Русская комедия и комическая опера XVIII / Ред. текста и вступ. ст. П. Н. Беркова. М.; Л., 1950
OCR Бычков М. Н.
<...>
Среди прогрессивных комедиографов 1790-х годов следует поставить А. И. Клушина (1763-1804). Человек без систематического образования, но одаренный блестящими способностями, Клушин путем самостоятельного чтения и общения с передовыми писателями тех лет, вольтерьянцем И. Г. Рахманиновым, И. А. Крыловым, И. А. Дмитревским, П. А. Плавильщиковым, приобрел основательную литературную и философскую подготовку и усвоил прогрессивные взгляды. Особенно сблизился Клушин с Крыловым. Его литературная деятельность началась с 1790 года и проявлялась в самых разнообразных формах: он писал и стихи, и сатирические статьи в прозе, выступал с рецензиями на литературные и театральные произведения.
Перу Клушина принадлежат четыре комедии: "Смех и горе" (1792; в первый раз представлена 15 января 1793 г.), "Алхимист" (1793), "Худо быть близоруким" (1799) и "Услужливый" (1800). Только первые две из них пользовались успехом у современников.
Комедия "Смех и горе" вызвала обстоятельную рецензию Крылова, в которой дан благожелательный, но справедливый разбор пьесы Клушина.
"Смех и горе" - комедия остро политическая. Буквально с первых стихов начинает звучать резко сатирический тон и не ослабевает на всем протяжении пьесы.
Кроме общих пессимистических оценок современности, в "Смехе и горе" находится множество выпадов против знати, против придворных и, повидимому, против Екатерины.
Большая часть нападок на знатных господ связывается в клушинской комедии с образом придворного щеголя Ветрона.
Так, Ветрон просит мнимого философа-пессимиста Плаксина без робости, без пристрастия и не греша в красках описать его:
Плаксин
Вы с ног до головы похожи на машину,
Котора действует через свою пружину.
Когда ту заведут, лепечет и визжит,
И франт теперешней так точно говорит.
Поспешно с стороны кидаясь на другую,
Найдет ли мать, отца, сестру иль дорогую
Bon jour, monsieur! madame!.. ma chere!.. comment vous va?
Дрягает, корчится, французски врет слова,
А русского совсем почти не понимает.-
То ногу дернет так, то рожицу кривляет,
То прибоченится, то песню запоет,
То вдруг с презрением глаза на всех ведет.
Науки, ум его - в жаботах и манжетах;
Неустрашимой дух - в рисованных жилетах,
А сведеньи - болтать пыль, вздор без головы.-
Кто это, спросите? все франты таковы.
Хохоталкин
Прибавь, что глупости одне их занимают,
Что гонят здравой ум, а должность презирают,
Что мода - идол их; французы - божество,
Что франт премелкое на свете существо.
(Д. III, явл. 5).
Как ни злы эти характеристики Ветрона, "родившегося при дворе" (д. I, явл. 1), они отступают далеко на задний план перед одним, но крайне показательным стихом в этой комедии. Пламен, любовник Прияты, хочет вызвать на дуэль Ветрона; разговор их происходит в присутствии слуги Андрея.
Пламен (к Ветрону). Ты - честный человек?
Ветрон. Конечно!
Андрей. Нет, придворный.
(Д. IV, явл. 6).
Весьма возможно, что, если бы цензура обратила внимание на слово "придворный", Клушин объяснил бы это опиской и заменил бы словом "притворный". Но в тексте "Смеха и горя" напечатано совершенно точно: "придворный", и этим сказано очень много.
В этой связи интересны два маленьких диалога Ветрона и Старовека.
Ветрон. Политика нужна, ум тонкий и проворство.
Старовек. Политика, сударь, бездельство!
Ветрон. Да, притворство.
(Д. IV, явл. 7).
И чуть ниже:
Ветрон. Да, тут политика, о, я ее люблю!
Старовек. А я политику, как язву, не терплю.
Мне прямодушие одно, сударь, любезно.
Притворство гнусно мне, хотя оно полезно.
(Д. IV, явл. 8).
Таким образом, "придворность", "притворство" и "политика" - вот те вопросы, которые связаны в комедии Клушина с образом Ветрона.
Большой удачей Клушина Крылов считает образ Вздоровой: "Вздорова есть также прекрасный характер,- и что еще более,- что всегда действующий. Автор, кажется, не желая, сделал из нее героя поэмы, потому что в ней одной более действия, нежели слов. По сему лицу, кажется, льзя судить, что бы был в силах сделать автор, если бы во всех характерах соединил он сатиру с действием".
Таким образом, осторожно, многократно оговаривая при помощи "кажется" свою мысль, Крылов обращал внимание читателей на образ Вздоровой, как на центральный, основной, важнейший. Близкий к Клушину Крылов, конечно, знал суть замысла пьесы, и если он говорит, что автор сделал из Вздоровой "героя поэмы", то таково и было намерение Клушина.
Сказать прямо, что в лице этого персонажа Клушин изобразил Екатерину, было бы неверно, но что автор придал этому образу отдельные черты, напоминавшие Екатерину, несомненно. Здесь и самомнение, и жажда власти ("Нет лутче ничего, как управлять другими!"), и притворство ("Без строгости - престрогой притворяться"), и разврат ("Без воздержания - воздержною казаться"), и преклонный возраст, и гнусные методы привлеченья фаворитов:
Да, нынече любовь за деньги лишь бывает.
Лишь молотом ударь старушка золотым,
Вмиг голову вскружит красавцам молодым.
Появится любовь, преданность, нежность, ласки...
И деньги придадут приятные нам краски.
(Д. III, явл. 1).
Все это делает понятным намеки Крылова в характеристике образа Вздоровой, и его слова, что это "характер всегда действующий" и что в изображении Вздоровой соединена сатира с действием, уточняют наши догадки.
Ветрон и Вздорова, с одной стороны, "мнимые философы" Хохоталкин и Плаксин, с другой, образуют "сатирическую партитуру" пьесы, в которой прочие персонажи, за исключением, пожалуй, резонирующего Старовека, осуществляют обычную комедийную интригу. И как раз не в замысловатой развязке, которую так выдвигал в своей рецензии Крылов, и не в интриге пьесы, а именно в сатирической направленности ее состояло достоинство "Смеха и горя". Автор средствами "философской" комедии хотел дать резко сатирическую картину русского общества начиная "с Екатерины и придворного дворянства и кончая рядовыми столичными жителями-дворянами. Лучше всего идейные побуждения Клушина при создании "Смеха и горя" выразились в следующем месте пьесы:
Плаксин. Смеяться над людьми, поверьте мне, грешно.
Хохоталкин. Когда бесчестию хотят дать виды чести.
Когда подлец, дурак живут посредством лести,
Коль сердце, ум, душа - осуждены страдать,
Не должно ли тогда смеяться и кричать?
(Д. II, явл. 7).
Нам кажется, что в двух последних стихах предвосхищается социальный сарказм бессмертной грибоедовекой комедии, с которой "Смех и горе" роднит общая жанровая линия - линия политической комедии.
Крылов в своей рецензии свидетельствует, что "редкое сочинение принималось с таким успехом". Успехом Клушин был обязан тому, что после бесконечного множества пресных, благонамеренных комедий и комических опер, восхвалявших "благополучное царствование Астреи" (в связи с двадцатипятилетием вступления Екатерины на престол, отмечавшимся в 1787 г.), после пошлых, "развлекательных" пьесок, со сцены Российского театра зазвучали серьезные, злые слова о подлинной русской действительности, и эти слова нашли живейший отклик в демократической части зрительного зала. От этой части публики и выступали и Крылов, и Клушин, являвшиеся продолжателями дела Фонвизина, создателя лучшей русской политической комедии XVIII века.
Вторая комедия Клушина "Алхимист" (1793), также имевшая большой успех у современников, не была до настоящего времени опубликована. Крылов посвятил этой пьесе Клушина рецензию, в которой отмечал, что "сей род комедий не иное что есть, как забавная шутка, освобожденная от всех строгих правил театра и самого вероподобия", что "Алхимист" "состоит в одних разговорах".
По своей композиции "Алхимист" напоминает "Щепетильника" Лукина: в обеих комедиях нет обычной интриги, обе представляют сатирическую галлерею современных типов, порою портретов (Самохвалов, Верьхоглядов в "Щепетильнике", Ветхокрасова, Сгорепьянов в "Алхимисте"), проходящих перед главным персонажем пьесы; наконец, обе пьесы затрагивают ряд вопросов, имевших злободневный характер.
"Алхимист" привлекал к себе внимание публики по ряду причин: во-первых, несмотря на отсутствие интриги, комедия Клушина - довольно живая, динамичная, местами неподдельно веселая; во-вторых, важно было то обстоятельство, что в пьесе участвуют два актера, из которых второй играет семь ролей: ротмистра Рубакина, грубого и хвастливого вояку, плута-слугу Криспина, лгуна и краснобая, глупого дворянина Разгильдяева, престарелую кокетку Ветхокрасову, во что бы то ни стало желающую быть любимой молодыми "красавчиками", горько жалующегося на свое унизительное положение в дворянском государстве талантливого живописца Сгорепьянова и, наконец,- Здравомыслова, друга "алхимиста" Вскипятилина. Эта "трансформаторская" сторона пьесы, новая еще в то время для русского зрителя, в значительной мере способствовала популярности "Алхимиста": пьеса довольно долго держалась на сцене и петербургского и московского театров.
Однако не одни только внешние особенности "Алхимиста" вызвали интерес к комедии Клушина: подобно "Смеху и горю", "Алхимист" сумел затронуть живые вопросы современности; в забавной и далекой по несложному сюжету от политики пьесе Клушин поставил ряд серьезных проблем общественной жизни и довольно прозрачно показал некоторых реальных людей своего времени. В репликах почти каждого действующего лица "Алхимиста" есть критические оценки современности, есть сатирические намеки и отклики на злободневные факты действительности.
Так, появление на сцене пройди-света Криспина позволяет Клушину коснуться вопроса о космополитизме и "безнациональности" многих его соотечественников-современников.
Вскипятилин. Но что вы? Русской? или...
Криспин. Я сын целого света; дом мой - север, восток, юг и запад, а родина в России.
Вскипятилин. В России?
Криспин. Да, сударь.
(Явл. 4).
Интересно, что это место Крылов счел нужным привести в своей рецензии на "Алхимиста"; очевидно, в концепции Клушина оно было существенно.
Очень важна сцена, посвященная Ветхокрасовой, которая, подобно Вздоровой из "Смеха и горя", любит "молодчиков". В образе Ветхокрасовой эта омерзительная черта еще более сгущена и подчеркнута. Явны намеки на престарелую Екатерину, которой в это время шел уже шестьдесят четвертый год и которая как раз в начале 1793 года сменила фаворита двадцатипятилетнего Платона Зубова на его двадцатидвухлетнего брата, "красавчика" Валериана.
Большую часть "Алхимиста" занимает сцена с талантливым неудачником, художником Сгорепьяновым, в лице которого изображен известный гравер Г. И. Скородумов (1755-1792); Скородумов под фамилией Трудолюбов был описан Крыловым в "Почте духов" в 1789 году (письмо XI). Здесь Трудолюбов - Скородумов, жалуясь на свое тяжелое положение, говорил: "Сие меня столько опечалило, что, не размышляя нимало, предался я пьянству; знаю, что разумному человеку сие непростительно, но что уже делать, когда о том я скоро думав, сделался теперь совершенным пьяницею; известно, что скорость не одному мне, но многим причинила пагубу". Но если молодой Крылов касался вопроса о Скородумове, как вопроса о возмутительном отношении к отечественным талантам, то Клушин, продолжая эту линию, расширяет проблему до вопроса о недопустимости "покровительства" художникам со стороны невежественных и тщеславных вельмож.
Вскипятилин намекает Сгорепьянову, что тот мог бы "найти людей, которые бы" ему "помогли".
Сгорепьянов (с горячностью). Что! Искать покровителей художнику? Ах! Это у меня сердце рвет! Не думал я, чтобы ты разумел меня подлым человеком. Пусть ищет тот покровительства, который без него жить не может. Достойного человека покровители - его достоинства.
(Явл. 9).
Шестикратное переодевание Здравомыслова давало Клушину широкую возможность вводить сатирический элемент в свою пьесу. Подтверждением этого являются следующие слова Крылова: "Разговоры все в сей комедии очень остро ведены; но по большей части отдалены они от содержания комедии и наполнены эпизодами, которые ничуть не служат к исправлению Вскипятилина, что бы, кажется, в виду должен был иметь автор - комедия же вообще наполнена остроты и соли".
Подобно "Смеху и горю", и "Алхимист" своей политической сатирой производил впечатление на зрителей того времени: "Алхимист"... принят с рукоплесканиями,- заканчивает свою рецензию Крылов,- и не часто можно видеть в театре такого стечения публики".
В годы общения с Крыловым Клушин был настроен прогрессивно и воинственно; как раз в 1793 году сособой интенсивностью Клушин печатался в "Санкт-Петербургском Меркурии", издававшемся им, совместно с Крыловым, и здесь Клушин проявил свои передовые взгляды; его рукописные "Сатирические, философические и аллегорические сны" были причиною обыска, устроенного полицией в 1792 году в типографии "И. Крылова с товарищи" и в комнате самого Клушина, а представленные им по этому поводу объяснения свидетельствуют о том, что в данном произведении с сочувствием изображались революционные события во Франции. И хотя позднее Клушин отошел от своих передовых позиций начала 1790-х годов, но в это время он безусловно должен быть причислен к группе передовых писателей эпохи.
Обращает на себя внимание все-таки то обстоятельство, что ни в "Смехе и горе", ни в "Алхимисте", насколько можно судить по существующим материалам, ни в какой форме не затрагивалось положение крепостного крестьянства; впрочем, и в своих журнальных выступлениях Клушин почти не касался этого вопроса. Это уклонение Клушина от рассмотрения вопроса о крепостном праве наводит на мысль о том, что, в отличие от Крылова, он был ближе к либералу Княжнину и, подобно последнему, был в политическом отношении радикальнее, чем в отношении социальном. Вообще следует помнить, что отношение к крестьянской массе и ее положению в дворянско-крепостническом государстве служило важным признаком, разделявшим в XVIII веке (и позднее) писателей-демократов и писателей-либералов.
Дальнейшее политическое развитие Клушина явилось закономерным итогом указанного выше противоречия между его социальной и политической позицией.
<...>