КРЕЧЕТОВ Федор Васильевич [1743, Орловская губ. - после V 1807, Пермь (?)]. Происходил из "церковников", учился, вероятно, в духовной семинарии (формуляр 1773 г. - РГВИА, ф. 4, св. 688, оп. 11, л. 8; РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 17). Службу начал в 1761 писцом в Карачаевской воеводской канцелярии; 20 авг. 1764 переведен копиистом в Юстиц-коллегию в Москву. 9 окт. 1769, уже будучи в должности канцеляриста, получил аттестат для определения в армию (РГАДА, ф. 7, No 2813, л. 330). С 1 июня 1770 находился в штабе К. Г. Разумовского "писарем сержантского чина", а с 1 янв. 1771 назначен аудитором Тобольского полка Финляндской дивизии (РГВИА, ф. 4, оп. 11, св. 688, л. 8).
Непосредственным начальником К. был А. Н. Радищев, служивший обер-аудитором дивизии. Высказывалось предположение, что позднее К. послужил одним из прототипов "семинариста" в "Путешествии из Петербурга в Москву" (гл. "Подберезье") - поборника просвещения, ратующего за заведение училищ с преподаванием "на языке общественном, языке российском", рекомендующего рус. юристам в качестве настольной книги труды англ. юриста У. Блэкстона.
Возможно, под влиянием Радищева у К. появился особый интерес к литературе как к средству гражданского воспитания и просвещения: позднее он писал, что "первое понятие словесности к распространению во мне возродилось в 1774 году, в бытность мою в Тобольском пехотном полку аудитором..." (РГАДА, ф. 7, No 2812, оп. Ш/1, л. 110; далее: Суд. дело). В 1775 К. уволился в отставку одновременно с Радищевым и в 1776 занял должность секретаря правления Малоярославецкого нижн. зем. суда. Но уже 22 сент. 1778 он был отрешен Сенатом от должности "за неправое решение" с повелением впредь его ни к каким делам не определять и "для свободного жилья дать ему паспорт" (Суд. дело, л. 33), а с 5 авг. 1779 был уволен в отставку в чине поручика.
В 1781 К. приехал в Петербург и обратился в Акад. комиссию с просьбой выдать ему диплом на звание учителя. После экзамена, 16 апр. 1781, К. получил от Академии наук аттестат на право обучать детей умению "читать и писать" (Суд. дело, л. 115 об.). Однако Приказ обществ. призрения в просьбе о заведении "малой школы" (1781) К. отказал, рекомендовав ему обратиться с прошением на высочайшее имя. К., оставшийся без места, без всяких средств, был вынужден браться за любую работу. В том же 1781 он определился на службу в петербургскую полицию, но уже в июне 1782 уволился оттуда (РГАДА, ф. 7, No 2812, ч. 1, л. 11; ч. V/2, л. 36-73; No 2813, л. 33-34). Несколько лет (1783-1785) он служил библиотекарем у кн. П. Н. Трубецкого, затем жил "для компании" у детей бывшего сенатского экзекутора Д. В. Татищева (1789-1791), а также в доме у подполковника И. В. Логинова. После смерти П. Н. Трубецкого (1791) К. возвратился на должность библиотекаря к его вдове - "за стол и квартиру". Одно время он собирался устроиться в библиотеку вел. князя Павла Петровича и даже заготовил прошение на имя А. Н. Болтина и Г. Г. Кушелева, знакомых купца Еркова, в доме которого К. поселился и тяжебные дела которого он вел. Вспоминая позднее об этом периоде своей жизни, К. писал: "Бедность моя была не от порока моего, но потому, что я хотя к службе ее величества достойным в 1781 году и назван (как о том значится в Сенате по Герольдии), но, никуда дотоле быв не определен, крайнюю нужду имел в пропитании..." (Суд. дело, л. 97 об.).
Несмотря на постоянную нужду, К. ведет в 1780-е гг. интенсивную литературно-общественную деятельность. Познакомившись с выполненным по заказу Екатерины II переводом книги У. Блэкстона "Истолкование английских законов..." (1780. Кн. 1), К. разрабатывает широкую просветительскую программу, собираясь "завести словесно-учительскую школу, и коммерческую компанию, и банк, и коммерческую школу, и контору, и школы юридические для всероссийской пользы к распространению наук словесных, а также общежительных должностей, а с оными купно к юриспруденции российской, а потом и всеобщей к сочинению" (Cуд. дело, л. 170).
В 1783 через П. В. Завадовского он поднес Екатерине II свою работу о распространении словесных наук в России и план заведения коммерческих и юридических школ, а в 1784 обратился в Сенат с планом устройства народных училищ "для скорейшего российской грамоте читать и писать научения".
Не получив ответа, К. в 1785 создает просветительское общество (собравшее до 50 членов разного пола и национальности). Программа этого "всенародно-вольного всему человечеству к благодействованию общества" включала требование таких политических реформ, как отмена сословных привилегий и полное равноправие граждан, ограничение власти самодержавия, реформа суда, установление свободы слова и печати, равноправие женщин, распространение знаний и просвещения в народе. При обществе должны были открыться юридические школы для "приготовления умов" к овладению юриспруденцией, основанной на естественном законе, составлению правил к "безбедному народному пропитанию", умножению достатка и распространению коммерции.
В 1786 К. приступил к изданию журнала "Не все и не ничево" (1-й печатный "лист" и пять, сохранившихся в рукописи, перепеч.: Чтения в О-ве истории и древностей рос. 1898. Кн. 1). Здесь помещены отчеты о заседаниях общества, а также литературные произведения самого К., для которых характерны тяжелый язык, сложное витиеватое построение фраз, обилие славянизмов, порой затемняющих смысл сказанного. В 1787 появилось два перевода: "О цветах, годных для украшения садов со изъяснительной росписью многих цветочных семян. Сочинение для охотников к цветникам" (1787; пер. с нем.) и "Сокращенное предложение королевского плана к поправлению правосудия" Ж.-А.-С. Формея (1787; фр.). Первая из книг носила коммерческий характер, выбор второй соответствовал воззрениям К. К переводу Формея был приложен "Реестр книгам" - перечень сочинений, намеченных обществом к изданию, с рукописями которых подписчики могли ознакомиться в доме К. Т. о. он использовал библиографию для пропаганды деятельности общества.
К. принадлежит ряд оставшихся неопубликованными оригинальных сочинений. В "Судном деле" сохранилось свыше 50 статей, посвященных религиозным, политическим и литературным вопросам, которые свидетельствуют о хорошем знакомстве К. с историей, философией, правом, иностранными языками. Среди них стихотворная поэма "Человеческий светопознавательный вымысл, называемый Героической трипеснец, или Троевидное изъяснение человеческого рассудка" (1784), состоящая из трех песен: "Глупиада", "Мудриада", "Судияда" (918 стихов). К. призывал в ней стремиться к "благу общу", находить "блаженство в добре", "сердца правоте", а не в "сребре и злате", как делали знаменитые исторические герои: Веспасиан, Кир, Аврелий и др. (Суд. дело, л. 22).
В 1787 К. предпринимает с целью популяризации общества и привлечения в него новых членов бесцензурное издание журнала под назв. "Открытие нового издания, души и сердца пользующего. О всех, и за вся, и о всем ко всем, или Российский патриот и патриотизм" (единственный 1-й номер перепеч.: Арх. книжных и худож. редкостей А. Е. Бурцева. СПб., 1907. Вып. 6). 1-й номер представлял собой более полный (чем в "Не все и не ничево") и аннотированный проспект изданий, подготовленных обществом к печати. За публикацию журнала без цензурного разрешения против К. было возбуждено судебное дело; оно тянулось с 1788 по 1791 и закончилось взятием с него подписки, чтоб он "впредь в таковых не заслуживающих одобрения сочинениях не Упражнялся и не издавал их без Разрешения Управы благочиния" (Суд. дело, л. 259).
Еще находясь под следствием, К. 17 февр. 1789 обратился с письмом к предводителю дворянства Петербургской губернии, чтобы он от лица дворян ходатайствовал перед императрицей о передаче цензуры в ведение созданного им общества, а в 1791 просил Управу благочиния и Губ. правление о позволении завести "национальную словесного обучения школу". С подобными просьбами он безуспешно обращался также в Приказ обществ. призрения, в Сенат и Синод, непосредственно к Екатерине II, но "успеха в том не получил". Такая же судьба постигла в Гор. думе и в Управе благочиния его проект "составить коммерческую компанию и банк, а при них коммерческую же школу и контору" (позднее он настойчиво, но столь же безуспешно писал об этом в Губ. правление, Приказ обществ. призрения, Комиссию нар. уч-щ, гр. Я. А. Брюсу, Е. Р. Дашковой и др.). По завершении следствия, 24 нояб. 1792, К. разом обратился к петербургскому городскому голове, в Управу благочиния, в Гор. думу, к митрополиту Гавриилу, к гр. А. С. Строганову за содействием в возобновлении деятельности своего общества.
С кон. янв. 1792 К. вынужден был скрываться от властей из-за дошедших до него слухов о возобновлении следствия и "пошел странствовать по Петербургу", терпя "от полиции поиски, а от знакомцев переговоры, насмешки и всякие горестные во всех делах <...> упреки и погибельные угрозы" (Суд. дело, л. 103-105). Новое дело было возбуждено в апр. 1793 по доносу члена кречетовского общества О. Малевинского о "непристойных и укорительных словах" К. по адресу императрицы, церковников, Сената и о том, что К. "пророчествует к величайшему бунту, такому, которого еще не бывало", склоняя к нему солдат, мужиков и холопов, которым он внушал, чтобы они сами "старались о свободе и вольности".
В мае 1793 К. взяли в Тайную экспедицию; на допросах он держался мужественно; признав главные пункты обвинения, свои поступки он объяснял единственно стремлением к благу отечества и народа, желанием избавить народ от невежества, радением об "умножении правосудия и исправлении нравов". Положение К. осложнилось после того, как нашли его собственноручную записку о возможности насильственного свержения самодержавия, если государь "не будет исполнять по установленным обществом законам".
18 июля 1793 К. был осужден на бессрочное заключение в Петропавловской крепости - "под крепчайшею стражею, не допуская к нему никого, так и писать ему не давая". Уже после завершения следствия в бумагах К. были обнаружены новые тексты, отягчившие его участь (похвальные оценки деятельности Петра III, масонства, обличение фаворитизма, предложение набирать солдат из вольных людей, бежавших от помещиков и т. п.). Как доложили Екатерине II. "из всех его мыслей и произносимых им слов видно, что он не хочет, чтобы были монархи, и заботится больше о равенстве и вольнице для всех вообще, ибо, между прочим, сказал, что раз дворянам сделали вольность, то для чего же не распространить оную для крестьян, ведь и они такие же человеки". После этого, по повелению императрицы, К. в дек. 1794 перевели в Шлиссельбургскую крепость на минимальное денежное содержание с приказом следить, "чтоб он никаких разговоров и сообщения ни с кем не имел и содержан был наикрепчайше" (Суд. дело, л. 267-272).
15 марта 1801 К. был освобожден по общей амнистии при восшествии на престол Александра I. 26 мая ему вернули шпагу, патенты на чин и др. документы, но он остался без службы и без средств к существованию. Ободренный либеральными обещаниями начала царствования Александра I, К. обращается с проектами реорганизации просвещения в М-ва нар. просв., внутр. дел, юстиции, военных и сухопутных сил, в Комиссию по составлению законов. 3 июля 1803 К. предложил М-ву нар. просв. основать школу скорейшего обучения письму и чтению, а также составить по подписке патриотическое общество для сочинения "российской церковной <...> и всеобщей полной истории" и просил дозволить ему "хотя от книжного издания и школы снискивать пропитание", чтобы его "в жизни познания и к благотворениям вымыслы и труды <...> да и он сам (не знаю в какой час) вотще не погибли" (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 11).
В результате этого своего ходатайства К. был сослан в Пермь на инвалидное содержание, равное всего 26 рублям. 30 мая 1806, находясь в Перми, К. пытался убедить министра юстиции и Комиссию по составлению законов разрешить ему сочинение книг и проектов, относящихся до юриспруденции, а 15 сент. 1806 просил определить его в "словесно-учительскую службу", ибо, по его мнению, без "истинного умов просвещения или паче без научения всех россиян словесности" не могут быть доведены до совершенства и юридические законы (РГИА, ф. 733, оп. 96, No 36, л. 12-13). Не получив ответа, К. 23 мая 1807 вновь обратился с прошением, на этот раз к министру военных и сухопутных дел, чтобы его или перевели в Петербург, где он смог бы применить свой способ "скорейшего обучения письму и чтению", или определили в милицию обер-аудитором на родине, в Орловской губ., или назначили преподавателем в "воинской школе", дабы он "за недостатком на его содержание вотще не погиб бы и два десять шесть рублей по окладу инвалидному небесполезно получал" (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 17). В этом же прошении К. сообщал о том, что уже сочинил несколько книг, посвященных проблемам "благоустроения человеческой жизни", и просил издать их в свет, а приобретенный от их продажи "прибыток" употребить "на удовлетворение истинных патриотов, для пользы общей отлично трудящихся или трудившихся". За недостатком денег он не мог перебелить рукописи и отослать их в цензуру, но продолжал сочинять книги по чувству долга. С. К. Вязмитинов переслал прошение К. министру просвещения П. В. Завадовскому. который приказал оставить его "как нелепое <...> без уважения" (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 12-27). Дальнейшая судьба К. неизвестна.
Лит.:
Корольков М. Я. Поручик Федор Кречетов // Былое. 1906. No 4;
Чулков Н. П. Ф. В. Кречетов - забытый радикальный публицист XVIII в. // Лит. насл. М., 1933. Т. 9-10;
Светлов Л. Б. А. Н. Радищев и полит. процессы кон. XVIII в. // Из истории рус. философии XVIII-XIX вв. М., 1952;
Сивков К. В.,
Папаригопуло С. В. О взглядах Федора Кречетова // Вопр. истории. 1956. No 3;
Кобин Б. М. О неизв. письмах Ф. В. Кречетова (1803-1807) // Вестн. ЛГУ. 1966. No 5. Сер. экон., филос., права. Вып. 1.