И.А. Бунин: Новые материалы. Вып. I
М., "Русский путь", 2004.
Совсем недавно некоторые газеты оповестили о предстоящем скором возвращении Максима Горького на родину. Сообщалось, что писатель дал согласие на редактирование выходящего в Петербурге марксистского журнала "Просвещение"1. Даже указывалось на факт получения писателем паспорта от нашего неаполитанского консула для беспрепятственного въезда на русскую территорию2.
В московских литературных кругах к известию о скором возвращении Максима Горького в Россию отнеслись весьма скептически.
- Что Алексей Максимович страшно стосковался по родине и был бы счастлив снова жить под родным небом, ясно для каждого, но...
Так говорили в Москве лица, близко знающие Максима Горького и отношение его к современным условиям русской жизни. Это же подтверждается еще тем, что в Москве не имелось решительно никаких сведений о приезде Максима Горького, которые исходили бы непосредственно от него.
Единственным представителем литературной Москвы, с которым Максима Горького связывает многолетняя дружба и переписка, является И.А. Бунин, сейчас отдыхающий на черноморском побережье3. К нему и обратился наш сотрудник с просьбой сообщить, когда именно Максим Горький приезжает в Россию.
В ответ на это вчера от академика И.А. Бунина получено письмо, в котором он, между прочим, заявляет:
- К сожалению, не могу исполнить Вашу просьбу, Вы уже знаете, конечно, ответ Алексея Максимовича на запрос "К<иевской> м<ысли>": "Как всегда, лично мне ничего не известно"4. Да и в своих последних письмах ко мне Алексей Максимович ничего не говорит о своем приезде в Россию5.
Печатается по: Возвращается ли М. Горький в Россию? // Утро России. 1913. No 154. 5 июля. С. 4.
В феврале 1913 г., в связи с объявленной по поводу 300-летия дома Романовых амнистией лицам, привлекавшимся за "преступные деяния, учиненные посредством печати", Горький задумался о возможности вернуться в Россию, как ему это советовал и В. Ленин (см.: ЛЖТ. Вып. 2. С. 342-343).
Возникавшие слухи о возможном возвращении Горького в Россию сразу же попадали в печать. Бунин высказывался по этому вопросу в газетном интервью после возвращения с острова Капри, где он провел зиму 1912/13 г.: "А<лексей> М<аксимович> очень нервничал в этом году. Причиной его волнения была амнистия. Она ведь много вызвала толков за границей. Надеялись и мечтали... Горький так рвется в Россию.
После ознакомления ко всему еще примешалось разочарование - амнистия ведь мало кого коснулась.
Вначале А<лексей> М<аксимович> хотел было ехать на родину, но потом раздумал. Останавливает его то, что он не утерпит, вырвется крик боли, а знаете, с чем это связано в матушке-России - опять беги" (Влад. К. Да здравствует жизнь! (Беседа с И.А. Буниным) // Вечерние известия. 1913. No 172. 4 мая. С. 3; Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 545; см. также: Л. Фл. <Флауменбаум Л.З.> На литературные темы: (Беседа с И. Буниным) // Южная мысль. 1913. No 491. 17 апреля. С. 2; Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 376).
Приняв решение вернуться на родину, Горький сообщал о своем намерении в частных письмах лишь близким лицам, не будучи заинтересованным в преждевременной огласке своих планов и неизбежном ажиотаже вокруг своей персоны. Во-первых, у Горького, вероятно, все же оставались сомнения принципиального характера в возможности воспользоваться амнистией или, по крайней мере, опасения, что его возвращение может быть истолковано неправильно; во-вторых, уголовное дело, возбужденное против него за напечатание романа "Мать", не попало под амнистию; а в-третьих, ухудшение здоровья и денежные затруднения не позволяли писателю сразу же осуществить свое намерение. Уехал Горький в Россию лишь в самом конце 1913 г.
Поэтому появление в газете "Русские ведомости", дававшей, как правило, только тщательно проверенную информацию (ср.: ""Русские ведомости" считались в Москве верхом солидности. Если там появилось, значит, правда"; Зайцев Б. Собр. соч. Т. 6. С. 54-55), неподписанного сообщения из Рима было для Горького, скорее всего, неприятной неожиданностью: "Рим. Максим Горький в скором времени уезжает в Россию. На днях писатель подал прошение неаполитанскому консулу о выдаче пропуска через русскую границу. Как нам известно, пропуск будет дан Горькому не на основании амнистии, а путем простой условной надписи на просроченном заграничном паспорте на основании министерского циркуляра, изданного в январе прошлого года. Этим циркуляром воспользовалось уже много эмигрантов. Литературные дела Горького прекращены по амнистии" (Наш корр. Отъезд Горького в Россию // Русские ведомости. 1913. No 145. 25 июня. С. 3).
С высокой долей вероятности можно предположить, что автором сообщения является М.А. Осоргин <Ильин>, неизменный штатный корреспондент "Русских ведомостей" в Италии с 1908 г. В конце февраля 1913 г. Осоргин специально приезжал к Горькому на Капри в качестве корреспондента газеты с целью начать с него опрос выдающихся эмигрантов об их отношении к объявленной амнистии. Горький беседовал с журналистом на эту тему, впоследствии, однако, письменно передал Осоргину убедительную просьбу не упоминать его имени в печати. Осоргин ответил 5 марта 1913 г., излагая собственную точку зрения на затронутый вопрос и обещая Горькому, что, несмотря на свое сожаление об этом, он все же будет уважать его просьбу. Горький, судя по сохранившемуся черновику, отреагировал довольно раздраженно, и не в последнюю очередь потому, что ему не понравился пренебрежительный тон Осоргина по отношению к Бунину, невольно прервавшему беседу Горького с Осоргиным на Капри (подробнее см.: Бочарова И.А. М. Горький и М.А. Осоргин: Переписка // С двух берегов. С. 387-539).
В большой статье для "Вестника Европы" Осоргин, излагая свой разговор с Горьким на Капри, еще не называл его имени, хотя у читателей и так вряд ли оставались сомнения, о ком идет речь: "Недавно мне пришлось иметь на тему о "тоске по родине" разговор, продолжившийся потом перепиской, с одним очень известным русским писателем-эмигрантом, имени которого я назвать, к сожалению, не вправе. В своем роскошном уединении он уверял меня, что тоска по родине вообще не свойственна русским, что он лично совсем не понимает этого чувства, считая его просто "тоской по привычному месту, свойственной и животным". Он приводил мне в доказательство духоборов и своих земляков-крестьян и мещан, сделавшихся подлинными французами и говорящих: "А ну ее, вашу Россию!" Думается мне, что мало убедительны эти примеры переселенцев, если даже ссылка на них правильна. Тоска по родине дает себя остро чувствовать именно тогда, когда возврат на родину решительно прегражден, когда она является недостижимой или, во всяком случае, недостижимыми являются легальный возврат и легальная деятельность на ее почве. И я не понимаю, почему нужно отмахиваться от этого чувства, лучшего из чувств, - хотя понимаю, что под влиянием его опускать руки уже совсем непозволительно" (Осоргин М.А. Русские эмигранты и римский съезд // Вестник Европы. 1913. No 7. С. 297-298).
После получения Горьким российской визы Осоргин, наверное, уже не счел себя обязанным молчать о намерении писателя вернуться в Россию и объявил об этом в "Русских ведомостях". Появление этой заметки, перепечатанной почти во всех российских газетах, вызвало настоящий переполох, и Горький был вынужден отвечать на многочисленные вопросы своих корреспондентов о достоверности сообщенных сведений (см., например: Литературное наследство. Т. 95. С. 433, 1018; Горький М. Собр. соч. Т. 29. С. 310-312, 314-315).
Письмо Бунина к Горькому от 2 июля 1913 г. с подобными же вопросами, вполне возможно, не в последнюю очередь было вызвано обращением к нему газеты "Утро России": "Правда ли, что едете в Россию? Правда ли, что Вы - редактор "Просвещения"? <...> Меня осаждают расспросами о Вас" (Переписка А.М. Горького и И.А. Бунина. С. 74).
Таким образом, помещенный в настоящей заметке ответ Бунина на запрос московской газеты был правдив и лукав одновременно, так как сам писатель, очевидно, до конца не доверял процитированной им же телеграмме Горького, опубликованной в "Киевской мысли".
1 См., например: Возвращение М. Горького в Петербург // Петербургская газета. 1913. No 173. 27 июня. С. 13.
В феврале 1913 г. Горький взял на себя редактирование беллетристического отдела марксистского журнала "Просвещение", издававшегося легально в Петербурге до июля 1914 г. (см.: ЛЖТ. Вып. 2. С. 338, 448; Ревякина И.А. Горький - редактор журнала "Просвещение" // Литературное наследство. Т. 95. С. 622-659).
2 22 июня 1913 г. Горький получил от Российского генерального консульства в Неаполе визу на въезд в Россию (см.: ЛЖТ. Вып. 2. С. 364). 24 июня Горький сообщал И. Ладыжникову, что получил "надпись консула на своем паспорте, предупрежден им, что меня эта надпись не гарантирует от прогулки по этапу с границы до Питера. "Они сделают это просто для того, чтоб показать свою власть". Думаю - не сделают" (Архив А.М. Горького. Т. 7: Письма к писателям и И.П. Ладыжникову. М., 1959. С. 225).
3 С мая по сентябрь 1913 г. Бунин снимал дачу под Одессой. В июне они с братом Юлием совершили путешествие вдоль берегов Черного моря по маршруту: Одесса, Батум, Константинополь, Констанца, Бухарест, Яссы, Кишинев (см.: Бабореко. С. 208-214; Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 647).
4 Имеется в виду газетная заметка "Телеграмма М. Горького": "По поводу сообщения газет о предстоящем будто бы в скором времени возвращении Максима Горького в Россию редакцией "Киевской мысли" был послан писателю запрос о достоверности этих сообщений.
Вчера по телеграфу мы получили от Максима Горького с Капри следующий ответ:
"Как всегда, мне лично ничего не известно. Пешков"" (Киевская мысль. 1913. No 176. 28 июня. С. 3).
5 Письма Горького к Бунину за 1913 г. не сохранились. В письме А. С. Черемнову от 2 июля 1913 г. Бунин писал: "А Горький что-то примолк. Уже с месяц нет писем. В последнем извещал меня о своем полном разрыве с "Современником"" (Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 647). Цитированное выше письмо Горькому от 2 июля подтверждает, что Бунину действительно ничего не было известно о намерении Горького вернуться в Россию, хотя он, конечно, строил собственные предположения на этот счет; ср. его письмо Клестову от 23 июля 1913 г.: "Конечно, у Горького тоже есть материал для новых томов, и издать их было бы особенно важно теперь - думаю, что он-таки приедет осенью в Россию" (Вопросы литературы. 1969. No 7. С. 186).