Шулятиков Владимир Михайлович - Р. И. Рабинович. Опальный миллионер

 

   Деятельность Мешкова в создании университета нашла оценку и в книге "Алексей Алексеевич Заварзин", автор которой - ученик Заварзина профессор Г. А. Невмывака -пишет: "В 1921 году для Пермского университета настали тревожные дни. Административный центр Урала был перенесен в Свердловск, где был открыт университет. Страна испытывала огромные экономические трудности, и существование двух университетов на Урале казалось в то время нецелесообразным. Встал вопрос об упразднении Пермского университета, хотя он имел сильный научно-педагогический коллектив, хорошо налаженный учебный процесс, много студентов и вел интенсивную научную работу"**. После больших хлопот и волнений университет в Перми удалось отстоять. Правда, нет прямых доказательств, что Николай {107} Васильевич участвовал в этих хлопотах. Но вряд ли приходится сомневаться, что он, как и всегда в отношении университета, был бы их активным участником.

  

   ** Невмывака Г. А. Алексей Алексеевич Заварзин,-Л., 1971, -С. 76-77.

  

   В октябре 1921 года исполнилось пять лет со дня организации университета. По этому случаю Н. В. Мешкову, почетному члену совета Пермского университета, было направлено письмо следующего содержания: "Глубокоуважаемый и дорогой Николай Васильевич!

   Первые преподаватели и первые студенты Пермского университета поручили нам приветствовать Вас как основателя нашего дорогого университета, до случаю пятилетней его годовщины. В этот знаменательный день мы с чувством глубокой радости праздновали победу тех надежд, которыми были проникнуты Вы, его основатель, и которые живут в нас, его создателях. Пермский университет не умер. Пройдя через пути революции и гражданской войны, израненный, но бодрый духом, 1 октября 1921 года он праздновал свою победу и показал, что он есть и будет научным центром обширного Прикамья и Приуралья и что никакие силы не вырвут его из Перми. Полные бодрости и надежд на великое будущее пашен almde matris, мы горячо надеемся, что Вы скоро присоединитесь к нам в нашей радостной работе по созданию великого и вечного культурного дела.

   По поручению профессоров и преподавателей

   По поручению студентов приема 1916 года

   {108}

   Достойно удивления, что в книге "Пермский государственный университет им. А. М. Горького", изданной как исторический очерк в 1966 году в Перми под Общей редакцией доктора исторических наук профессора Ф. С. Горового, лишь мимоходом упоминается Мешков, сделавший так много для создания университета.

   Совсем другая оценка деятельности Николая Васильевича дана в книге, посвященной 70-летию Пермского университета*. Ее авторы объективно характеризуют роль Мешкова в создании первого на Урале высшего учебного заведения.

  

   * Первый на Урале/Л. Е. Кертман, Н. Е. Васильева, С. Г. Шустов. - Пермь, 1987.

  

   У меня сохранился подлинник краткого пояснения, написанного Николаем Васильевичем накануне десятилетнего юбилея Пермского университета (1926 год). В конце этого документа Мешков сделал полную горечи приписку: "Но ни пояснение это, ни приветствие университету-юбиляру я не мог отправить, потому что не только приглашения, но даже просто извещения о праздновании первого юбилея я не получил".

   И еще одна интересная деталь! Среди многочисленных гостей, приехавших на празднование открытия Пермского отделения Петроградского университета, находились две школьницы: Катя и Наташа Распутины - дочери казненной в 1908 году Анны Михайловны Распутиной-Шулятиковой. Их пригласил на университетский праздник Николай {109} Васильевич Мешков в знак уважения к памяти своего покойного друга. В семье Шулятиковых хранят как реликвию две открытки, посланные из Перми в октябре 1916 года школьницами Распутиными.

   В 1926 году университет пережил большую беду. Пожар, вспыхнувший в главном корпусе, нанес большой ущерб зданию. Полностью сгорели украшавшая его башня, перекрытия, чердачные помещения и часть, крыши. При ремонте не была восстановлена объемная надпись на фронтоне, посвященная матери Николая Васильевича: "Имени Е. И. Мешковой" и изречение на латинском языке "Mens sana in corpore sano!" *

  

   * Здоровый дух в здоровом теле!

  

   Последние месяцы 1916 года отмечены важным событием, раскрывшим новую грань в общественной деятельности Николая Васильевича в связи с университетом. В его бумагах сохранилось интересное письмо. Вот его текст:

  

   "Дорогой Николай Васильевич!

   По возвращении наших депутаток мы узнали, что, пожертвовав нам деньги, Вы пожелали остаться неизвестным. Но тем не менее мы не можем не выразить Вам своей искренней и глубокой благодарности за то большое и доброе дело, которое Вы сделали, за то, что своим пожертвованием спасли наши курсы и дали возможность пережить этот тяжелый год.

   Биологическая лаборатория**, получив {110} телеграмму от наших депутаток, прервала все переговоры с Психоневрологическим институтом, передала здание педагогическому совету Высших курсов им. П. Ф. Лесгафта*. Таким образом, наша цель была достигнута: благодаря Вам, мы отстояли наши курсы в том неприкосновенном виде, в каком они были раньше.

  

   ** Биологическая лаборатория и курсы им. П. Ф. Лесгафта - юридически два учреждения. Но курсы находились в здании биологической лаборатории, очень хорошо оснащенной.

   * Лесгафт Петр Францевич (1837-1909) - выдающийся русский педагог, анатом и врач, автор научной системы физического образования.

  

   Мы, все курсистки, испытываем большую радость, и последняя еще усиливается от сознания того, что нашелся человек, который так хорошо понял нас и отозвался на нашу просьбу...

  

   Из этого письма мы узнаем, что Мешков оказал Высшим женским курсам имени П. Ф. Лесгафта финансовую поддержку, пожелав остаться неизвестным.

   Но почему этот год был тяжелым для курсов? Какие переговоры вели курсы с Психоневрологическим институтом? Почему именно к Мешкову обратились слушательницы курсов за помощью? Все это было "за кадром" письма, и ответы на эти вопросы я получил только в итоге длительных поисков.

   По делам своего пароходства и других предприятий Мешков неоднократно бывал в Петербурге, где подолгу жил. Он имел там постоянную квартиру, и, конечно, о его щедрой помощи молодежи, ищущей знаний, хорошо {111} было известно столичному студенчеству. Таким образом, понятно, почему именно к Николаю Васильевичу обратились слушательницы Высших женских курсов. Впрочем, можно предположить и другую причину обращения к Мешкову. В то время новый университет в Перми уже функционировал как отделение Петроградского. В числе его профессоров были и те. кто до Перми работал в Петрограде на курсах им. П. Ф. Лесгафта. Например, профессор А. А. Рихтер. Поэтому вполне вероятно, что кто-то из бывших лесгафтовцев и посоветовал обратиться к Мешкову.

   Но что же случилось с этими популярными курсами?

   Петр Францевич Лесгафт, выдающийся педагог России, организовал в 1896 году курсы воспитательниц и руководительниц физического образования. Курсы "были прообразом высших учебных заведений физического воспитания, созданных впоследствии в СССР и во многих других странах"*. Лесгафт организовал вольную высшую школу, при которой открыл вечерние курсы для рабочих, ставшие одним из центров рабочего просвещения в Петербурге, много сделал для роста женского образования. За свободомыслие и прогрессивную общественную деятельность Лесгафт неоднократно подвергался репрессиям со стороны властей. Система подготовки педагогических кадров по физическому воcпитанию на курсах была самой передовой. Преподавали здесь выдающиеся ученые России. Среди них {112} И. П. Павлов, В. Л. Комаров, М. М. Ковалевская, А. А. Ухтомский, А. А. Рихтер, П. И. Преображенский и многие другие.

  

   * БСЭ. - Т. 24.

  

   Идеи Лесгафта были по духу и методам близки и понятны Мешкову. Об этом говорит и надпись на фронтоне его Дома просветительных учреждений в Перми, приведенная выше.

   Годы были военные. Все острее в стране ощущалась нехватка продовольствия. Разруха охватывала транспорт, все отрасли промышленности. Назревали бурные революционные события 1917 года. В этих условиях очень трудно приходилось и учебным заведениям. Многие их здания превращались в казармы и лазареты.

   Не избежал этой участи и столичный Психоневрологический институт. "Вечерняя биржевая газета" от 7 октября 1916 года сообщала о тяжелом положении института, помещения которого заняты лазаретом, и о том, что институт предъявил администрации биологической лаборатории им. Лесгафта иск в сумме 5000 рублей в возмещение долга лаборатории институту. Факт беспрецедентный! Иск одного высшего учебного заведения другому! Но так как у курсов финансовое положение было крайне тяжелое, их администрация не могла сделать иного, как передать помещение биологической лаборатории институту в погашение долга. "Но в последний момент, - сообщает та же газета, - совершенно неожиданно курсы Лесгафта получили значительную денежную субсидию, ввиду чего администрация курсов отказалась уступить Психоневрологическому институту биологическую {113} лабораторию курсов. Мотив отказа: курсы в настоящий момент не нуждаются в средствах и не только предполагают открыть занятия в нынешнем учебном году, но и .расширить деятельность..."

   Вне всякою сомнения, эта денежная субсидия, спасшая курсы им. П. Ф. Лесгафта от краха, - дело Мешкова. Нашелся и прямой свидетель этой помощи Мешкова - преподаватель курсов (в последующем - профессор) Иван Дмитриевич Стрельников. Он рассказывал, что по этому делу поехали к Мешкову три курсистки: Пермякова, Бойно-Радзевич и Самодалова. Тот спросил: "Сколько же Вам надо? Хватит 15 тысяч?" Делегатки курсов даже оторопели от такого ответа-предложения. А Мешков выписал чек на какой-то Петроградский банк, и курсы были спасены.

   Но сам Мешков не был уверен, что в трудное военное время курсы действительно уцелеют. У него уже новые планы. И один из них, как крайняя мера, - нельзя ли, если курсы все же закроются, передать их со всем имуществом Пермскому университету?!

   В конце октября 1917 года он пишет из Нижнего Новгорода профессору .4. А. Рихтеру:

   "Глубокоуважаемый Андрей Александрович!

   Из учреждений, лаборатории и курсов им. П. Ф. Лесгафта ушли и уходят самые близкие люди, отдавшие им душу...

   Душа лаборатории и курсов уже улетела, а дома (Английский просп., 32 и Торговая) заложены в банках, имущество упаковывается и {114} складывается в подвалы на гниение и расхищение.

   Я очень прошу Вас, соберитесь, живущие в Перми, принявшие такое участие в курсах: Вы, Борис Леонидович Богаевский, Евгения Владимировна Самодалова и Екатерина Васильевна Пермякова, да вместо меня позовите Алексея Алексеевича Заварзина и сначала своим кружком, а потом и с другими профессорами, как найдете целесообразным, решите: нужно ли спасать учреждения и память П. Ф. Лесгафта (подчеркнуто Мешковым.- Р. Р.). Возможно это только нам, только посредством немедленной эвакуации и только в Пермь, и навсегда" *.

  

   * ГАПО. Из коллекции документов по фонду Н. В. Мешкова.

  

   Он предлагает Рихтеру и Пермяковой за его счет поехать в Петроград: "Если сочтете нужным, то расходы по поездке и проч. позвольте мне принять на мой счет". Далее он пишет Рихтеру, что хлопочет о передаче Пермскому университету городского винного завода: "На земство нельзя надеяться... нет покуда творческого сознательного настроения в земских деятелях, а главное - нет средств и неоткуда скоро взять, ибо в казне - также только бумажки... А время не терпит. Нужно сейчас спасать университет... Благословляю судьбу за то, что имею случай работать со всеми вами в таком благодарном, необходимом деле создания источника свободы, света и разума, как университет.

   Сердечное спасибо совету за избрание меня {115} членом университета: при равноправии приятнее и легче работать. Были разговоры с земским союзом о том, чтобы Высшие курсы П. Ф. Лесгафта превратить в земский университет для севера России, но теперь говорить пока не с кем и делать это некому. Ну и что же? Ну будем мы, покуда что можно, делать!

  

   Это письмо Рихтеру нельзя читать без волнения. В нем - весь Мешков, всегда деятельный, щедрый, энергичный, всегда и во всем готовый помочь университету.

   Высшие женские курсы им. П. Ф. Лесгафта, которые Мешков поддержал в столь трудное для них время, ведя энергичные поиски решения их дальнейшей судьбы, действовали до 1918 года, когда, уже при Советской власти, были преобразованы в институт физического воспитания, а затем - физической культуры, носящий имя Петра Францевича Лесгафта, о сохранении дел которого так заботился Мешков.

   Неоднократно и щедро помогал Николай Васильевич Мешков и другим учебным заведениям. Так, Пермский областной краеведческий музей получил письмо от А. Э. Дрекслера - уроженца Перми, о том, что его мать - педагог А. И. Дрекслер-Голынец - обратилась в 1909 году к Николаю Васильевичу с просьбой помочь ей в финансировании задуманной ею к открытию женской гимназии, т. к. денежная поддержка от земства, очень мала. Она получила у Мешкова все, что просила, и год спустя такое учебное заведение в Перми было открыто, сперва как частная прогимназия {116} им. И. С. Тургенева, затем реорганизованная в гимназию.

   В ознаменование заслуг Н. В. Мешкова по созданию университета в Перми Пермское уездное земское собрание учредило в ноябре 1916 года одну стипендию имени Н. В. Мешкова для детей крестьян Пермского уезда, с преимуществом для детей солдат, в размере 300 рублей в год с предоставлением права назначения ее самому Мешкову.

   Не обошлось и без критических замечаний в прессе по адресу земства и Министерства народного просвещения. "Земская неделя" от 23 ноября 1916 года опубликовала письмо крестьянина М. Ф. Топыкова из Усть-Кишерти Кунгурского уезда: "Население Пермской губернии очень интересуется открытием университета в Перми. Теперь пермяки счастливы, будут учиться в своем Пермском университете. Но счастье не для всех, а для одних только состоятельных лиц. Среднее и бедное крестьянское население не в состоянии учить детей в университете. А потому желательно, чтобы земство и Министерство народного просвещения поболее открывали для крестьян в селах высших начальных училищ и низших сельскохозяйственных школ".

  

  

  

  

   Широко известна отзывчивость Мешкова и желание помочь людям, обратившимся к нему за поддержкой. Особенно внимателен он был {117} к просьбам молодежи. В архиве Николая Васильевича сохранились многочисленные письма со штемпелями на конвертах из многих городов: Троицка, Шенкурска, Казани, Москвы, Петербурга и др. В этих письмах - различные ходатайства о материальной помощи, но главным образом об одном: "Помогите получить образование!".

   Лев Павлович Штейнфельд из Читы в 1912 году просил Мешкова помочь в поступлении в институт, т. к. у него было не все в порядке в отношениях с властями. Впоследствии мне удалось установить, что Л. П. Штейнфельда, сотрудника газеты "Камский край", арестовали в 1906 году и приговорили к шести годам каторжных работ за антиправительственную деятельность.

   Пермячка М. Караваева 31 июня 1915 года обратилась к Николаю Васильевичу с письмом, которым благодарит его за материальную поддержку, позволившую ей получить среднее образование в Пермской мариинскои женской гимназии, и просит поддержать ее и дальше, чтобы могла получить высшее образование.

   "Вы очень добрый человек и наш спаситель, и я от всего сердца благодарю Вас, Николай Васильевич, за помощь", - пишет Мешкову некая Раунер из Троицка. Аналогичное письмо - от стипендиатки Мешкова Веры Павловой-Механошиной - слушательницы Бестужевских курсов.

   Некоторые просители добавляли, что они, конечно же, вернут эти деньги. На такие приписки Мешков обычно отвечал: "Вы не {118} возвращайте то, что я Вам посылаю, а лучше потом отдайте другим, кто будет в таком же положении, как Вы сейчас". Письма или заявления просителей он передавал в свою контору с кратким распоряжением высылать назначенную стипендию по адресу, указанному просителем. Такие распоряжения бухгалтерия пароходства выполняла неукоснительно.

   Имел Мешков до двухсот стипендиатов! Лидия Александровна Фотиева, много лет дружившая с ним и хорошо осведомленная о его делах, в одном из своих писем ко мне особо подчеркнула помощь Мешкова студентам и курсисткам, исключенным из высших учебных заведений за участие в беспорядках *. Он помогал им выехать за границу и посылал стипендии в течение всего курса обучения.

  

   * От 2 октября 1972 года.

  

   Любопытную подробность о беседе с Мешковым рассказал стипендиат Николая Васильевича, будущий профессор Пермского университета Б. Н. Вишневский. Когда Николай Васильевич узнал, что проситель хочет стать учителем географии, он поставил Вишневскому непременное условие: "Охотно помогу Вам, молодой человек, если обещаете после окончания университета работать в Перми или Пермской губернии". Такое требование он предъявлял большинству просителей стипендий, и, кажется, не было случая, чтобы принятые обязательства не выполнялись.

   Хочется подробно остановиться на одном из писем, присланном Мешкову из Цюриха:

  

   "Дорогой Николай Васильевич! Случайно {119} из газет узнала, что при Вашем содействии открылся в Перми университет. Я рассказала о Вас кое-что заинтересовавшейся Вашим именем цюрихской молодежи. И вот пишу от ее имени и своего собственного. Мы шлем Вам издалека восторженный привет за Вашу неугомонную, неугасимую страсть творить доброе и прекрасное.

  

   Сколько же вопросов возникло у меня по прочтении этого письма! Прежде всего, кто такая 'Касаткина? Почему из Швейцарии? Какие дела связывали доктора наук из Милана с Николаем Васильевичем Мешковым и т. д.? Одну из этих загадок раскрыл сам Мешков. Его рукой на письме сделана пометка: "Валентина Леонидовна Касаткина - моя стипендиатка. Окончила с блестящей оценкой диссертацию".

   Такой была первая информация об этой замечательной женщине, а дальнейший поиск дал интереснейшие и неожиданные результаты.

   В книге Л. А. Фотиевой "Из жизни В.И.Ленина" я прочитал об организации в Женеве кружка молодых пропагандистов социал-демократов - эмигрантов из России. Руководил кружком П. А. Красиков, один из ближайших соратников В. И. Ленина в эмиграции, а после Октября - и в Москве. "В этот кружок, - пишет Фотиева, - кроме меня, вошли Соня Афанасьева - моя соседка по Киевской тюрьме, {120} Валя Касаткина, которая в то время (1904 год. - Р. Р.) была студенткой медицинского факультета Женевского университета, а позже, в 1905 году, стала секретарем Совета рабочих депутатов в Питере..."

   Опять Валя Касаткина! Но та ли эта Валя Касаткина - "цюрихская стипендиатка Мешкова"? Быть может, простые совпадения? Нет! Это оказалось не совпадением!

   Работа в библиотеках привела меня к книге М. П. Бондаревской "Петербургский комитет РСДРП в революции 1905-1907 гг." В книге дана краткая справка о работе Валентины Леонидовны Богровой-Касаткиной (1881-1923) в исполкоме Петербургского Совета рабочих депутатов, а впоследствии - активного члена Цюрихской группы содействия РСДРП.

   13 ноября 1905 года - день исторический, В Петербург приехал В. И. Ленин и произнес в Совете рабочих депутатов речь. Валентина Леонидовна стенографировала выступление вождя. В жандармских донесениях она числится среди наиболее активных и опасных членов исполкома.

   Реакция все более усиливала свое давление на революционные организации. Буржуазия прибегала к локаутам. На улицы выбрасывались многие тысячи рабочих-забастовщиков. Развязка наступила 3 декабря 1905 года. Полиция арестовала всех членов Петербургского Совета. В числе арестованных - В. Л. Касаткина. Через шесть месяцев ей удалось по болезни и под большой денежный залог вырваться из тюрьмы и уехать в Женеву.

   {121}

   Удивительно разносторонне одаренная, Касаткина не только участвовала в революционной работе, а стала доктором наук, профессором медицины. В Швейцарии раскрылась еще одна грань ее природного дарования. Обладая чудесным драматическим сопрано, она неоднократно пела в присутствии В. И. Ленина, Н. К. Крупской, П. Н. Лепешинского, П. А. Красикова, Л. А. Фотиевой и других соратников Владимира Ильича в эмиграции. По настоянию Ленина, Касаткина получила консерваторское образование во Флоренции и стала певицей.

   26 декабря 1970 года в газете "Правда" была опубликована статья "Открытка из Берна" (авторы А. Дружков и В. Молчанов). В ней речь идет об открытке В. И. Ленина... Валентине Леонидовне Богровой из Берна в Милан 28 декабря 1914 года. Открытка отражает глубокое беспокойство Владимира Ильича, узнавшего из письма к нему о болезни Валентины Леонидовны. "Дорогой друг! - пишет из Берна Владимир Ильич. - Очень рад был вести о Вас. Что это Вы хвораете слишком часто? С чьего это разрешения? И как же пойдет у Вас серьезная музыкальная наука, если Вы будете вести себя так плохо? Надеюсь, вы поправились основательно - скоро у Вас появится страсть к поездкам, - мы где-нибудь встретимся и удастся послушать Ваше пение. Все же концерт Вы когда-нибудь и на пользу революции устроите, наверное, не так ли? Лучшие приветы. Ваш В. У.".

   В 1912 году Касаткина под именем Терезы Баньоли оказывается в Москве, в Художественном {122} театре, где изучает школу К. С. Станиславского. Здесь же в музее театра хранится ее письмо с благодарностью великому артисту и фотография. Но вряд ли в Художественном театре знали, кто действительно был в лице Терезы Баньоли и вряд ли конспиративный приезд В. Л. Богровой-'Касаткиной в Россию был продиктован только желанием побывать а Художественном театре. Скорее всего, она выполняла очередное задание ЦК партии и использовала итальянский паспорт певицы как прикрытие от вездесущих полицейских ищеек.

   В апреле 1918 года В. И. Ленин послал записки Я. М. Свердлову, Г. В. Чичерину, Р. А. Иоффе, полпреду в Германии, и Т. И. Попову, управляющему народным банком. Все четыре записки об одном - о необходимости быстро организовать помощь В. Л. Богровой, нуждающейся в срочной операции. Вот что писал Владимир Ильич Г. В. Чичерину: "Подательница т. Богрова была в 1905 году членом Совета рабочих депутатов (в Петербурге- Р. Р.), лично мне хорошо знакома. Ей крайне необходимо выехать как можно скорее в Швейцарию для операции... Нельзя ли включить ее в состав швейцарского посольства? Обдумайте это, пожалуйста, или позвоните мне, или переговорим при свидании. Ленин".

   Эти записки Владимира Ильича - еще один пример его высокой гуманности, человечности. Загруженный до предела заботами о строительстве и обороне молодой Советской республики, В. И. Ленин нашел, однако, время и для поддержки товарища, попавшего в беду.

   {123}

   Тяжелая болезнь рано оборвала жизнь этого талантливого, разносторонне образованного человека. Можно лишь надеяться, что дальнейшее изучение архивных документов даст новые сведения о нашей землячке стипендиатке Мешкова - Валентине Леонидовне Богровой-Касаткиной-Баньоли.

   Большое взволнованное письмо прислала 15 сентября 1962 года близким Н. В. Мешкова одна из таких же его стипендиаток, старый член партии, бывшая бестужевка, заслуженная учительница школ РСФСР Мария Петровна Кувшинская (1891 -1983). "...Нередко можно было слышать, - пишет Кувшинская, - как кончающий среднюю школу ученик, не имеющий средств для продолжения образования, идя мимо дома Мешкова, мечтательно говорил товарищам: "Эх, если бы получить от него стипендию!" Вот и. я, дочь народной учительницы, тоже мечтала о стипендии от Николая Васильевича на Бестужевские курсы. И я получила эту стипендию! Шесть лет училась, и все на его деньги. Сама просила у Мешкова о двух подругах, и он не отказал. Я сорок лет работаю на педагогическом поприще в Сибири. И если я смогла принести пользу на педагогическом фронте, то обязана этим Николаю Васильевичу Мешкову, которого я вспоминаю всю жизнь с великой благодарностью..."

   В 1965 году Пермское книжное издательство выпустило книгу А. Г. Никитина "Директор народных училищ А. Раменский". Книга эта рассказывает о современнике Ильи Николаевича Ульянова - Алексее Пахомовиче {124} Раменском, четверть века учительствовавшем в Пермской губернии, где он был и директором народных училищ. Из этой работы мы узнаем о событии, имеющем прямое отношение к Николаю Васильевичу Мешкову.

   Автор говорит об открытии в Пермской губернии в 1903 году нескольких сельских народных библиотек на средства, завещанные книгоиздателем Ф. Ф. Павленковым: "Были и другие люди, жертвовавшие деньги на нужды народного образования, на библиотеки. Среди них видное место занимал демократически настроенный пермский купец-пароходчик Николай Васильевич Мешков, впоследствии работник Народного комиссариата речного флота *. Он не только оказывал материальную помощь дирекция народных училищ, но и являлся активным членом коллегиального учебного органа - Пермского губернского училищного совета. Но власти предержащие сочли Мешкова "неблагонадежным" и в августе 1902 года без объяснения причин отстранили от совета.

  

   * Н. В. Мешков с 1920 по 1931 год работал в НКПС, а не в Народном комиссариате речного флота.

  

   В предписании пермского губернатора на имя Раменского сообщалось: "Министерством внутренних дел по соглашению с управляющим Министерства народного просвещения пермский купец Николай Васильевич Мешков уволен от занимаемой должности члена губернского училищного совета".

   Могли ли царские чиновники допустить Мешкова к воспитанию молодежи, когда в их руках находился протокол, составленный {125} Пермским жандармским управлением четыре месяца назад - 9 марта 1902 года? В нем говорилось, что пермский купец первой гильдии Н. В. Мешков "...привлечен в качестве обвиняемого по делу о распространении среди рабочих пермских, Мотовилихинского и Добрянского заводов воззваний преступного содержания" *.

  

   * ГАПО, ф. 162, оп. 2, д. 112, л. 3.

  

  

  

  

   Сохранилась интереснейшая фотография. На ней нижегородский фотограф Дмитриев запечатлел двух великих сынов русского народа: писателя 'Алексея Максимовича Горького и народного артиста - певца Федора Ивановича Шаляпина. На фотографии автографы: "Добрейшему Николаю Васильевичу Мешкову на добрую память. Федор Шаляпин, М. Горький. 4 октября 1901 года, Нижний Новгород"**. Уже сама по себе эта подпись на фотографии представляет большой интерес. Она подтверждает очень важную версию о близком знакомстве Горького с Мешковым.

  

   ** Рабинович Р. И. Его ценили многие//Уральский следопыт. - 1971. - No 7.

  

   Есть и другая фотография. На ней Н. В. Мешков и Ф. И. Шаляпин с двумя известными музыкальными деятелями профессором Ф. Ф. Кенеманом и Н. К. Аверьино в гостях у Мешкова в Самаре, где Мешков жил {126} у своей сестры Надежды Васильевны Батюшковой после вынужденного отъезда из Перми.

   Но вернемся к первой фотографии. На какой же почве могло состояться это знакомство великого писателя с богатым пароходовладельцем Мешковым? Что сблизило их?

   Известно, что Горький неоднократно упоминал Мешкова в своих произведениях и письмах. Так, 21 декабря 1932 года Алексей Максимович писал К. А. Федину из Сорренто: "Погружение в искусство, в филантропию не всякого купца удовлетворяло. Савва Морозов, калужанин Горбунов, пермяк Мешков и многие другие искренне и не без риска для себя помогали революционерам"*.

  

   * Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. - Т. 30.- С. 267.

  

   Второе упоминание о Мешкове сделано, когда Горький рассказывает своим читателям о том, как учился писать: "Из таких, как Фома (Фома Гордеев. - Р. Р.), осужденных на скучную жизнь и оскорбленных скукой, задумавшихся людей, в одну сторону выходили пьяницы, "прожигатели жизни", хулиганы, а в другую отлетали "белые вороны", как Савва Морозов, на средства которого издавалась ленинская "Искра", как пермский пароходчик Н. В. Мешков, снабжавший средствами партию эсеров, калужский заводчик Горбунов, москвич Н. Шмит и еще многие"**.

  

   ** Горький А. М. О том, как я учился писать// Т. 24. - С. 495.

  

   Мешков не сразу понял, каким революционным группам надо помогать. Помогал народникам, и эсерам, и меньшевикам, но потом {127} разобрался, по словам Л. А. Фотиевой, стал систематически помогать большевикам. О широкой его финансовой и организационной помощи говорили Н. Н. Баранский, М. А. Багаев и др. Указывают на эту сторону деятельности Мешкова и литературные персонажи Горького. Вспоминает о нем при встрече с писателем нижегородский купец-миллионер Бугров в очерке "Бугров": "..Лот Зарубин тоже, Савва Морозов, большого ума человек, Николай Мешков - пермяк, с вами, революционерами, якшаются"*.

  

   * Горький А. М. Заметки из дневника//Т. 15.- С. 230

  

   Прямо намекает на Мешкова Горький и в повести "Жизнь Клима Самгина", говоря о том, что "еще какой-то пермский пароходовладелец щедро помогает революционерам деньгами..." **.

  

   ** Горький А. М. Собр. соч.: В 18 т.- Т. 13.- С. 307.

  

   Вряд ли можно сомневаться, о ком речь. Безусловно, это прямой намек и а Мешкова. Как-то писатель С. Т. Григорьев-Петрашкин (1875-1953) обратился к Алексею Максимовичу с просьбой написать очерк о Савве Морозове. Тот ответил ему: "Но таких было у нас немало. К ним принадлежит пермский пароходовладелец Ник. Мешков... кутаисский губернатор Старосельский, кажется, затем большевик князь Кугушев и много иных. Отнесите сюда же и Рюриковича Петра Кропоткина, да и Михаила Бакунина место тут же... но для меня это настоящие красавцы и праведники, несмотря на все их недостатки и прегрешения, {128} продукты неисчерпаемой равнинной русской тоски о чем-то, о каких-то высотах"*.

  

   * Архив А. М. Горького.

  

   Понятно, что помощь Мешкова революционным организациям, а делал он это многократно, была известна из конспиративных соображений немногим лицам, связанным с ним по поручению революционных организаций в Перми, Нижнем Новгороде, Самаре, Петербурге. Но "шило в мешке утаить трудно", и полиция все чаще получала агентурные сведения о помощи Мешкова подпольщикам. Как приходилось иногда действовать революционным организациям, чтобы отвести подозрения жандармов от лиц, подобных Мешкову, щедро помогавшим революционерам, показывает письмо Г. М. и 3. П. Кржижановских из Самары редакции газеты "Искра" 24 (11) марта 1903 года. "Обругайте, - пишут Кржижановские, - как можно ядовитее и сильнее и как можно скорее Савву Морозова, это необходимо и очень важно для отвода глаз... подробности и объяснения откладываем пока. Но это, повторяю, необходимо сделать" **.

  

   ** Переписка В. И. Ленина и редакции газеты "Искра" с социалистическими организациями в России (1900-1903). -Т. 3. - С. 240.

  

   Я не случайно привожу эту цитату из письма Кржижановских. Дело в том, что Зинаида Павловна и Глеб Максимилианович Кржижановские хорошо знали Н. В. Мешкова и высоко ценили его помощь революционным организациям. Пока еще не выяснены обстоятельства, при которых состоялось их знакомство. Наиболее вероятно, что оно произошло {129} в Самаре. Именно здесь с 1902 года жил Мешков после вынужденного отъезда из Перми, и там же был в этот период Г. М. Кржижановский, возглавлявший русский центр газеты "Искра", находившийся в Самаре.

   Знакомство Горького с Мешковым имело место, судя по переписке писателя со многими современниками, по издательским делам. В 1911 году Горький задумал организацию книжного издательства. В сентябре этого же года он написал своему другу, горному инженеру А. Н. Тихонову: "Много обсуждали мы здесь вопрос об основании нового "Товарищества". Для этого, по моему мнению, необходимо, чтобы здесь за организацию и привлечение товарищей взялось лицо, известное в литературном мире, но не коммерсант и не капиталист. Мне кажется, Иван Алексеевич Бунин был бы очень подходящим человеком для такого дела. Из товарищей, кого бы можно пригласить, мы имеем в виду И. Д. Сытина, И. В. Мешкова, И. Л. Ладыжникова и рассчитываем, что найдутся еще другие, что Вы привлечете кого-нибудь. Я могу участвовать маленькой цифрой и мог бы с Мешковым переговорить об этом деле во всякое время" *. Подчеркнем эти слова - "во всякое время". Они подтверждают дружеские отношения писателя с Николаем Васильевичем.

  

   * Архив А. М. Горького.

  

   В связи с организацией этого "Товарищества" имя Мешкова упоминается и в письме к Горькому И. П. Ладыжникова в июне 1912 {130} года*, в письме** актрисы М. Ф. Андреевой пароходовладельцу В. М. Каменскому и т. д.

  

   * Архив А. М. Горького.

   ** Там же.

  

   Позднее, в 1913 году, когда Горький намеревался купить журнал "Современный мир", издаваемый и редактируемый Н. И. Иорданским, мы опять находим в переписке по этому поводу имя Мешкова. Один из создателей "Искры" А. Н. Потресов пишет книгоиздателю Н. К. Муравьеву, что "Современный мир" пока что тянет, ибо весной получил денежную поддержку от Мешкова" ***.

   Подтверждает получение денежной поддержки от Мешкова и сам Иорданский в письмах к Горькому**** и к Мешкову.

  

   *** Там же.

   **** Там же.

  

   Отзывчивость Мешкова на многочисленные к нему обращения о материальной поддержке была столь широко известна, что дело доходило до курьезов. Об одном из таких случаев мне удалось узнать в архиве А. М. Горького. Здесь хранится рукопись воспоминаний А. Д. Гриневицкой "Горький и Шаляпин", относящихся к 1901 -1903 гг. *****. Гриневицкая, в частности, описывает ужин, организованный в Нижнем Новгороде 5 сентября 1903 года после концерта Шаляпина в Народном доме. На этот ужин был приглашен и Н. В. Мешков, находившийся в это время в Нижнем.

  

   ***** Там же.

  

   Целью устроителей было использовать ужин для получения от приглашенных гостей по {131} подписному листу большой суммы в пользу нижегородского Народного дома: "Большие надежды возлагались на богатого пермского пароходчика и фабриканта Мешкова, известного своими либеральными убеждениями и охотно всегда шедшего на .пожертвования с просветительными и даже революционными целями.

   Знавшие Мешкова заявили, что он даст не менее тысячи рублей, другие возражали и утверждали, что этого мало - надо рассчитывать на сумму не менее 3 тыс., а уж если пермяк даст для Нижнего такую сумму, то патриотическое самолюбие нижегородских "сумачей" не позволит им подписать меньшую цифру..." Итак, на ужин устроители концерта смотрели как на источник дохода, еще более крупный, чем сам концерт. Ближайшей задачей было привлечь на него Мешкова.

   На ужин в основном собрались интеллигенция, адвокаты, врачи, земцы, литераторы.

   "Наконец, - продолжает Гриневицкая, - было предложено занять места. Шаляпина усадили в центре стола, Горький поместился недалеко от него. Прибывший с некоторым опозданием Мешков скромно занял место в углу, вдали от центра... В разгар ужина кто-то вспомнил о подписном листе. После нескольких вступительных слов пустили его вокруг стола. Все посвященные в "заговор", направленный на Мешкова, с интересом следили за ходом подписки. На листе пестрели самые разнообразные и весьма скромные цифры, когда он попал в руки Мешкова. Последний, пробежав глазами лист, остановился на самой {132} крупной сумме, подписанной, кажется, одним из адвокатов, в 100 рублей, и... написал ее против своей фамилии, повергнув в разочарование инициаторов вечера..."

   Можно трактовать этот ход Мешкова как скупость, но это никак не совпадало с его обычной щедростью.

   Вот что пишет об этом Е. П. Пешкова, отзыв которой о воспоминаниях Гриневицкой также хранится в архиве А. М. Горького: "Как-то чуждо звучит (в воспоминаниях Гриневицкой.- Р. Р.) слово "использовать", неоднократно повторяемое то по отношению к Ф. И. Шаляпину, то по отношению к Н. В. Мешкову, который и так очень охотно откликался на революционные и просветительные нужды. Не надо было устраивать банкет в дорогой гостинице для того, чтобы заполучить от Мешкова желаемое количество денег" *.

  

   * Архив А. М. Горького.

  

   Неоднократные упоминания Горького о Мешкове в столь интересных сравнениях и сопоставлениях, надпись писателя на фотографии, о которой говорилось выше, наконец, выдержка из письма Алексея Максимовича Тихонову о том, что он может поговорить с Мешковым "во всякое время", - все это, конечно же, - не случайные высказывания писателя, а свидетельство достаточно близкого знакомства Горького с Мешковым.

   В 1906-1907 гг. в Петербурге издавался под редакцией В. Я. Богучарского и П. Е. Щеголева журнал "Былое". В нем сотрудничали {133} в основном представители интеллигенции народнических взглядов. Ведущее место занимали в журнале статьи, посвященные народничеству и террористической борьбе, но мало места уделялось социал-демократическому движению в России. В 1907 году царское правительство запретило дальнейший выпуск журнала, но в следующем году он начал издаваться снова уже под новым названием: "Минувшие годы". Издателем его оказался... Николай Васильевич Мешков!

   Как он им стал, кто предложил ему этот не очень-то завидный по тем временам пост, не выяснено. Впрочем, можно предположить, что и здесь "руку приложил" Горький.

   В декабре 1907 года Мешков подал петербургскому градоначальнику заявление о желании издавать журнал "Минувшие годы". Вот текст этого заявления:

  

   "На основании ст. 1 отд. VII Временных правил о повременной печати от 24 ноября 1905 года имею честь заявить Вашему превосходительству, что желаю издавать в г. С.-Петербурге журнал, посвященный русской истории и литературе по программе:

   1. Беллетристика, оригинальная и переводная;

   2. Исследования и статьи по русской истории, литературе и искусству;

   3. Материалы, документы, мемуары, письма из области истории, литературы, искусства;

   4. Биографические статьи;

   5. Критика, историческая и литературная,

   библиография;

   6. Автографы, рисунки и портреты; {134}

   134

   7. Объявления;

   8. Отдельные предложения по вопросам, входящим в программу журнала...

   Обязанности ответственного редактора по этому изданию в полном объеме примет на себя Николай Яковлевич Селюк..."*.

  

   * Институт русской литературы, рукописный отдел, фонд Богучарского, р. 111, оп. 1, д. 1479. ** ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 9, ед. хр. 1349, л. 3.

  

   Разрешение было получено, но первый год издания журнала оказался и последним. Уже с самого начала выхода в свет царская цензура свирепо обрушилась на редакцию. Особенно досталось четвертой и восьмой книжкам журнала. За публикацию в No 4 статьи Саратовца "Саратовский семидесятник", в которой автор, по заключению цензора, настаивает на необходимости вооруженного восстания, на журнал был наложен арест. Редактора тоже арестовали и отдали под суд**. Ярость цензоров вызвала и статья А. А. Корнилова "Общественное движение при Александре II" в No 8, где говорилось о революционере 60-х годов XIX столетия П. Г. Зайчневском. Один из членов С.-Петербургского комитета по делам печати Андрияшев с возмущением доносит начальству на Корнилова и требует изъять номер журнала, а лиц, виновных в публикации, привлечь к судебной ответственности.

   Травля журнала привела к логическому концу - его закрыли, чего и добивалась цензура. В 12-й книжке журнала (декабрь 1908 года) в этой связи опубликовано любопытное обращение издателя и редактора к читателям. {135} Изложив кратко историю издания журнала "Минувшие годы", они пишут: "До настоящей минуты журнал дожил, но при каких условиях? Из десяти вышедших до декабря месяца книжек было конфисковано с возбуждением против редактора судебного преследования три. По причинам, к изданию "Минувших годов" никакого отношения не имевшим, типография, а вместе с нею и все рукописи для очередной книжки журнала, в мае месяце были опечатаны, и снять печать явилось возможным лишь через три недели. Понятно, что майская книжка выйти не только вовремя, но как майская совсем уже не могла, вследствие чего она появилась в свет только вместе с июньской, под одной общей обложкой. Из конфискованных номеров журнала судебным приговором апрельская книжка бы