По Эдгар Аллан - Маска Красной Смерти

   "Красная Смерть" давно уже опустошала страну. Никакая чума никогда не была такой роковой и чудовищной. Ея воплощен³емъ и печатью была кровь - красный цвѣтъ и ужасъ крови. Болѣзнь начиналась острыми болями и внезапнымъ головокружен³емъ; затѣмъ черезъ поры просачивалась торопливыми каплями кровь, и наступала смерть. Ярко-красныя пятна, распространявш³яся по тѣлу, и въ особенности по лицу жертвы, были проклят³емъ, которымъ эта моровая язва мгновенно лишала больного помощи и сострадан³я его ближнихъ; весь ходъ болѣзни, съ ея развит³емъ, возростан³емъ, и концомъ, былъ дѣломъ получаса.

   Но Прннцъ Просперо былъ веселъ и безтрепетенъ и мудръ. Послѣ того какъ его владѣн³я были наполовину опустошены, онъ созвалъ тысячу веселыхъ и здоровыхъ друзей изъ числа придворныхъ рыцарей и дамъ, и удалился съ ними въ строгое уединен³е, въ одно изъ своихъ укрѣпленныхъ аббатствъ. Обширнон и пышное здан³е было дѣтищемъ собственной фантаз³и принца, эксцентричной, но величественной. Вкругъ аббатства шла высокая плотная стѣна. Въ стѣнѣ были желѣзныя двери. Придворные, войдя сюда, принесли горнъ и тяжелые молоты, и спаяли засовы. Они рѣшились устранить всякую возможность вторжен³я внезапныхъ порывовъ отчаян³я извнѣ и лишить безум³е возможности вырваться изнутри. Аббатство было съ избыткомъ снабжено необходимыми жизненными припасами. При такихъ предосторожностяхъ придворные могли смѣяться надъ заразой. Внѣшн³й м³ръ долженъ былъ заботиться о себѣ самъ. A пока - скорбѣть или размышлять - было безум³емъ. Принцъ не забылъ ни объ одномъ изъ источниковъ наслажден³я. Тамъ были шуты, импровизаторы, музыканты, танцовщики и танцовщицы, тамъ были красавицы, было вино. Всѣ эти услады и безопасность были внутри. Внѣ была "Красная Смерть".

   Это было къ концу пятаго или шестого мѣсяца затворнической жизни, и въ то время какъ чума свирѣпствовала за стѣнами самымъ неукротимымъ образомъ - Принцъ Просперо пригласилъ свою тысячу на маскированный балъ, отличавш³йся самымъ необыкновеннымъ великолѣп³емъ.

   Что за пышно-чувственную картину представлялъ изъ себя этотъ маскарадъ! Но я хочу прежде сказать о комнатахъ, гдѣ происходило празднество. Ихъ было семь - царственная анфилада. Во многихъ дворцахъ, однако, так³я анфилады образуютъ длинную и прямую перспективу, причемъ створчатыя двери съ той и съ другой стороны плотно прилегаютъ къ стѣнамъ, и такимъ образомъ взглядъ безпрепятственно можетъ прослѣдить всю перспективу отъ начала до конца. Здѣсь же было нѣчто совершенно иное, какъ и слѣдовало ожидать отъ герцога, при его любви ко всему причудливому. Покои были расположены неправильно, такимъ образомъ, что взгляду открывалась сразу только одна комната. Черезъ каждые двадцать - тридцать ярдовъ слѣдовалъ рѣзк³й поворотъ, и при каждомъ поворотѣ новый эффектъ. Направо и налѣво, въ срединѣ каждой стѣны, высилось узкое Готическое окно, выходившее въ закрытый коридоръ, который тянулся, слѣдуя всѣмъ изгибамъ анфилады. Въ этихъ окнахъ были цвѣтныя стекла, причемъ окраска ихъ мѣнялась въ соотвѣтств³и съ господствующимъ цвѣтомъ той комнаты, въ которую открывалось окно. Такъ, напримѣръ, крайняя комната съ восточной стороны была обита голубымъ, и окна въ ней были ярко-голубыя. Во второй комнатѣ и обивка и украшен³я были пурпурнаго цвѣта, и стѣны здѣсь были пурпурными. Третья вся была зеленой, зелеными были и окна. Четвертая была украшена и освѣщена оранжевымъ цвѣтомъ, пятая - бѣлымъ, шестая - ф³олетовымъ. Седьмой залъ былъ весь задрапированъ чернымъ бархатомъ, который покрывалъ и потолокъ и стѣны, ниспадая тяжелыми складками на коверъ такого же цвѣта. Но только въ этой комнатѣ, въ единственной, окраска оконъ не совпадала съ окраской обстановки. Стекла здѣсь были ярко-краснаго цвѣта - цвѣта алой крови. Нужно сказать, что ни въ одномъ изъ семи чертоговъ не было ни лампъ, ни канделябровъ среди многочисленныхъ золотыхъ украшен³й, расположенныхъ тамъ и сямъ, или висѣвшихъ со сводовъ. Во всей анфиладѣ комнатъ не было никакого источника свѣта, ни лампы, ни свѣчи; но въ коридорахъ, примыкавшихъ къ покоямъ, противъ каждаго окна стоялъ тяжелый треножникъ съ жаровней, онъ устремлялъ свои лучи сквозь цвѣтныя стекла, и ярко освѣщалъ внутренность этихъ чертоговъ. Такимъ путемъ создавалось цѣлое множество пестрыхъ фантастическихъ видѣн³й. Но въ черной комнатѣ, находившейся на западѣ, эффектъ огнистаго с³ян³я, струившагося черезъ кровавыя стекла на темныя завѣсы, былъ чудовищенъ до крайности, и придавалъ такое странное выражен³е лицамъ тѣхъ, кто входилъ сюда, что немног³е изъ общества осмѣливались вступать въ ея предѣлы.

   Именно въ этомъ покоѣ стояли противъ западной стѣны гигантск³е часы изъ эбеноваго дерева. Ихъ маятникъ покачивался изъ стороны въ сторону съ глухимъ, тяжелымъ, монотоннымъ звукомъ; и когда минутная стрѣлка пробѣгала крутъ циферблата, и приходило мгновен³е, возвѣщающее какой-нибудь часъ, часы испускали изъ своихъ бронзовыхъ легкихъ звонъ, отчетливый, и громк³й, и протяжный, и необыкновенно музыкальный, звонъ такой особенный и выразительный, что, по истечен³и каждаго часа, музыканты оркестра должны были на мгновенье прекращать свою музыку, чтобы слушать этотъ звонъ; и фигуры, круживш³яся въ вальсѣ, замедляли свои движен³я, и въ весельи всего этого шумнаго общества-настунало быстрое смятен³е, и, покуда часы, звеня, говорили, было видно, что самые безумные блѣднѣли, что самые престарѣлые и степенные проводили по лбу руками, какъ бы смущенные мечтой или размышлен³емъ; но когда отзвуки совершенно замирали, легк³й смѣхъ мгновенно овладѣвалъ собран³емъ; музыканты глядѣли другъ на друга и улыбались, какъ бы извиняясь за свою нервность и свое неразум³е, и тихимъ шопотолъ клялись другъ другу, что, когда опять раздастся бой часовъ, онъ въ нихъ не вызоветъ подобныхъ ощущен³й, и потомъ, по истечен³и шестидесяти минутъ (которыя обнимаютъ три тысячи шестьсотъ секундъ убѣгающаго времени), снова раздавался бой часовъ, и снова наступало то же смятен³е и трспетъ и размышлен³я, какъ прежде.

   Но несмотря на все это, пышный праздникъ продолжался и дик³й разгулъ не уставалъ. Вкусъ у герцога былъ совершенно особенный. Онъ тонко понималъ цвѣта и эффекты. Онъ презиралъ фешенебельную благопристойность. Въ его планахъ было много дерзкой стремительности, его замыслы были озарены варварскимъ блескомъ. Нѣкоторые считали его сумасшедшимъ. Его приближенные знали достовѣрно, что это - не такъ. Нужно было только его видѣть, и слышать, нужно было только съ нимъ соприкаеаться, чтобы быть увѣреннымъ, что это не - такъ.

   Въ значительной части, онъ руководилъ самъ всѣми этими живыми украшен³ями, волновавшимися въ семи чертогахъ, въ величественной обстановкѣ ночного праздника; и это его вкусомъ былъ опредѣленъ характеръ масокъ. Конечно, туть было много причудливаго.. Много было блеска и ослѣпительности, и пикантнаго, и фантастическаго - много того, что мы видѣли потомъ въ "Эрнани". Были фигуры-арабески съ непропорц³ональными членами. Были безумныя фантаз³и, сумасшедш³е наряды. Было много красиваго, безпутнаго, страннаго, были вещи, возбуждающ³я страхъ, было не мало того, что могло-бы возбуждать отвращен³е. Словомъ, въ этихъ семи чертогахъ бродили живые сны. Они искажались - эти сны - то здѣсь, то тамъ, принимая окраску комнатъ, и какъ-бы производя музыку оркестра звуками своихъ шаговъ и ихъ отзвуками. И, время отъ времени, опять бьютъ эбеновые часы, стоящ³е въ бархатномъ чертогѣ; и тогда, на мгновен³е, все утихаетъ, и все молчитъ, кромѣ голоса часовъ. Сны застываютъ въ своихъ очертан³яхъ и позахъ. Но бронзовое эхо замираетъ - оно длится только мигъ - и тих³й сдержанный смѣхъ стремится вослѣдъ улетающимъ звукамъ. И снова, волной, разростается музыка, и сны опять живутъ, и сплетаются, кружатся еще веселѣе, чѣмъ прежде, принимая окраску разноцвѣтныхъ оконъ, черезъ которыя струятся лучи изъ треножниковъ. Но въ комнату, лежащую на крайней точкѣ къ западу изъ всѣхъ семи, не осмѣливается больше войти ни одимъ изъ пирующихъ; ибо ночь проходитъ; и свѣть все болѣе красный струится черезъ стекла цвѣта алой крови; и чернота траурныхъ ковровъ устрашаетъ; и если кто осмѣлится ступить на траурный коверъ, тому близк³е эбеновые часы посылаютъ заглушенный звонъ, болѣе торжественный въ своей выразительности, чѣмъ как³е-либо звуки, достигающ³е слуха тѣхъ, кто безпечно кружится въ другихъ отдаленныхъ чертогахъ, исполненныхъ кипящаго веселья.

   A въ этихъ чертогахъ толпа кишитъ, и пульсъ жизни бьется здѣсь лихорадочно. И бѣшено проносились мгновенья разгульнаго празднества, пока, наконецъ, не начался бой часовъ, возвѣщающ³й полночь. И тогда, какъ я сказалъ, музыка умолкла; и фигуры, кружащ³яся въ вальсѣ, застыли неподвижно; и все безпокойно замерло, какъ прежде. Но теперь тяжелый маятникъ долженъ былъ сдѣлать двѣнадцать ударовъ; и потому-то, быть можетъ, случилось, что больше мысли, съ большимъ временемъ, проскользнуло въ души тѣхъ, кто размышлялъ, между тѣхъ, кто веселился. И, быть можетъ, также, по этой причинѣ нѣкоторые изъ толпы, прежде чѣмъ послѣдн³й отзвукъ послѣдняго удара потонулъ въ безмолв³и, успѣли замѣтить замаскированную фигуру, которая до тѣхъ поръ не привлскала ничьего вниман³я. И вѣсть объ этомъ новомъ гостѣ распространилась кругомъ вмѣстѣ съ звуками шопота, и, наконецъ, все общество было охвачено какимъ-то гуломъ, или ропотомъ, выражавшимъ сперва неодобренье и удивлен³е - а потомъ, страхъ, ужасъ, и отвращен³е.

   Весьма понятно, что въ собран³и призраковъ, подобномъ тому, которое я описалъ, нужно было что-нибудь незаурядное, чтобы вызвать такое впечатлѣн³е. Дѣйствительно, карнавальный разгулъ въ этотъ поздн³й часъ ночи былъ почти безграниченъ; однако, новый гость перещеголялъ всѣхъ, и вышелъ даже за предѣлы того свободнаго костюма, который былъ на принцѣ. Въ сердцахъ тѣхъ, кто наиболѣе безпеченъ, есть струны, которыхъ нельзя касаться, не возбуждая волнен³я. И даже для тѣхъ безвозвратнь потерянныхъ, кому жизнь и смерть равно представляются шуткой, есть вещи, которыми шутить нельзя. На самомъ дѣлѣ, все общество, повидимому, глубоко чувствовало теперь, что въ костюмѣ и въ манерахъ пришлеца не было ни остроум³я, ни благопристойности. Незнакомецъ былъ высокъ и костлявъ, и съ головы до ногъ онъ былъ закутанъ въ саванъ. Маска, скрывавшая его физ³о³юм³ю, до такой степени походила на лицо окоченѣвшаго трупа, что самый внимательный взглядъ затруднился бы открыть обманъ. Все это, однако, веселящ³еся безумцы могли-бы снести, если и не одобрить. Но гость былъ такъ дерзокъ, что принялъ выражен³е Красной Смерти. Его одежда была запачкана кровью - его широк³й лобъ и всѣ черты его лица были обрызганы ярко-красными пятнами, говорящими объ ужасѣ.

   Когда взглядъ Принца Просперо обратился на это видѣн³е (которое прогуливалось въ толпѣ, между пляшущихъ, медленно и торжественно, какъ бы желая полнѣе выдержать роль), всѣ замѣтили, какъ въ первую минуту лицо его исказилось рѣзкой дрожью страха или отвращен³я; но въ слѣдующее же мгновен³е чело его вспыхнуло отъ гнѣва. "Кто посмѣлъ?" спросилъ онъ хриплымъ голосомъ придворныхъ, стоявшихъ около него - "кто посмѣлъ оскорбить насъ этой кощунственной насмѣшкой? Схватить его и снять съ него маску! Пусть намъ будетъ извѣстно, кого мы повѣсимъ при восходѣ солнца на стѣнныхъ зубцахъ!" Эти слова Принцъ Просперо произнесъ въ восточной голубой комнатѣ. Они громко и явственно прозвучали черезъ всѣ семь комнатъ - ибо принцъ былъ бравымъ и могучимъ человѣкомъ, и музыка умолкла по мановен³ю его руки.

   Въ голубой комнатѣ стоялъ принцъ, окруженный группой блѣдныхъ придворныхъ. Сперва, когда онъ говорилъ, въ этой группѣ возникло легкое движен³е по направлен³ю къ непрошенному гостю, который въ это мгновен³е былъ совсѣмъ близко, и теперь, размѣренной величественной походкой, приближался все болѣе и болѣе къ говорящему. Но какой-то неопредѣленный страхъ, внушенный безумной дерзостью замаскированнаго, охватилъ всѣхъ, и въ толпѣ не нашлось никого, кто осмѣлился бы наложить на незнакомца свою руку; такимъ образомъ онъ безъ помѣхи приблизился къ принцу на разстоян³е какого-нибудь шага; и покуда многолюдное собран³е, какъ бы движимое однимъ порывомъ, отступало отъ центровъ комнатъ къ стѣнамъ, онъ безпрепятственно, но все тѣмъ же торжественнымъ размѣреннымъ шагомъ, отличавшимъ его сначала, продолжалъ свои путь, изъ голубой комнаты въ пурпурную - изъ пурнурной въ зеленую - изъ зеленой въ оранжевую - и потомъ въ бѣлую - и потомъ въ ф³олетовую - и никто не сдѣлалъ даже движен³я, чтобы задержать его. Тогда-то Принцъ Просперо, придя въ безумную ярость и устыдившись своей минутной трусости, бѣшено ринулся черезъ всѣ шесть комнатъ, между тѣмъ какъ ни одинъ изъ толпы не послѣдовалъ за нимъ, по причинѣ смертельнаго страха, сковавшаго всѣхъ. Онъ потрясалъ обнаженнымъ кинжаломъ, и приближался съ бурной стремительностью, и между нимъ и удаляющейся фигурой было не болѣе трехъ-четырехъ шаговъ, какъ вдругъ незнакомецъ, достигнувъ крайней точки бархатнаго чертога, быстро обернулся и глянулъ на своего преслѣдователя. Раздался рѣзк³й крикъ - и кинжалъ, сверкнувъ, скользнулъ на черный коверъ, и, мгновснье спустя, на этомъ коврѣ, объятый смертью, распростерся Принцъ Просперо. Тогда, собравши все безумное мужество отчаян³я, толпа веселящихся мгновенно ринулась въ черный покой, и, съ дикой свирѣпостью хватая замаскированнаго пришлеца, высокая фигура котораго стояла прямо и неподвижно въ тѣни эбеновыхъ часовъ, каждый изъ нихъ задыхался отъ несказаннаго ужаса, видя, что подъ саваномъ и подъ мертвенной маской не было никакой осязательной формы.

   И тогда для всѣхъ стало очевиднымъ присутств³е Красной Смерти. Она пришла, какъ воръ въ ночи; и одинъ за другимъ воселящ³еся пали въ этихъ пиршественныхъ чертогахъ, обрызганныхъ кровавой росой, и каждый умеръ, застывъ въ той позѣ, какъ упалъ; и жизнь эбеновыхъ часовъ изсякла вмѣстѣ съ жизнью послѣдняго изъ веселившихся; и огни треножииковъ погасли; и тьма и разрушен³е, и Красная Смерть простерли надо всѣмъ свое безбрежное владычество.