В. В. Розанов
Уроки государственного самосознания
Единственно, на что может опереться надежда России, это на государственное чувство Г. Думы. Не на одно народное ее чувство, не на национальное чувство только, ибо все эти термины иногда смутны, гибки и допускают подтасовки, а на не допускающее никаких подтасовок и совершенно определенное начало государственности и государственного чувства и самосознания. Нации растут, а государство складывается. Государство есть продукт человеческой работы, есть сознательное, целесообразное строительство, и каждое поколение людей, например, и наше поколение, стоит на известном уровне от фундамента и кладет свой ряд кирпича выше и выше, дальше и дальше. Мы должны любить эту свою постройку и беречь ее, по крайней мере, как муравьи берегут свою кучу, или, - чтобы взять сравнение поизящнее, - как пчелы любят и хранят свой улей. К великому несчастью, народное представительство явилось у нас слишком запоздалым, и общество наше, не участвовавшее ни в каких государственных делах, не выработало в себе и никаких государственных инстинктов. Общество наше воспитывалось, так сказать, под единодержавным властительством литературы, текущей печати; а печать эта, воюя с цензурою, злобясь на министров, наконец, смешивая наличного министра и штат его чиновников с правительством, с государством и государственностью, восстановляло общество против государственности вообще. Общество, отвыкнув от всяких политических инстинктов, разбилось на кружки, клубы, с картами и сплетнями, с остроумием и потугами на остроумие, с злословием, злорадством, особенно в направлении всего, что выходило за его местную кружковщину, т.е., прежде всего, в направлении государственности. Нужно ли указывать читателю, что в теперешних, совершенно новых условиях государственного существования России, перед громадою предстоящего нам строительства, политическая печать Петербурга и Москвы содержит в себе очень мало политического и продолжает беззубое хихиканье клубных старичков, кружковые остроты, сплетни, подзадориванье, злословие и пересуды, - и воображает, что это-то и есть блистательная политика. Социал-демократы 2-й Думы объявляли urbi et orbi [городу и миру (лат.)], что теперешнее правительство России есть правительство крепостной и дворянской России, с которым они пришли бороться. Так это или не так в отношении правительства - не будем теперь спорить; но следует настойчиво подчеркнуть, что борьба со старым режимом ведется старым клубным способом пересудов и сплетен и что крепостная дворянская Россия, со всеми ее милыми нравами и приемами, крепко свила себе гнездо в нашей якобы очень либеральной печати. Это именно борьба и работа не государственная, а клубная и гостинная.
Первая и вторая Думы обманули эти государственные надежды. Несмотря на свой эпитет "государственная", обе Думы были смертельно враждебны "государственному" началу, - до такой степени враждебны, что могущественная фракция 2-й Думы не постеснилась политикою заговоров против государства, а остальные ее члены не решились отдать в руки суда подобных законодателей. Состав 3-й Думы совсем иной, но в трудных и новых чувствах нужно воспитаться. Это целая политическая культура, которой нам ужасно недостает. Правая часть членов 3-й Думы крепко стоит исключительно на тех трех "китах", на которых, по формуле гр. Уварова, покоилась старая Россия. Но уже у Каткова эта формула не играла особенной роли; она дает много для мечты, она воплощает политический романтизм, но мало дает для здравой, трезвой политики. Это не компас и не руль. Петр Великий, создатель новой России, не нашелся бы, что делать с этими принципами, и, по крайней мере, с двумя из них обходился очень бесцеремонно, а Петр не только был, но и остается вождем практической России, движущейся вперед, строящей и строящейся.
Нельзя не признать, что видные члены правительства, и особенно глава кабинета, выступая перед Думою, до некоторой степени вводит ее членов, до Думы бывших просто членами общества, в это государственное созерцание, государственное самосознание. И нельзя не пожелать, чтобы подобные выступления делались чаще. Такая речь, как П.А. Столыпина по финляндскому запросу, есть хороший урок серьезной политики и для Думы, и для всей России. Полная достоинства и государственной гордости, с вереницею сконцентрированных фактов в руках, с озиранием на прошлое России, она освещает историческое наше строительство и поднимает сердце граждан. Безобразия, допущенные русскою властью в Финляндии, конечно, не мыслимы были бы в Пруссии и вообще не мыслимы ни в каком культурном государстве; это какая-то картина умиравшей Польши XVIII века, где все разваливалось, где всякий тащил у государства что мог, или это картина Франции времен последних Людовиков и m-me Помпадур, где вместо железных администраторов всем управляли и все направляли напудренные пшюты, женщины и их любовники. Наши либеральные администраторы вовсе не суть герои а lа Лафайет, как они мнят себя, а герои именно во вкусе Помпадур, чего они никак не предвидят. Самое появление их на высоких постах можно объяснить только крайнею разрыхленностью вообще нашей государственности, растаявшей под дуновением не столько теплых, сколько прелых дуновений из того же будто бы либерального общества и либеральной печати. Всему этому пора положить конец, - и Дума вправе властно напомнить, что этому нужно положить конец. В этом отношении нельзя не приветствовать и прекрасную речь г. Гололобова. В 1-й и во 2-й Думе мы не слыхали речей, направленных таким образом и проникнутых этим государственным самосознанием. Инородцы и окраины, прислушиваясь к ним, должны почувствовать, что они - покровительствуемые части России, а никак не господа в России.
Впервые опубликовано: "Новое время". 1908. 7 мая. N 11548.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_uroki_gosudarstvennogo.html.