По Эдгар Аллан - Человек толпы

  

   Собран³е сочинен³й Эдгара По въ переводѣ съ англ³йскаго К. Д. Бальмонта

   Томъ второй. Разсказы, статьи, отрывки, афоризмы.

   М., Книгоиздательство "Скорп³онъ", 1906

   OCR Бычков М. Н.

  

   Очень хорошо было сказано объ одной нѣмецкой книгѣ. что "os lässt sïch nicht lesen" - буквально, она не позволяетъ себя читать. Есть тайны, которыя не позволяютъ себя высказать. Люди умираютъ каждую ночъ на своихъ постеляхъ, судорожно сжимая руки у призраковъ, которые выслушиваютъ ихъ исповѣдь, и смотрятъ жалобно имъ въ глаза - умираютъ съ отчаяньемъ въ сердцѣ и съ конвульс³ями въ горлѣ, по причинѣ чудовищности тайнъ, которыя не допускаютъ, чтобы ихъ раскрыли. Время отъ времени, увы, человѣческая совѣсть принимаетъ на себя ношу такую страшную и тяжелую, что она можетъ быть сложена только въ могилѣ. И такимъ образомъ сущность преступлен³я остается не разоблаченной.

   Не такъ давно, на закатѣ одного изъ осеннихъ вечеровъ, я сидѣлъ у широкаго окна съ выступомъ, въ кофейнѣ Д- въ Лондонѣ. Въ течен³и нѣсколькихъ мѣсяцевъ я былъ боленъ, но тогда уже выздоравливалъ, и, чувствуя приливъ возвращающихся силъ, находился въ одномъ изь тѣхъ счастливыхъ расположен³й духа, которыя являются какъ разъ чѣмъ-то противоположнымъ скукѣ - я испытывалъ острую напряженность чувствъ, охватывающую насъ, когда съ нашихъ умственныхъ взоровъ спадаетъ пелена αχλνς ος πριυ επηευ - и когда наэлектризованный разумъ настолько же превосходитъ свои обычныя силы, насколько живой и наивный умъ Лейбница провосходитъ безсмысленную и пошлую риторику Горг³я. Дышать было наслажден³емъ, я извлекалъ положительное удовольств³е даже изъ того, что является обыкновенно источникомъ страдан³я. Я чувствовалъ спокойный, но пытливый интересъ рѣшительно ко всему. Держа сигару въ зубахъ и положивъ на колѣни газету, я забавлялся въ течен³и большей части послѣобѣденнаго времени, то погружаясь въ чтен³е объявлен³й, то наблюдая смѣшанную публику, находившуюся въ залѣ, то устремляя внимательные взгляды на улицу черезъ стекла, закоптѣвш³я отъ дыма.

   Это была одна изъ самыхъ главныхъ улицъ города, и цѣлый день на ней толпились прохож³е. Но къ наступлен³ю ночи толпа начала увеличиваться съ минуты на минуту; и, когда всѣ фонари заблистали, мимо двери стали двигаться два густые и безпрерывные потока городского населен³я. Я никогда раньше не былъ въ такомъ положен³и, какъ въ этотъ особенный моментъ вечера, и безпокойное море человѣческихъ головъ наполняло меня восхитительнымъ ощущен³емъ новизны. Наконецъ я совершенны забылъ о томъ, чта дѣлалось въ отелѣ, и всецѣло погрузился въ созерцан³е зрѣлища, развертывавшагося за окномъ.

   Сперва мои наблюден³я были отвлеченными и обобщающими. Я смотрѣлъ на прохожихъ въ ихъ массѣ, и созерцалъ ихъ лишь какъ цѣлое. Вскорѣ однако я перешелъ къ деталямъ, и съ большимъ тщан³емъ сталъ разсматривать безконечное различ³е лицъ, одежды, манеръ, походки, отдѣльныхъ чертъ лица, и общаго выражен³я физ³оном³и.

   По большей части проходивш³е имѣли дѣловой сдержанно-довольный видъ, и, казалось, думали только о томъ, какъ бы имъ пробраться черезъ эту толпу. Они хмурили брови, глаза ихъ быстро перебѣгали съ одного пункта на другой; если кто-нибудь изъ шедшихъ мимо толкалъ ихъ, они не выказывали никакого нетерпѣн³я, но поправляли свой костюмъ и спѣшили впередъ. Друг³е,- группа тоже достаточно значительная,- отличались безпокойностью движен³й; у нихъ были возбужденныя раскраснѣвш³яся лпца, они говорили сами съ собой и жестикулировали, какъ бы чувствуя себя въ одиночествѣ уже по одному тому, что ихъ окружала густая толпа. Встрѣчая помѣху на своемъ пути, они внезапно переставали бормотать про себя, но удваивали свою жестикуляц³ю, и дожидались съ разсѣянной и преувеличенной улыбкой, пока не проходили лица, ихъ задержанш³я. Если ихъ толкали, они низко кланялись тѣмъ, кто ихъ толкнулъ, и выказывали крайнее смущен³е. Въ этихъ двухъ обширныхъ группахъ не было ничего особенно отличительнаго, кромѣ чертъ, только что отмѣченныхъ. Ихъ костюмъ принадлежалъ къ тому роду, который самымъ точнымъ образомъ опредѣляется выражен³емъ "приличный". Это, безъ сомнѣн³я, были дворяне, купцы, стряпч³е, поставщики, лица, торгующ³я процентными бумагами - эвпатриды и, можно сказать, ходяч³я общ³я мѣста - люди праздные и люди очень занятые собственными дѣлами, ведущ³е ихъ на собственный страхъ и рискъ. Они не надолго приковали мое вниман³е.

   Каста клерковъ выдѣлялась неотрицаемымъ образомъ; и здѣсь я замѣтилъ два рѣзко-отличающ³еся разряда. Одни - мелк³е приказчики сомнительныхъ домовъ, гдѣ сбываются краденыя вещи, молодые джентльмэны въ тѣсныхъ костюмахъ, съ блестящими сапогами, съ напомаженными волосами, съ надменнымъ выражен³емъ губъ. Если оставить въ сторонѣ извѣстную живость движен³й, которая, за недостаткомъ лучшаго слова, можетъ быть названа развязностью аршинника, манеры этахъ господъ представлялись мнѣ точнымъ воспроизведен³емъ того, что было совершенствомъ хорошаго тона года полтора тому назадъ. Они блистали оборышами барской спѣси; таково, какъ мнѣ думается, лучшее опредѣлен³е даннаго класса.

   Что касается разряда старшихъ клерковъ солидныхъ фирмъ, steady old fellows, отпосительно ихъ тоже нельзя было ошибиться. Они выдѣлялись своимъ костюмомъ, своими черными или коричневыми панталонами, сдѣланными очень комфортабельно, бѣлыми галстухами и жилетами, большими башмаками, имѣвшими внушительный видъ, и плотными чулками или штиблетами. У всѣхъ были нѣсколько облысѣлыя головы, причемъ правое ухо, отъ долгой привычки держать перо, страннымъ образомъ оттопыривалось. Я замѣтилъ, что они всегда снимали и надѣвали шляпу обѣими руками, что всегда у нихъ были часы съ короткой золотой цѣпью основательнаго стариннаго образца. Отличительной ихъ чертой являлась аффектац³я благопристойности, если только на самомъ дѣлѣ можетъ быть аффектац³я такая почтенная.

   Было также въ этой толпѣ достаточное количество нѣкоторыхъ индивидуумовъ блистательнаго вида; я легко узналъ въ нихъ представителей расы карманныхъ воришекъ, которыми кишатъ всѣ больш³е города. Я разсматривалъ этихъ благовоспитанныхъ господъ съ большимъ любопытствомъ, и отказывался понять, какимъ образомъ джентльмэны могутъ считать ихъ настоящими джентльменами. Обширность ихъ манжетъ и выражен³е чрезвычайнаго прямодуш³я должны были бы выдавать ихъ сразу.

   Еще легче было узнать записныхъ картежниковъ, которыхъ я усмотрѣлъ немало. Костюмы ихъ были весьла разнообразны, начиная съ оттаяннаго thimble-rig bully съ бархатнымъ жилетомъ, съ галстухомъ fantaisie, съ позолоченными цѣпочками, съ филигранными пуговицами, и кончая тщательно упрощеннымъ костюмомъ пастора, менѣе всего другого дающимъ поводъ для подозрѣн³й. Всѣ они одинаково отличались темноватымъ цвѣтомъ лица, какой-то туманной тусклостью глазъ и блѣдностью сжатыхъ губъ. Были, кромѣ того, еще двѣ черты, по которымъ я могъ всегда узнать ихъ: низк³й сдержанный тонъ разговора и упорная наклонность большого пальца оттягиваться такимъ образомъ, что онъ составлялъ почти прямой уголъ съ другими пальцами. Весьма часто, въ одной компан³и съ этими господами, я замѣчалъ извѣстную кучку лицъ, нѣсколько отличающуюся отъ нихъ своими привычками; но это были птицы такого же полета. Это ловк³е пройдохи, джентльмэны, кормящ³еся своей изворотливостью. Предпринимая завоевательный походъ противъ публики, они раздѣляются на два батальона: одни принадлежатъ къ типу дэнди, друг³е къ типу человѣка военнаго. У первыхъ отличительная черта - длинные волосы и постоянная улыбка; у вторыхъ - длинный сюртукъ и нахмуренный видъ.

   Нисходя по ступенькамъ того, что называется хорошимъ обществомъ, я нашелъ болѣе мрачныя и глубок³я темы для размышлен³я. Тутъ были Евреи-разносчики, съ вспыхивающим и ястребиными глазами, и съ лицомъ, которое каждой своей чертой говорило объ унижен³и отверженца; дерзк³е професс³ональные попрошайки, бросавш³е сердито-укоризненные взгляды на нищихъ лучшаго типа, которыхъ только отчаян³е могло выгнать на улицу, окутанную ночью, просить подаян³я; дряхлые, трясущ³еся инвалиды, которые, чувствуя на себѣ неукоснительную руку смерти, пробирались невѣрными шагами черезъ толпу, и каждому заглядывали въ лицо умоляющимъ, жалобнымъ взглядомъ, какъ бы старалсь уловить случайное утѣшен³е, найти утраченную надежду; скромныя молодыя дѣвушки, возвращавш³яся послѣ долгой и поздней работы въ свой безпр³ютный уголъ, и отвертывавш³яся скорѣе съ горечью, чѣмъ съ негодован³емъ, отъ взглядовъ наглецовъ, избѣжать съ которыми прямого соприкосновен³я они не могли; продажныя женщины всѣхъ видовъ и возрастовъ:- безусловная красавица въ первомъ расцвѣтѣ женственности, напоминаюшая статую, описанную Луканомъ: извнѣ - Паросск³й мраѵоръ, внутри - нечистыя мерзости;- прокаженная въ лохмотьяхъ, гнусная и безвозвратно-потерянная; - старая вѣдьма, морщинистая, намазанная, и увѣшанная разными украшен³ями, вся - послѣдн³й порывъ къ молодости; - полуребенокъ съ несозрѣвшими формами, но отъ долгаго соучаст³я уже набивш³й себѣ руку въ пр³емахъ ремесла, недоросшая ученица, снѣдаемая жаднымъ желан³емъ стать въ уровень со старшими въ доблестяхъ порока; пьяницы, безчисленные и неописуемые - въ заплатанныхъ лохмотьяхъ, шатающ³еся изъ етороны въ сторону, испускающ³е нечленораздѣльное бормотанье, съ тусклыми и подбитыми глазами,- друг³е въ костюмахъ хотя и грязныхъ, но еще цѣлыхъ, съ толстыми чувственными губами, съ прямодушными красноватыми лицами, съ нѣкоторой неувѣренной заносчивостью въ манерахъ,- друг³е, одѣтые въ платье, которое когда-то было очень доброкачественнымъ, и которое даже теперь было вычищено самымъ тщательнымъ образомъ - люди, шедш³е неестественно - упругими, твердыми шагами, но съ лицомъ страшно-блѣднымъ, съ глазами отвратительно-дикими и красными - идя черезъ толпу, они цѣплялись дрожащими пальцами за все, что подвертывалось имъ подъ руку; и потомъ всѣ эти разносчики, торгующ³е пирогами, носильщики, выгрузчики угля, трубочисты, шарманщики, бродяги, показывающ³е обезьянъ, и продавцы пѣсенъ, тѣ, которые торгуютъ тѣми, которые поютъ, оборванные ремесленники и истощенные рабоч³е всякаго рода - и всѣ, исполненные шумной и безпорядочной живости, которая оскорбляла слухъ своими рѣзкими диссонансами и представляла для глаза ранящую картину.

   По мѣрѣ того какъ ночь становилась болѣе глубокой, для меня становился болѣе глубокимъ интересъ того зрѣлища, которое развертывалось передъ моими глазами; ибо не только общ³й характеръ толпы существенно измѣнился (ея болѣе благородныя черты постепенно стирались; часть населен³я, отличавшаяся наибольшей порядочностью, мало-по-малу удалялась, и болѣе грубые элементы выступали болѣе рельефно, по мѣрѣ того какъ поздн³й часъ выманивалъ всякаго рода низость изъ ея логовища: но, кромѣ того, лучи газовыхъ фонарей, сперва слабые, когда они боролись съ с³яньемъ умирающаго дня, теперь, наконецъ, стали яркими, и озаряли всѣ предметы искрящимся и пышнымъ свѣтомъ. Все кругомъ было мрачно, но лучезарно, какъ то эбеновое дерево, съ которымъ сравнивали слогъ Тертулл³ана.

   Странные свѣтовые эффекты очаровали меня, заставляя внимательно разсматривать отдѣльныя лица; и хотя быстрота, съ которой этотъ м³ръ лучистыхъ тѣней пробѣгалъ передъ окномъ, мѣшала мнѣ устремить пристальный взглядъ на то или другое лицо, тѣмъ не менѣе, благодаря моему особенному мыслительному состоян³ю, я, казалось, нерѣдко могъ прочесть даже въ эти кратк³я мгновен³я истор³ю долгихъ лѣть.

   Прижавшись лицомъ къ стеклу, я изучалъ, такимъ образомъ, толпу, какъ вдругъ мнѣ бросилась въ глаза одна физ³оном³я (стараго, дряхлаго человѣка, лѣтъ шестидесяти пяти или семидесяти),- физ³оном³я, которая сразу поразила и приковала все мое вниман³е, по причинѣ совершенно невиданной ид³осенкраз³и ея выражен³я, никогда раньше не случалось мнѣ наблюдать что-либо, напоминающее это выражен³е хотя бы отдаленнымъ образомъ. Я хорошо помню, что, когда я увидалъ это лицо, у меня тотчасъ же мелькнула мысль, что если бы Рэтчъ видѣлъ его, онъ, конечно, предпочелъ бы это выражен³е тѣмъ художественнымъ эффектамъ, съ помощью которыхъ онъ старался воплотить образъ Дьявола. Пытаясь въ течен³и краткаго мгновенья, сопровождавшаго этотъ бѣглый взглядъ, проанализировать сколько-нибудь общее впечатлѣн³е, полученное мной, и почувствовалъ, что въ моемъ умѣ смутно и противорѣчиво возникли представлен³я о громадной умственной силѣ, объ осторожности, скаредности, алчности, хладнокров³и, коварствѣ, кровожадности, о торжествѣ, веселости, о крайнемъ ужасѣ, о напряженномъ - и безконечномъ отчаян³и. Меня точно кто толкнулъ, пробудилъ, очаровалъ. "Что за безумная истор³я", сказалъ я самому себѣ, "запечатлѣлась въ этомъ сердцѣ!" Меня охватило страстное желан³е не терять этого человѣка изъ виду - узнать о немъ какую-нибудь подробность. Наскоро накинувъ пальто, схвативь мою шляпу и трость, я бросился на улицу и сталъ толкаться черезъ толпу въ томъ направлен³и, въ которомъ, какъ я видѣлъ, пошелъ этотъ старикъ, уже успѣвш³й исчезнуть. Съ нѣкоторыми затруднен³ями мнѣ удалось, наконецъ, увидѣть его; я приблизился и сталъ слѣдовать за нимъ очень близко, но съ большими предосторожностями, чтобы не возбудить его вниман³я.

   Теперь я могъ съ удобствомъ изучить его наружность. Онъ былъ небольшого роста, очень тонокъ и на видъ очень слабъ. На немъ было грязное и оборванное платье; но когда время отъ времени онъ входилъ въ полосу яркаго блеска, я могъ замѣтить, что его бѣлье, хотя и засаленное, было хорошаго качества; и, если мое зрѣн³е не обмануло меня, я увидѣлъ, какъ черезъ прорѣху плаща, тщательно застсгнутаго и очевидно купленнаго изъ вторыхъ рукъ, сверкнулъ брилл³антъ и кинжалъ. Эти наблюден³я еще болѣе усилили мое любопытство, и я рѣшилъ слѣдовать за старикомъ всюду, куда бы онъ ни пошелъ.

   Была уже глубокая ночь, и надъ городомъ повисъ густой влажный туманъ, вскорѣ разрѣшивш³йся тяжелымъ и упорнымъ дождемъ. Перемѣна погоды оказала на толпу странное дѣйств³е; все кругомъ снова зашумѣло; надъ толпой выросъ цѣлый лѣсъ зонтиковъ, волнен³е, давка и смутный гулъ удесятерились. Что касается меня, я не особенно безпокоился о дождѣ - во мнѣ крылась застарѣлая лихорадка, для которой сырость была какой-то усладой, правда, нѣсколько опасной. Завязавши ротъ платкомъ, я продолжалъ свой путь. Въ продолжен³и получаса старикъ съ трудомъ пробирался по людной улицѣ; и я шелъ почти рядомъ съ нимъ, боясь потерять его изъ виду. Такъ какъ онъ ни разу не оглядывался, то, естественно, не замѣчалъ меня. Вскорѣ онъ перешелъ на перекрестную улиду: хотя и здѣсь толпилось очень много народу, все же она была не такъ загромождена, какъ та главная, которую онъ только что оставилъ. Въ его движен³яхъ, во всемъ его видѣ произошла въ это время неоспоримая перемѣна. Онъ шелъ болѣе медленно и менѣе увѣренно - какъ бы не имѣя опредѣленной цѣли. Безъ всякой видимой нужды онъ нѣсколько разъ переходилъ дорогу; и давка все еще была настолько велика, что я каждый разъ, когда онъ мѣнялъ дорогу, долженъ былъ идти за немъ по пятамъ. Почти цѣлый часъ бродилъ незнакомемъ по этой длинной и узкой улицѣ, толпа постепенно рѣдѣла, и число прохожихъ сдѣлалось приблизительно такимъ же, какое около полудня можно видѣть на Broadway близь парка - такъ велика разница между Лондонскимъ населен³емъ и населен³емъ наиболѣе люднаго Американскаго города. Слѣдующ³й поворотъ привелъ насъ къ скверу, который былъ ярко освѣщенъ и кишѣлъ жизнью. Къ старику вернулся его прежн³й видъ. Онъ склонилъ голову на грудь, между тѣмъ какъ глаза его дико смотрѣли изъ-подъ нахмуренныхъ бровей во всѣ стороны, на окружавшую его толпу. Онъ упорно продолжалъ итти впередъ. Однако, я былъ удивленъ, видя, что, обогнувъ скверъ, онъ возвратился на прежнее мѣсто и пошелъ тѣмъ же путемъ. Я былъ еще болѣе удивленъ, видя, что онъ повторилъ эту прогулку нѣсколько разъ - причемъ однажды чуть не поймалъ меня въ моемъ занят³и, сдѣлавъ быстрый поворотъ.

   Такимъ образомъ прошелъ еще часъ, и прохож³е тѣснили насъ уже гораздо менѣе. Дождь падалъ неумолимо; въ воздухѣ распространился холодъ; каждый спѣшилъ къ себѣ домой. Съ нетерпѣливымъ жестомъ, старикъ перешелъ на сосѣднюю улицу, сравнительно пустынную. Около четверти мили онъ почти бѣжалъ по ней, съ проворствомъ, котораго я никакъ не могъ предполагать въ такомъ престарѣломъ существѣ; я едва могъ слѣдовать за нимъ. Черезъ нѣсколько мгновен³й мы достигли люднаго и обширнаго базара, съ отдѣльными уголками котораго старикъ, повидимому, былъ отлично знакомъ; здѣсь къ нему опять вернулся его прежн³й видъ, и онъ безцѣльно началъ бродить то тамъ, то здѣсь, среди покупателей и продавцовъ.

   Цѣлые полтора часа, или около того, мы ходили по этой площади, и я долженъ былъ принимать крайн³я мѣры предосторожности, чтобы не отстать отъ него и въ то же время не возбудить его вниман³я. Къ счастью, на мнѣ были резиновыя калоши, и я могъ двигаться совершенно безшумно. Не было ни одного мгновен³я, когда бы онъ замѣтилъ, что я слѣжу за нимъ. Онъ переходилъ изъ лавки въ лавку, ничего не покупалъ, ни съ кѣмъ не говорилъ ни слова, и смотрѣлъ на всѣ выставочныя вещи пристальнымъ, дикимъ, и какимъ-то отсутствующимъ взглядомъ. Я былъ изумленъ до крайности его поведен³емъ и твердо рѣшился во что бы то ни стало не выпускать его изъ виду, пока тѣмъ или инымъ путемъ не удовлетворю своего любопытства.

   Громк³й бой, раздавш³йся на башнѣ, возвѣстилъ одиннадцать часовъ, и публика быстро очистила базаръ. Одинъ лавочникъ, закрывая ставни, толкнулъ незнакомца локтемъ, и въ то же мгновен³е я увидалъ, какъ по его тѣлу пробѣжала дрожь. Онъ бросился на улицу, съ тоскливымъ безпокойствомъ оглядѣлся кругомъ, и потомъ съ невѣроятной быстротой побѣжалъ по разнымъ пустыннымъ и извилистымъ переулкамъ, пока, наконецъ, мы еще разъ не достигли большой улицы, откуда начали свой путь - той улицы, на которой находилась кофейня Д. Однако, улица эта имѣла теперь совершенно иной видъ. Правда, газъ попрежнему ярко озарялъ ее; но дождь падалъ съ какимъ-то бѣшенствомъ, и только рѣдк³е прохож³е виднѣлись на ней. Старикъ поблѣднѣлъ. Угрюмо онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по улицѣ, которая еще такъ недавно была усѣяна оживленной толпой, потомъ, съ тяжелымъ вздохомъ, онъ пошелъ по направлен³ю къ рѣкѣ, и, слѣдуя разными окольнмый путями, достигъ наконецъ одного изъ главныхъ театровъ. Тамъ только что окончилось представлен³е, и публика густой массой выходила изъ дверей. Я увидалъ, какъ незнакомецъ открылъ ротъ, точно онъ хотѣлъ свободно вздохнуть, точно онъ хотѣлъ окунуться въ толпу; но, какъ мнѣ показалось, напряженная мука, искажавшая его черты, до извѣстной степени улеглась. Голова его снова упала на грудь; онъ имѣлъ теперь тотъ же самый видъ, какъ въ первый моментъ, когда я его увидалъ. Я замѣтилъ, что онъ пошелъ по той сторонѣ, гдѣ скопился главный потокъ уходившихъ зрителей - но, какъ бы то ни было, я былъ не въ силахъ понять его причудливаго упрямства. По мѣрѣ того какъ онъ шелъ, публика рѣдѣла и къ нему вернулись его прежн³я колебан³я и тревожное состоял³е. Нѣкоторое время онъ слѣдовалъ очень близко за кучкой какихъ-то горластыхъ людей, человѣкъ въ десять - двѣнадцать; но одинъ за другимъ они разсѣялись, и только трое остались вмѣстѣ въ узкомъ и глухомъ переулкѣ. Старикъ остановился и на минуту погрузидся въ размышлен³е; потомъ, со всѣми признаками возбужден³я, онъ быстро пошелъ по дорогѣ, приведшей насъ къ самому краю города, къ мѣстностямъ, сильно отличавшихся отъ тѣхъ, по которымъ мы только что проходили. Это былъ наиболѣе шумный кварталъ Лондона, гдѣ все отмѣчено гнусной печатью самой удручающей нищеты и самой безвозвратной преступности. Подъ тусклымъ свѣтомъ случайныхъ фонарей предстали деревянные дома, высок³е, ветх³е, изъѣденные червями, угрожающ³е своимъ наден³емъ, въ такомъ прихотливомъ безпорядкѣ, что проходы едва виднѣлись между ними. Вмѣсто правильныхъ мостовыхъ лежали тамъ и сямъ камни, брошенные наудачу, и въ промежуткахъ росла густая трава. Омерзительная нечисть гноилась въ застоявшихся каналахъ. Все кругомъ было окутано безутѣшностью. Но по мѣрѣ того какъ мы шли, мало-по-малу и совершенно явственно стали воскресать звуки человѣческой жизни, и наконецъ показались кишащ³я толпы самыхъ погибшихъ отверженцевъ Лондонскаго населен³я; пошатываясь, они брели въ разныя стороны. И духъ незнакомца снова вспыхнулъ, какъ лампа, готовая сейчасъ угаснуть. Еще разъ онъ устремился впередъ легкими шагами. Вдругъ при поворотѣ на насъ упалъ ярк³й блескъ, мы находились передъ однимъ изъ подгородныхъ храмовъ Невоздержности - передъ дворцомъ нечистаго Джина.

   Близился разсвѣтъ; но злосчастные пьяницы все еще толпились, входя черезъ блестящую дверь и выходя изъ нея. Почти вскрикнувъ отъ радости, старикъ съ силой проникъ туда, принялъ свой первоначальный видъ и сталъ разгуливать среди толпы, туда и сюда, безъ всякой видимой цѣли. Однако, ему не долго пришлось заниматься этимъ; давка около двери, черезъ которую тѣсными кучками выходили посѣтители, показывала, что хозяинъ закрывалъ свое заведен³е, въ виду поздняго часа. Что-то болѣе острое, нежели отчаян³е, увидалъ я на лицѣ этого страннаго существа, за которымъ слѣдилъ такъ упорно. Но старикъ безъ колебан³й продолжалъ свой путь, съ бѣшеной энерг³ей пошелъ онъ назадъ по своимъ слѣдамъ и достигъ до самаго сердца могучаго Лондона. Онъ бѣжалъ долго и быстро, и я слѣдовалъ за нимъ, охваченный необычайнымъ изумлен³емъ, рѣшившись ни за что не прекрашать своего наблюден³я, теперь всецѣло поглотившаго меня. Пока мы шли, взошло солнце, и когда мы достигли самой людной части этого громаднаго города, достигли улицы, гдѣ находилась кофейня Д-, тамъ царила людская суета, врядъ ли меньшая, чѣмъ та, что была наканунѣ вечеромъ, и посреди ежеминутно возроставшаго движен³я я долго еще преслѣдовалъ страннаго старика. Но онъ все бродилъ взадъ и впередъ, и въ продолжен³и цѣлаго дня не выходилъ изъ смутной давки, загромождавшей эту улицу. И когда приблизились тѣни второго вечера, я почувствовалъ смертельную усталость, и, внезапно вставъ передъ бродягой, пристально глянулъ ему въ лицо. Онъ не замѣтилъ меня, и продолжалъ свое торжественное шеств³е, а я, прекративъ свою погоню, погрузился въ размышлен³е. "Этотъ старикъ", сказалъ я наконецъ самому себѣ, "является первообразомъ и ген³емъ глубокаго преступлен³я. Онъ не въ силахъ быть наединѣ съ самимъ собой. Это - человѣкъ толпы. Было бы тщетно гнаться за нимъ; ибо я ничего больше не узнаю ни о немъ, ни объ его поступкахъ. Худшее въ м³рѣ сердце является книгой болѣе тяжеловѣсной, чѣмъ "Hortulus Animae" {Grünninger. Hortulus Animae cum Oratiuneulis Aliquibus Superadditis. См. J. D Israeli's Curiositie's of Literature.}, и, быть-можетъ, это одно изъ великихъ благодѣян³й Господа, что такая книга не позволяетъ себя прочесть - "es lässt sich niclit lesen".