Парнок София Яковлевна - Либретто к опере А. А. Спендиарова "Алмаст", Страница 3 - Книги

Парнок София Яковлевна - Либретто к опере А. А. Спендиарова "Алмаст" 1 2 3 y">
ГАЯНЭ:	Князь смотрит на тебя.
АЛМАСТ:	Мне все равно!
ТАТУЛ:	Ах, женщины! Ну что ни слово - тайна! Лукавый шепот, потаенный взор. Подумаешь и вправду - заговор!
АЛМАСТ:	Ты в женщинах знаток необычайный.
ТАТУЛ:	Эй, шут. Изобрази, как шах идет на крепость, Владыки грозного надменность и свирепость.
	ПЕСНЯ ШУТА Индейский петух Шею надул, От спеси распух И хвост развернул. Кричит Надир-шах: "Выйди, мой враг, Дерзкий Татул, Веду на армян Весь Иран и Туран." Грозится Надир. (Ox, как сердит!) "Разрушу весь мир!" А крепость стоит... "Со мной бой не прост Выщиплю хвост. Князь говорит "Запомнят армян Весь Иран и Туран." Индейский петух, Что приутих? В зобу сперло дух От думок лихих. Эй, смерть - не кунак! Грозен твой врат. В схватках своих Не сломит армян Весь Иран и Туран."
ГОЛОСА:	-Эй, ты! Петух! Налить ему вина! -Единым духом осушай до дна. -Надулся даже, что, проказник, - тяжко? -Нет, ты уж пей! От нас не жди поблажки!
АЛМАСТ:	Гляди, как он смеется, Гаянэ! Как на груди у матери ребенок... Веселый смех его так чист и звонок... Ах, ангелы в небесной вышине, Его заслышав, все переглянулись, И тихо так, любовно улыбнулись... О Господи, ужели погублю Единое, что в мире я люблю? Татул! Татул!
ТАТУЛ:	У солнца моего Зачем так холодны сегодня руки? Что хочешь мне сказать?
АЛМАСТ:	Нет, ничего... Я просто так... Соскучилась в разлуке...
ТАТУЛ:	Моя Алмаст. Мой верный, верный друг. Но что с тобой? В твоих глазах испуг. Ты вздрогнула.
АЛМАСТ:	Пустое!
ТАТУЛ:	Ты больна.
АЛМАСТ:	Дай мне вина, Татул! Дай мне вина!
ДЕВУШКИ:	-Вот сахарный набат. -Вот сладкий самый Миндаль. А вот и яблочный шербет. -Вот ломтики душистого шамама. -Вот персики, каких смуглее нет. -Вот винограда золотая гроздь.
ВСЕ ВМЕСТЕ:	-Не откажись, отведай, милый гость!
ШУТ:	Щелкает курок, И стучат мечи. Где-то льнет смычок К струнам кеманчи... Млея и дрожа, Внемлет госпожа...
ДЕВУШКИ:	Вот сахарный набат. Вот сладкий самый Миндаль. А вот и яблочный шербет. Вот ломтики душистого шамама, Вот персики, каких смуглее нет. Вот винограда золотая гроздь. Не откажись, отведай, милый гость!
ТАТУЛ:	Алмаст! Какая тишина! Ночь пахнет чебрецом и розой. Бежит сквозь облачко луна... Алмаст! Скажи, какою грезой Душа твоя отвлечена?
АЛМАСТ:	Татул мой! Джан! Лишь пожелай,- ты можешь. Когда перед тобой падет Надир, Не правда ль, ты полки свои умножишь, И покоришь для родины - весь мир? О мой милый! Обещай, - Ты вернешь нам дни Тиграна, Ты родной раздвинешь край - От Куры - до Иордана. Ты Армении простор Развернешь, как в дни былые, От хребтов Индийских гор До суровой Киликии! И ты будешь царь царей, - Царь, никем не покоренный... Милый, к красоте моей Разве не идет корона?
ТАТУЛ:	Взгляни, как над долиной сонной Высоко небо вознеслось. Что перед ним земные троны?! Моя Алмаст! Славней короны Душистый мрак твоих волос!.. Божественному слову внемлю, - Господь сказал: "Не укради!" Я лишь в защиту меч подъемлю, Не двину рать в чужую землю, - Разбойных подвигов не жди. Душа тоскует в бранном поле, Милей мне мирная яйла. Мне душно в боевом раздольи. Невольник славы - поневоле Вершу я грозные дела. Корону с мантией порфирной, Клянусь тебе, - Татул отдаст За тихий час под кровлей мирной, За рокот сладостный бамбирна В твоих руках, моя Алмаст!
АЛМАСТ:	Отрекшийся от царства царь? Эй, барабанщик! В дим-дим ударь! Хочу плясать!.. Стоните, зурны, Восторг мой окрыляйте бурный!

Алмаст пляшет, кружась, подбегает к Татулу и внезапно обрывает пляску.

АЛМАСТ:

Возлюбленный, что хмуришь бровь?
Взгляни, - вино темно... как кровь?!

(с чашей в руке к пирующим)

У сердца нашего есть три отчизны:
Армения!.. Кахетия!.. Любовь!..
За первую мы проливали кровь,
Второй - несем восторг кипучей жизни,
А третьей, - кто из нас, друзья, не нес
И горечь слез, и темный пламень грез.
За первую отчизну!.. За вторую!..
За третью, - за любовь!..

Алмаст выпивает вино и бросает чашу с размаху на пол. Хмельной гул восторга.

ТАТУЛ:	Не уходи... Мне страшно... Я тоскую... Отравлен я твоею красотой!
АЛМАСТ:	Эй, гости! Иль не сладко, не хмельно Из рук моих прозрачное вино?
ГОЛОСА:	-Ох, не могу! Признаюсь без утайки, -Нет места больше, милая хозяйка! -Вдвойне хмельно из этих рук! -Кто на пиру не пьет, тот нам не друг. -Не оставляй ни капельки на донце. -Мы все тебе покорны, как судьбе, -Повелевай, Алмаст! Матах тебе!
АЛМАСТ:	Эй, плясовую!

Гости вскакивают с мест. Многие тут же опять валятся на скамьи. Свечи догорают.

Под звон падающих чаш и пьяный гул голосов начинается пьяная пляска воинов.

ПЛЯСОВАЯ ВАНЦЕВ

Мы сошлись однажды вместе пировать, -

То лаво!

Говорит тут кто-то: "Только не плошать!" -

То лаво!

В сад пойдем и будем на пиру плясать!

То лаво!

Травы под ногами хорошо топтать!

То лаво!

Пусть Варага скалы вторят нам в ответ!

То лаво!

Малые, большие звезды льют свой свет!

То лаво!

Той луной высокой праздник наш согрет!

То лаво!

Веселее нас, гуляк, на свете нет!

То лаво!

Некоторые, не докончив пляски, в беспамятстве падают на пол. Другие заплетающимися ногами идут к столу. Несколько воинов по окончании плясовой продолжают бессмысленно топтаться на месте и потом валятся друг на друга.

ТАТУЛ;

Алмаст! Алмаст!

Свечи, догорев, гаснут. Только один светильник еще горит на столе. Алмаст берет светильник и подносит его к лицу спящего Татула. Мгновение всматривается, прислушивается к его дыханию. Затем подбегает к окну и несколько раз потрясает светильником в ночной тьме. Отшатывается, качаясь, прислоняется к стене и в изнеможеньи роняет светильник на пол. Пламя гаснет.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ

Надир-шах во дворце князя Татула. Пиршественный зал хранит следы кровавой ночи. На месте князя Тэтула сидит Надир-шах, подле него - придворный певец

ШАХ:

Неверно все. Минутна слава наша -
Богатство, счастье, яркий блеск побед!
Налитая рукой любимой чаша,
Кто знает, что в тебе отравы нет!
Татул! Противник доблестный! Давно ли
Здесь в честь твою гремел веселый пир.
И вот ты спишь и не проснешься боле,
И вот на троне на твоем - Надир!
Минуют царства, рушатся престолы
И изменяются границы стран, -
Уйдет один, и вот в пустыне голой
Уже другой мелькает караван.. -
Настанет час, падет и трон павлиний,
И этот час, быть может, недалек!..

Земная жизнь - не та же ли пустыня,
Где каждому из нас назначен срок.

(певцу)

Ты все молчишь, искусный мой поэт...
Нет племени глупее и чудесней:
У вас неизлечимой скорби нет, -
Вы от нее отделаетесь... песней.
Что ж не идет она? Я - не мелик!
Шах Персии ждать женщин не привык!

(в дверях появляется Алмаст)

	Красавица! Ты не почтила гостя, Не обвила сквозною тканью стан, Не скрыла бледность розами румян... Лицо твое - желтей слоновой кости.
АЛМАСТ:	Пускай другие бровь чернят сурьмою И по щекам румянца стелят жар. Я хороша и без заемных чар, Пышней нарядов свадебный мой дар, - Разрушенная крепость пред тобою!
ШАХ:	Я помню, отрок был я смуглолицый, - Шестнадцатая мне пошла весна, - Когда мне привели из табуна, Как сам шайтан, шальную кобылицу... Быстра, как молния! Как тень, легка! Ну, да и я был бешеный в то время, Как радостно в лощеные бока Я ей вдавил серебряное стремя!.. Она, храпя, взметнулась на дыбы, Но не был всадник ненавистный сброшен, Я был неумолимее судьбы, - И понеслась она с проклятой ношей... И целый день в раздолии степей, Остервенясь, мы враждовали с ней... А вечером, когда на небе черном Зажегся пламень голубой звезды, - Она несла меня домой, - покорна Легчайшему движению узды. Ну, а теперь обычай мой таков: С тех пор, как я короною увенчан, Мой конюх объезжает скакунов, А евнух для меня смиряет женщин!
АЛМАСТ:	Клянусь, вдвойне владыка грозный прав: Конечно, старость требует покоя! Коня дрожащей не сдержать рукою, - Смирять тебе уж трудно женский нрав.
ШАХ:	Счастливей я! Сама царица джинний Отныне стала пленницей моей!.. Красива ты, армянская княгиня! Под тонким полумесяцем бровей Глаза пылают сумрачным восторгом... Клянусь Аллахом - взор мой восхищен! Зачем же медлить нам с любовным торгом? Что за любовь ты спрашиваешь?
АЛМАСТ:	Трон!
ШАХ:	Всего лишь? Трон?! Пока счастливый случай Тебе ключа не даст от новых царств?.. О, женщина! О, ты - гнездо коварств.
АЛМАСТ:	Остерегись, Надир! Меня не мучай! Сюда пришла я, душу загубя, Не для того, чтоб потешать тебя!
ШАХ:	От дерзких выкриков и взоров гневных Тебя отучит мой суровый евнух.
АЛМАСТ:	Не цвесть цветку угрюмых скал в теплице, В убогой клетке не дышать орлице, В колодце темном не кипеть волне, В твоем гареме не томиться мне! Царице не пристало быть служанкой! Средь жен твоих мне места не готовь, - Наложницей не буду: я - армянка, И ненависть сильна в нас, как любовь! Когда на персов двинул в бой кровавый Вардан свою воинственную рать, - С мужчинами мы разделили славу: У нас они учились умирать.
ШАХ:	Твой голос - словно арф дамасских пенье! И туго так натянута струна, Что слабого довольно дуновенья, Чтобы со звоном порвалась она... Твое чело - как грозовое небо... Ты! Женщина! Скажи мне, не таясь, Ужели твой Татул отважен не был, Ужели некрасив он был, твой князь?
АЛМАСТ:	Татул мой - солнце боевого стана! Тебя красивей был он и храбрей. Изменой женщины не брал он крепостей,. Не покупал побед своих обманом, Врага в открытой побеждал борьбе, - Мой князь прекрасный - не чета тебе! Я знаю - на земле мне нет прощенья... Ты! Похититель счастья моего! Ограда мне одна осталась - мщенье! Не за себя я мщу, а за него!

Выхватывает из-за пояса кинжал и замахивается на шаха. Телохранители бросаются на нее и мгновенно обезоруживают.

ГОЛОСА:

-Эй, палача!

-Пощады пусть не просит!

В дверях весь в красном появляется палач.

	-На медленном огне ее пытать! -На растерзанье псам голодным бросить! -Повесить! Ослепить ее! - Распять!
ШАХ:	Казнить изменницу. Ты сам назначь Ей казнь достойную, о мой палач!

Алмаст пытается выхватить из ножен телохранителя меч, чтобы заколоть себя, но на нее накидываются и тащат к палачу.

ЭПИЛОГ

САЗАНДАРЫ:

Свершилось дело на скале,
Сверкнул топор в вечерней мгле,
Не стало молодой княгини,
А та скала стоит поныне.

Господь карает за корысть, -
Не довелось ей стать царицей.
Пришли из леса волк с лисицей,
Чтоб сердце жадное изгрызьть.

Ей коршун выклевал глаза,
И день и ночь над черной кручей
Носилось воронье, как туча,
Что клонит на землю гроза.

Так оборвался путь земной
У перепутья рокового,
И, как цветку весны былой,
Уже не расцвести ей снова.

Исчез и доблестный Татул.
Не стало славного Надира, -
Великий шах, властитель мира,
Звездой падучей промелькнул.

Но старцы внукам в назиданье
Передают о них рассказ.
Из уст в уста идет сказанье
И будет жить и после нас.

1917-1918

ПРИЛОЖЕНИЕ
"АЛМАСТ"

Публикуется впервые по списку первой редакции, сделанному Н.Е.Веденеевой и хранящемуся в ее бумагах; список сверен с автографом первой редакции (РГАЛИ, фонд 1376, опись 1, ед. хран. 2) и с машинописью второй редакции (хранится там же), которая отличается от первой в основном прологом и эпилогом.

Второй вариант пролога, написанного по требованию дирекции, звучит так:

АШУГ:

Эй, граждане страны свободной!
Для вас ашуг - певец народный -
Правдиво поведет сейчас
Свой незатейливый рассказ.

Пред вами пронесутся тени
Былых властителей и царств,
Воскреснет бред страстей, коварств
И роковое их сплетенье -

Один из тех проклятых снов,
Каких Армения не мало
За двадцать пять своих веков
Страдальчески перевидала...

Армения! Страна невзгод,
Страна судьбы неповторимой!
Ты знала древле - персов гнет,
Меч Александра, козни Рима.

Всех бед твоих не перечесть, -
Ты знала натиски лихие,
Ислама бешеную месть
И лицемерье Византии.

Грозней Нероновых когорт
Была волна монгольских орд,
Напор железный Тамерлана
И острый ятаган османа.

Из года в год, из века в век
Вокруг тебя вражда клокочет.
Нещадно раздирают в клочья
Тебя араб, и перс, и грек.

В твоих пределах тоже распри:
Колдуют над судьбой твоей
И мракобес в поповской рясе
И коронованный злодей.

К тебе стяжательскую лапу
Из Рима простирает папа, -
И, наконец, твой гений злой,
Российское самодержавье,
В тебе лелеет тьму бесправья
И ненависти роковой...

Поистине твой жребий горек!
Но я певец, а не историк,
И не завидую ему.
Итак, я внукам в назиданье
Над пра-прадедовским преданьем
Теперь завесу подыму.

Первоначальный текст эпилога по требованию театральной администрации был заменен следующим:

АШУГ:

Окончена простая повесть,
И старый мир изжит навек:
Другую мысль, другую совесть
Принес мне смелый человек.

На клич его из тьмы насилья,
Армения, опять живой
Ты встала, точно оросили
Тебя водою ключевой.

Был клич далекий вдохновенен
И, как гроза, неотвратим, -
Провозгласил великий Ленин
Мир бедным хижинам твоим!

И после двух тысячелетий
Терзаний, рабства и тоски
В долинах- вновь щебечут дети
И мирно дремлют старики,

Пасут стада, каналы роют,
Крестьянин пашет, зодчий строит.
И над культурой вековой
Побег восходит молодой.

Беглец через моря и горы
Спешит в родимые просторы, -
Опять жива, опять юна
Дремуче-древняя страна!

Твой юный пыл - твое богатство,
Твой мощный рост - другим пример!
Да здравствует народов братство,
Да здравствует СССР!

"Пляска ванцев", как сообщает Парнок в письме к Штейнбергу от 27 мая 1929 г., "целиком заимствована из брюсовских переводов армян" (Парнок имеет в виду сб. "Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней в переводах русских поэтов", под ред. В.Брюсова, М., 1916). "Плясовая ванцев" переведена В.Брюсовым; Парнок отвергает ст.4-5 брюсовского перевода: "Водку да закуску с плясками мешать. Шашлыка вкусней что? С водкой что сравнить?" Последний стих, напротив, добавлен ею.