Николев Николай Петрович - Розана и Любим - Книги

Н. П. Николев

Розана и Любим --------------------------------------

Русская комедия и комическая опера XVIII в.

Редакция текста, вступительная статья и комментарии П. Н. Беркова.

М.-Л., Государственное издательство "Искусство", 1950

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

ОБЪЯСНЕНИЕ

"Ежели невежда (говорит Волтер) вплетается навыворот толковать твои сочинения, объяснися, устыди его. Буде же осуждают слог письма твоего, молчи; на это не ты, но сочинение твое должно ответствовать".

Ябедников столько же сыщется между мнимыми рачителями наук, как и между мнимыми рачителями приказных дел: кривотолк везде суется, и для того объяснение творцово нужно. Творец человек не так, как творец бог; он может творению своему дать ум, дать глупость и проч., но не может дать воли; следственно за умное, или за глупое творение отвечать должен умной или глупой творец, а не умное или глупое творение. Объяснимся.

Сию драмму с голосами или комедию с песнями, или оперу комик, или пастушью драмму с музыкой, или пастушью драмму с чем кто изволит, сочинил я в 1776 году, в то самое время, когда на Московском театре в последний раз французские представлялися оперы; в 1777 я отдал ее на театр; в том же году положена была г. Керселием * на нее музыка; а в 1778 удостоили ее представлением. Из чего выходит на поверку, что она целой год после положенной на нее музыки хранилася под спудом. Что ж было тому причиной, я не знаю {Сие случилося может быть для того, чтоб "Деревенский праздник" * и "Колдун" * (того же автора, гораздо после "Розаны и Любима" сочиненные и на театр отданные) были ее предводителями. Хотя сие подобно той известной притче, в коей хвост пожалован был головою.}; а знаю только то, что и до ныне ее представляют, или, лучше сказать, тиранят; ибо где надобно петь троим или четверым вместе, там поют двое, а один или двое зевают; где надобно петь, там говорят, а что надобно говорить, то пропускают, но последнему не должно дивиться; ибо в России не токмо актеры {За сие не должно порицать актеров; им что велят, то они и делают. Для прекрасного выглашения (declamation) потребны актерам слова, но ежели заставляют их на театре молчать, то мудрено ли, естьли они на театре зевают? Одни телодвижения не составляют драммы, ибо в драмме не танцуют, а говорят.}, но и сочинители, хотя и непротивно что благопристойности, однако и то от разных толков невежд, принуждены шептать себе под нос. Невежество есть сильная чума для просвещения.

Предприяв сочинить сию драмму, почел я за должность не выводить на театр таких лиц, коим бы необходимо надобно мне было дать низкое и подлое речение российской черни, как, например, наречия фабришных и степных крестьян; ибо, мне казалося, что первых буянское, а вторых слишком дикое наречия не могут иного принести зрителям и читателям, вкус имеющим, кроме отвращения. И вот для чего Розана выведена солдатскою дочерью, Любим дворовым, а лесник крестьянином, близь Москвы живущим. Тем я дал наречие московское, а этому московское с крестьянским смешанное; одни не говоря: увы, бесподобно, беспримерно, обожаю и проч., говорят обыкновенно, но просто. Другой не говоря: взъерепеню, взбутетеню, припопоню, холуй, или вместо чево, цево; вместо человек, целовек и проч., говорит, как крестьянин, просто, иногда странно, смешно, но не отвратительно. Песни же, в коих есть замысловатые выражения и слишком нежные для нашей черни чувствования, хотя и просто изъясненные, посвятил я себе и поэзии, твердо будучи уверен, что сочинитель никогда не должен быть скован. Рассматривай природу и последуй ей, говорит Квинтилиан *. Будь естествен, будь умерен, но не будь в цепях, говорит Аристотель, и их устами говорила истина.

Некоторые уверяют меня, что "Розана" торжествует; но мне кажется, что она чуть держится, и то одним дровосеком, без которого бы она с первого раза еще упала или должна была упасть, буде такое в Москве нещастие с дурными представлениями или произведениями случиться может, но это-то и сомнительно. Просвещенные московские зрители, как видно, снисходя к малому числу российских творцов, снисходят еще некоторым образом и к дурным творениям; а российские оранг-утанги *, не поняв причины такого снисхождения, столько ж усердно бьют в ладоши по представлении подлого игрища, как и по представлении "Синава и Трувора" *, а часто еще и усерднее; но это уже тогда, когда они, удостоя своим покровительством сочинителя, сами предводительствуют к торжеству его...

Иль взявши в лапы "Елисея" *

Кричат: Гомер сие писал,

Поэма эта и "Пантея" * {*}

{* "Пантея", российская трагедия.}

Превыше в свете всех похвал,

Но чтя бессмертну "Россияду" *,

Сию эпическу Палладу,

Предь песнями других творцов;

Они сердец не восхищают,

И так в восторге не вещают:

Херасков! ты пример певцов.

Ты в ней с Гомером возвышался,

И часто в ней ты нам казался

Творцом искусных Энеид...

Но полно, муза, горячиться,

Не должно нам за то сердиться,

Что обезьяна говорит. Везде невежды были, есть и будут; дурному повод, а на хорошее бич; и ежели первого не возносят, а второго не унижают, так, по крайней мере, об одном шумят, а другое заглушать стараются. И вот от чего скаредные писатели не истребляются, посредственные не исправляются, а хорошие остаются без удовольствия.

Il maie e l'inimico del bene *.

Многие (все-таки невежды же) говорят, что я все почти театральные украшения выкрал из разных французских опер, а дровосека моего сделал из "Дровосека" французского * {В защищение дровосека я скажу только то, что дровосек русской столько походит на дровосека французского, сколько всякой человек русской - на всякого человека французского. И признаюся, что этого уже сходства я избежать не мог.}. Правда, что громы, дожди, горы, леса, реки, шалаши и проч. во многих есть французских операх, во многих комедиях и во многих увеселительных зрелищах; но доказывает ли сие кражу? желая представить гору, льзя ли, вместо горы, представить ров? и какая нужда избегать такой малости? в театральных ли украшениях сочинителевы заключаются чувствования, правила и остроумие? наконец, льзя ли избежать, чтоб не повстречаться воображением своим не довольно с воображением таких безделиц, каковы суть театральные украшения, но даже с воображением пиитическим, с мыслями, с чувствиями и с выражениями бесчисленного множества как древних, так и новых писателей? менее ли Расин Еврипида, хотя он не токмо, чтоб встречаться с Еврипидом, но и занимал у него? {О нечаянном сходстве и подражании писателей я со временем более упомяну в сочиняемой мною книге, под титулом: "Смешанной словарь" *, в главе о искусстве драматическом.} странные люди, или лучше сказать, странные мухи!.. терпи.

Пускай жужжат,

Пускай бунчат

И пыль в глаза пускают.

Во век хорошего они не помрачат

И просвещенного ума не ослепят,

Колико ни хотят,

Колико тем себя невежды ни ласкают:

От мух

Не будешь глух.

Прекрасная игра г. Ожогина * произвела во мне желание прибавить игры и сделать некоторые перемены во многих явлениях, а из оного желания по расположению моему прибавилось и четвертое действие. Те, кои читали или видели прежнюю, легко могут судить по этой, лучше или хуже я сделал, а я скажу только, что...

Хоть лужа всякая реки бывает хуже,

Но часто от реки приходим мы и к луже.

РОЗАНА И ЛЮБИМ

Драмма с голосами в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Щедров, богатый дворянин

Излет, отставной солдат

Милена |

} его дочери

Розана |

Любим, Розанин любовник

Семен, лесник

Рыбаки |

Псари |

Певчие } Щедрову принадлежащие

Женщины |

Служители |

Действие близь Москвы

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Театр представляет луг, окруженный лесом, близь леса протекающую реку; через реку мост; за рекою гору с биющими из нее источниками и простертое у подошвы ее стадо; вдали село, а по сю сторону шалаш с обыкновенным сельским

прибором. Близь шалаша должны быть кочки.

ЯВЛЕНИЕ I

Розана (идучи с гор, несет корзину и поет песню, к которой вся подстает музыка).

Песня

Одним тобою, мой Любим,

Одним я веселюся;

К тебе и сердцем я моим

И мыслию несуся:

Когда не вижу я тебя,

Бежала б я сама себя!

Ты мне моей

Души милей,

Тобой цвету, твоей увяну.

Красен ненастливый мне день

Твоею красотою;

Где ты ступил, таё ступень

Ценю я золотою;

И сон мне тот к счастливу дню,

В котором я Любима сню...

Спеши, спеши,

Душа души,

Обнять, обнять свою Розану!

Любима нет, и завтрик наш простынет!.. ой, уж мне эта рыбная ловля! всегда-то за нею я его дожидаюся; знать ему там веселее? - полно, вить батюшка и сестрица говорили мне, что еще рано тебе итти, рано; погоди, дай взойти хорошенько солнышку... нет, не поверила... ах! да как и поверить? Я лишь спущу Любима с глаз, ан, думается мне, что я его и бог знает как давно не видала! бедненькой! я чаю, он теперь измок, устал, проголодался... как мне без него скушно!.. тошно! кажется, что все около меня грустит, и словно все перед ненастьем насупилося, и птички, и мошки. Таки вот без него все тоже, да и не то.

Голос

Я куда ни погляжу,

Грусть везде я нахожу.

Посмотрю ли я к реке,

Река льется, как в тоске.

Посмотрю ли на цветы,

Нет в цветах уж красоты!

От всего мой смутен зрак,

Все мне кажется не так.

ЯВЛЕНИЕ II

Розана и лесник.

Лесник (за рекою, таща из лесу хворост). Эй! Эй! Розана! Розана...

Розана. А! Семен! здравствуй.

Лесник. Здорово, красотка, здорово.

Розана. Бог помочь!

Лесник. Спасибо-ста, спасибо: да что ты это ни свет ни зоря сюды прикотила?

Розана. Семен?..

Лесник. Ну?

Розана. Посмотри, голубчик мой! не едет ли Любим.

Лесник. Ха, ха, ха! эк-те блохи-та кусают.

Розана. Пожалуйста, посмотри.

Лесник. Изволь-ста, изволь. (Смотрит.)

Розана. Так, в доль реки-та... что?

Лесник. Никем никого.

Розана. Налево-та, налево-та?

Лесник. Ни бешеной собаки.

Розана. Экай! да взойди повыше.

Лесник. Тьфу, какая беда! вить я ощо не слеп. Слышишь ты, ни бешеной собаки. (Уходит в лес.)

ЯВЛЕНИЕ III

Розана (одна)

Розана. Боже мой! когда будет наша свадьба? когда пройдет этот пост? о! вышедши за Любима замуж, ни на пяди не отойду от него... только хотела бы я знать, для чего меня в мясоед не выдали замуж? это все кутит приходской наш батюшка; я уж давно смекнула, что он метит меня за своего племянника; подлинно парень! что худо-то, что дурно-то, что не уклюже-то... ну, вот ни дать ни взять мерзлой баран... О! я лучше век просижу в девках (вздохнувши), чего мне очень, очень, очень не хочется, нежели пойду за эдакого шалапая. Велика вещь, что он понамарь, да я и сама солдатская дочь.

Голос

Словно невидаль какой?

Да для милого и барин

Мною будет отбоярен,

Не токма что ровня мой.

Мне не в диву барской род;

Я видала ведь господ,

Да Любима дорогого

Не видала я другого,

Госпожа я в шалаше,

Естьли я в его душе.

Нет, я Любима не променяю ни на какие золотые горы; он теперь-то в рыбаках, а то он живал и в господском доме; он У меня и одевается-то словно, как боярин... Пойду нарву цветочков, наберу ягодок, всего, всего ему заготовлю. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ IV

Лесник (один).

Лесник (таща из лесу хворост и бросая на прежнюю груду). Фу! на силу-то вся хворостина; теперь дело до рубки пришло; то-то жизнь! я же стереги лес, да я же в Москву и дров наруби, таков-то Сенюха!.. (Взяв топор.) Ну-тко, брат топор, пораспоясывайся; кто с кем, а мы завсегды с тобою. Давно на это дерево я зубы грызу. (Поет и рубит.)

Голос

Кто голубушку целует,

Кто гуляет, кто пирует,

Кто в сыть тешится вином;

А я все за топором!

Ажно стерлись кулачки

Обо пни, да об сучки.

Наддавай небось обух,

Бух, бух, бух, бух.

Наддавай небось обух и пр.

Хоть бы полкружечки послал владыко. (Услыша вдали охотничьи рога.) Эк дуванют в рога-то, инда в ушах дребёжит. (Рога и голоса слышны ближе.) То-то весело! завсегды хохочут: это знать из Цыволдаева *, откуда ономнясь забежала к нам кобыла. (Рога слышны еще ближе, и Розана выбегает.)

ЯВЛЕНИЕ V

Розана и лесник (в конце театра прибирая дрова).

Розана

(выбежав из лесу).

Голос

Пропала я!

Попалась я!

Куда деваться мне?

Ах, близко уж оне!

Сгубят меня!

Сразят меня!

Куда деваться мне?

Ах, близко уж оне!

Сгубят меня

и пр.

(Услыша рога еще ближе.)

Чу! так, я угадала, это опять-опять тот едет пострел, которой анамнясь чуть-чуть не увез меня с собою... что мне делать? куда деваться?.. экай Любим!.. О! пойду, забьюся в такую трющобу, что меня и во сто лет не дороются. Семен! Семен!

Лесник. Что?

Розана. Ежели у тебя этот боярин станет обо мне спрашивать, пожалуйста, голубчик мой, не сказывай, что ты меня здесь видел; а скажи, что ты меня и знать не знаешь.

Лесник. Ха, ха ха!..

Розана. Слышишь ли?..

Лесник. Эка трусея рогоновна.

Розана. Ради бога не сказывай!..

Лесник. Навастривай-жо лыжи-то скорее, а то вить сама им попадешься: вон они уж почти у мосту. {Псари, показавшись на горе, порскают, а Розана, увидя их, стремглав бросается в лес.) Ха, ха! как заяц пырнула! откуда взялися ноги. {Прибирает дрова и относит в лес.)

ЯВЛЕНИЕ VI

Лесник, Щедров и псари его.

Псари (за мостом, увидя собаку). Ого! го! го! сюда, сюда, Докука, Докука *.

Щедров (перешед мост). Что? все ли притекли?

Псари (все вдруг). Все, сударь!

Щедров. На смычки.

Псарь. Тотчас, сударь.

Щедров. Отдохнем и поедем влево... ба! да где ж этот мужичок?..- гей! мужичок, мужичок! лесник, лесник!..

Лесник (выходя из лесу). Здесь, боярин, здесь.

Щедров. Поди сюда. (В сторону.) Спросить было у него, не из одной ли он деревни с той девочкой, которая онамедни мне здесь попалася; естьли бы из одной, он бы мне наверное спроворил.

Лесник. Что поволишь, боярин?

Щедров. Здорова, дружина! здорова.

Лесник. Твоей милости поклон.

Щедров. Откуда ты?

Лесник. Вон из этого-то села, государь.

Щедров. Из Шмелёва?

Лесник. Так, боярин, так; из него-то.

Щедров (в сторону). Отгадал. (Вслух.) Пьешь ли ты водку?

Лесник (почесывая голову с усмешкой). Грешен, государь, грешен.

Щедров (стремянному). Поднеси ему водки.

Лесник. Кормилец мой!

Щедров. Вот я и сам с тобою выпью.

Лесник. Да кто с ней расстанется? а особливо наш-то брат? статимое ли дело! нам хмельное-то, государь, и во сне-то грезится.

Щедров. На, пей, пей...

Лесник (взяв в руки стакан, поет).

Голос

Брату нашему вино,

Вместо душеньки дано:

Им и дышим,

Им и слышим,

Им и спим, и работаем,

Им кручину забываем.

Вить как льется в животок,

Словно липовый медок,

Что при песнях твой гудок?

Примешь всё за тоболу,

Как взыграет глу, глу, глу.

(Указывая на горло.)

Тут-то глу, глу, глу.

(Пьет).

Щедров. Ха, ха! ай мужичок! смотри, пожалуй, он еще и с затеями?.. О! за эдакую песню не грех и еще поднесть. Гей! поднеси ему еще.

Лесник. Золотой помещик!

Щедров. Спой же мне опять свою песенку, мне хочется у тебя ее перенять.

Лесник. Сколько поволишь, государь! за эдакую хлеб-соль и охрипнуть-то сполагоря. (Взяв другой стакан, поет ту же песню.)

Щедров. Спасибо, спасибо.

Лесник (выпив). Не поволишь ли, и в третей спою тебе?

Щедров. Нет, полно, полно. Ты еще и вправду охрипнешь.

Лесник (в сторону). Мне было троицы-то хотелося!

Щедров. Скажи-тка мне теперь, в вашей ли деревне эта востренькая, не так чтоб рослая... Да полно, точно в вашей, ежели ты из Шмелёва...

Лесник (в сторону). Смекнул...

Щедров. То есть, знаешь ли ты эту...

Лесник. Знаю, государь, знаю.

Щедров. Так ты понял, о ком я спрашиваю?

Лесник. Как тововано не понять? вострая?..

Щедров. Да, да.

Лесник. Не больно росла?

Щедров. Так, так.

Лесник. Ушаста?

Щедров. Что?..

Лесник. Ушаста? с лысиной?

Щедров. Как с лысиной?..

Лесник. Да с лысиной, боярин, с лысиной, рыжая?..

Щедров. Да о ком ты это говоришь?

Лесник. О твоей кобыле, боярин.

Щедров. Ха, ха, ха!

Лесник. Она у нашего мельника гостюет.

Щедров. Ха, ха, ха!..

Лесник. То-то кобыла-то!

Щедров. Перестань, перестань... мочи нет!.. Провались ты и с нею! я у тебя не об кобыле спрашиваю...

Лесник. А я, право-тка, думал ты о кобыле баишь, боярин.

Щедров. Нет, нет, я у тебя спрашивал об этой востренькой девочке, которая мне дней с пять назад здесь попалася.

Лесник. Да ныне, боярин, и все девочки-то, как кубари, покатываются. Все, не в урок им молвить, востры стали; кто ее узнает?

Щедров. Эта собою не величка, бела, румяна, черноброва.

Псарь. Я слышал, сударь, что ее зовут Розаною.

Щедров. Ну, вот?..

Лесник (смеючись). Розана? о! эта востра, больно востра, боярин.

Щедров. Так ты ее знаешь?

Лесник. Как эту воструху не знать? да вить она уж... тововано в загулке у нас.

Щедров. Как?

Лесник. У нее парень доброй подтибрен; детина, статное ли дело!

Щедров. Так она замужем?

Лесник. Нет, то она ощо не замужем; однако, диво-тка ли, не к тому ль дело-то валится.

Щедров. Да что он за человек? крестьянин, что ли?

Лесник. Какой крестьянин? дворовой; парень кровь с молоком! он отпущен на волю, а живет в селе у своего дяди, который промышляет рыбою; так ему, знаешь, и с руки тововано.

Щедров. Экая беда!.. однако, нельзя ли как-нибудь постараться тебе?.. понимаешь?..

Лесник. Бог весть, боярин! девка-то воровата дюжо, вить что твоя лисица?

Щедров. Неужли уж так, что и приступу нет?

Лесник. То-то и оно-то, что не скоро в западню-то посунется, а то бы кто твоей милости не работник?

Щедров. Ну, да как-нибудь, как-нибудь, ты сам не дурак. (В сторону.) Дать было ему денег. (Вынимает.)

Лесник (в сторону). От троицы-то не свернется.

Щедров. Вот тебе на лапти.

Лесник. Отец мой, да тут на целую неделю колывань.

Щедров. А ежели спроворишь, то дам больше и велю тебя всякой раз, когда ни придешь ко мне, впускать без докладу и подносить по стакану водки.

Лесник. Хоть в петлю, так готов; (в сторону) как ты про воструху-то не выболтнешь?

Щедров. Поднеси ж ему еще чарку.

Лесник. Ах, государь! (В сторону.) Ну? третей-та чепорухой всю душу подтибрил.

Щедров. Пей, пей! (В сторону.) Кабы да удалось.

Лесник (выпив). Ну? боярин! весь твой: теперь скажу тебе всю матку правду. Вить девка-то здесь...

Щедров (с любопытством). Где здесь?..

Лесник. Здесь, слышь ты, здесь; она тольке что вслухалась в твои рога-то, да так опрометью в лес и сунулась.

Щедрое. Эдакой ты какой! для чего ж ты мне по сех пор не сказал?

Лесник. Да уж как быть? не туды было шло, да туды доехало; вить ты какой колдун, боярин, всего меня обморочил.

Щедров. О! пойдем, пойдем искать ее... (псарям) гей! вы за мною, а вы стерегите здесь.

Лесник. Ха, ха, ха. Разве порскнем, как по красному.

ЯВЛЕНИЕ VII

Псари.

Первой псарь. Ну? добро, робята; кто за добычей, а мы на карауле-то хватим по чарке; да дернем с усталу песню.

Все. И впрям так.

Первой псарь (друг другу подносят). Что зевать по пустякам ?

Другой псарь. Однако ты русака-та давича прозевал же.

Первой псарь. Балагурь, балагурь.

Другой псарь. Чего балагурить? из-под ног ушел; кабы да не моя Искра, ан, бы его только что видели.

Первой псарь. Ах ты, хвастун, хвастун! твоя Искра? ну, ей ли безногой у моего Дикобраза выторговать? да в ней только и проку-то, что семенит по опушке... с тобой ли глаза-то были?

Другой псарь. Я б твоего Дикобраза давно повесил на осине.

Первой псарь. А я бы с Искрой-то тебя повесил.

Третий псарь. Ну полно, братцы, о пустяках спорить, чья ни поймала, да поймала; споемте лучше охотничью песню.

Другой псарь. Ин, песню.

Хорная песня

Все городские забавы безделье:

Тамо всяк в неволе:

Прямое веселье

Здесь в чистом поле.

Льзя ли с чем сравнити охотничью трубу?

Так и раздается: бу, бу, бу, бу.

Что твоя музыка, как в острове начнут: