Самое существование Думы, одно простое существование - уже великое благодеяние для страны. Это чувствуется по тому огромному поднятию настроения, которое разливается всюду с первого же дня и часа ее открытия. Внимание народное, общественное, литературное получает свое сосредоточение. Не рассеивается по тысячам предметов и дел. В "правительственной машине" сидят свои люди у общества: и оно ждет от них творчества в трудном деле обновления государственного строя России.
Здесь все взаимно: и Дума не может в свою очередь не подчиниться, volens-nolens, давлению всеобщего ожидания от нее. В этом ожидании, как оно ни пестро, над всем выделяется общая, господствующая, строгая воля: сохранить Думу, т.е. быть бережливее в отношении ее, т.е. быть в ней самой сдержаннее, осторожнее, дисциплинированнее.
Депутаты о "наказах с места" уже говорят не то, что в первой Думе; тогда говорили, будто они не могут не подчиниться воле выборщиков: "требуйте земли и воли". Теперь, по промелькнувшим в печати известиям, те же депутаты получили другой наказ: "во что бы то ни было - сохраните Думу". Так как с большим правдоподобием этот анонимный "наказ", которого ведь в Петербурге никто не проверяет, выражает просто намерение и настроение самого депутата, то можно почти с уверенностью сказать, что сами депутаты не менее, чем общество и печать, находятся под смутным давлением тревоги о вторичном роспуске. Насколько русский народ любит свой молодой парламент, - а он, очевидно, очень его любит, - настолько же он боится и отводит в сторону самую мысль о его скором роспуске. Одна из газет оппозиционного лагеря с оттенком отчаяния ставит вопрос: "Неужели мы опять перед началом конца, неужели суждено нам снова, как в сказке, вернуться к тому же, с чего начали, и снова очутиться перед старым разбитым корытом?"
Вот то же говорится в "Сказке о золотой рыбке", где неумная старуха-рыбачка потребовала себе, сверх богатства и почета, еще того, чтобы ей прислуживала за столом сама золотая рыбка. Именно эту сказку о золотой рыбке мы припоминали в июне прошлого лета, когда депутаты первой Думы сразу же зарвались и понесли вперед без удержу. Мы тогда напоминали им о судьбе старухи, очутившейся после своих претензий снова в поломанной лачуге перед разбитым корытом, составлявшим ее первоначальную собственность. Тогда нас не слушали. И теперь повторяют наше же. Русский человек задним умом крепок.
И Дума, и правительство стоят друг перед другом с гораздо большею убежденностью, чем в прошлом году, и кажется, обе стороны встретились с большим уважением друг к другу. Мы совершенно убеждены, что если само правительство будет безупречно требовательно к себе, то оно мало-помалу, не на словах, а на деле разольет к себе уважение в парламенте и во всей стране. А это - центр всего дела, узел положения вещей. Мы помним, как даже первая Дума выслушала со вниманием и полным уважением длинную речь товарища министра юстиции г. Соллертинского: речь сухого, строгого, но добросовестного чиновника. Он разъяснил Думе, в ответ на сделанный запрос, о положении политических заключенных; документами он доказал, что некоторые из обвинений тюремной администрации были ложны; но об одном случае, касающемся избиения арестанта, он сказал: "Да, это было", - конечно, сказал с прискорбием. Депутаты, сошедшие со своих мест и жадно окружившие кафедру оратора, промолчали, как и весь зал. Это была полоса шиканий и свистов, вообще буйного поведения палаты. И тем не менее не раздалось ни одного неуважительного звука ни во время речи, ни после речи товарища министра. Нам думается, что кабинет должен принять во внимание эту способность депутатов глубже входить в дела правительственные, интересоваться самым механизмом их, начать чувствовать себя частью правительства, его органом и вообще зарождать в себе государственные чувства, интересы, взгляды, манеры, точки зрения. Это чрезвычайно важно, чрезвычайно многообещающе. Ведь депутаты - совершенно частные люди: совершенно новые, взятые с земли, от плуга и из гостиной. Явно, что им неоткуда взять государственности и государственного духа, но все это может у них выработаться уже только в самой Думе, в звании и положении депутатов, от влияния этого положения. Будем надеяться, что в Думе разовьются государственные взгляды, государственные приемы, весь государственный дух, который станет крепнуть с каждым месяцем. Задача кабинета, главная - воспитать Думу в государственности, привить ей государственный дух и интерес.
Речь с кафедры - только одна часть Думы, показная и видная. Отсюда в неопытной публике представление о "парламенте" сливается с понятием о речах, речистости, публичном слове. Между тем гораздо важнее и существеннее скрытая часть Думы: это ее "комиссии", уже не видные публике, в которых разрабатываются вопросы, постановляются решения и где вообще и делается настоящее парламентское дело. Нужно пожелать большей гласности, оповещенности, распространения в публике сведений и вообще привития интереса и вкуса публики к этой второй, не публичной части парламентской жизни; части главной и существенной для страны, самой существенной. В то же время именно в комиссиях члены парламента и могут войти в дух правительственной работы; это-то и есть для них настоящая школа государственного, политического воспитания. Насколько кафедра своими соблазнами, в некоторых отношениях и на некоторых господ, может оказать невольное расшатывающее влияние, настолько же заседание перед лицом дела и в небольшой группе знающих дело людей, где придется не произносить речи, а высказываться в простых словах о предлежащем деле, - разливает во всем существе заседающего ум, сдержанность, внимание, осторожность, сосредоточенность: настоящие государственные качества.
Сюда и должно быть направлено внимание. Парламент стоит перед инженерной работою.
Впервые опубликовано: "Новое время". 1907. 22 февр. No 11117.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_slova_dumy_i_dela_dumy.html.