всем домам ищут. Вот
тебе ключ от монастыря, от тайного хода.
Ч е р м н ы й. Спасибо. (Вздевает ключ на пояс.) Так
будет вернее. Ступай же, Наташа, ступай к своей больной,
завтра увидимся.
Наталья уходит.
П о с а д н и к. Что с ней?
Ч е р м н ы й. Тетка у нее захворала, так вот и кру-
чинится. А иной раз и так себе плачет. Чудная такая!
То словно пташка поет, заливается, то вдруг плакать
начнет.
П о с а д н и к. Дурь бабья. Избаловал ты ее.
Ч е р м н ы й. Нет, она не то, что другая; и не про-
сит никогда ни о чем, скромная такая.
П о с а д н и к. А все ж не след тебе нянчиться с ней.
Поискал бы себе ровни, в закон бы вступил.
Ч е р м н ы й. И сам иной раз так думаю, и сказать ей
даже собирался, да посмотришь на нее - жалость берет,
язык не поворотится.
П о с а д н и к. Ну, это твое дело.
Ч е р м н ы й. А где ж Василько?
П о с а д н и к. Сейчас придет. Чуть было беды не на-
курил, вылазку с своими затеял. Я пригрозил им.
Ч е р м н ы й. Хорошо сделал, Глеб Мироныч, а то при-
шлось бы их смертию казнить.
Входит Василько и кланяется молча.
Ч е р м н ы й. Здравствуй, Василько! С повинной
пришел? Благодари тестя, что блажить не пустил, а то
бы я вас в Волхов кинуть велел. Дружба дружбой, а дело
делом. Ты знаешь, я с делом не шучу.
В а с и л ь к о. Прости нашу дурость, Андрей Юрьич!
Ч е р м н ы й. Жаль было бы тебя, а не пощадил бы.
На, выпей чару, не кручинься, без дела не останешься.
Входят Вышата и Рогович.
Поклон,
Бояре, вам! Что видно с валу?
В ы ш а т а
Смирно
Покамест все; с моей лишь стороны
Огней у них прибавилось как будто.
Р о г о в и ч
С моей убавилось огней.
П о с а д н и к
Должно быть,
К Словенскому концу хотят стянуться,
Под Городище.
Ч е р м н ы й
Там у них стоят
Владимирцы. Туда же перешли
И костромцы сегодня.
В ы ш а т а
По всему
Должно смекать: они готовят приступ.
Входит Жирох.
Ж и р о х
Боярину Андрею бью челом!
Всем по поклону! Я, никак, последний?
Не осудите - путь мне дале всех!
Ч е р м н ы й
Какие вести?
Ж и р о х
Все благополучно.
Ч е р м н ы й
Движенья нет?
Ж и р о х
Не видно ничего,
Костры зажгли на старых на местах,
По-прежнему.
Ч е р м н ы й
Садитесь, государи!
Во здравье вам!
Все садятся за стол.
В с е
Во здравие тебе!
Пьют.
Ж и р о х
Тобой, Андрей, мы, Юрьевич, из мертвых
Воскрешены.
Кондратьевна с девушкой ставят блюда на стол и уходят.
Ч е р м н ы й
Простите за прислугу,
Моя вся челядь на валу.
Ж и р о х
Да чья же
Теперь в дому? Ведь мы уж, слава богу,
Не при Фоме! Кишит, как муравейник,
Весь Новгород!
П о с а д н и к
Кажися, ты на вече
Был за Фому? Так отчего ж теперь
Не то ты говоришь?
Ж и р о х
Был - не таюсь;
Да, вижу, обманулся. Видит то
И сам Фома. Когда при нем бы гридьба
Держалась так, как держится теперь,
Не говорил бы он о мире.
П о с а д н и к
Гридьбу
Винить грешно. То не она, а он
Отходную нам затянул.
Р о г о в и ч
На ком
Прорухи не бывает, Глеб Мироныч!
А благо то, что подняли вы нас
С Андреем Юрьичем.
В ы ш а т а
До псковичей
Продержимся, даст бог!
Ж и р о х
Я ж говорю:
Мы и без них продержимся. Ведь каждый
Десятерых стал стоить, словно рубль,
В рост пущенный.
П о с а д н и к
Ты в росте знаешь толк.
Жи р о х
Куда уж мне! Лишь не нажить долгов бы!
Ни у кого в долгу мне оставаться
Не по сердцу.
Ч е р м н ы й
Откуда, государи,
По-вашему, ждать приступа?
В ы ш а т а
Последний
От Прусских мы ворот отбили. Вновь
Там не начнут. Чай, кинутся к Торговой;
Затем они, должно быть, к Городищу
Стянулися.
Р о г о в и ч
Глаза хотят отвесть.
Там топь кругом; не провезти им туров.
В ы ш а т а
Настелют путь. За Волховом весь день
Владимирцы рубили лес. Нам слышен
Стук топоров был и дерев паденье.
Р о г о в и ч
По мне, скорей к Баяним воротам
Их надо ждать.
Ж и р о х
По мне ж, не будет вовсе
И приступа. Чай, колокол был слышен
Им вечевой! Чай, видели они,
Как закипел Детинец, и смекнули,
Что новый воевода ноне в руки
Сиденье взял. Теперь одна осада
От них пойдет, морить нас будут гладом,
А приступа не будет.
Ч е р м н ы й
(к посаднику)
Глеб Мироныч,
Как мыслишь ты?
П о с а д н и к
Спроси-ка Василька;
Пусть скажет он, а я отвечу после.
Ч е р м н ы й
Как, Василько, по-твоему?
В а с и л ь к о
Когда
Ты, государь, мне говорить велишь,