Некрасов Николай Алексеевич - Музей современной иностранной литературы. Выпуски 1 и 2

  

  

  

   Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

   Критика. Публицистика. Письма. Тома 11-15

   Том одиннадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (1847-1869)

   Л., "Наука", 1990

   OCR Бычков М.Н.

  

   Слова нет! Настоящее положение русской литературы совсем не так печально, как многие думают. Умные люди утверждают, что оно даже очень хорошо. Русская литература поумнела и быстро вступает в период зрелости, - так говорят умные люди и доказательства приводят основательные: она не производит стихотворений, она отказалась от изображения сильных, могучих и клокочущих страстей, громадных личностей; Звонские, Лирские, Гремины совсем вывелись в ней; место их заняли Петровы, Ивановы, Сидоровы; мещанская слабость изображать большой свет с графами и графинями, мебелью от Гамбса и Тура, духами от Марса и мороженым от Резанова также проходит в ней. Она даже шагнула дальше, с некоторого времени начала обнаруживать храбрость неслыханную... Живым ключом забился в ней новый родник, из которого она прежде гнушалась черпать; цель ее стала благороднее и дельнее, чем когда-либо... Отказавшись от изображения бурь и волнений, без сомнения возвышенных и глубоких, возникающих в благовонной атмосфере аристократических зал, при громе бальной музыки и ослепительном освещении, она не гнушается темных дел, страстей и страданий низменного и бедного мира, освещенного лучиной. Теперь в ней уже не редкость произведение, в котором не встретите вы не только князей, графов и генералов, но даже лиц, имеющих обер-офицерский чин, - и она умеет такими произведениями не отталкивать, но привлекать к себе публику... Мир старух желтых и страшных, посвятивших себя гнилому тряпью, вые которого нет для них ни интересов, ни радостей, ни самой жизни; стариков сердитых и мрачных; женщин жалких и возмущающих, которые протягивают руку украдкой и краснеют или делаются жертвой позора и нищеты; детей бледных и болезненных, которые дрожат и скачут от холода, выгнанные на свет божий нуждой из сырого подвала, - темен и страшен такой мир, и много надобно было нашей литературе, недавно еще щепетильной и чопорной, передумать и пережить, чтобы решиться низойти до него, - приподнять хоть немного завесу, скрывающую его мрачные тайны, - и она приподняла ее... Сделав великий шаг твердо и сознательно, она не смущается позорными упреками, которые, к стыду нашего времени, сыплются еще на нее из разных углов за то, что занимается она предметами ничтожными и унизительными для нее, роется в грязи... Она сама знает, что ее теперешние герои - нередко люди, которых привычки грубы, страдания обыкновенны до пошлости, страсти неблаговоспитанны, в которых нет ничего романтического и привлекательного, скорей много отталкивающего, но она знает также, что они люди... Деликатных и благовоспитанных порицателей, которые торжественно объявляют таких людей не стоящими внимания, а картины их быта не возбуждающими ничего, кроме отвращения, - она и слушать не хочет! Она знает их вкус: забвения подавляющей действительности - обмана хотят они, но его-то и не дает она им; напротив, она как нарочно взялась возмущать их спокойствие, портить пищеварение...

   Слова нет, литература поумнела, но... интересных книг выходит всё-таки мало, и те, которые кричат: "читать нечего", почти правы.... Публика не то чтоб вовсе равнодушна к русской литературе, но и не слишком-то занимается ею - и винить публику было бы грешно. Редко является произведение, которое самим делом напомнило бы публике о существовании русской литературы, ее процветании, возмужалости и других похвальных качествах, охотно за нею теперь признаваемых. "Современник" радуется, что ему в настоящее время посчастливилось представить на страницах своих два такие произведения: мы говорим о романе г. Искандера "Кто виноват?" и о романе г. Гончарова "Обыкновенная история", о которых говорит теперь весь Петербург. Но много ли в год является таких произведений? Даже каждый, ли год является по одному такому произведению?.. А между тем потребность к чтению усиливается. Люди сметливые пользуются такою потребностью и недостатком собственно русских книг, способных удовлетворить ей, и издают переводы. Переводные романы расходятся - и сметливые люди не внакладе... И что же тут дурного? Публике правится читать переводы, сметливым людям нравится издавать их; всё, кажется, в порядке вещей... дело простое и законное... Не странно ли после того читать при объявлении об ином издании переводов рассуждение об испорченности и развращении вкуса публики, дурном направлении литературы и уверение...- в чем бы вы думали?.. - что новое издание поставило себе целью исправить вкус, изгнать дурное направление, одним словом: спасти литературу и публику от конечной погибели?.. Да полно, такую ли цель поставило себе новое издание?.. Нет, - между прочим, и потому, что если б и действительно погибал вкус, то исправление его зависит не от таких мер... Ничего нет дурного, трудясь хотя бы и над переводом романов, желать себе вознаграждения за труд от тех, кто нуждается в переводах, - поэтому мы прямо скажем, что цель всех подобных изданий - надежда на хороший сбыт, доставляющий вещественную прибыль... К чему же превыспренние разглагольствия, столь неуместные? Зачем добровольно делать себя смешным? к чему набрасывать тень чего-то дурного на дело, конечно довольно ничтожное, но совершенно невинное, усилием представить его в другом виде?

   "Музей современной иностранной литературы" говорит, что он, недовольный романами, "поставляемыми на ежедневное потребление в фельетоны", предположил себе целью "доставлять любителям чтение постоянное, избранное, разнообразное, приятное и в кажущейся легкости своей не портящее вкуса, не совращающее понятий..." Что же переводит и печатает "Музей"? Да то же, что печатают наши журналы, поддерживающиеся переводами, с тою только разницею, что, не имея возможности поспевать журналами, "Музей" печатает, так сказать, "остатки иностранных литератур", то есть то, что забраковано журналистами (так, например, в первом своем выпуске "Музей" напечатал, между прочим, роман "Домашний сверчок" - худший из четырех святочных романов Диккенса), а иногда и то же, что печатается в журналах. Иначе и быть не может в издании, печатающем произведения иностранных современных литератур, снабжающих материалом большую часть наших журналов. В чем же привилегия "Музея" на исправление вкуса перед журналами и где возможность к такой реформе?..

   "Музей" любит обещать, и, заверив публику в великости своей цели, он не оставляет ее в неизвестности и насчет способов, какими предположил себе достигать ее:

   "Пригласив к постоянному соучастию сотрудников деятельных опытных, владеющих и отечественным, и иностранными языками и с самой выгодной стороны знакомых нашей читающей публике, заручая значительный капитал на это издание, не прибегая к пособию подписки, преждевременно собирающей на подобные предприятия деньги, желая доставить чтение не только приятное, но в весьма многих отношениях (при настоящем направлении некоторых произведений литературы) полезное, приняв намерение вместе с сотрудниками нашими исполнять наше дело со всевозможно строгим рачением, мы будем молчаливо и скромно идти своей дорогой, ожидая, чтобы не чей-либо одиночный, может быть и пристрастный или не избранный в судьи мнением общественным, голос, но чтобы самое мнение это и опыт дела, которого результаты не могут быть с ним в разноречии, произнесли свой приговор и доказали бы: понята ли нами потребность и достигнута ли предположенная цель".

   Как громко, величаво, торжественно! А для чего?.. Если вы точно пригласили сотрудников деятельных и пр. и пр., то отчего ж вы скрыли их имена от публики, которой, по вашим словам, они известны "с самой выгодной стороны""? А если вы считали нужным соблюсти в этом отношении скромность, то для чего ж не соблюли ее и в том отношении? Ведь объявить, что имеет отличных, даже гениальных сотрудников, всякий может, да что ж из того? Нужны или имена, чтоб публика могла проверить ваши слова, или - еще лучше - самое дело, которое во всяком случае лучше слов... Объявить, что "заручил значительный капитал на издание", тоже может всякий, имеющий капитал и не имеющий его... Вы поставляете на вид публике, что "не прибегаете к пособию подписки, преждевременно собирающей на подобные предприятия деньги". Это опять напрасно. Всем, и вам в особенности, известно, что с некоторого времени объявлять преждевременной подписки ни на какие издания, кроме периодических, нельзя. Наконец, вы говорите, что будете идти своей дорогой "молчаливо и скромно", - и от такого уверения, право, лучше бы воздержаться, особенно после такого предисловия... Во всяком случае молчаливость и скромность вашу никто не мешал вам показать на деле, и публика верно наградила бы вас за такие прекрасные качества, заметив их в вас сама... А теперь, когда вы уже сами себя наградили торжественным признанием в себе таких качеств, ей тут делать нечего...

   Однако ж дело еще не совсем испорчено: публика будет вас читать, если только вы будете продолжать свое дело, как начали, потому что "Музей современной иностранной литературы" - издание отнюдь не лишнее... При всей массивности своей, журналы наши не могут вместить в себе всего, что является более или менее интересного в иностранных литературах; иногда остаются непереведенными повести и романы, даже замечательно хорошие. Вот с ними-то знакомить публику настоящее дело "Музея", который очень умно предположил себе не ограничиваться текущими произведениями иностранных литератур, но переводить и явившиеся уже несколько лет назад. Переводы в "Музее" если не все равно хороши, то и не все плохи. Издание опрятно и дешево... Словом, "Музей" хоть куда и может удовлетворять современной страсти к чтению романов не хуже никакого другого подобного издания - и вот его настоящая цель. Но если смотреть на него с точки зрения той великой цели, которую переводчики, по уверению их самих, предположили себе, то его следовало бы назвать совершенно ничтожным. Вот к каким последствиям приводит иногда преувеличенный взгляд на собственную работу, добродушно высказанный во всеуслышание!

  

  

   Печатается по тексту первой публикации.

   Впервые опубликовано: С, 1847, No 4 (ценз. разр. - 31 марта, выход в свет - 1 апр. 1847 г.), отд. III, с. 127-131, без подписи. В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IX.

   Автограф не найден.

  

   Авторство установлено М. М. Гином на основании связи рецензии с романом Некрасова "Жизнь и похождения Тихона Тростникова" (см.: Гин М. М. Новонайденные рецензии Некрасова. - НБ. 1947, No 16-17, с. 19-23). Дополнительным аргументом, свидетельствующим о принадлежности этой рецензии Некрасову, является указанная А. Н. Лурье соотнесенность рецензии с незаконченной повестью Некрасова "Сургучов" (ПСС, т. VI. с. 318, 565).

   Комментируемая рецензия посвящена защите "натуральной школы".

   "Музей современной иностранной литературы" - альманах, состоящий из переводных произведений чаще всего второстепенных авторов. В течение 1847 г. вышло шесть выпусков этого издания. В рецензируемых первых двух выпусках были опубликованы следующие романы, повести и рассказы: "Домашний сверчок" Ч. Диккенса, "Заговор в Лувре" Ж. Мери, "Глаз. Рассказ доктора Редигера", "Хозе-Хуан" Г. Ферри, "Букет желтых роз" и "От добра добра не ищут" А. Карра, "Хлыст" М. Экар, "Сатисфакция" М.-М. Альтароша, "Цена жизни" Э. Скриба, "Боа" Я. Араго. "Нет больше женщин" Э. Гино. В предисловии к изданию сообщалось: "Предлагаемое издание <...> будет "Библиотекою избранных современных произведений иностранной литературы". Под наименованием современных редакция не может и не должна разуметь одних тех сочинений, которые напечатаны вчера и сегодня: современность не ограничивается днями и месяцами. В "Музей" будут входить утвердившие за собой, по суду достойных ценителей, почетную известность произведения как новые, так и появившиеся в свет хотя бы и за несколько лет перед сим. В нем могут иногда встретиться сочинения уже переведенные. "Музей", как "Библиотека избранных романов и повестей", не имея никакой надобности руководствоваться указанием и направлением журналов, справляться с появившимися в них или отдельно переводами, будет вмещать в себя все, по мнению редакции, достойное быть избранным. Между переводами, для "Музея" изготовляемыми, и теми, которые могли уже быть где-либо напечатаны, не может быть ничего общего, издание это не журнал, не обозрение и не имеет надобности торопиться, хватать для перевода сочинения мгновенно по их выходе. <...> "Музей" будет собранием произведений, которые в приятном чтении должны сообщать только благородное, доброе, встречающееся в литературе известной эпохи; избранное, как по художественности, так и по интересу или по направлению, желаемому и признанному полезным. "Музей" не хочет принимать на себя грустной обязанности следить за заблуждениями ума человеческого в наше время и наполняться без разбора сочинениями, знаменующими лишь упадок чистого вкуса и жалкое потворство ложному направлению вместо исправления оного...".

   В. Н. Майков в своей рецензии на выпуск 1 отметил, что в "Музее" "нет решительно никакого направления" (ОЗ, 1847, No 3. отд. VI с. 21). С аналогичной оценкой этого издания выступил Ап. Григорьев (см.: МГЛ, 1847, 14 апр., No 80, с. 322). "Сын отечества" напротив, опубликовал восторженный отзыв о первых трех выпусках "Музея" (1847, No 6, отд. VI, с, 6-13).

   С. 22. Умные люди утверждают ~ Русская литература поумнела и быстро вступает в период зрелости... - По-видимому, имеется в виду высказывание В. Г. Белинского в статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года": "Если бы нас спросили, в чем состоит отличительный характер современной литературы, мы отвечали бы: в более и более тесном сближении с жизнью, с действительностью, в большей и большей близости к зрелости и возмужалости" (т. X, с. 7).

   С. 22. ...Звонские, Лирские, Гремины совсем вывелись в ней...- Имеются в виду герои повестей Марлинского ("Испытание" (1830). "Второй вечер на биваке" (1823) и др.). чрезвычайно популярных в 1830 - начале 1840-х гг. Ср. у II. В. Гоголя в "Мертвых душах" (1842): "Герой наш поворотился в ту ж минуту к губернаторше и уже готов был отпустить ей ответ, вероятно, ничем не хуже тех. какое отпускают в модных повестях Звонские, Линские, Лидины. Гремины. <...> Чичиков так смешался, что не мог произнести ни одного толкового слова и пробормотал черт знает что такое, чего бы уж никак не сказал ни Гремин, ни Звонский, ни Лидия" (т. VI. с. 166). Ср. у Белинского в рецензии на "Физиологию Петербурга" (1845): "... "Омнибус" для нас всё-таки лучше множества произведений с изображением великих и колоссальных предметов, а купец-борода и герой в тысячу рая интереснее Греминых, Звонских, Лидиных. Зоричей и тому подобных так называемых "идеальных созданий"" (т. IX, с. 221).

   С. 22. ...мещанская слабость изображать большой свет с графами и графинями, мебелью от Гамбса и Тира, духами от Марса и мороженым от Резанова... - Гамбс и Тур - петербургские мебельные мастера. Марс - владелец галантерейного магазина в Петербурге. А. П. Резанов - петербургский кондитер. Ср. у А. С. Пушкина:

  

   Надо помянуть, непременно помянуть надо:

   <. . . . . . . . . . . . . . . . . . .>

   Резанова, славного русского кондитера,

   <. . . . . . . . . . . . . . . . . . .>

   И Марса, питерского помадника...

   (т. III, с. 486-488)

  

   С. 23. Мир старух желтых и страшных ~ и она приподняла ее... - Этот отрывок связан с незаконченной повестью Некрасова "Сургучов" (1844-1847): "...я хочу ввести читателя <в мир людей> обыкновенных и бедных, каких всего больше на свете и которые всегда останутся такими, если мы будем пробегать мимо них. зажав нос и отвернувши лицо; я хочу ввести их в интересы тех желтых и костлявых старух, которые целый день просиживают над десятком гнилых яблоков, чтоб взять на них грош барыша; посвятить их в тайны их сетований, их радостных осклаблений, которые даже нельзя назвать улыбками; в страдания и радости тех увечных и сгорбленных, убогих и морщинистых стариков, которых глубокие и частые вздохи наполняют воздух неблаговониями простой водки, которых радости грубы, страсти дики <...> тех оборванных и отвратительных женщин, которые сначала с подавленными слезами украдкой протягивают к вам руки и краснеют, потом хохочут и пьянствуют, потом пьянствуют и воруют; тех бледных и болезненных мальчиков, которые с протянутыми ручонками дрожат на улице от холода, но боятся идти домой, потому что там ждут их побои голодной и пьяной старухи, увечного, ожесточенного нищетою отца" (наст. изд., т. VIII, с. 294).

   С. 23. ...она не смущается позорными упреками ~ за то, что занимается Она предметами ничтожными и унизительными для нее, роется в грязи... - Имеются в виду постоянные нападки "Северной пчелы", "Библиотеки для чтения", "Маяка", "Москвитянина" на "натуральную школу" за внимание к социальным низам, за так называемую низкую тематику (см. об этом: Мордовченко Н. И. Белинский и русская литература его времени. М.-Л., 1950, с. 213- 283; наст. изд., т. VII, с. 586-588 (комментарий Н. Н. Мостовской к "Петербургским углам")).

   С. 23. Деликатных и благовоспитанных порицателей ~ взялась возмущать их спокойствие... - Ср. текстуально совпадающий отрывок из романа Некрасова "Жизнь и похождения Тихона Тростникова" (ч. III, гл. 1): "...того только и требуете от книги! Забвения подавляющей действительности, обмана хотите вы, но его-то, предупреждаю вас, и не найдете в моей правдивой истории. Киньте же ее поскорей, читатель деликатный и благовоспитанный!" (наст. изд., т. VIII. с. 229).

   С. 24. ...мы говорим о романе г. Искандера "Кто виноват?" и о романе г. Гончарова "Обыкновенная история"... - Искандер - псевдоним А. И. Герцена; его роман "Кто виноват?" (ОЗ, 1845 No 12, 1846, No 4; полностью: С, 1847. No 1, Прил.; отд. изд. - СПб.. 1847) и роман И. А. Гончарова "Обыкновенная история" (С, 1847. No 3-4) были значительными произведениями "натуральной школы", получившими высокую оценку Белинского (см.: т. IX, с. 336, 348-344).

   С. 24. Музей современной иностранной литературы" говорит ~ чтение постоянное, избранное, разнообразное, приятное ~ не совращающее понятий... - Здесь и далее Некрасов, по-видимому, перефразирует предисловие к "Музею современной иностранной литературы".

   С. 25. ...роман "Домашний сверчок" - худший из четырех святочных романов Диккенса)... - "Святочными романами" Некрасов называет "Рождественские сказки", или "Рождественские рассказы", которые Диккенс издавал к рождественским праздникам (святкам) в 1843-1846 гг. Это "Рождественский гимн" (1843), "Колокола" (1844), "Сверчок на печи" (1845), названный Некрасовым "Домашний сверчок", и "Битва жизни" (1846). См. аналогичную оценку романа в статье А. И. Кронеберга "Святочные рассказы Диккенса" (С, 1847, No 3, отд. III, с. 1-18; No 4, отд. III, с. 19-34).