Отрывокъ изъ письма въ редакц³ю "Времени".*)
Н. Страховъ. Критическ³я статьи. Томъ второй. (1861-1894).
Издан³е И. П. Матченко. К³евъ, 1902.
* Это - другая статья H. H. Страхова по поводу "Египетскихъ ночей", которая не была напечатана во "Времени", и только отрывокъ ея приведенъ въ концѣ названной выше статьи Ѳ. М. Достоевскаго - "Отвѣтъ Русскому Вѣстнику". Ограничиваемся приводимымъ отрывкомъ и не печатаемъ всей статьи и на этотъ разъ - потому, что рукопись ея, къ сожалѣн³ю, не сохранилась въ цѣлости. Изд.
Если бы Египетск³я ночи были и отрывкомъ, {Въ "Русскомъ Вѣстникѣ", въ статьѣ по поводу "безобразнаго поступка "Вѣка" (1861, 2), стихотворен³е "Египетск³я ночи" названо "фрагментомъ", представляющимъ "только намекъ, мотивъ, нѣсколько чудныхъ аккордовъ, въ которыхъ... ничто еще не раскрывается для полнаго и яснаго созерцан³я"... ("Время", 1861, 5, стр. 31). Изд.} то и тогда о такомъ поэтѣ, какъ Пушкинъ, нельзя бы было сказать, что его отрывокъ не вполнѣ одухотворенъ. Во Египетск³я ночи вовсе не отрывокъ. Гдѣ же вы нашли въ нихъ признаки неоконченности, фрагментарности? Напротивъ - какая полная картина! Какая дивная соразмѣрность частей, опредѣленность и законченность! Читатели знаютъ, въ какой драгоцѣнной оправѣ представилъ намъ Пушкинъ этотъ особенно дорогой и для него самого перлъ своей поэз³и. "Египетск³я ночи" - импровизац³я, во это полная, доконченная импровизац³я. Вообще, велик³й поэтъ санъ сдѣлалъ все, что можно, чтобы растолковать намъ свое произведен³е. Онъ заставилъ читать его итальянца, человѣка, выросшаго на богатѣйшей почвѣ искусства, художника до мозга костей, человѣка простодушнаго и чуждаго всякой щепетильности. Спокойно произносить онъ въ аристократической залѣ: у великой царицы было много любовниковъ, и съ изумлен³емъ видитъ, какъ сѣверные варвары начинаютъ ухмыляться и хохотать.
Такая истор³я идетъ, какъ видите, и до нашихъ дней. Въ "Египетскихъ ночахъ" Пушкинъ самъ художественно выразилъ дорогой для души его вопросъ о нѣкоторыхъ отношен³яхъ искусства къ обществу. Вопросъ остался до сихъ поръ. И теперь импровизаторъ "Ночей" могъ бы слышать новый смѣхъ надъ нимъ сѣверныхъ варваровъ. Странный мы народъ, въ самомъ дѣлѣ! Очень справедливо, кажется, Пушкинъ примѣнилъ къ намъ стихи Петрарки:
La eotto giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente а cui l'moror non dole *)
*) Тамъ подъ туманными и короткими днями
Родится племя, которому не больно умирать.
Когда намъ говорятъ о смерти, когда клянутся богами ада и указываютъ намъ на смертную сѣкиру и падающ³я головы, мы слушаемъ съ сѣверною холодностью; насъ это не трогаетъ, не ужасаетъ. Но чуть заговорили о мощной кипридѣ и о золотомъ ложѣ, у насъ ужъ встрепенулись уши, насъ это волнуетъ и подмываетъ... Мы пуритане по крови; мы мало любимъ жизнь, и потому искусство кажется намъ соблазномъ.
Да, дурно мы понимаемъ искусство. Не научилъ насъ этому и Пушкинъ, самъ пострадавш³й и погибш³й въ нашемъ обществѣ, кажется, преимущественно за то, что былъ поэтомъ вполнѣ и до конца. Только это дурное пониман³е можетъ объяснить намъ всѣ толкован³я "Русскаго Вѣстника" о страстности и o ея различныхъ выражен³яхъ.
Вотъ как³я черныя сомнѣн³я пришли мнѣ на мысль, когда я старался вникнуть въ статью "Русскаго Вѣстника". Какъ понять странное его упорство? Чѣмъ объяснить, съ одной стороны, его робк³я умолчан³я, съ другой - его дерзко-смѣлыя увѣрен³я? Съ невольнымъ ужасомъ спрашивалъ я себя: что же будетъ съ нами, что мы несчастные будемъ дѣлать, если онъ, если самъ "Русск³й Вѣстникъ" станетъ учить насъ такъ дурно въ такихъ важныхъ вопросахъ?
"Русск³й Вѣстникъ" смотритъ на наше общество и на нашу литературу съ большимъ высокомѣр³емъ. Скажу вамъ прямо, этотъ взглядъ мнѣ нравится; я радъ бы былъ всякому высокомѣрнаго, лишь бы только высокомѣрные люди имѣли дѣйствительное право смотрѣть свысока. "Русск³й Вѣстникъ" упрекаетъ нашу литературу въ полумысляхъ и получувствахъ; онъ называетъ наше общество "порожнимъ, лишеннымъ собственнымъ интересовъ, не имѣющимъ собственной мысли, не жившимъ умственно, безхарактернымъ и слабымъ".
По моему убѣжден³ю все это сказано мѣтко и, говоря вообще, справедливо въ величайшей степени.
Но какъ же вздумалъ "Русск³й Вѣстникъ" помочь такому печальному состоян³ю дѣлъ? Что самъ онъ дѣлаетъ въ этомъ обществѣ и въ этой литературѣ?
Какая странность! Чувствуя подъ ногами эту же самую колеблющуюся почву, находясь среди общества хаотическаго и подверженнаго брожен³ю, онъ вдругъ вздумалъ заговорить языкомъ общества съ твердыми правилами и съ крѣпкимъ общественнымъ мнѣн³емъ. Чтобы доказать нашу незрѣлость, онъ вздумалъ заговорить зрѣлымъ языкомъ и, не имѣя его у себя въ наличности, взялъ его на прокатъ въ Англ³и или въ какой-нибудь другой зрѣлой странѣ.
Фальшивость такого пр³ема всего яснѣе, кажется, обнаруживается въ настоящемъ случаѣ. Маска падаетъ и комед³я прекращается, какъ скоро дѣло дойдетъ до дѣйствительности. Въ самомъ дѣлѣ, напрасно "Русск³й Вѣстникъ" говоритъ, что все ясно и просто, что стоитъ только не отступать отъ здраваго смысла, чтобы отчетливо разрѣшилъ цѣль; напрасно замазываетъ и заглушаетъ вопросы; они живы и выступаютъ съ прежнею силою, несмотря на громк³я фразы и тучи вит³еватыхъ словъ.
Не ловко русскому принимать на себя видъ англичанина или француза. Тамъ, въ обществахъ окрѣпшихъ и опредѣлившихся, дѣйствительно, дѣло рѣшилось бы быстро и опредѣленно. По пусть приметъ это во вниман³е "Русск³й Вѣстникъ": тамъ вовсе бы не стали разсуждать, тамъ даже и не вздумали бы сравнивать актрисъ съ благорожденными дамами. "Русск³й Вѣстникъ", какъ русск³й, принужденъ былъ пуститься въ разсужден³я и дошелъ до полныхъ промаховъ.
"Русск³й Вѣстникъ" говоритъ, что дѣло просто и ясно; но въ его громкихъ фразахъ невозможно отыскать никакого опредѣленнаго мнѣн³я. Да мнѣ кажется, что такого мнѣн³я нѣтъ, да и не можетъ быть у "Русскаго Вѣстника".
Если разглядѣть это, то какою неотразимою фальшью отзовется этотъ громк³й тонъ, этотъ самоувѣренный языкъ статьи. Къ чему же служитъ эта страшная шумиха? Кого и зачѣмъ нужно обманывать съ такимъ великимъ усерд³емъ?
Дурной примѣръ даетъ "Русск³й Вѣстникъ" русской литературѣ!