iv align="justify"> Оригинал здесь - http://rulex.ru/01110890.htm
Костров, Ермил Иванович - талантливый переводчик и поэт. Родился около 1750 года в семье вятского экономического крестьянина. Учился в Московской Славяно-Греко-Латинской академии и кончил Московских университет бакалавром. Состоял официальным стихотворцем при Московском университете, но его мечтой, по словам графа Хвостова, было "учить поэзии с кафедры". Самолюбивый, честный, чужой среди окружающих, Костров не мог осуществить своих желаний; неудовлетворенный положением только "сочинителя", он предался обычной русской слабости и в 1796 году кончил свою почти нищенскую, беспорядочную жизнь. Первыми его произведениями были оды архиепископу Платону , Потемкину , Шувалову , Екатерине II и другие, написанные в подражание Ломоносову , богатые церковно-славянскими формами и заимствованными у Гомера и Оссиана сравнениями и метафорами. Костров заботился тогда лишь о том, "чтобы песнь была красна и стройна", мало думая о содержании. С появлением "Фелицы" Державина Костров пишет простым языком; его мелкие стихотворения - "К бабочке", "Клятва" и другие - грациозны, не лишены нежности и могут быть поставлены на ряду с лучшими произведениями лирики XVIII века. Свои оды Костров печатал обыкновенно отдельным изданием, а другие стихотворения помещал в "Московские Ведомости", "Зеркалах Света" Туманского (1786 - 1787), "Приятном и полезном препровождении времени" Сохацкого и Подшивалова (1793 - 1796), в "Аонидах" Карамзина (1796) и других. Костров хорошо знал древние и французский языки; его попытка привить русскому языку формы и понятия европейских литературных образцов заслуживают большого внимания. Переводил Костров в стихах и прозе Вольтера (сатира "Тактика"), Арно старшего и младшего, Апулея ("Золотой осел", изданный Новиковым в 1780 - 1781 годах, 2-е издание 1870), "Илиаду" (первый русский ее перевод; шесть первых песен вышли в 1787 году, VII, VIII и часть IX-й напечатаны в "Вестнике Европы", 1811, 16). За перевод "Илиады" современники назвали Кострова "российским Гомером". Последней крупной работой Кострова в прозе были "Галлские стихотворения" Оссиана (Москва, 1792; 2-е издание, Санкт-Петербургская Библиотека, 1878). Прозаические переводы Кострова отличаются большой точностью, поэтичны и гораздо выше, по достоинству, стихотворных. К Кострову были расположены Херасков , Шувалов ; Суворов называл его своим приятелем. Печальная судьба Кострова побудила Кукольника написать пятиактную драму в стихах: "Ермил Иванович Костров" (Санкт-Петербург, 1860). Полное собрание всех сочинений и переводов в стихах Кострова вышло в Санкт-Петербургской Библиотеке (1802); небрежная перепечатка в издании Смирдина (Санкт-Петербург, 1849). Стихотворные произведения Кострова собраны в I томе "Русской поэзии" С.А. Венгерова , где см. статью П.О. Морозова (а также в "Филологических Записках" 1876 года) и полную библиографию о Кострове (отделение III, станица 240). А. Н.
Оригинал здесь - http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1167
КОСТРОВ Ермил Иванович [6 (17) I 1755, с. Синеглинье Вятской губ. - 9 (20) XII 1796, Москва]. Сын дьячка. После смерти отца (до 1765) семья К. была переписана в экономические крестьяне. В 1766 К. поступил в Вятскую дух. семинарию, а в 1773 был исключен из класса риторики. К. стремился "свет наук свободных зрети И в них убежище имети, Минерве посвятив себя", но у него было мало надежд на продолжение учения. Летом 1773 К. отправился в Москву, где поднес своему земляку архимандриту Новоспасскому Иоанну Черепанову стихи, в которых описал свою участь "в чаянии <...> отеческого милосердия к несчастным любителям наук" (опубл. под загл. "Стихи <...> архимандриту Иоанну", 1773), и был принят в Славяно-греко-лат. академию. В 1775 К., студент богословия, выступал от имени академии с поздравительной эпистолой архиепископу Московскому Платону Левшину. К., видимо, не окончил академии и между 1776 и 1778 поступил в Моск. ун-т. Он слушал философию у Д. С. Аничкова, логику у X. А. Чеботарева, красноречие у А. А. Барсова, греч. и римскую словесность у Х.-Ф. Маттеи. Серьезные филологические познания стали основой, на которой выросло его переводческое мастерство. В университете К. ежегодно сочинял и издавал торжественные оды на день рождения и коронации Екатерины II и членов императорской фамилии.
В 1779 куратор университета И. И. Шувалов произвел К. в бакалавры, а в 1782 зачислил в штат "университетским стихотворцем"; в его обязанности входило сочинение стихов на торжественные случаи. К. покровительствовал также М. М. Херасков; по преданию, сохраненному А. С. Пушкиным, "Херасков очень уважал Кострова и предпочитал его талант своему собственному". Возможно, через Хераскова К. сошелся с Н. И. Новиковым, и его кружком.
1779-1782 - время серьезных и многочисленных упражнений К. в "словесных науках". Он написал полтора десятка од и стихотворений от имени университета. В 1784 К. публикуете в "Собеседнике" (Ч. 10) "Письмо к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелицы, царевны Киргизкайсацкой" - отклик на "Фелицу" Г. Р. Державина. К. приветствовал "путь непротоптанный и новый", которым шел Державин, простоту его слога и отказ от поэтики "парящей оды". Однако сам К. остался верен традиции грандиозных од "росских муз орла" М. В. Ломоносова, которого он провозгласил своим учителем в одном из первых печатных стихотворений ("Ода на день коронации", 1778). Воздействие "Фелицы" на К. было все же велико: он существенно расширил жанровый и стилистический репертуар своих стихотворений, стал писать и "легкие" оды простым и "нежным" слогом. О литературных симпатиях К. также известно, что "Вертер" И.-В. Гете составлял "одно из любимых чтений" его (см.: Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1883. Т. 8. С. 10) и что большое впечатление произвел на него "Освобожденный Иерусалим" Т. Тассо.
В последующие пять лет должность штатного стихотворца стала его тяготить; за 1783-1788 он написал всего пять официальных торжественных стихотворений. По словам Д. И. Хвостова, К. "хотелось учить поэзии с кафедры, но его не разгадали". В 1786-1787 К., видимо, жил в Петербурге. Там он сблизился с Ф. О. Туманским и напечатал в его журнале "Зеркало света" ряд стихотворений и переводов, в основном легкого и сатирического жанров. По возвращении в Москву К. вступил во вновь организованное О-во любителей учености при Моск. ун-те.
С 1789 героем од К. становится А. В. Суворов, победитель при Рымнике и Фокшанах; последний высоко ценил литературные сочинения и переводы К., в частности предпочитал "Эпистолу..." К. на взятие Измаила (1791) оде "На взятие Измаила" Державина. Поэт стал пользоваться благосклонностью Суворова. После публикации "Эпистолы <...> Суворову-Рымникскому на взятие Варшавы" полководец распорядился выдать ему 1000 руб. Узнав о лестных для себя отзывах Суворова, К. написал ему письмо; в ответ он получил стихотворное послание Суворова, в котором содержалась такая оценка высокого слога поэта: "Вергилий и Гомер, о если бы восстали, Для превосходства бы твой важный слог избрали".
В истории рус. литературы переводы К. имели большее значение, чем его собственное творчество. Уже в первом переводе с фр. "Тактики" Вольтера (1779) он обнаружил мастерское владение александрийским стихом и понимание оригинала, которых недоставало прежнему переводчику этой поэмы Ф. Левченкову. После "Тактики" К. напечатал переводы повести "Зенотемис" и поэмы "Эльвирь" Ф.-Т.-М. де Бакюлара д"Арно (в одном переплете, 1779). По предложению Новикова К. перевел с лат. роман Апулея "Золотой осел" (1780-1781), который в кружке Новикова понимали как сочинение мистико-аллегорическое. К. ставил себе задачу воспроизвести художественный стиль оригинала в филологически точном переводе. Удачей К. был легкий и "галантный" слог перевода, в совершенстве передающий живые оттенки авантюрного повествования Апулея.
Следующий труд К. - первый рус. стихотворный перевод "Илиады" Гомера (песни 1-6; 1787; 7, 8 и нач. 9 - Вестн. Европы. 1811. No 14-15; пер. не завершен). Костровская "Илиада", в отличие oт прежних прозаических переводов К. А. Кондратовича и П. Е. Екимова, была ориентирована на "просвещенный" вкус новой литератур ной эпохи. Эта установка мотивировала выбор рифмованного александрийского стиха (эпического размера) для воспроизведения гекзаметра. Высокий стиль, приближенный к одическому, формировала благодаря архаизированному синтаксису и славянизированной лексике. Перевод выполнен в традиции фр. "метафорического перевода" что отличает его от культурно-филологического перевода, впосл. осуществленного Н. И. Гнедичем Именно благодаря такой уставовке К. его Гомер "был принят со всеобщим рукоплесканием" и вызвал восторженную рецензию Туманского. Свой перевод К. посвятил и, видимо, лично поднес Екатерине II. Причиной незавершенности перевода "Илиады" было, вероятно, то, что К. пришел к выводу о невозможности продолжать переделывать гомеровский эпос по канонам фр. классицизма, которые перестали его удовлетворять.
Выход был найден в обращении К. к Оссиану. С его поэмами К. познакомился еще в нач. 1780-х гг. Прозаический перевод "гальских стихотворений" с фр. перевода П. Летурнера, который К. посвятил Суворову, вышел в свет в 1792 (2-е изд. СПб., 1818). "Высокий штиль" перевода К. служил на этот раз созданию "сумеречного" романтического колорита. Труд К. заложил основу рус. оссианизма и получил известность за пределами России (на него, в частности, опирались В. Ганка и И. Линда). "Костров, усыновивший Гомера России, приносит новый и приятный дар своему отечеству. Публика, давно уже г. Кострову место между знаменитыми стихотворцами определившая, примет, конечно, сей его труд с признательностью", - писал Туманский (Рос. магазин. 1792. No 11. С. 205). Оссиан в переводе К. стал любимым чтением Суворова, "был с ним во всех походах".
В 1790-е гг. К. оставил университет и находил приют то у Шувалова, то у Хераскова, то у Ф. Г. Карина. Пристрастие К. к вину становилось все сильнее. Державин написал в связи с этим эпиграмму: "Весьма злоречив тот, неправеден и злобен, Кто скажет, что Хмельник Гомеру не подобен: Пиита огнь везде, и гром блистает в нем; Лишь пахнет несколько вином". Анекдоты об этой слабости К. рассказывались и позднее; по словам А. С. Пушкина: "Когда наступали торжественные дни, Кострова искали по всему городу для сочинения стихов и находили обыкновенно в кабаке или у дьячка, великого пьяницы, с которым был он в тесной дружбе" (ср.: Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869. С. 25-27). Предание подчеркивало при этом простодушие, доброту и щедрость К.: "Доброта душ] его простиралась до того, что он от давал свое последнее в помощь несчастному".
Лит.: Морозов П. Е. Е. И. Костров, его жизнь и лит. деятельность. Воронеж, 1876; Верещагин А. С. Вятские стихотворцы XVIII в Вятка, 1897. Вып. 1; Гуковский Г. А. Е. И. Костров // История рус. лит. М.; Л., 1947. Т. 4; Егунов А. Н. Гомер в рус. пер. XVIII - XIX вв М.; Л., 1964; Серман И. 3. Е. И. Костров: (Биогр. справка) // Поэты XVIII в. Л., 1972. Т. 2; Заборов (1978); Левин. Оссиан (1980); Дробова Н. П. Биогр. предания о рус писателях как ист.-лит. явление // XVIII век. Л., 1981. Сб. 13; Альтшуллер М., Мартынов И. Мат-лы для биографии Ермила Ивановича Кострова // Study Group on Eighteenth Century Russia. Newsletter, 1982. N 10; Бердинских В. А.: 1) Ермил Костров: (Начало биографии) // Рус. лит. 1984. No 2; 2) Судьба поэта. Киров, 1989.
А. Б. Шишкин