Мысъ С. Ил³и-Афогнаки стекаются на морской берегъ, котораго видны Руск³я суда, бѣгущ³я на парусахъ
Радость, радость! Видйте ли корабль, несущ³й къ намъ нашего друга по быстрымъ волнамъ синяго моря?
Видимъ, видимъ! Несите, добрые вѣтры, нашего друга! дайте намъ скорѣе прижать его къ сердцу, скорѣе обниму его колѣна!
Уже старѣйшины пошли къ нему на встрѣчу.
Побѣжимъ принять его на мирный берегъ.
Окажемъ ему по возможности наше усерд³е.
Подведу ему чернаго, гладкаго соболя, котраго я понималъ на его щастье.
А я поднесу блюдо пшена и скажу ему: "ты научилъ насъ удобрять землю тебѣ и посвящаю первый плодъ ея."
Чѣмъ же намъ почтить его? Соберемъ свѣжихъ, душистыхъ травъ и устелемъ ими ложе его.
А дорога отъ пристани. До его хижины усыплемъ прекрасными цвѣтами.
А я до румяной зари проиграю подъ окномъ его на свирѣли, тихонько, тихонько, чтобъ не встревожишь сладкаго она его.
Полетимъ же, братья, подхватимъ на руки; нашего благотворителя.
Но вотъ возвращается одинъ изъ нашихъ старцевъ.
Для чего же онъ не ведетъ нашего друга? Не уже ли надежда обманула насъ?.... Но взгляните, взгляните на старѣйшину: онъ идетъ преклоня голову.
Ноги его дрожатъ онъ поднимаетъ къ Небесамъ руки.
Лице, его блѣдно.... Всемогущ³й! что это значитъ?
Как³я вѣсти, отецъ? как³я вѣсти? - (Старѣйшина молчитъ, обращая на всѣхѣ, печальные взоры.) - Гдѣ же нашъ благодѣтель?
Почто спрашивать? развѣ не довольно, говорятъ его вздохи? Ахъ! конечно не стало нашего друга!
Терзайте, чада мои, ваши одежды; бейте, бейте себя съ перси!... Уже нѣтъ нашего друга!
Что слышимъ!
Уже онъ былъ на возвратѣ къ намъ отъ престола Царины Сѣвера; спѣшилъ возвѣстить намъ отъ лица Ея новыя милости: уже двѣ зари только оставалися до до отплыт³я его изъ Охотска, какъ вдругъ неумолимая смерть вомхитила его въ страны, никому неизвѣстныя!
И мы осиротѣли!
О ты, которому нѣтъ на языкѣ моемъ нѣтъ достойнаго названя! человѣкомъ назвать тебя мало, когда и, мы человѣки. Ты умеръ, но и по смерти намъ благодѣтельствуеть! - Подите, чада мои, подите на пристань: тамъ вы увидите землелѣльческ³я оруд³я, разныя рѣдкости, привезенныя Рускими - и все это для насъ, говорятъ они, было имъ приготовлено!
О горе! о горе! Полно съ радост³ю встрѣчать свѣтлое солнце! оно опять исчезнетъ и опять возникнетъ въ яркомъ с³ян³и; а мы все не увидимъ нашего друга!
Я вижу, вижу и теперь его живо, когда онъ, гуляя съ нами въ полѣ, остановился, уперъ въ грудь свою нѣк³й желѣзный стволъ, и вдругъ отъ лица его вспыхнула молн³я, грянулъ громъ, и мы всѣ вокругъ его пали, онъ перваго меня подъемлетъ, ободряетъ блѣднаго и дрожащаго; ведетъ за руку далеко впередъ и указываетъ на птицу, молн³ей его пораженную; мы всѣ простерли къ нему руки, нарекли его всемощнымъ; но онъ запретилъ намъ с³е назван³е - "зовите меня, сказалъ онъ, вашимъ другомъ!"
Какое смирен³е! А помните ли тотъ тихой, пр³ятный вечеръ, когда мы сидѣли вокругъ его на краю крутаго берега? Красное, зардѣвшееся солнце стояло полукругомъ на самомъ морѣ; другая же половина его уже свѣтилась сквозь син³я воды: онъ вѣщалъ намъ о Создателѣ м³ра, о началѣ человѣковъ, о разныхъ и различныхъ народахъ, населяющихъ землю, о дивныхъ искусствахъ, дотолѣ намъ неизвѣстныхъ: какъ дѣлаютъ булатъ, посѣкающ³й съ одного удара многовѣчное дерево; изъ чего составляется порохъ, убивающ³й издали, подобно грому; какъ съ неизмѣримой высоты неба похищается огонь у самаго солнца. Мы въ благоговѣйномъ безмолв³и ему внимали, неподвижно устремивъ на него удивленные взоры; потомъ съ восторгомъ спрашивали его: "гдѣ ты научился такой премудрости? Всемогущ³й ли, царствующ³й превыше неба, открылъ тебѣ во сновидѣн³и? Духъ ли ты благотворный, ниспосланный къ смертнымъ, чтобъ показать имъ на землѣ счаст³е?" - "Друзья мои!" съ кротост³ю отвѣчалъ онъ: "что я знаю, то знаютъ и всѣ въ моемъ отечествѣ; происхожден³е же мое далеко, далеко отъ того, какимъ вы его считаете. Нѣтъ! я не Духъ, а бренный, какъ и вы, смертный; отецъ мой питался трудами рукъ своихъ." - И потомъ разсказывалъ онъ о странѣ Руской, о великой ея Повелительницѣ, владычествующей надъ седмыо морями и покорившей мног³я царства; разсказывалъ объ отечественныхъ законахъ, нравахъ, обычаяхъ и просвѣщен³и.
Что мы до него были? не многимъ превосходнѣе звѣрей, которыхъ выдолбленныя головы служили намъ вмѣсто шлемовъ; вся наша слава была воевать съ Ахмометами, Колошами, Коняками и прочими сосѣдями; все упражненн³е состояло въ томъ, чтобы гоняться за волками по дремучимъ дубравамъ, въ страшныхъ ущел³яхъ высокихъ горъ, или дрожать цѣлые дни въ озерахъ, ловя въ нихъ рыбу для пропитан³я; всегда въ такихъ трудахъ, всегда въ опасностяхъ!
И всякой день въ одиначествѣ. Дѣти наши росли, выростали и невидали ниже ласковаго отъ отца взгляда; бывало сидимъ подгорюнясь предъ своими хижинами; глядишь на порхающихъ птичекъ: онѣ поютъ, вьются другъ около друга, милуются, а мы однѣ, а мужья наши далеко! Лѣтнее солнце мещетъ на насъ жарк³е лучи свои; горитъ, горитъ наше сердце, и нѣтъ ему отрады! Но другъ нашъ показалъ намъ новую жизнь: теперь любезный мой воздѣлываетъ землю близь своей хижины, а я тутъ же сажу овощи или пряду мягкую волну; трудимся и разговариваемъ, работаемъ и утѣшаемся, видя вокругъ насъ играющихъ милыхъ дѣтей нашихъ.
Уже не кипитъ въ насъ кровь, не сверкаетъ изъ очей нашихъ ярость при встрѣчѣ съ иноплеменникомъ; нынѣ Афогнакъ братъ Ахмохмету, Ахмохметъ братъ Афогнаку. - О другъ мой! такъ, тебѣ я обязанъ новымъ для меня чувствомъ, - чувствомъ святыя дру;кбы! Ты подарилъ мнѣ не брата, не сына, но человѣка, котораго я люблю теперь не меньше того и другаго. Послушайте: нѣкогда взялъ онъ меня съ собою осматривать здѣшн³я растен³я; утомленный переходомъ черезъ крутыя горы и обширныя степи, склонился онъ ко сну подъ тѣн³ю стараго дуба.... Я сидѣлъ въ головахъ его; опершись на булаву, охранялъ нашего друга отъ ядовитаго зм³я. Вдругъ слышу шорохъ: обратился, и вижу одного изъ Ахмохметовъ, - съ которыми тогда мы воевали, притаившагося за деревомъ и внимательно на насъ смотрящаго; я вскочилъ, бросаюсь на него, занося тяжкую булаву мою; иноплеменникъ защищается. Вопль нашъ разбудилъ друга. Онъ прибѣгаетъ и обезоруживаетъ - меня словомъ, того блескомъ острыя сабли, которую онъ въ первый разъ еще увидѣлъ.- Вы знаете, братья, что по возвращен³и нашемъ въ селен³е онъ отдалъ плѣнника мнѣ, и всѣхъ насъ уговаривалъ любить его; а знаете и то, какую потомъ Ахмохметъ оказалъ мнѣ услугу; она содѣлала его изъ плѣнника другомъ, вѣчнымъ моимъ другомъ! Ахъ! естьлибъ не онъ растерзалъ звѣря, исхитивъ меня почти изъ его челюстей .... прощай, любезная моя подруга! прощайте, милыя дѣти! давно бы вѣтръ свисталъ на моей могилѣ.
Ктоже теперь будетъ научать насъ?
Съ кѣмъ совѣтоваться?
Кому ходатайствовать за насъ у великой Царицы Сѣвера?
Умолкнемъ, чада мои! Богъ можетъ все, другъ нашъ говаривалъ. И такъ, когда уже ни слезы, ни вопли, ни тысячи Духовъ небесныхъ не могутъ воскресить его, то вознесемъ лучше ко Всемогущему пламенныя наши молен³я, да воспр³иметъ Онъ его къ Себѣ въ чертогъ неприступнаго свѣта, и да будетъ другъ нашъ отнынѣ ангеломъ нашимъ хранителемъ! Падемъ съ благоговѣн³емъ!
Да будетъ тако! да будетъ тако!
Старѣйшина, а за нимъ и всѣ падаютъ ницъ.
"Вѣстникъ Европы", 1802, ч. I, No 3.