Главная » Книги

Шулятиков Владимир Михайлович - Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до..., Страница 4

Шулятиков Владимир Михайлович - Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха)


1 2 3 4 5 6 7

p; В основе экономического миросозерцания Юма лежит, как мы отметили, динамическая оценка мануфактурного предприятия. Мануфактурное предприятие есть нечто, слагающееся из вечно изменчивых элементов, нечто, постоянно преобразующееся и переходящее с места на место. "Безличный характер верховного руководителя обозначается необыкновенно ярко: этому руководителю безразлично не только, что производить (сукно, бумагу или шелковые ткани), но и как производить, с каким рабочим персоналом. Сегодня труд лондонского квалифицированного рабочего, завтра китайца, "довольствующегося поденной платой в три полупенса"[38] одинаково может быть использован в интересах успеха мануфактурного производства.
  
   [38] - Ibid., стр. 78.
  
   Позиция философского скептицизма, занятая Юмом, отвечает именно подобному представлению о капиталистическом организме.
   Все относительно. Мы не можем говорить ни о каких строго постоянных явлениях и величинах. Нет никакой субстанции, не только материальной - как доказал еще Беркли, - но и духовной. Правда, существует божество, но божество это - высшая абстракция "безличного руководителя", освобожденного от своих "мелочных забот". Оно слишком далеко от мира. Бог Юма - понятие деистическое. Мир, так сказать, предоставлен самому себе. Правда, безусловно не отрицается и существование внешнего мира вне воспринимающей и мыслящей личности. Но что можно сказать о независимо от нас существующей "материи"? только одно: в основе внешнего мира лежат какие-нибудь неведомые силы", какое-то таинственное ничто.
   "Между Беркли и Юмом нельзя не заметить огромного сходства. Для Беркли внешнее существование является чем-то совершенно непонятным, даже бессмысленным (так как мы ведь не имеем ничего, кроме представлений, и представления могут существовать только в уме и могут быть только созданием ума). Юм, если и признает такое существование, то считает его совершенно непостижимым и скорее даже не действительным бытием, а какою-то т[39], мнение которого мы привели [40], цитирует слова Юма: "нет ни одного представления и ни одного восприятия их тех, которые имеются в нашем сознании и в нашем воспоминании, которое не было бы представляемо, как существующее. Но ясно, что представление о существовании не может быть получено ни из какого особого восприятия, которое сознавалось бы нами отчетливо на ряду с другими объектами. Оно является не чем иным, как самим сознанием восприятия и представления объекта. Просто думать о чем-нибудь и думать о чем-нибудь, как существующем, - это одно и то же. Все, что мы представляем, мы представляем как существующее. Всякое образующееся у нас представление есть представление о существующем".
  
   [39] - Иодль (Jodl), Фридрих (1849-1914) - профессор философии университетов в Праге (с 1885) и Вено (с 1896), последователь Л. Фейербаха. Занимался этикой, стремился освободить ее от влияния религии и вместе с тем пытался обосновать новую "религию человечества". Вместе с А. Болином подготовил вто-рое издание Сочинений Л. Фейербаха.
Основные работы: "Geschichte der Ethik in der neueren Philosophie", 1882-1889 ("История этики в но-вой философии"); "Volkswirtschaftslehre und Ethik", 1886 ("Этика и политическая экономия"); "Ludwig Feuerbach", 1904 ("Людвиг Фейербах") и другие. - 82.
  
   [40] - Фридрих Иодль: "Давид Юм", пер. А.А.Мейера, стр. 71.
  
   Лондонский квалифицированный рабочий может быть завтра, при известной ситуации, с успехом заменен китайцем, довольствующимся поденною платою в шесть полпенсов. Квалификация, определенные профессиональные качества получают, в глазах мануфактуристов, относительное значение. Они, так сказать, отвлекаются от личности рабочего.
   Капитал относит их на счет своей организаторской воли, - наряду с различными условиями, определяющими и "регулирующими" процесс работ в мастерских. Соответственно этому, опять мы - как и в философской системе Беркли - встречаемся с комплексами явлений, не характеризующих материю (по терминологии Юма, таинственного "нечто"), как таковой.
   В силу известного инстинкта, мы верим в наши чувства и заключаем о существовании внешнего мира, который от нашего восприятия не зависит, и в случае гибели всех обладающих чувственностью существ отнюдь не уничтожился бы. "Люди, следуя этому могучему и слепому природному инстинкту, всегда считают, что образы, добавляемые нами чувствами, и есть внешние объекты, но не подозревают, что первые не что иное, как представление вторых" [41]. Мы убеждены, что белый стол, находящийся в данную минуту перед нами, является чем-то внешним по отношению к нашей душе. Но современные философы, заявляет Юм, не оспаривают того, что все чувственные качества - белизна, твердость, и пр. качества вторичные и существуют не в объектах: "они - наши представления, не имеющие соответствующего внешнего архетипа или модели". То же самое следует сказать и о так называемых первичных качествах. Идею протяжения, напр., мы получаем исключительно из ощущений осязания и зрения. Путем отвлечения, абстрагирования, подобной первичной идеи создать мы не можем. "Протяжение, не доступное ни зрению, ни осязанию, не может быть представлено; точно также недоступно человеческому представлению такое протяжение, которое было бы и осязаемо и видимо, но не было бы ни твердым, ни мягким, ни черным, ни белым. Пусть кто-нибудь попробует представлять себе треугольник, который не будет ни равно-, ни разносторонним и стороны которого не будут иметь предельной длины, и также не будут стоять друг к другу в отдельном отношении; это лицо вскоре убедится в нелепости всех схоластических понятий об абстракции и общих идеях". Юм идет по пути, намеченному Беркли, выдвигает понятие об индивидуализированных "комплексах". Не существует человека вообще: существует или Петр, или Иван, или Яков. Не существует для мануфактуры раз навсегда определенного типа рабочего, "рабочего вообще", а существует или лондонский квалифицированный рабочий или китаец, довольствующийся поденной платой в шесть полупенсов.
  
   [41] - Давид Юм: "Из наследия человеческого разума", пер. С.И.Церетели, стр. 176.
  
   "Лишите материю всех ее представимых качеств, и вы до некоторой степени уничтожите ее, оставив только какое-то неизвестное нечто"... Против подобного понятия "не один скептик не сочтет нужным возражать".
   Об этом приемлемом для скептика "нечто", об этой преображенной материи, преображенном мире мы ничего более подробного не знаем. Единственно отношение причинности позволяет нам приподнять несколько завесу тайны, скрывающую названный мир, приобрести некоторую уверенность в его существовании.
   Мануфактура совершает свое безостановочное путешествие по национальным мировым территориям. Иван сменяется Петром, Петр - Яковом. Ни относительно Петра, ни относительно Ивана, ни относительно Якова мануфактуристы не могут сказать, что труд того или другого решительно ни при каких условиях не может быть ими утилизирован. Возможны всеобщие комбинации разных рабочих сил. Возможно, что китаец, довольствующийся поденной платой в шесть полупенсов, или какой-нибудь другой малоквалифицированный рабочий окажутся более верным источником капиталистической прибыли, чем представители высококвалифицированного труда. Все дело в конъюнктуре данного момента.
   Между факторами, на первый взгляд, исключающими всякую мысль о возможности их сочетания, может быть установлена тесная связь, тесное взаимодействие. Самые незначительные данные производства могут привести к самым крупным результатам. Гора может родить мышь и мышь - гору. Вот общая социально-экономическая подоплека знаменитых рассуждений Юма о причинности.
   Ход последних таков.
   Знания отношения причинности нельзя достичь путем априорного мышления. Человек, обладающий какими угодно гениальными умственными дарованиями, не в состоянии открыть причин или действий наблюдаемого им единичного объекта. Пусть сила разума Адама была совершенна: отсюда не следует, чтобы Адам мог заключать от прозрачности и текучести воды о возможности в ней захлебнуться. "Ни один объект не проявляет в своих доступных чувствам качествах ни причин, его породивших, ни действий, которые он произведет. Если бы нам показали какой-нибудь объект и предложили высказать свое мнение относительно действия, которое он произведет, - каким образом, скажут нам, должны были бы мы действовать в таком случае? Наше заключение было бы вполне произвольным". Да, вполне произвольным, с точки зрения последовательного мануфактуриста, на основании профессиональных качеств какого-нибудь определенного быта рабочих строить вывод о том "действии", которое неминуемо должно получиться для мануфактуры, если последняя вздумает ввести означенных рабочих в свои мастерские. И китаец может принести мануфактуре золотые горы. Принимая во внимание только его профессиональные качества, принципиально отвергать всякую возможность применения его труда - это "схоластика, это абстракция"! Ведь действие совершенно отлично от причины и в силу этого никогда не может быть открыто в ней.
   Бильярдный шар катится по прямой линии к другому шару. Я размышляю о действии, которое первый должен оказать на другого. Разве я не могу представить себе в данном случае сотни различных комбинаций, одинаково возможных? Оба шара могут, столкнувшись, остаться в состоянии абсолютного покоя. Первый шар может отскочить от второго в обратном или каком угодно направлении. Все мои предположения, поскольку я исхожу из наличности воспринимаемых мною качеств объекта, имеют свой reason d'etre. И, a priori рассуждая, я не могу сделать сколько-нибудь обоснованного выбора между различными моими предположениями. Самые смелые из них, в данном случае, являются одинаково основательными.
   Схоластике и абстракции должен быть противопоставлен опыт. Наблюдая впервые передачу движения посредством толчка (напр., случай с бильярдными шарами), единственное, что мы можем сказать - это то, что нам дается известное соединение явлений. Но о связи явлений мы можем говорить лишь тогда, когда из неоднократного опыта убедимся в постоянном чередовании, постоянной последовательности их.
   Однако и опыт не дает нам познания отношения причинности, не вскрывает сущности связь между явлениями, подмеченными нами. Разве тогда, когда мы путем ряда наблюдений, констатировали эту связь, в высшем мире произошло какое-нибудь изменение, подсказавшее нам идею связи? Ровно никакого. Мы лишь чувствуем эту связь в нашем воображении, мы лишь можем при наличности известного явления предсказывать следствия, обычно сопровождающие его. "Итак, когда мы говорим, что один объект связан с другим, мы только подразумеваем под этим, что они приобрели связь в наших мыслях и что они дают повод к заключению, в силу которого каждое из них является доказательством существования другого - заключения, несколько необычному, но, по-видимому, достаточно обоснованному". "По-видимому", ибо опять-таки абсолютной уверенности в постоянстве подмеченной нами связи мы иметь не можем. Если каждые сутки солнце заходит, сменяется тьмой, нельзя утверждать, что такой порядок явлений вечный и незыблемый. Может случиться, что в один прекрасный день закат солнца не воспоследует или закат солнца не обусловит собой наступление тьмы... Пусть длинным рядом опытов будет доказано, что труд рабочих известной квалификации даст для мануфактуристов одни и те же строго определенные результаты, все же никакого вечного, абсолютно закона тут нет. Известная степень произвольности или непроизвольности, прибыльности или убыточности, получающаяся при применении труда рабочих определенной квалификации, может быть строго установлена для данной конъюнктуры не только национального, но и мирового рынка. Но мануфактура - вечный "путешественник" и вечно изменяющаяся величина. Правда, принимая во внимание и все ее наличные, совершающиеся в данный момент изменения, и все изменения, возможные в более или менее ближайшем или отдаленном будущем, означенная оценка квалификации может считаться имеющей обязательную ценность; но "эластичности" промышленного капитала, как доказывает Юм, в сущности, нет границ. И нет ничего невозможного в том, что существующий порядок следования явлений - зависимость известной прибыльности предприятий от утилизации труда рабочих определенной выучки и ловкости будут нарушены.
   Связь между объектами имеет лишь субъективное значение, дается лишь в воспринимающем и мыслящем субъекте.
   При этом Bestimmungsgrund'ом, "определяющим основанием", является привычка. "Предположим, что человек ... прожил на свете достаточно долго, чтобы заметить, что сходные объекты или явления постоянно связываются друг с другом: каков же результат этого опыта? Человек начинает тотчас же заключать о существовании одного объекта при появлении второго; однако, весь его опыт не дал ему идеи или знания той скрытой силы, с помощью которой один объект производит другой, и он не принуждается к выводу этого заключения каким-либо процессом рассуждений.... Существует какой-то принцип, заставляющий его приходить к данному заключению. Принцип этот есть привычка или навык". Привычка наблюдать связанными два каких-либо явления принуждает нас ожидать наступления одного, когда второе уже имеется налицо. Она - организующее начало, "привычка есть великий руководитель человеческой жизни" (ibid., стр. 48); она - "столь необходима для существования нашего рода и регулирования нашего поведения при всяких обстоятельствах и случайностях человеческой жизни" (стр.60).
   За него утверждается примат над другим организующим началом - над умом. Ум человеческий слаб, ограничен, подвержен возможным ошибкам и заблуждениям. И "мудрая природа" вверила заботу о сохранении человеческого существования не ему, а "инстинкту, или механическому стремлению, непогрешимому в своих действиях, могущему обнаруживаться при первом же появлении жизни и мысли и независимому от всех вымученных дедукций разумения".
   Намечается, таким образом, вопрос о соотношении организаторских звеньев.
   Мануфактура, апологетом которой выступает Юм, есть предприятие, достигшее высокой централизации своих составных элементов и факторов. И если автор "Трактата о человеческой природе" и "Исследования человеческого разумения" своим учением о субъективной ценности материала, доставляемого нам восприятиями внешнего мира, подчеркнул степень зависимости "низших пластов" мастерской от капитала, то, равным образом, он не мог обойти молчанием и вопроса о степени подчиненности и промежуточных организаторских звеньев. И, действительно, он высказывается по данному вопросу с большой определенностью. Подобно теоретику развитых форм голландского капитализма, защитник английских мануфактуристов отрицает за бывшими "посредниками" последнюю тень самостоятельности. Как нет материальной субстанции, так нет и субстанции духовной. Душа - не что иное, как комплекс известных явлений, лишенных какого бы то ни было "носителя". Помимо простой суммы впечатлений и идей ничего нельзя найти в "личности", в том, что принято называть "я". Промежуточные организаторы организованы иерархически. Их функции дифференцированы. Мало того, капитал производит в их рядах постоянные изменения. И Юм учит: ни один элемент психической жизни ни на одну минуту не остается в статическом положении. Общее между различными элементами - одно: все они элементы "организующие".
   Что касается их отношения к организуемой материи, к телу, то Юм определяет это отношение, как связь глубоко таинственную: "есть ли в природе принцип более таинственный, нежели связь души и тела, принцип, благодаря которому предполагаемая духовная субстанция приобретает над материальной такое влияние, что самая утонченная мысль может действовать на самую грубую материю?" "Движение нашего тела следует за поведением нашей воли - это мы сознаем ежеминутно, но средства, с помощью которых это происходит, энергия, благодаря которой воля производит столь необычное действие - мы не только не сознаем непосредственно, но они и всегда будут ускользать от самого тщательного исследования". Это - частный случай причинности.
   Таинственный характер носит, как мы выяснили выше, и соответствие между явлениями природы и течением процессов нашего мышления. Опять выдвигается на сцену параллелизм двух родов явлений - постоянная злободневная тема "мануфактурной" философии. Обсуждая эту тему, Юм высказывается не в духе окказионалистского решения. Как и Лейбниц, он находит, что предположить вмешательство божественной воли "по каждому отдельному поводу значить противоречить идее о совершенстве Бога", - идее, которую он защищает (ibid., стр. 77-78). И он определяет означенное соответствие, означенный параллелизм, как своего рода предустановленную гармонию: "существует нечто вроде предустановленной гармонии между порядком природы и следованием наших идей, и хотя силы, управляющие первым, нам совершенно неизвестны, тем не менее, наши мысли и представления, как мы видим, следуют одному порядку с другими созданиями природы". Согласно мнению Лейбница, подобное соответствие имеет своим источником Бога. Юм, повторяем, как истинный идеолог капиталистического класса, идеи верховного руководителя и организатора всего существующего не отрицает. Но его верховный руководитель и организатор "безличен" еще в большой степени, чем верховный руководитель и организатор, фигурирующий в системе Лейбница (не забудьте, что капитал, интересы которого оправдывает Юм, куда эластичнее, чем германская мануфактура XVIII.). Правда, мир создан и устроен Богом Юма слишком далеко от мира с его "грубой" и "неразумной" материей и несубстанциональными душами. В своем распоряжении "верховный руководитель" имеет слишком много посредствующих организаторских сил. И первая из них, настоящий наместник Бога на земле - всемогущая хранительница рода человеческого - привычка.
  
  
  

VIII.

Кант [44].

  
   [44] - Кант (Kant), Иммануил (1724-1804) - основоположник классической немецкой философии, с 1770 года - профессор Кёнигсбергского университета. В первый период деятельности (примерно до 1770 года) уделял много внимания естествознанию, выдвинул известную космогоническую гипотезу, пробившую, по выражению Энгельса, первую брешь в метафизическом мировоззрении. В дальнейшем разрабатывал преимущест-венно теорию познания, считая задачей философии исследование возможностей и определение границ человеческого познания. По Канту, эмпирическим материалом познания являются ощущения; их источ-ник - находящиеся вне субъекта и непознаваемые "вещи в себе". Будучи идеологом либеральной, непо-следовательной в своей борьбе против феодализма немецкой буржуазии, Кант не мог отказаться от поня-тий бога, свободы воли и бессмертия души, являющихся основой религиозной морали; он считал, что человек должен верить в них и руководствоваться ими в своей практической жизни. "Основная черта философии Канта, - писал В. И. Ленин, - есть примирение материализма с идеализмом, компромисс между тем и другим, сочетание в одной системе разнородных, противоположных философских направ-лений" (настоящий том, стр. 206). Кантианство сыграло огромную роль в истории философии, под его влиянием сформировались более поздние представители классического немецкого идеализма (Фихте, Шеллинг, Гегель), возникли такие направления буржуазной философской мысли, как неокантианство, позитивизм и другие.
   Главные произведения: "Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels...", 1755 ("Всеобщая ес-тественная история и теория неба..."); "Kritik der reinen Vernunft", 1781 ("Критика чистого разума"); "Kritik der praktischen Vernunft", 1788 ("Критика практического разума"); "Kritik der Urteilskraft", 1790 ("Критика способности суждения") и другие.
  
   Если стать на "чисто логическую" точку зрению, то дальнейшим шагом по пути развития взглядов, высказанных Беркли и Юмом, должна была явится система, которая принцип "????? ???, все течет, все изменяется, все относительно" обосновывала бы в более категорической, более безусловной форме, - другими словами, которая бы устранила из списка своих философских понятий понятие о потустороннем субстрате мира и сверхчувственной "сущности" явлений (о таинственном "нечто"). История философии, действительно, знает подобную систему, точнее, даже несколько вариаций последней, но... "чистая логика" не отвечает "объективной логике фактов". Исправление и реставрация взглядов Беркли и Юма имели место в новейшее время. И решительным словом "мануфактурной" философии следует считать доктрину, не только не сделавшую вышеозначенного шага, а, напротив, несколько вернувшую философию назад.
   Организация мануфактур, продиктовавшая Юму его миросозерцание, было типом предприятия, уже стоявших на рубеже новой технико-хозяйственной эры. В своих экономических опытах Юм противопоставляет ручную технику технике крупного производства, применявшего более или менее усовершенствованные орудия. Такое противопоставление не являлось типичным для противопоставления мелкого, цехового, ремесленного производства и мануфактуры.
   Классическая мануфактурная организация знает методы преимущественно ручной техники. В рамках этой организации усовершенствованные оружия, машины лишь медленно завоевывают себе право гражданства. XVIII век - век постепенного накопления изобретений в области промышленной техники, накопления, завершившегося настоящей революцией, - открытием парового двигателя.
   Хотя в ту минуту, когда Юм создавал свою философскую систему, промышленность еще не была революционизирована, однако роль орудий крупного производства начала уже настолько обозначаться, что наиболее проницательные наблюдатели (в том числе и Юм) не могли ее игнорировать. А усовершенствование орудий, как известно, имело своим следствием постепенно развивающийся процесс уравнения технических приемов. Детализация профессии мало-помалу теряла почву под ногами; капитал становился все эластичнее и эластичнее. Вместе с этим должны были изживать себя те формы идеологии, которые обуславливались внутренним строением хозяйственных организаций, опиравшихся на базис детализированного труда. Мировоззрение Юма указывает на то, что названный базис был уже несколько расшатан. Так именно обстояло дело в Англии.
   Иное дело Германия, где произнесено было "решительное слово" мануфактурной философии. Та преобладала еще мануфактура классического типа.
   "Несчастная страсть к схематическим построениям", которой страдал кенигсбергский мыслитель и которую ныне единодушно осуждают его поклонники и комментаторы, вытекает именно из названного обстоятельства. Каждая из философских систем, рассмотренных нами, содержит в себе описание ряда организуемых и организаторских звеньев и функций, но столь подробного описания этих звеньев и функций, как сделал Кант, ни в одной из систем мы не находим. Собственно нового в оценке той или другой функции, в определении месте, которое то или другое звено занимает в общей цепи, Кант дал сравнительно немного. Его предшественники частями наметили предложенную им постановку вопроса.
   Так, о субъективном (т.е. организаторском) характере чувственных качеств учил еще Декарт. Тот же Декарт доказывал, что организаторской функцией следует считать время. На счет организаторских функций отнесено было, как известно, и пространство - Клойнским епископом [45]. Но Кант ставит точку над i. Он ясными и отчетливыми штрихами обрисовывает лестницу исполнительских и руководительских постов, начиная с ее верхов и кончая низами, стараясь не упустить из виду ни одной ступени, - шаг за шагом от низших проявлений внутренней жизни субъекта, от чувственной интуиции "восходит" к наиболее "чистым", наиболее "свободным" актам нашего "я".
  
   [45] - епископ клойнский - Беркли (Berkeley) Джордж, англ. философ. 1684-1753, родом из Ирландии, с 1733 епископ клойнский, Б. защитник субъективного идеализма или феноменализма; Б. отрицает существование материи и внешний мир считает продуктом духовной деятельности. Действительное бытие принадлежит идеям бесконечного духа, которые не постигаются человеческим интеллектом. Важнейшие соч.: "Theory of vision" "Treatise on the principles of human knowledge". Собрание сочинений изд. Fraser'ом (1871). На русск. яз. имеются "Философия Б." Смирнова (Варш. 1873), "Религиозная философия Б." Истомина (Харьк., 1887).
  
   Время и пространство - формы чувственного воззрения, категории - формы нашего рассудка, идеи - формы чистого разума: вся речь идет об одном и том же - о формирующих, т.е. организующих началах. И вся "Критика чистого разума" есть не что иное, как учение о том, с помощью сколь многоразличных, расположенных в последовательном, иерархическом порядке, организаторских инстанций субъект превращает хаос внешнего мира в нечто цельное и стройное. Картина сложной организации мануфактурных мастерских воспроизводится в деталях.
   Но мы не будем на этих деталях останавливаться, не будем к каждому из организующих звеньев подыскивать соответствовавший ему фактор производства. Это могло бы послужить предметом весьма интересного, но специального следования. Здесь же мы ограничимся указаниями самого общего характера.
   Задача, которую мы все время преследовали, - вскрывать, как взаимоотношение трех главных групп, участвующих в производстве, отражается в порядке и связи понятий, составляющих достояние той или иной философской системы. И в данном случае нас интересует вопрос: как автор философской системы, на своем своеобразном языке, передал противоположность позиций рабочих, исполнительски-организаторского персонала и главных руководителей капиталистических предприятий.
   И так, прежде всего, какую роль в кантовской системе играет "материя", "внешний мир". Она существует и, по уверению Канта, существует не только в субъекте, но и вне его. Опыт признается необходимой предпосылкой нашего познания. "Всякое познание начинается с опыта". Но и только: дальше простого констатирования самого факта существования внешнего мира за пределами нашего "я", самого факта наличности опыта Кант не идет. "Материя" привлекает к себе внимание Канта лишь постольку, поскольку она является организуемой массой. При этом оказывается, что, помимо способности быть организуемой, никакими способностями и качествами она, в сущности, не обладает. Даже понятие причинной связи никак из опыта нельзя вывести. Чтобы какой-либо опыт был возможен, требуется, в качестве предварительного данного, известная психическая организация, известное организующее начало. Таков общий тезис. А, в частности, отношение причинности - одно из проявлений этого начала, одна из его функций.
   Утверждается (берем общий тезис) ясная и простая истина: чтоб предприятие могло существовать, должен существовать предприниматель - организатор, который бы его вызвал к жизни. Тогда как реальный смысл первого упомянутого нами "необходимого" условия познания таковы: чтобы предприятие могло существовать, должны существовать и рабочие. Но какие рабочие? какого-нибудь определенного типа квалификации? Отнюдь нет. Они должны существовать, как индивидуальные явления. Сегодня для выполнения трудовых процессов требуются Иваны, завтра Петры, послезавтра Яковы. Квалификация и профессия рабочего персонала для капитала безразличны. Кант, в данном случае, становится временами на почву безусловного релятивизма. Здесь он выступает уже как истолкователь новых веяний, наметившихся в промышленно мире, и договаривается до формулы: "явления суть простые представления, помимо существования в нас нигде несуществующие". Предметы, вещи обращаются, таким образом, как и у Беркли и Юма, в комплекс известных восприятий. Субстанциональность материи решительно отвергается. Но, в противоположность комплексам, с которыми мы встречались в системах Беркли и Юма, кантовые комплексы носят более статический, более устойчивый характер. Моменты их изменений подчеркиваются Кантом менее ярок. Это вполне понятно: изменение внутренней организации мануфактурных предприятий в Германии совершались более медленным темпом, чем в Англии.
   И, в общем, взгляд Канта на мир феноменов, как известно, не отличается прямолинейностью и выдержанностью. Кое-что от "наивного реализма" противопоставленный последнему "критицизм" сохранил. Кант отказывается дать какое-либо определение реальности, но наличность последней все-таки устанавливается. За порогом нашей чувственности все-таки имеется нечто умопостигаемое, нечто интеллигибельное - мир "вещей в себе". "Вещи в себе" играют в системе Канта роль известного предела, ограничивающего субъективизм нашего познания.
   Теперь вопрос об организаторских звеньях.
   Каково понятие Канта о душе? о субъекте? Существует ли душа или субъект как носитель известных способностей и качеств, как субстанция? Решение предлагается опять в феноменалистическом духе, т.е. Кант заявляет, что никакому определению понятие души не подлежит; мы можем говорить с определенностью лишь о комплексе психических сил. Но этим понятие души, по кантовской терминологии, идея души не упраздняется. Мы не можем ее познать, но можем и должны установить идею ее, как известное формальное начало. Она позволяет нам ставить те или иные проблемы, дает нам известные правила. Она есть сверхъестественный, интеллигибельный центр нашей внутренней деятельности и нашего внутреннего творчества. Подобно тому, как для мануфактурного производства рабочий персонал не может представлять из себя никакой постоянной, раз навсегда определенной величины, точно также и организаторские коллеги составляются из элементов переменных. Капитал эластичен. Но поскольку эластичность немецкого мануфактурного капитала в XVIII ст. не велика и, поскольку подчиненные звенья рассматриваются именно как звенья организаторские, а не исполнительские, постольку идеолог немецкой буржуазии находит возможным защищать статическое представление о душе.
   А заключительное звено организаторской цепи? И его существование косвенным путем констатируется. Правда, опять-таки мы имеем "форму", имеем идею чистого разума. Но эта идя необходима: она сообщает всему мирозданию высшее единство. И если определить, что такое Бог, доказать с помощью находящихся в нашем распоряжении познавательных средств его существование мы лишены возможности, то, с другой стороны, нельзя доказать факта его небытия... Позиция получается таким образом, двойственная.
   И такова именно общая позиция, занятая Кантом. Но двойственность эта не мешала и не мешает идеологам определенных групп буржуазии считать его философскую систему наиболее совершенной и наиболее грандиозной из всех систем, созданных на протяжении истории философии. Действительно, главнейшие проблемы мануфактурного мышления в ней подчеркнуты ярко: это - проблемы о строгой соразмерности, согласованности, иерархии частей организованного целого, о "внутренней форме" - силе, заложенной в основе организма и дирижирующей им.
  
  
  

IX.

Фихте, Шеллинг, Гегель.

  
   На сцену выдвигаются опять "внутренние противоречия", решающие, согласно традиционному взгляду, судьбу философских систем. Учение Канта признается неудовлетворительным - не достаточно последовательным и прямолинейным.
   "В системе его не находили целостного понятия замкнутого единства; полагали, что своим анализом и расчленением он нарушил живую связь духа, и поэтому искали теперь таких идей, которые бы способны были обнять собою сполна - и притом по возможности сразу - все содержание духовной жизни...Уже с чисто научной точки зрения критическую философию считали неудовлетворительной, раз не все принципы ее могут быть выведены из одного абсолютного принципа. Обстоятельство, воспрепятствовавшее Канту придать такую формальную законченность его философской системе, усматривали в сделанном им допущении, что познание всегда постулирует известное нечто, лежащее за пределами его самого, такое нечто, к которому мы никак не можем подойти ближе, но которое, напротив того, от нас ускользает - это вещь в себе. А такое допущение и привело к самопротиворечию в философии Канта и находилось, кроме того, в связи ни с чем не обоснованным различием, которое он полагал между содержанием формой познания" [46].
  
   [46] - "История новейшей философии" Г.Геффдинга (изд. редакц. "Образование"), стр. 115.
  
   Возникают системы так назыв. объективного идеализма. Дуализм духа и "вещи в себе", формы и содержания познания "преодолевается": вводится понятие абсолюта, который обуславливает собою все противоречия и всё многообразие духовной и мировой жизни.
   Правда, при объяснении генезиса названных систем, цитированный нами автор, не довольствуется простым указанием на "внутренние противоречии" кантовской доктрины, как на фактор, определяющий развитие послекантовской философии. Он в данном случае идет несколько дальше цеховых специалистов по части "обзоров" философских движений и пытается связать учение новой школы мыслителей с исторической средой, с теми "мотивами, которые вообще присущи были духу, потребностям и направлению целой эпохи". Он находит, что широкий размах, "смелость" обобщений, характеризующие объективных идеалистов или, как он предпочитает их называть, "романтиков", вытекают из революционных течений конца XVIII ст. "Конец XVIII столетия был временем могучего движения. Французская революция возбудила умы. Она ниспровергла все, что держалось прочно до тех пор, и захотела перестроить на новой почве все человеческое общество. Даже там, где ее практические идеалы и выводы не получили признания, они все-таки внушили свое стремление к абсолютным точкам зрения, к проведению без оглядки раз выставленных принципов. Столь часто применявшееся сравнение спекулятивного движения в Германии с современным ему революционным движением во Франции - более чем простая аналогия" [47].
  
   [47] - Ibid., стр. 116 (курсив наш).
  
   Бесспорно, объективные идеалисты проявили немало смелости в среде спекулятивных построений. Бесспорно, нечто общее между французским революционным движением конца XVIII ст. и немецким философским движением начала XIX ст. имеется. Но только это "общее" отнюдь не позволяет проводить никаких рискованных параллелей. Оно сводится к тому, что оба означенных движения - симптомы развития промышленной, капиталистической буржуазии: далее идут различия. Стремление объективных идеалистов к абсолютным точкам зрения как раз ничего общего с революционным темпераментом и революционными начинаниями французской буржуазии не имеет. Французская буржуазия ставила своей задачей решительную борьбу против опеки государства над промышленностью, против промышленной регламентации, установленной старым режимом. Если раньше, при своих первых дебютах, французская мануфактура мирно уживалась с автократической монархией, не только не протестовала против попечительных мероприятий ос стороны последней, но даже находила их весьма желательными для себя, то теперь французский капитал достиг значительной степени устойчивости и эластичности, и вмешательство со стороны правительства в его дела он считал уже слишком тяжелым бременем. Еще физиократы, как известно, провозгласили принцип: "руки прочь!", "lassez faire!". Немецкий каптал, идеологами которого выступают объективные идеалисты, напротив, исповедовал веру в спасительное действие правительственной опеки.
   О реакционном, а вовсе не революционном характере экономических идеалов "романтиков" свидетельствует политико-экономический трактат одного из них. В своем "Закрытом торговом государстве" Фихте старший доказывает необходимость самой строгой, чисто цеховой регламентации промышленности.
   Правительство образцового, по терминологии Фихте [48], "разумного" государства (Vernunftstaat) не должно допускать, чтобы кто-нибудь из его "подданных" занимался тем или иным производством, не выдержавши предварительного испытания, не удостоверивши правительственных агентов в своем профессиональном умении и ловкости. Подобного рода требование является в наши дни типичным для Mittelstund'а, мелкой буржуазии, буржуазии ремесленников, надеющейся путем создания искусственных преград остановить победоносное шествие крупного капитала и спасти себя, таким образом, от неминуемой гибели. То же требование предъявляла к государству, как явствует из трактата Фихте, немецкая "фабрика" ( Fabrike), точнее, мануфактура начала XIX века.
  
   [48] - Фихте Иоганн Готлиб Фихте (нем. Johann Gottlieb Fichte, 19 мая 1762, Бишофсверда - 27 января 1814, Берлин) - немецкий философ. Фихте родился 19 мая 1762 г. в Рамменау . С 1774 по 1780 год он учился в Пфорте. слушал лекции богословия в Йенском и Лейпцигском университетах. С 1788 года он делается домашним учителем в Цюрихе, где знакомится с Лафатером и Песталоцци, а также с Иоганной Рейн (племянницей Клопштока), на которой впоследствии женился. В 1790 году Фихте впервые изучает критическую философию: до этих пор он увлекался Спинозой и отвергал свободу воли. В 1791 году Фихте приехал в Кёнигсберг; здесь он познакомился с Кантом, которому прислал рукопись "Опыт критики всякого откровения". С 1794 по 1799 годы Фихте читал лекции в Иенском университете. В 1798 году он подвергся вместе с Форбергом обвинению в атеизме (по анонимному доносу) за статью "Об основании нашей веры в божественное мироправление", представлявшую введение к статье Форберга "Развитие понятия религии". Фихте заявил, что не признаёт себя виновным и, в случае получения публичного выговора, выйдет в отставку, что и было им сделано, когда он не нашёл поддержки со стороны своих университетских товарищей; даже Гёте находил, что о предметах, которых коснулся Фихте, "было бы лучше хранить глубокое молчание". В Берлине (1799), куда отправился Фихте, к нему сочувственно отнеслись и король, и общество. Он близко сошёлся с Шлегелями, с Шлейермахером, и вскоре стал читать публичные лекции, привлекавшие многочисленную аудиторию. В 1805 году он начал читать лекции в Эрлангене. Наступление французов вынудило его перебраться в Кёнигсберг, где он недолго читал лекции и подготовлял свои "Речи к немецкому народу", произнесённые им в Берлинской академии зимой 1807-8 годов. В условиях французской оккупации Германии Фихте обратился со своими речами "К германской нации" (1808), в которых призывал к моральному возрождению немцев и впадал во многие националистические преувеличения. - З. Я. Белецкий В 1809 году был основан Берлинский университет, где Фихте занял кафедру философии. Он умер 29 января 1814 в Берлине, Теоретическая философия имела в глазах Фихте служебное назначение по отношению к практической. Вот почему Фихте, как и Сократ, не углубляется в исследование натурфилософских проблем.
  
   Обыкновенно, при описании промышленной "эволюции", упускается из виду или не оттеняется должным образом один важный момент, который, между тем, дает ключ к уяснению вопроса о причинах общественной и политической реакции, наступившей в Западной Европе после периода Великой Французской революции. Это момент упорной борьбы мануф

Другие авторы
  • Кантемир Антиох Дмитриевич
  • Гейер Борис Федорович
  • Шеридан Ричард Бринсли
  • Кутлубицкий Николай Осипович
  • Боккаччо Джованни
  • Мар Анна Яковлевна
  • Горбунов Иван Федорович
  • Лесков Николай Семенович
  • Тайлор Эдуард Бернетт
  • Ранцов Владимир Львович
  • Другие произведения
  • Федоров Николай Федорович - О значении обыденных церквей вообще и в наше время (время созыва конференции мира) в особенности
  • Некрасов Николай Алексеевич - Обозрение новых пиес, представленных на Александринском театре. Статья первая
  • Елпатьевский Сергей Яковлевич - Служащий
  • Северцев-Полилов Георгий Тихонович - Две встречи
  • Глинка Сергей Николаевич - Оссиан и внук его
  • Алипанов Егор Ипатьевич - Алипанов Е. И.: биобиблиографическая справка
  • Киплинг Джозеф Редьярд - В кратере
  • Миклухо-Маклай Николай Николаевич - О предложениях создать базу морского флота в Тихом океане
  • Коган Петр Семенович - Георг Брандес
  • Некрасов Николай Алексеевич - Ф. С. Глинка. К биографии Н. А. Некрасова
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 466 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа