Главная » Книги

Потехин Алексей Антипович - Шуба овечья — душа человечья, Страница 6

Потехин Алексей Антипович - Шуба овечья — душа человечья


1 2 3 4 5 6 7

>
  бы от нее...
  
  Зосима.
  Да нельзя, Алексей Митрич, отойти-то нельзя. Вот я тебе по порядку расскажу,
  коли поволишь выслушать... К тебе тут просьба есть, на тебя одна и надежда!..
  
  Радугин.
  Да я об этом и прошу тебя... Расскажи поскорее...
  
  Зосима.
  Все это от своей доброй души, из-за своего сердца ангельского и терпит-то она
  и муку-то всю принимает, а больше того через меня окаянного... Вот какое дело,
  Алексей Митрич. Признаться тебе сказать, жил я допрежь сего не в ладах с
  батюшкой своим родителем, ну, а отделить из дому он меня не хотел... Вот и
  мекаю я, что хотела она мне эту послугу сделать, чтобы я своим-то домом жил;
  взяла да и выкупила меня... Хошь бы мне слово сказала, али отписала, так я бы
  ее до этого не допустил. Нет, сама с барином нашим переписалась и денежки
  ему заплатила... А вот теперь этакую-то муку и терпит... Изволишь видеть.
  Денег-то у ней не было, она и попросила вперед у барыни-то у этой, у Софьи-то
  Павловны... Та и дала; да не будь глупа, возьми да и напиши бумагу, что за эти
  деньги Аннушка бы у нее три годы жить... Таким манером ровно в кабалу и
  взяла ее, родимую... Ну, да что! Аннушка бы этот свой строк отслужила ей, да
  теперь уж больно невмоготу ей пришлось, всякие-то обиды и притеснительства
  ей оказывают, а пуще всего замуж-то ее неволят за какого-то секлетаря... Не
  изволишь ли ты его знать?..
  
  Радугин.
  Знаю, знаю, ну!..
  
  Зосима.
  Мы и мекаем теперь так, что барыня-то нудит Аннушку по той причине, что
  этот секлетарь ей дела делает... Да пусть бы!.. Отчего за него и Аннушке нейти?
  Да то горе, - он-то ей больно не по сердцу... А барыня-то на нее за то в гнев
  вошла, всякие ей обиды делает, - к девкам ее посылает, за ихную работу
  сажает... Так вот уж ей и невмоготу, а отойти никак нельзя. Деньги-то не все
  выжила: коли отойти, надо тысячу рублей ей заплатить, а у нее, у моей
  голубушки... ничего нет, все в нас проживала, что и допрежь того получала...
  такая душа... (Отирает на глазах слезы.) У меня-то бы и стало денег-то, да с собой-то
  не взял, - такой грех-то, а ей тут и часу не надо оставаться на таком
  поруганье... А занять-то не у кого, - знати-то нет здесь... Так вот уж к твоей
  милости... Не оставь, помоги, будь отец родной, заставь за себя вечно Бога
  молить... Все тебе сполна заплачу, хошь в казамат меня запри, доколева деньги
  не придут из дому, только не оставь... (Кидается в ноги Радугину.) Не оставь,
  кормилец, Бог тебе за это пошлет... Какой хошь тебе службой заслужу, только
  помоги... А то хошь руки на себя наложить, так пришлось туго... За меня, ведь,
  терпит!...
  
  Радугин.
  Встань, встань... Изволь, я с удовольствием готов дать денег, только скажи мне,
  как же ты узнал меня... Почему ты именно ко мне обратился с своей просьбой?..
  
  Зосима.
  А потому, батюшка... Она мне сказывала, что ты изо всех только и был один,
  что с ней ласково говорил завсегда, ничем ее николи не обижал... А то, коли бы
  ты только знал, какое она поруганье терпит... Вчерася я у нее один час побыл,
  так довольно всего насмотрелся, что с ней делают в этом дом нечестивом... А
  как она-то, моя голубка, порассказала мне, так индо волос дыбом встает, а уж
  знаю, что половины всего не сказала... Ах, Алексей Митрич, помоги, родимой!...
  доброй душе поможешь, беззащитну защитишь!.. Не знаешь, ведь, ты, какова
  она есть голубка... и что они с ней делают...
  
  Радугин (с заметным волнением).
  Что же они смеют с ней делать?
  
  Зосима.
  А что делают?.. Сказать тебе хуже всего... Ездит тут к ним один барин... Кажись
  бы, только повстречать его... Так Аннушка-то рассказывает, - как, говорит,
  приедет, да где одну поймает, так и целовать силой... Ну-ка, с чем это схоже?
  Разве она у нас такая?.. Она у нас чистая душа...
  
  Радугин (нетерпеливо).
  Кто же это, кто? Скажи мне...
  
  Зосима.
  Да не припомню как прозывают-то... Ты, чай, знаешь его... Уж, надо быть, какой
  ни на есть самой беспутной...
  
  Радугин.
  Не Панибратов ли?..
  
  Зосима.
  Он, он!.. Он и есть!.. Видно, уж человек, коли прямо на него метнулся...
  
  Радугин (с негодованием).
  Негодяй, мерзавец!..
  
  Зосима.
  А дворовые-то все, ведь, совсем заели, Алексей Митрич... Это при мне пришла
  старушонка-нянька, наругалась, наругалась над ней... А что она им сделала?
  Экой доброты, экой души - на редкость поискать!... И весь-то век свой мается,
  голубка, точно затем на свет родилась... Неужто уж Творец Милостивой не
  взыщет ее своей милостью... Кажись, не видала она радости на своем веку...
  голубка моя... (Утирает слезу.)
  
  Радугин (с участием).
  Расскажи, пожалуйста, мне всю ее историю. Как она в ученье попала, как у вас
  дома жила... Садись и расскажи мне, сделай милость...
  
  Зосима.
  Изволь, Алексей Митрич... Об ней я хошь целой день буду говорить, особливо с
  тобой, коли ты ее всегда своей лаской взыскивал... Подаст тебе за это Бог...
  Дорога милостынька в черный день... Изволь, Алексей Митрич... только вот что,
  как бы мне поскорее ее ослободить-то, деньги-то отдать, да уж и увести скорее...
  Не оставь, отец родной...
  
  Радугин.
  Не беспокойся, не беспокойся, я денег хоть сейчас дам, только напрасно будешь
  торопиться. Теперь тебя не пустят к Софье Павловне, - сегодня день ее
  ангела... У нее гости. Вот и мне пора бы ехать. (Смотрит на часы.) Ну, да и без
  меня... Послушай... Как тебя зовут?
  
  Зосима.
  Зосимой, Алексей Митрич...
  
  Радугин.
  Послушай, Зосима, позволь лучше мне самому отдать деньги за Анну
  Ивановну... Я скорее тебя это сделаю и... для Анны Ивановны будет меньше
  неприятностей...
  
  Зосима (низко кланяясь).
  Покорнейше тебя благодарю, отец родной... Изволь, батюшка, изволь... Подай
  тебе Бог... за твою добрую душу... Уж и, конечно, ты скорее все дело сделаешь,
  а меня, смотри, и в дом-от, пожалуй, не допустят, как и вчера же...
  
  Радугин.
  А что же, разве не пускали?
  
  Зосима.
  Да, много всего было... Так как же, изволь от меня получить вексель-то, али
  расписку какую, что денег-то ты мне дашь...
  
  Радугин (с улыбкой).
  Полно, что за расписка... Не надо ее.
  
  Зосима.
  Я, барин, даром не возьму денег...
  
  Радугин.
  Ну, так я тебе на слово верю... Ведь, ты веришь же мне, хочешь же дать
  расписку, не получивши денег, отчего же и мне тебе не поверить?
  
  Зосима.
  Ну, Алексей Митрич, либо уж ты больно добр, либо русского мужичка больно
  любишь, коли такую веру мне даешь... На том спасибо... Небось, уж не
  обману!...
  
  Радугин.
  Ну, так садись-ка, да рассказывай мне что обещал...
  
  Зосима.
  Нет, Алексей Митрич, уж я перед твоей милостью не сяду, не стою я этого...
  
  Радугин.
  Полно, полно, садись, пожалуйста...
  
  Зосима.
  Нет, сударь, нет, как можно... Смею ли я?.. Ведь я простой мужик...
  
  Радугин.
  Пустяки, ничего... Вот тебе стул: садись же, пожалуйста. (Пододвигает Зосиме стул.)
  
  Зосима.
  Чтой-то, Алексей Митрич, сам и стул-от пододвигает... Да как я сяду перед
  этаким барином добрым?.. Меня одна совесть так замучить...
  
  Радугин.
  Ну, полно же! Садись, пожалуйста...
  
  Зосима (мотает головою).
  Ну, только барин! Уж извини, не осуди...
  (Кланяется и осторожно садится.)
  
  Радугин.
  Вот теперь рассказывай...
  
  Зосима.
  Изволь, Алексей Митрич... Аннушка-то была еще у нас маленькой девушкой,
  так по девятому или десятому годку, а вотчиной-то нашей в те поры управлял
  немец, и была у этого немца жена, да дочка, экая же маленькая, как и наша-то
  же Аннушка... Вот эта немкова-то дочка как никак и признала нашу-то
  Аннушку и полюбилась она ей... Полюбимши она ее, и стала таким манером
  своих-то отца с матерью просить: возьми, да возьми нашу-то Аннушку... А те
  немцы, а особливо немка-то добреющей были души. Ну, и взяли они Аннушку,
  сначала так как бы для прислуги, что ли, а опосля того сами ее полюбили и
  стали всему учить, да обучать, и держали ее, словно дочку свою, мало в чем
  рознили... И в пище это, и в одежде, и в ученье, - все больше как дочь, так и
  она... Вот и прожила она у них таким манером года три; только дочка-то ихная...
  хворая была такая она, худая, да белая, белая... хиреть, да хиреть, и умерла... А с
  Аннушкой-то оне уж вот какие были други, ровно сестры родные, одна без
  другой ни пить, ни есть... тоже девушка была добродушная, такая душа была!...
  Вот перед смертью-то, как бы это ей Богу душу отдать, и говорит своим-то отцу
  с матерью: вот, говорит, не будет меня у вас, возьмите, говорит, заместо меня к
  себе в дочки Аннушку... Ну, немец-то с немкой и сами-то любили Аннушку, да
  и с этих-то слов дочки-то своей и взяли нашу-то к себе заместо дочери,
  выкупили ее и повели во всем уж, словно родную... Так она у них и жила и
  набиралась тогда всяким ученьем, и такая была на все понятная... И выросла она
  таким манером красота красотой... Уж такая она была из себя, что и сказать
  невозможно... И теперь она красавица, ну, да все ровно веселости-то, что ли, нет
  такой, да отваги с этих горей-то ее больших, а тогда... румяная-то, да
  веселая-то... Ах, так бы все и смотрел, кажись, на нее!... Так и жила она у
  немцев все благополучно... Только умерла эта самая немка; батюшка надумал ее
  к себе в дом взять... Ну-ка, из экой жизти, да в нашу-то избу, на нашу жизть... А
  тут стали ее нудить за мужика замуж идти... Все это она терпела, моя
  голубушка. (Входит Панибратов.)
  
  Зосима
  (поспешно встает со стула и почтительно ему кланяется).
  
  
  
  Явление четвертое.
  
  Те же и Панибратов.
  
  
  Панибратов (входя).
  Алексей Дмитрич, что это у вас за гость?.. Что вас нет до сих пор у Софьи
  Павловны? Здравствуйте, премногоуважаемый... (Подает руку Радугину, и тот
  неохотно и с пренебрежением берет ее.) Я сейчас оттуда... Вас там ждут... Ваша
  очаровательная прелесть или, так сказать, прелестное очарование Лизавета
  Степановна... Все это, знаете, в рюмочку... Поезжайте скорее...
  
  Радугин (сухо).
  Я, может быть, совсем не поеду утром.
  
  Панибратов.
  Что вы говорите?... Вы всех там повергнете в тяжелую тоску мучительного
  ожидания... Да что вы какой сердитый?.. Хандрите? А!.. Ну слушайте: я вас
  позабавлю... Какой преинтересный случай был вчера у Софьи Павловны в
  доме... Этакое, так сказать, романтическое происшествие... и с моей
  мироутешительницей Анной Ивановной...
  
  Радугин (с негодованием).
  Послушайте...
  
  Панибратов.
  Что вы сердитесь?.. Я знаю, - вы всегдашний ее защитник... Но теперь я
  получаю полное право преследовать ее моим обожанием.
  
  Радугин (с досадою).
  Я вам говорю...
  
  Панибратов.
  Ха, ха, ха!.. Уж и сердится!.. Да, ведь, не я. Дайте же сказать... Вчера к ней
  пришел ее старый любовник из деревни, и ее с ним застала Софья Павловна...
  Вообразите! Простой мужик, и какой смелый! Софья Павловна приказывает ему
  выйти - нейдет, приказывает взять людям и вывести вон, - не дается и
  начинает защищаться со свирепостью тигра и лютостью льва...
  
  (Радугин бледный, со стиснутыми зубами и сверкающим взором смотрит - то на Панибратова, то на
  Зосиму, и не знает, что делать, что говорить.)
  
  Зосима.
  Послушай, барин... Не знаю, кто ты... А напрасно ты мелешь, чего сам не
  знаешь. Был у Аннушки я самый, ее брат родной, а не полюбовник... Вот что...
  
  Панибратов (в смущении).
  Как, братец, это ты? Я не знал, божусь тебе, не знал... мне так сказали...
  
  Зосима.
  То-то, так сказали. Не всему верь, что слышал, не все говори, что другие
  мелют... Тебе ничто ничего наобум сказать, да бедную девку на позор
  поставить... Она, сударь, честная девушка... Никто про нее не смей сказать не
  дело!... Вот что, барин... ваша милость!...
  
  Панибратов.
  Ну, братец, ну! Успокойся... Я тебе говорю. Я не знал... мне так сказали... (к
  Радугину с улыбкой.) Как расходился...
  
  Радугин
  (отворачиваясь от Панибратова и подавляя негодование, притворно спокойным голосом).
  Поди, мой друг, с Богом и будь покоен... Я сделаю то, что обещал... Завтра
  утром приходи ко мне...
  
  Зосима.
  Покорнейше благодарим, батюшка, Алексей Митрич!.. Дай Бог тебе всякого
  благополучия... (Обращаясь к Панибратову.) Ну, Прощай, барин... не знаю, как твою
  честь величать... (Смотрит на него пристально и сердито.)
  
  Панибратов
  (с притворным смехом).
  Все равно, дружок, все равно...
  
  Зосима.
  Ну, то-то... В других местах этого не говори... Бедную девушку, беззащитную,
  грех обижать... Так-то!... Прощай, батюшка, Алексей Митрич... Прости, коли
  что лишнее молвил. Не чужая, ведь, родная, кровная...
  
  Радугин.
  Прощай, мой друг, прощай. Будь здоров и покоен.
  (Зосима уходит.)
  
  
  
  Явление пятое.
  
  Те же, без Зосимы.
  
  
  Панибратов (с принужденным смехом).
  Как он расходился... Каков?.. Скажите, пожалуйста, как попал к вам этот
  урод?..
  
  Радугин (с сильным негодованием).
  Послушайте, Панибратов... Я нарочно отослал этого мужика... Мне стоило
  только сказать ему вашу фамилию для того, чтобы вы дорого поплатились за
  свою наглость... Вы негодяй...
  
  Панибратов.
  Милостивый государь...
  
  Радугин.
  Молчите... Вы самый низкий человек. Во-первых, вы позорите тот дом, в
  который вас пускают, во-вторых, вы оскорбляете беззащитную, честную
  девушку...
  
  Панибратов.
  Вы хотите воспользоваться тем, что я в вашем доме... Это очень благородно...
  это достойно порядочного человека... Если вы в претензии на меня, могли бы
  требовать удовлетворения... А от насилия позвольте мне лучше удалиться...
  (Хочет идти.)
  
  Радугин.
  Постойте... Потому только я и отстраняю всякую неприятность, что вы в моем
  доме... В другом месте я поступил бы с вами иначе... как с негодяем.
  
  Панибратов.
  Послушайте... я требую удовлетворения... я не привык слушать подобные
  вещи...
  
  Радугин.
  Перестаньте храбриться... Это уж не в моде, а для вас даже неприлично.
  
  Панибратов.
  Но я требую...
  
  Радугин.
  Замолчите... Я знаю, - вы трус... Слушайте, я требую, чтобы вы дали мне
  честное слово, если в вас есть какая-нибудь честь, что вы не станете повторять
  этой сказки, которую сейчас рассказали, и не осмелитесь преследовать и
  оскорблять Анну Ивановну... Слышите?.. До тех пор я не выпущу вас отсюда,
  пока вы не дадите мне слова...
  
  Панибратов.
  Но это насилие... Как вы смеете?.. Я такой же дворянин, как и вы... Можеть
  быть, вы надеетесь на свое богатство...
  
  Радугин.
  Не горячитесь... не выводите меня из терпения... Если вы не исполните моего
  требования, я вам ручаюсь, даю вам с своей стороны честное слово, что вас не
  будут здесь пускать ни в один дом...
  
  Панибратов.
  Но чего же вы хотите от меня?....
  
  Радугин.
  Я, ведь, сказал уже вам... Признайтесь: вы сами сочинили эту сплетню о
  любовнике Анны Ивановны?..
  
  Панибратов.
  Нет, я и не думал сам сочинять...
  
  Радугин.
  Кто же вам сказал?..
  
  Панибратов.
  Да что вам за дело?.. Я не намерен давать отчет...
  
  Радугин.
  Помните, что я вам сказал. Я не позволю вам показаться ни в одном доме...
  
  Панибратов.
  Да это все говорят...
  
  Радугин.
  Вам кто сказывал?..
  
  Панибратов.
  Ну, я не помню, кто говорил мне...
  
  Радугин
  Вспомните... Я требую...
  
  Панибратов.
  Что ж такое вы делаете со мной, в самом деле?.. Я лучше уйду...
  
  Радугин.
  Вас не пустят... Говорите, кто вам сказал?..
  
  Панибратов.
  Кто?.. Кто?.. Я не помню хорошенько... Кажется, Авдотья, горничная Софьи
  Павловны!..
  
  Радугин (презрительно).
  Прекрасные отношения для благородного человека!.. Ну, а кому вы успели
  рассказать эту пошлую выдумку?..
  
  Панибратов.
  Да, помилуйте, это весь город говорит...
  
  Радугин.
  То есть, вы успели уже разболтать... Слушайте же! Дайте мне слово, что вы
  никому больше не станете рассказывать...
  
  Панибратов.
  Ну, что ж такое. Я, пожалуй, не стану говорить. Мне это нисколько не
  интересно рассказывать... особенно, если вы принимаете такое участие в Анне
  Ивановне... Я нисколько не желаю ссориться с вами из ничтожных, так сказать,
  пустяков.
  
  Радугин.
  Погодите... Это еще не все. Вы должны съездить во все знакомые вам дома, где
  знают эту сплетню, и рассказать, что это ложь, выдумка...
  
  Панибратов.
  Ну, послушайте, мой друг, что вы хотите со мной делать... Что я за оракул
  такой...
  
  Радугин.
  Не фамильярничайте... Я никогда не желал быть вашим другом... Я требую,
  чтобы вы это сделали, в противном случае...
  
  Панибратов.
  Ну, ну, не сердитесь... Если вам так хочется, для вас я готов это сделать... Вы
  знаете, - для Алексея Дмитрича могу ли я в чем отказать...
  
  Радугин (вполголоса).
  Негодяй!.. (Вслух.) Потом вы не должны ни слова говорить с Анной Ивановной...
  
  Панибратов.
  Да я никогда и не говорил с ней...
  
  Радугин.
  Не говорили!.. Так всего лучше вам вовсе не ездить к Софье Павловне, пока
  Анна Ивановна в ее доме...
  
  Панибратов.
  Ну, нет, уж это, Алексей Дмитрич, пожалуйста, я не могу этого сделать... Ведь
  Анна Ивановна, может быть, долго пробудет у Софьи Павловны... Мне нельзя,
  - я человек коротко знакомый...
  
  Радугин.
  Она не долго пробудет... Слышите! Вы не должны бывать, пока она там.
  
  Панибратов.
  Да, ну, ну, я, пожалуй, не стану ездить, только сегодня, пожалуйста... Право,
  неловко... Сегодня Софья Павловна именинница, приглашала... все будут... Нет,
  уж сегодня, пожалуйста...
  
  Радугин (с отвращением).
  Поезжайте, сегодня... (Вполголоса.) Отвратительный человек...
  
  Панибратов (шутливо).
  Ну, все ли ваши приказания кончились, мой строгий властитель?..
  
  Радугин.
  Я теперь вижу: с вас не стоит брать честного слова, но если вы не исполните
  моих требований, - дорого поплатитесь...
  
  Панибратов.
  Исполню, исполню... Могу ли я не исполнить желаний так много мною
  уважаемого, умнейшего и любезнейшего Алексея Дмитрича.
  
  Радугин.
  Теперь вы можете ехать. Я все вам сказал...
  
  Панибратов.
  Надеюсь, что эта маленькая размолвка не нарушит моей, так сказать,
  приязненности с драгоценным Алексеем Дмитричем.
  
  Радугин.
  Признаюсь, я не хотел бы с вами встречаться...
  
  Панибратов.
  Ну, нет, нет, вы шутите. Я не могу этого сделать, это не в пределах моей любви
  и уважения к вам... Ну, не сердитесь же... Все мои ошибки проистекают из
  доброты сердечной... Я в них великодушно раскаиваюсь... Вы меня исправляете,
  а без вас я могу... так сказать... погрязнуть в тине проступков...
  
  (Радугин молча закуривает сигару и садится на отгоман спиною к Панибратову.)
  
  Панибратов.
  Вы молчите?.. Неужели все еще не утихло ваше возмущение?.. Или хандра
  опять?.. Ну, ну, я уеду... Прощайте... Вы любите быть одни... Дайте мне вашу
  руку в знак окончательного примирения. (Берет насильно руку Радугина, но тот ее
  выдергивает с отвращением.) Вот так-то лучше... Надеюсь, при следующей встрече вы
  уже улыбнетесь мне...
  
  Радугин (с досадой).
  Вы надоели мне... Не угодно ли вам (Указывает на дверь).
  
  Панибратов.
  Ухожу, ухожу!.. Ах, ипохондрия!.. (Уходит.)
  
  
  
  Явление шестое.
  
  
  Радугин (один).
  Пария... отвратительный человек, несносное создание... (Встает и начинает ходить по
  комнате в волнении и раздумье.) И подобные люди имеют голос в общественном
  мнении!.. Если бы он узнал, что не одно простое участие заставляет меня
  защищать Анну Ивановну, он тоже вместе с другими, еще прежде других, начал
  бы смеяться надо мной... А теперь он даже не смеет и предположить, чтобы
  что-нибудь похожее на благородную, чистую любовь к незначительной
  гувернантке могло быть в душе моей... И подчинять себя приговору подобных
  людей, бояться их суда!.. Зосима, простой мужик, но он выше, благороднее
  меня: он весь предан своей любви, он готов для нее на всякую жертву, а я... я
  боюсь даже признаться в своей любви, я стыжусь за нее... А между тем я
  чувствую, что люблю ее с каждым мгновением больше... Нет, пора... Хоть одно
  доброе дело, хоть одно чистое движение души...
  
  (Занавес опускается.)
  
  
  
  Действие четвертое.
  
  
  Сцена представляет сад ночью. На заднем занавесе, вдали, виднеется дом, великолепно
  внутри освещенный; из него несутся звуки бальной музыки, в окнах видны тени танцующих.
  От дома в сад идет терраса, дверь на которую отворена. Вдоль сцены от террасы проходить
  широкая аллея, деревья которой, на небольшое пространство, иллюминованы фонарями и
  шкаликами, но на авансцене ночная темнота, едва освещаемая иллюминацией дома и
  деревьев. Направо и налево от зрителей, в косвенном направлении, идут темные крытые
  аллеи из акаций.
  
  
  Явление первое.
  
  Зосима и Маша показываются справа из темной аллеи.
  
  
  Маша.
  Вот здесь и подожди, а я пойду вызову Анну Ивановну.
  
  Зосима.
  Спасибо, спасибо, родная. Ладно, я подожду здесь.
  
  Маша.
  А если кто-нибудь станет подходить, так ты сейчас и спрячься в этой аллее, -
  тебя никто и не увидит.
  
  Зосима.
  Ладно, ладно, золотая. Дай тебе Бог счастья.
  
  Маша.
  Ну, так я пойду, а если увидят тебя, так не сказывай же, что я провела.
  
  Зосима.
  Так уж неужто я тебя выдам? Небось, поди, никто не увидит...
  
  (Маша уходит).
  
  
  
  Явление второе.
  
  
  Зосима (один).
  Эх-ма, дела, дела!.. Ровно вор какой пришел, али не за хорошим делом. И
  людям-то не показывайся. А зачем пришел? С сестрой повидаться, от злых
  людей ее соблюсти... Пра... ровно в сказках... ровно у не нашей силы пришел
  отымать!... (Осторожно выходит на среднюю аллею и смотрит на дом.) Вона какое веселье!...
  Ишь ты какие огни!... Скачут, пляшут, а она-то, чай, моя голубушка,
  надрывается... Что-то, не опять ли уж из комнат-то сослали... (Молча смотрит
  некоторое время на дом.) А, может, и она там, моя касатка, может, и ей велено
  пребывать там, да радоваться чужой радостью, а у нее на сердце кошки
  скребут... Охо, хо, хо!.. (В аллее налево показываются Панибратов и Авдотья. Зосима прячется
  направо и начинает прислушиваться.)
  
  
  
  Явление третье.
  
  Панибратов и Авдотья (в конце аллеи останавливаются).
  
  
  Панибратов.
  Дуня, Дуня, так Софья Павловна сама приказала тебе провести меня?
  
  Авдотья.
  Сами, сударь, сами изволили приказать, Петр Иваныч. Так и сказали. Поди,
  говорит, скажи милому Петру Иванычу, чтобы в темной аллее меня дожидался,
  а я сейчас выйду, мне нужно с ним поговорить...
  
  Панибратов.
  Значит, я испытаю этакое, так сказать, блаженство... Ах, как я счастлив, Дуня,
  избытком своих чувств!... Восхищение души моей, Софья Павловна!...
  
  Авдотья.
  То-то, то-то, Петр Иваныч, а оне беспокоятся насчет вас...
  
  Панибратов.
  Что, что такое, милый ты мой агент, так сказать... (Заигрывает с нею.) Ох, ты,
  команда черноглазая!... (Хочет обнять.)
  
  Авдотья (жеманясь).
  Ах, Петр Иваныч, чтой-то, барин-сударь, как это возможно... Ах, Ты, Боже Ты
  мой милостивый... Да, Петр Иваныч, отступитесь...
  
  Панибратов.
  Ничего, ничего, Дунечка, не стесняйся... (целует ее.)
  
  Авдотья.
  Ах, чтой-то это, на что похоже? Вдруг барыня подойдет - увидит... (С
  притворным упреком.) Вот барыня-то, значит, не напрасно беспокоится об вас насчет
  Анны Ивановны.
  
  Панибратов.
  Ну, что Анна Ивановна... Это ничего не значит... Ты скажи Софье Павловне, что
  я на Анну Ивановну и внимания не обращаю... А вот Дунечка - это совсем
  другое... Это мое провождение времени... А? так ли?... (Обнимает ее.)
  
  Авдотья.
  Ах, Петр Иваныч, право, сударь, того и смотри барыня подойдет... Экой вы
  завлекатель!...
  
  Панибратов.
  Ну, так поди, поди... Ох, ты мне, егоза черноглазая... Так бы тебя и проглотил...
  
  Авдотья.
  Надсмешник... Верь вам... Мужчинка вы!..
  
  (Быстро уходит.)
  
  
  
  Явление четвертое.
  
  
  Панибратов (один).
  Вот так-то и ладно... Теперь в нашу пользу будет действовать... Это значит -
  уменье жить!.. Хоть и не по сердцу, да приласкайся: в убытке не будешь,
  барыне лишний раз похвалит. Надобно, однако, у Софьи Павловны повыманить
  деньжонок. Одними нежностями сыт не будешь... Хорошо, право, быть умным
  человеком: все у тебя под командой, а то просто скверно бы было, - есть
  нечего... Что же не идет моя нимфа? От нее ведь скоро не отделаешься, а мне уж
  и выпить, и закусить пора бы... (Смотрит на дом.) Люблю, право, этакие
  увеселения... так сказать, душой живешь: дамы, барышни, вино, угощение...
  чудо! Ах, как бы, кажется, деньги... Просто бы, как Нерон

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 330 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа