Островский Александр Николаевич - Свои собаки грызутся, чужая не приставай

. Нет, он стоит, он еще не того стоит!

   П и о н о в а. Попался тебе мужчина с кротким сердцем, можно сказать, с ангельским, так его и мучить.

   Антрыгина. Хороши ваши мужчины, нечего сказать!

   П и о н о в а. Ну, уж и женщины-то ваши тоже хороши.

   Антрыгина. Разумеется, лучше мужчин.

   Пионова. Ну, едва ли!

   Антрыгина. Про какое это ты ангельское сердце говоришь?

   Пионова. Конечно, про Устрашимова.

   Антрыгина. Разве у фальшивых людей может быть ангельское сердце? Давно ли это?

   Пионова. Кто же сказал, что он фальшивый человек? Против кого он фальшивый человек?

   Антрыгина. Решительно против всех.

   Пионова. Но только не против тебя. Он такой душка, прелесть что такое!

   Антрыгина. Бессовестный!

   Пионова. Ангел, а не человек.

   Антрыгина. Мерзавец, каких свет не производил.

   Пионова. Очарование, что за мужчина!

   Антрыгина. Ну и возьми его себе, коли он тебе нравится.

   Пионова. Мне не надобно-с. Не извольте обо мне беспокоиться! Конечно, я умею ценить людей, не то что ты. Скажи же ты мне наконец, за что ты на него сердишься?

   Антрыгина. Тебе хочется знать? Изволь. Постой, когда это... да на той неделе во вторник - еду я мимо Чистых прудов, вдруг вижу: этот господин идет под ручку с какой-то дамой, садятся на лавочку и так это горячо разговаривают..,

   Пионова. Да ты хорошо ли рассмотрела?

   Антрыгина. Где ж было рассмотреть? Оно бы и нужно было остановиться, да уж я себя не помнила. Во всех членах трясение сделалось. Вместо того чтобы сказать кучеру "стой!" я кричу: "Скорей, скорей!" Как домой доехала, уж не помню. Сейчас же не велела его пускать и писем от него принимать...

   Пионова. Да, может быть, это не он был. Надо узнать.

   Антрыгина. Как же узнать? У него, что ли, спросить? Так он разве скажет! Известное дело, обманет, перевернет все в другую сторону. Нет, уж лучше бог с ним. (Подносит платок к глазам.)

   Пионова. А сама плачешь, да вот и трефовый король тут на столе. Значит, ты об нем думаешь.

   Антрыгина. И не воображала.

   Пионова. Анфиса, помирись с ним! (Целует ее.) Ну, сделай милость! Ну, для меня! Душенька!

   Антрыгина. Ни за что на свете.

   Пионова. Успокой ты меня! Я ни одной ночи не усну, пока вы не помиритесь.

   Антрыгина. Нет, уж у меня другой есть на примете. Выду за него замуж; он же такой скромный, учтивый.

   Пионова. И ты решишься этакое варварство сделать?

   Антрыгина. Что за варварство?

   Пионова. Да как же не варварство? Променять такого человека на какую-нибудь дрянь.

   Антрыгина. Совсем не дрянь. Во-первых, он не то, что другие, он любит меня.

   Пионова. Да, как же, любит! Он тебя обманывает, прикидывается только.

   Антрыгина. Во-первых, это сейчас видно, кто обманывает; а во-вторых...

   Пионова. Да, как же! увидишь ты у них!

   Антрыгина. У кого у них?

   Пионова. У мужчин. Так тебя проведут, что и не услышишь. Уж обмануть - их дело. Тем только всю жизнь и занимаются. Мы им на жертву созданы; вот они и потешаются над нами.

   Антрыгина. У тебя, Анета, семь пятниц на неделе; давеча хвалила мужчин, а теперь уж нехороши стали.

   Пионова (горячо). Ну что ж такое! Давеча одно говорила, а теперь говорю другое; а все-таки Устрашимов - бесподобный мужчина, а этот твой новый - дрянь. Устрашимов никогда не позволит себе обмануть женщину, а этот обманывает. Это очень ясно. Вот тебе и все. Да этого и не может быть, чтобы Устрашимов был тебе неверен. Да вот, давай сейчас загадаем на картах, вот все и узнаем. (Раскладывает карты.)

   Антрыгина. Гадай, коли тебе хочется.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

   Антрыгина. А, бабушка-старушка! Ну, что скажешь? Была?

   Красавина (садится). Была и мед пила, по усам текло, а в рот не попало.

   Антрыгина. Ну, здесь попадет. Что же?

   Красавина. Сокол в путь снаряжается: чай, скоро прилетит.

   Пионова (строго). Анфиса!

   Антрыгина. Пускай прилетит, мы его примем как должно.

   Пионова (бросив карты). Нет, это из рук вон! Ты так ветрена, так ветрена, ни на что не похоже!

   Красавина. А что ж такое в этом дурного, теперича спросить у тебя. Ты еще понимаешь ли, какое это дело, как оно называется? Ведь это - судьба. А что такое судьба? Понимаешь ли ты это? Может, ей на роду написано быть за ним замужем. Так разве можно от своей судьбы бегать? Где это видано?

   Пионова. Тебя послушай только! У вас все судьба; все свахи так говорят. Известное дело - в этом вам интерес, вот вы и хлопочете.

   Красавина. А что такое сваха? Сваха - великое слово! Не у всякого хватит ума, как его понимать! Если рассудить хорошенько, так нас бы надобно всякими разными чинами жаловать, вот что я тебе скажу. Нами только и государство-то держится, без нас никакое государство стоять не может. Вот оно какое слово - сваха. Не будь нас, ну и конец, и род человеческий прекратится.

   Пионова. Не беспокойся, не прекратится.

   Красавина. Где тебе знать! Ты еще молода для этого!

   Антрыгина. А что, Гаврилиха, каково они живут? С достатком или нет?

   Красавина. Уж какие достатки у приказных! Мне перед тобой таить нечего; живут не больно авантажно. Избушка на курьих ножках, маленько - тово... набок; рогатого скота: петух да курица; серебряной посуды: крест да пуговица. Да тебе что за дело до достатков? У тебя у самой много, тебе человека нужно. Да вот, никак, и он пришел, кто-то в передней толчется. (Встает и заглядывает в дверь.) Войди, ничего, не бойся! Войди, говорят тебе! Чего бояться-то!

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

   Антрыгина. Здравствуйте, Михайло Дмитрич! Я давно хотела с вами познакомиться и очень рада, что вы пришли. Садитесь, пожалуйста!

   Красавина. Ну, и сядь!

   Бальзаминов (Красавиной). Да уж я сам-с... (Раскланивается.)

   Красавина. И садись, коли просят.

   Антрыгина. У вас, должно быть, служба не очень грудная?

   Бальзаминов. С девяти часов до половины третьего-с; а на дом редко когда дают-с.

   Пионова. Оно и видно, что вам делать-то нечего; то-то вы по всей Москве и ходите.

   Антрыгина. Ах, какая ты, Анета! Отчего ж и не ходить? Погода теперь прекрасная.

   Бальзаминов. Проминаж-с.

   Пионова. Хорош проминаж, через нею Москву!

   Антрыгина. Разумеется, без цели не стоит ходить. У них, может быть, есть цель; почем ты знаешь! Может быть, им кто-нибудь нравится в этой стороне. Вероятно, вы за этим и ходите в нашу сторону?

   Бальзаминов (конфузясь). Да-с, так точно-с!

   Антрыгина. Вот видите ли, я и угадала.

   Пионова. Мудрено было угадать! (Бальзаминову.) А можно вас спросить, кто это вам нравится в этой стороне?

   Бальзаминов. Это я должен сохранять в глубине души своей-с.

   Антрыгина. И очень вы ее любите?

   Бальзаминов. Для моей любви нет границ и нет слов-с, чтобы выразить.

   Антрыгина. Вот как! Это, должно быть, очень приятно, когда так любят. Слышишь, Анета?

   Пионова. А я так думаю, что оттого и нет слов, что сказать-то нечего.

   Бальзаминов. Конечно, кто знает много стихов хороших-с, тот сейчас может прибрать на всякий случай-с; а кто если не знает, как же он выразит свои чувства!

   Антрыгина. А вы много стихов знаете? Я ужасно люблю стихи.

   Бальзаминов. Я больше все чувствительными стихами занимаюсь, которые выражают любовь-с и разные страдания. А то много ведь стихов написано теперь и таких, которые ничего не выражают; так те для меня неинтересны-с.

   Антрыгина. Скажите какие-нибудь, мы послушаем!

   Красавина. Ну, и скажи, послушаем!

   Бальзаминов. Прикажете чувствительные?

   Антрыгина. Ах, сделайте милость, чувствительные.

   Бальзаминов.

  

   Красавина. Что-то, брат, нескладно.

   Бальзаминов. Есть и другие-с.

   Антрыгина. Какие же это такие?

   Бальзаминов. Пастух, ищущий своей пастушки. Голос нежный. Так и в книжке напечатано. А то я знаю и жестокие-с.

   Антрыгина. Скажите жестокие!

   Бальзаминов.

   Красавина. Да что ты все про пастухов наладил? Нужно очень! Вот невидаль какая! Ты хорошие какие-нибудь скажи! Про ерцогиню какую либо про прынца.

   Бальзаминов. У меня дома тетрадь есть для стихов-с. я в нее и вписываю; если прикажете, я принесу-с. Только что хороших стихов достать негде-с, у нас в суде никто этим не занимается, только разве один Устрашимов.

   Антрыгина. А вы разве в одном суде служите?

   Бальзаминов. В одном-с и даже за одним столом-с.

   Пионова. Как я вам завидую.

   Антрыгина. Вы, значит, его хорошо знаете?

   Бальзаминов. Как же не знать-с? Пять лет вместе служим-с.

   Пионова (тихо Антрыгиной). Ну, вот и спроси про вторник.

   Антрыгина. Мне хотелось бы от вас слышать, что он за человек. Одна моя знакомая очень им интересуется.

   Бальзаминов. Я не знаю, как говорить-с. Как бы не вышло чего.

   Антрыгина. А что же может выйти?

   Бальзаминов. А ежели он узнает-с.

   Антрыгина. Не беспокойтесь, не узнает. А разве он дурной человек?

   Бальзаминов. Одно слово, разбойник-с.

   Антрыгина. Как разбойник ?

   Бальзаминов. Душегубец-с.

   Пионова. Какой вы вздор говорите! Скучно слушать!

   Бальзаминов. Помилуйте, какой же вздор, когда есть примеры-с.

   Антрыгина (с испугом). Что вы говорите? Ах, боже мой! Он убил кого-нибудь?

   Бальзаминов. Нет, не убил-с, а хочет убить до смерти-с.

   Пионова. Уж не вас ли?

   Бальзаминов. Да, меня-с. Ей-богу! (Антрыгиной.) Только уж вы, сделайте одолжение, ему ничего не говорите-с!

   Антрыгина. Да что вы! Я его и не знаю.

   Бальзаминов. Нет, это вы нарочно-с. Он сказывал, что вы с ним знакомы, только у вас теперь ссора вышла.

   Антрыгина. Ну да! То есть мы были знакомы, а теперь уж все кончено.

   Бальзаминов. Это очень хорошо-с.

   Пионова. В самом деле? Вам это нравится?

   Бальзаминов. Да как же-с! Что же можно от него ожидать, коли он разбойник. Кроме неприятности, ничего-с. Теперь вы представьте себе: за что же он меня хочет убить до смерти-с? За то, что я к вам в дом пришел-с? Так уж ведь это кому счастье-с! Зачем же мне от своего счастья бегать! Притом же, я человек с большим вкусом-с, у меня вкусу-то гораздо больше, чем у Устрашимова, а средств к жизни нету-с. Следственно, я должен их искать. Кабы мне теперь средства-с... А про Устрашимова я бы много мог сказать, да по-товарищески не годится. Я только одно скажу, что человек самой черной души.

   Пионова. Вы нам вот что скажите: во вторник Устрашимов был в суде?

   Антрыгина. Да, сделайте одолжение!

   Бальзаминов. Во вторник? Позвольте-с! Он во вторник был дежурный, целый день в суде-с и ночевал там.

   Пионова (Антрыгиной). Ну, что! говорила я тебе.

   Бальзаминов. Если человек со вкусом, да не имеет средств, это ужасное положение-с! В мечтах все представляется богатство и даже во сне-с...

   Маша. Барыня, пожалуйте сюда!

   Пионова (тихо). Что?

   Антрыгина (тоже тихо). Письмо.

   Бальзаминов. Я говорю-с, когда много вкусу и притом в мечтах...

   Антрыгина. Не угодно ли вам по саду погулять.

   Бальзаминов. Ничего-с. Мне и здесь хорошо-с.

   Антрыгина. Уж сделайте одолжение! Мне нужно тут заняться кой-чем.

   Пионова. И мы сейчас к вам придем.

   Красавина. Ну, уж пойдем! Знать, им что-нибудь нужно.

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  

   Пионова. Ну, читай, скорее читай! Антрыгина (распечатывает и читает). "Милостивая государыня Анфиса Даниловна! Наконец я узнал, отчего происходит ваш гнев на меня. Маша мне все сказала. Но я ни в чем не виноват, в чем вы сами можете легко убедиться. Стоит вам только спросить у кого-нибудь из моих товарищей, где я был во вторник, вам всякий скажет, что я был дежурный. Спросите хоть у Бальзаминова, у своего нового обожателя. Он столько глуп, что не сумеет солгать, хотя бы и хотел. Если я и теперь не дождусь от вас ответа или приглашения, то - вы меня знаете, я человек решительный - вам придется отвечать за меня перед богом, правительством и публикой. Мрачную душу мою стерегут злые демоны; я отдал ее им на жертву; я чувствую их приближение. Пистолет заряжен и ждет меня; я с радостью встречу смерть и с адским хохотом закрою глаза свои. Прежде ваш, а теперь ничей, Павлин Устрашимов".

   Пионова. Ах, какие чувства! Ах, как ты счастлива, Анфиса, что тебя так любят! Ах, боже мой! Отвечай ему скорей!

   Антрыгина. Что ты разахалась! Я сейчас пошлю за ним, он тут у ворот дожидается. Маша, позови Павлина Иваныча!

   Что же мне делать с Бальзаминовым?

   Пионова. Я пойду в сад, удержу его. А потом, когда мы придем сюда, он сам увидит, что ему здесь делать нечего.

   Антрыгина. Ну и прекрасно.

   Пионова (целуя Антрыгину). Милочка! (Уходит.)

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

   Устрашимов. Вы меня звали?

   Антрыгина. Не стоять же вам у ворот.

   Устрашимов (видя, что Антрыгина на него не смотрит, пожимает плечами и отходит к противоположному окну). Что же вам угодно?

   Антрыгина. Вы хотели меня видеть: что вам угодно?

   Устрашимов. Я хотел перед вами оправдаться.

   Антрыгина. Что вам оправдываться! Мужчины всегда правы. Да я совсем и не за то сержусь, за что вы думаете.

   Устрашимов. Так за что же?

   Антрыгина. Уж я знаю за что.

   Устрашимов. Но однако?

   Антрыгина. Всего не перескажешь.

   Устрашимов. Если вы меня звали только затем, так прощайте.

   Антрыгина (вполовину оборотясь). Куда же вы?

   Устрашимов. Для вас, я думаю, это решительно все равно, куда бы я ни пошел!

   Антрыгина. По чему же вы так заключаете?

   Устрашимов. По всему: по приему вашему, по тому, что у вас здесь Бальзаминов. А впрочем, какое же мне теперь до этого дело! Прощайте!

   Антрыгина (взглянув на Устрашимова). Останьтесь с нами чай пить.

   Устрашимов (взглянув на Антрыгину). К чему же мне оставаться? Ну, скажите, к чему? (Кладет шляпу на стол.)

   Антрыгина. Вы хотите, чтобы вас просили? Как вы горды!

   Устрашимов. Я горд, да, я горд; но не против вас.

   Антрыгина. Докажите на деле, что не горды.

   Устрашимов. Я вам это доказывал несколько раз и готов доказать когда угодно. (Подходит к Антрыгиной и становится перед ней на колени.) Вы видите, горд ли я! Я ни в чем не виноват перед вами, но я прошу у вас извинения.

   Вы не сердитесь?

   Антрыгина. Встаньте! Не сержусь.

   Устрашимов (встает). Вы меня измучили.

   Антрыгина (ударяет его по плену). Кто старое помянет, тому глаз вон.

   Устрашимов (обнимает ее и целует в щеку). Ура! Победа!

   Антрыгина (сопротивляясь). Что вы! Что вы! Ну войдет кто-нибудь. Какой неосторожный! Обрадовался уж очень! На все есть время.

   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  

   Пионова (вопросительно смотрит на них). Помирились?

   Антрыгина. Помирились.

   Пионова (Устрашимову). Я все время за вас заступалась. Вот спросите ее.

   Устрашимов (целуя у ней руку). Покорно вас благодарю!

   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  

   Бальзаминов (не замечая Устрашимова). Какой у вас прекрасный сад-с, и всяких цветов очень много-с! Только если бы я был богат-с... (Увидав Устрашимова, остается с открытым ртом.)

   Устрашимов. Что ж бы ты?

   Бальзаминов. Я бы-с... Как же это? Зачем же-с?..

   Устрашимов. Зачем я-то, это очень просто. Ты-то зачем ?

   Антрыгина. Да вот все Гавриловна! Навязывается с женихами! И кто ее просит! (Делает Красавиной знак глазами, достает из кармана ассигнацию и потихоньку отдает ей.) Я и не думала, а ты тут со сватовством.

   Красавина. Ну, кто же тебя знал! Я думала угодить. (Тихо.) Увести, что ль?

   (Громко.) Наше дело такое! Где тебе спасибо скажут, а где так и в шею вытолкают. И не рад, да будь готов.

   Бальзаминов. Да как же-с, ведь вы поссорились.

   Пионова. Они поссорились, они и помирились. Это уж их дело.

   Бальзаминов. А как же я-то теперь-с? При чем же-с?

   Пионова. А вы знаете русскую пословицу: свои собаки грызутся, чужая не приставай?

   Бальзаминов. Извините, я не понимаю-с. В каком смысле-с?..

   Красавина. А вот пойдем, я тебе дорогой растолкую.

   Бальзаминов. Как-с? так и идти?

   Устрашимов. И чем скорей, тем лучше.

   Красавина. Уж что тут еще! Видимое дело, что тем же трахтом, да и назад пожалуйте!

   Бальзаминов. А как же я маменьке-с... опять же я с правой стороны-с... при всем том...

   Все. Прощайте! Прощайте!

   Красавина. Ну, совет да любовь!

   Пионова. И прекрасно, и прекрасно! Вот теперь сядем чай пить.

   Антрыгина. Маша, давай самовар.

  

   КОММЕНТАРИИ

   Впервые пьеса была опубликована в журнале "Библиотека для чтения", 1861, No 3.

   Островский намеревался напечатать "Свои собаки грызутся, чужая не приставай" в февральском номере журнала "Библиотека для чтения" за 1861 год, но не успел закончить работу к намеченному сроку. А. Ф. Писемский, редактор этого журнала, писал Островскому: "Как ты ни подрезал меня, друг сердечной, но во всяком случае, бога ради, не насилуй себя и не торопись и только по крайней мере - к мартовской книжке изготовь" ("А. Ф. Писемский. Материалы и исследования", 1936, стр. 143).

   Работу над этим произведением драматург закончил, видимо, в конце февраля или начале марта 1861 года; в письме Ю. Н. Линской от 20 октября 1861 года он упоминает, что "пьеса была готова еще весной" (т. XIV, стр. 90).

   "Свои собаки грызутся, чужая не приставай" является второй частью трилогии о Бальзаминове. В ней образ основного героя дополнен некоторыми новыми чертами. Таково, например, пристрастие Бальзаминова к старомодным чувствительным стишкам и "жестоким" романсам, характеризующее вкусы мещанства.

   Новая пьеса Островского была встречена враждебно реакционными и либерально-буржуазными критиками. Они объявили, что вторая часть трилогии "несравненно слабее первой" ("Праздничного сна - до обеда"), хотя осудили одинаково обе части за "скудость содержания".

   Против недооценки этих пьес, надолго упрочившейся в критике, возражал известный драматург Д. В. Аверкиев. Он писал: "Было бы весьма поучительно в двух последовательных спектаклях поставить всю трилогию о Бальзаминове; тогда бы, думается, значение ее уяснилось для многих, ныне слепотствующих на ее счет" (Д. В. Аверкиев, "Дневник писателя", 1886, стр. 252).

   В артистической среде пьеса "Свои собаки грызутся, чужая не приставай" вызвала живой интерес. И, Ф. Горбунов выразил желание играть Бальзаминова. Ведущая артистка Александрийского театра Е. М. Левкеева просила пьесу для своего бенефиса. 16 августа 1861 года Островский писал заведующему репертуарной частью петербургских театров П. С. Федорову: "Если я этой малостью могу услужить г-же Левкеевой, я буду очень рад; она так много способствовала успеху моих пьес, что эту может вполне считать своей собственностью" (т. XIV, стр. 89). Однако пьеса к бенефису Левкеевой театром не была подготовлена, и тогда драматург передал ее по просьбе Ю. Н. Линской для ее бенефиса. Островский высоко ценил Линскую как замечательную комическую артистку, выступавшую в его пьесах с выдающимся успехом.

   Первые представления пьесы состоялись почти одновременно в Москве и Петербурге. В Малом театре она шла 27 октября 1861 года, в бенефис С. П. Акимовой. Роли исполняли: Бальзаминов - А. А. Рассказов, Антрыгина - Л. П. Никулина-Косицкая, Бальзаминова - Н. В. Рыкалова и др. Первый спектакль в Александрийском театре был 3 ноября 1861 года, в бенефис Линской, при следующем распределении ролей: Бальзаминов - И. Ф. Горбунов, Устрашимов - П. С. Степанов, Антрыгина - Ю. Н. Линская и др.

   По данным А. И. Вольфа, автора "Хроники петербургских театров" (ч. III, СПб. 1884, стр. 78), в последующие годы на Александрийской сцене комедия "Свои собаки грызутся, чужая не приставай", как и "Праздничный сон - до обеда", принадлежала к числу пьес, "чаще прочих игранных".

  

   [1] Злой пастух!.. - Стихотворение А. П. Сумарокова, печатавшееся без имени автора в популярных песенниках XVIII - начала XIX века.