Эдгар По
Перевод Николая Шелгунова
Источник текста: "Дело", 1874, N 5, с. 211-215.
Красная смерть давно уже опустошала страну. Никогда еще не бывало такой ужасной, страшной чумы. Предвестниками ее была кровь, - алая, страшная кровь. Болезнь начиналась острой болью, внезапным головокруженьем и переходила в кровотечение из всех пор. Затем следовала смерть. Красные пятна, появлявшиеся на теле и преимущественно на лице и на руках, исключали жертву из человечества и лишали ее всякой помощи и сочувствия. Наступление, развитие и конец болезни длились не более получаса.
Но принц Просперо был человек счастливый, предприимчивый и находчивый. Когда во владениях его население наполовину перемерло от чумы, он пригласил около тысячи друзей, храбрых и веселых рыцарей и придворных дам, и с ними удалился в один из своих укрепленных замков. То было громадное и великолепное здание, чисто царской постройки, эксцентрического, но вместе с тем грандиозного вкуса. Высокая и толстая стена окружала его. В этой стене были железные ворота. Царедворцы, войдя в замок, заложили ворота массивными запорами, потому что решили замкнуться от внезапного вторжения внешнего отчаяния и бедствий. Замок был с избытком снабжен провизией. Благодаря такой предусмотрительности, царедворцы могли не обращать внимания на заразу. Внешний мир мог устраивать свои дела, как ему угодно. А между тем не безумно ли было огорчаться или думать о чем-нибудь? Принц позаботился о средствах доставлять удовольствие. У него были и шуты, и импровизаторы, и танцоры, и музыканты, и вино. В замке были все эти хорошие вещи и безопасность; вне его - Красная Смерть.
В конце пятого или шестого месяца заключения, когда чума свирепствовала в стране еще с большей силой, принц Просперо оповестил своих друзей о маскераде.
Что за сладострастную картину представлял этот маскерад! Сначала я опишу вам залы, в которых он давался. Их было семь, - чисто царская амфилада. Во многих дворцах залы идут прямой перспективой, так что глаз может видеть их с одного конца до другого в отворенные двери. Тут же было совершенно иначе, как и следовало ожидать от странного и причудливого вкуса принца. Залы были расположены так неправильно, что из одной залы невидно было другой. По правую и по левую руку, посреди каждой стены, возвышалось высокое и узкое готическое окно, выходившее в коридор, следовавший за неправильностями залы. Стекла окон гармонировали с обоями стен. Западная зала, например, была голубого цвета и стекла окон были голубые, вторая зала была обита пурпуровыми обоями и стекла окон были пурпуровые. Третья была совершенно зеленая и окна тоже зеленые. Четвертая оранжевая с оранжевыми окнами, пятая белая, шестая лиловая. Седьмая зала была вся обита черным бархатом, не исключая и потолка. Ковры были тоже черные. Но в этой комнате цвет окон не соответствовал драпировке. Окна были красные, кровавого цвета.
Ни в одной из этих семи зал, с излишеством убранных золотом, не видно было ни ламп, ни канделябр. Никаких свечей не было в этом длинном ряду зал. Но в коридорах, окаймлявших их, против каждого окна возвышался громадный треножник с целым костром огня, ослепительно освещавшего через цветные окна. Такое освещение придавало фантастический характер залам. Но в восточной зале, черного цвета, свет, проходивший через красные стекла и падавший на черный бархат, придавал ей еще более мрачный вид и освещал лица смельчаков, входивших в нее, таким зловещим цветом, что весьма немногие из танцующих заглядывали в эту очарованную комнату.
У восточной стены той же черной залы возвышались громадные стенные часы из черного дерева. Маятник их качался с глухим, тяжелым, монотонным постукиванием; и когда минутная стрелка обходила кругом циферблата и надо было бить часам, из железных легких машин вырывался звук звонкий, ясный, густой и необыкновенно музыкальный, но такой пронзительный, что музыканты всякий раз принуждены были останавливаться и дожидаться окончания боя. В таких случаях танцующие прерывали танцы, и минутное замешательство пробегало по всему обществу. Во время боя часов бледнели даже самые беззаботные и веселые рыцари... Когда замирал последний звук, общество снова оживлялось, музыканты, улыбаясь, глядели друг на друга, как бы желая сказать, что вперед этого с ними не случится, а через шестьдесят минут начиналось то же волнение, и то же смущение овладевало веселым обществом.
Несмотря на все это, празднество было веселое. Вкус у принца был совершенно особенный. Он верно умел распределить цвета и ненавидел моду. В его вкусе было что-то смелое, дикое и варварское. Многие считали его сумасшедшим. Но царедворцы чувствовали, что это неправда. Стоило его послушать, повидаться с ним, чтобы увериться, что он с ума еще не сходил.
По случаю пиршества принц присутствовал сам при уборке зал и убирал их по своему личному усмотрению. По стенам виднелись странные, прнчудливые фигуры, доходившие иногда до страшного и даже отвратительного. Точно страшный сон наяву...
Маскерад в разгаре... Но вот, по временам, раздается бой черных часов из черной залы. На минуту все останавливается, все смолкает, за исключением голоса часов. Мысли застывают, парализируются. Но эхо боя замирает - и снова начинается веселье, и снова гремит музыка, и снова носятся танцоры, освещенные цветными стеклами... А в восточную комнату не показывается ни одна маска, потому что приближается ночь и свет через кровавые стекла становится краснее, мрачность похоронной обивки кажется еще ужаснее, а черные часы бьют как бы громче и торжественнее...
Все остальные залы кишат народом и жизнь кипит в них лихорадочно... Но вот наступила полночь, и начался бой часов... Музыка остановилась, танцоры перестали танцевать, всеми, как и ранее, овладело беспокойство. На этот раз часам надо было ударить двенадцать... Много мыслей успело пройти в уме пирующих. Очень может быть, что именно поэтому несколько человек имели время заметить присутствие маски, на которую до тех пор никто не обращал внимания. Маска была встречена шепотом удивления, перешедшим в ужас.
Конечно, нужно было явиться чему-нибудь необыкновенному, чтобы произвести сенсацию в таком свободном обществе. Свобода пира была почти безгранична, но, видно, повое лицо переступило резко даже и эти свободные границы... В сердце самого беспечного человека есть струны, которые нельзя безнаказанно трогать. Для самых испорченных людей, которые играют и жизнью, и смертью, существуют вещи, которыми они не могут играть. Все общество, по-видимому, почувствовало неприличие и неделикатность поведения и костюма незнакомца. Это была высокая, костлявая фигура, завернутая с головы до ног в саван. Маска, надетая на лицо, необыкновенно искусно передавала черты разлагавшегося трупа. Присутствовавшие, вероятно, извинили бы глупую шутку, если бы маска не изображала Красную Смерть. Саван был запачкан кровью; широкий лоб и все лицо было в красных пятнах.
Когда принц Просперо заметил маску, тихо и торжественно проходившую между танцующими, он сначала вздрогнул от ужаса и отвращения, но потом вспыхнул от злости.
- Кто это, - крикнул он хриплым голосом царедворцам, окружавшим его, - кто осмеливается оскорблять нас такой святотатственной насмешкой? Схватите его и снимите маску, чтобы знать, кого мы повесим с восходом солнца!
Сцена происходила в западной комнате или голубой. Слова принца громко и ясно раздались по всем семи залам. Музыка умолкла.
Принц стоял в голубой зале, окруженный побледневшими царедворцами. Вначале в толпе заметно было движение по направлению к призраку; он же медленным и торжественным шагом приближался к принцу. Безумная смелость маски навела панический страх на все общество, и никто не решался схватить ее, и, заставляя расступаться перед собою, маска из голубой залы прошла в пунцовую, потом в зеленую и т. д. Никто не осмеливался задержать ее.
Но тут принц Просперо бросился через все шесть зал за маской, и никто не отважился следовать за ним. Принц махал обнаженным кинжалом вслед за убегавшим от него призраком; но вот призрак, дойдя до черной залы, остановился и повернулся лицом к лицу к своему преследователю. Раздался пронзительный крик; кинжал, сверкая, упал на черный ковер и принц Просперо лежал мертвым.
Толпа бросилась в черную комнату и схватила незнакомца, стоявшего прямо и неподвижно в тени черных часов. Но ужас овладел всеми - под саваном не оказалось никакого осязаемого предмета. Все поняли, что это была Красная Смерть... И все пирующие упали, и все умерли в том самом положении, в котором падали.
Жизнь черных часов прекратилась вместе с жизнью последнего из пирующих. И пламя треножников потухло, и мрак, и разорение, и Красная Смерть распространили на все свою безграничную власть.
Оригинал здесь: Викитека.