Иловайский Дмитрий Иванович - История России. Том 2. Московско-Литовский период или собиратели Руси

кого командора, и, никем не остановленные, выехали из замка. Дорогою повстречался им один рыцарь; не узнав Кейстута, он обменялся с ним обычным между Орденскими братьями приветствием. Затем Кейстут, бросив коней, пробирался только по ночам, а днем укрывался в лесных и болотистых местах. Так он достиг Мазовии, где отдохнул у своего зятя, князя Януша, и потом благополучно воротился на родину. Вскоре затем, Кейстут, во время одной битвы, снова попал в плен, но ему удалось как-то немедленно ускользнуть из неприятельского лагеря.

   Сам брак Литовского героя с любимейшею его женой Бирутой предание украшает романтическими обстоятельствами. На песчаном холме морского берега (близ гавани Полонги) в сосновом бору находилось святилище богини Прауримы, в котором пылал огонь, постоянно поддерживаемый девственными жрицами или вайделотками. В числе этих жриц была дочь одного знатного Жмудина, красавица Бирута. Услыхав о ней, Кейстут пожелал ее видеть и, однажды, возвращаясь из похода в Пруссию, заехал в Полонгу. Плененный красотою и разумом Бируты, он вознамерился вступить с нею в брак. Но жрица отказала, ссылаясь на свой обет девства. Тогда Кейстут насильно увез ее к себе в Троки и женился на ней. В числе детей, рожденных ему Бирутой, был знаменитый впоследствии Витовт*.

   ______________________

   * О перевороте в пользу Ольгерда и посажении его в Вильне см. Летопись издан. Даниловичем, стр. 29. Густын. лет. 350. Коялович 1282. (Иначе в Воскр. лет. П. С. Р. Л. VII. 254). О характере и подробностях борьбы Кейстута с Немцами у Крашевского во второй части его Litwy, у Стадницкого Olgierd i Kjestut (Lwow. 1870), Oddzial III. и Антоновича Оч. ист. Вел. кн. Лит. стр. 112 - 125. Два последние со ссылками преимущественно на орденских летописцев Германа Вартберга, Виганда Марбургского, Иоанна Посильче, Hochmeisterchronik и пр. (Script, гег Prussic). О Бируте у Быховца, 17 - 18, и Стрыйковского, II. 44. Крашевского. Litwa II. 282. В рассказе о плене и бегстве Кейстута из Мариенбурга я следую преимущественно Виганду (Scriptores rerum Prussikarum т. II). См. также Нарбута Dzieje narodu Litewskiego. т. V.

   ______________________

  

   Неустанная борьба Кейстута на севере и западе против крестоносцев хотя и требовала иногда присутствия и помощи со стороны его брата великого князя Ольгерда, но вообще она оставляла последнему свободные руки для деятельности на востоке и юге, чтобы продолжать дело подчинения соседних русских земель Литовскому верховенству. Если при Гедимине на этом поприще Литва еще могла избежать столкновения с Москвою, то при Ольгерде, идя в том же направлении, она неизбежно должна была встретиться с своей соперницей по собиранию Руси. Прежде всего повод к этому соперничеству подавал Новгород Великий, который еще при Гедимине начал искать союза с Литвой в отпор властолюбивым и корыстолюбивым притязаниям Московских князей. Симеон Гордый, как мы видели, заставил Новгородцев смириться перед Москвою (1345 г.). После того Ольгерд идет войной на Новгород, под маловажным предлогом, что посадник (Остафий Дворянинцев) обругал его псом. Поход этот повлек опустошение некоторых Новгородских волостей и окончился миром, который, вероятно, снова восстановил в Новгороде униженную Литовскую партию. Большее влияние Ольгерд оказывал на ближайшую к себе Псковскую область, благодаря стремлению Псковитян обособиться от Новгорода и их нужде в помощи против Ливонских Немцев; вследствие чего Псковичи нередко принимают к себе князя или наместника из Литвы. Так Ольгерд дал им в князья своего сына Андрея, удельного князя Полоцкого, крещенного по православному обряду.

   Еще большее влияние возымел Ольгерд на другую соседнюю русскую область, Смоленскую.

   Когда-то лежавшее в средине Русских земель и наименее подверженное внешним опасностям, Смоленское княжество очутилось теперь в самом невыгодном положении между двумя соперницами по собиранию Руси. Не имея достаточно сил отстоять свою самобытность, оно поневоле должно было выбирать между тою или другою зависимостью, хотя и пыталось противопоставить их друг другу. Прежде всего Смоленское княжение испытывало на себе тяжелую руку Москвы: в княжение Александра Глебовича (племянника Федора Ростиславича Черного) Московский князь Юрий Данилович отнял у Смольнян Можайские уезды. Это обстоятельство повлекло за собою сближение Смоленских князей с Литовскими. Гедимин был их союзником, хотя еще не решительным; а Ольгерд уже явно выступил их защитником против дальнейших Московских захватов, и, как мы видели, одними переговорами ему удалось в 1352 г. остановить поход Симеона Гордого на Смоленск. Но подобные услуги оказывались, конечно, недаром: они ставили Смоленск в прямую зависимость от Литвы; чтобы упрочить эту зависимость, Ольгерд захватил смоленский пригород на Волге Ржеву, важный по своему положению на границе с владениями Московскими и Тверскими (1355 г.). Тогда Смоленский великий князь Иван Александрович (сын Александра Глебовича) попытался было освободиться от Литовской зависимости в союзе с Москвою и Тверью. Но Симеона Гордого уже не было в живых, а преемник его Иван Иванович не отличался решительным характером. Ольгерд отнял у Смольнян еще некоторые пригороды (Белую, Мстиславль) и заставил их смириться. Преемник Ивана Александровича, смоленский князь Святослав Иванович (1359 - 1386), уже является подручником великого князя Литовского, так что соединяется с ним в походах на Москву и посылает свои дружины ему на помощь против крестоносцев. Таким образом, в соперничестве между Москвою и Литвой, как мы видим, Новгород с самого начала клонится более на сторону Московской зависимости, а Смоленск - на сторону Литовской. Последнему обстоятельству немало способствовали естественное тяготение и промышленные условия, именно тесные, исконные связи Смоленских Кривичей с Витебскими и Полоцкими и один общий торговый путь с верхнего Днепра волоком и Западной Двиною к Немецким и Варяжским городам. А этот путь со всеми Двинскими Кривичами уже находился во власти Литовско-Полоцких князей.

   Если великое княжение Смоленское еще на время отсрочит потерю своей самобытности, то земля Чернигово-Северская уже при Ольгерде вошла в состав западной собирательницы Руси, т.е. Литвы. Известно, что эта земля во время Татарского ига раздробилась на мелкие уделы между потомками Михаила Всеволодовича; их ожесточенные взаимные распри за волости и соседство хищных Татарских Орд совершенно обессилили Чернигово-Северскую землю. Уже в XIII веке она подвергается Литовским набегам, а Смоленские князья пытаются захватить в свои руки ее соседние волости. Из среды Чернигово-Северских уделов в то время наиболее значительным является Брянск, лежавший на границах Северянской земли с Вятичами. Доблестный брянский князь Роман Михайлович был последним достойным представителем энергичного племени Черниговских Ольговичей. После него Смоленским князьям удалось действительно завладеть Брянским уделом, конечно, с соизволения Золотой Орды. Затем отрывочные известия русских летописей указывают нам на частые смуты: новые князья отнимают Брянск друг у друга; городское вече иногда поднимает мятеж. Так, в 1341 году брянские вечники убили своего князя Глеба Святославича (двоюродный брат Ивана Александровича Смоленского). Лет пятнадцать спустя, летописи упоминают о кончине брянского князя Василия и последовавших за нею великих смутах от лихих людей ("замятия велия и опустение града"). Этими неурядицами ловко воспользовался Ольгерд, уже давно стороживший добычу и еще прежде нападавший на Брянск; на этот раз захват Брянской волости, вероятно, обошелся ему без особого усилия. Затем ему уже легко завладеть другими более мелкими уделами Чернигово-Северскими. Важнейшие города он роздал в уделы сыновьям, а именно: Чернигов и Трубчевск - Дмитрию, Брянск и Новгород-Северский - Корибуту; а племяннику Патрикию Наримонтовичу, по-видимому, предоставил Стародуб-Северский. Но города, принадлежавшие собственно земле Вятичей, оставались пока в руках местных русских князей, Козельских, Новосильских, Одоевских, Тарусских, Воротынских, Белевских, Елецких и пр. Эти мелкие князья, конечно, должны были выбирать между Московской и Литовской зависимостью и находились пока между ними в неопределенном положении; но они очевидно более тянули к Восточной Руси, т.е. к Москве. Сама Брянская область, по некоторым признакам, тянула туда же; только благодаря ранней кончине Симеона Гордого и нерешительности его преемника, а также смутам, наступившим в Орде по смерти Джанибека, удалось Ольгерду беспрепятственно завладеть Северней и Брянским уделом*.

   ______________________

   * Об отношениях новгородских, псковских, смоленских и северских см. летописи Новгородские, Псковские, Воскресен. Софийск. Никоновскую. О распределении Чернигово-Северских уделов между сыновьями Ольгерда см. Антоновича стр. 135, со ссылкою на помянник Антониева Любечского монастыря. Только переход большинства мелких уделов земли Вятичей под владычество Литвы (стр. 134) мне кажется слишком рано относить ко времени Ольгерда. Исслед. Р. Зотова: "О Черниговских князьях по Любецк. синодику и Черниговском княжестве в Татарское время". 1892. Любец. Синодик издан, в Чт. О. И. и Д. 1871. кн. 2. Голубовского "История Смоленской земли до начала XV ст." Киев. 1895.

   ______________________

  

   Открытое столкновение двух соперниц-собирателей Руси сделалось неизбежно, когда на Московском столе явился энергичный деятель в лице возмужавшего великого князя Дмитрия Ивановича. Поводом к такому столкновению послужила борьба Твери с Москвою; причем Ольгерд, женатый во втором браке на тверской княжне Юлиане Александровне, явился союзником Тверских князей. Война Ольгерда с Дмитрием однако не имела решительного характера и только на время поддержала Тверскую самобытность (об этих отношениях скажем после).

   Вся Северная Русь с самого начала оказывала явное тяготение к Москве. Между тем, Русь Южная, угнетаемая непосредственно Татарскими Ордами, легко склонялась к Литовскому господству. Почти одновременно с Чернигово-Северской украйною на левой стороне Днепра, Ольгерд завладел Киево-Подольской украйною на правой его стороне, также отняв ее у Татар. Уже при Гедимине Киевская область, по-видимому, находилась в полузависимости от Литвы. Ольгерд в начале своего княжения действовал осторожно со стороны Татар, избегал решительных столкновений с Золотою Ордой и даже предлагал Джанибеку свой союз в 1349 г. Но Симеон Гордый сумел расстроить заключение этого направленного против Москвы союза, так что Джанибек даже выдал ему Литовских послов. После Джанибека, когда наступил смутный период в Золотой Орде, Ольгерд начал действовать решительно; он окончательно присоединил к своим владениям Киевское княжение и отдал Киев в удел одному из своих сыновей (Владимиру). В то же время он покорил земли между Бугом и Днепром. Северная часть этих земель принадлежала прежде Галицко-Волынским князьям и называлась Понизовьем, а теперь сделалась известна под именем Подолья (в тесном смысле). Здесь собирали дани татарские баскаки и темники, властвовавшие в соседних Днепровско-Бутских степях. В Подолье было много селений и несколько городов (Бакота, Ушица, Каменец и др.), разоренные укрепления которых Татары не позволяли возобновлять. Страна эта во время Монгольского ига не подчинялась никакому Русскому княжескому роду, а была разделена на мелкие волости; во главе их были поставлены атаманы, которые, между прочим, занимались сбором дани для Татар. И прежде соседние с Подольем Татарские темники и князья нередко играли роль особых ханов, благодаря своему отдаленному от Сарая положению; а теперь, во время неурядиц и раздробления Золотой Орды, они были предоставлены собственным силам. Ольгерд нередко вступал с ними в отдельные союзы и нанималу них вспомогательные войска для своих походов на Поляков и крестоносцев. Но так как это были ненадежные союзники, переходившие иногда на сторону его врагов, то великий князь Литовский воспользовался помянутым смутным временем в Золотой Орде, когда заднепровские улусы не могли ожидать никакой помощи с Волги. Он начал с ними успешную войну; одержал большую победу на Синих водах (приток Бута) над тремя Татарскими князьями, Кутлубеем, Хаджибеем и каким-то, по-видимому, крещеным Дмитрием (около 1362 г.), а затем очистил от их господства всю Подолию и соседние южные степи между Днепром и Днестром. Остатки разбитой Орды удалились отчасти на нижний Дунай в Добруджу, а отчасти в Крым. Так легко обошлось ему покорение этой обширной страны. Подольскую область он предоставил в удел своим племянникам, сыновьям Кориата Гедиминовича; первою их заботой была постройка крепких замков и возобновление старых городских укреплений, чтобы обезопасить страну от будущих татарских нападений. Предосторожность вполне разумная, ибо Золотоордынские ханы нисколько не думали отказываться от своих притязаний на Подолье и заднепровские степи*.

   ______________________

   * Летописи издан. Быховцем и Даниловичем, Густынская, Никоновская, Стрыйковский. Важное пособие представляет сочинение Стадницкого Synowie Gedymina. Monwid-Narumunt, Jewnuta и Koriat (Львов. 1881), где рассмотрены свидетельства о завоевании Подолья и о князьях Кориатовичах. Грушевского "Очерк ист. Киев, земли" (соображения о присоединении Киева, стр. 485 - 497). Вольфа - Rod Gedimina. Krakow. 1886. Далее, Молчановского "Очерк известий о Подольской земле до 1434 года". Киев. 1885. В Главе XII он разбирает известия о завоевании Подолья Ольгердом и сообщает биографические сведения о четырех братьях: Юрии, Константине, Александре и Федоре. Но напрасно он настаивает на полной при них самостоятельности Подольской земли и отрицает притязания польского короля Казимира на Подолье как часть завоеванной им Волыни. Им же приводимые факты доказывают, что земля эта уже тогда была спорной между Польшей и Литвою и признавала то ту, то другую зависимость, смотря по ходу их борьбы за Галицко-Волынск. наследство. О том же предмете, т.е. о Подолье, см. Дашкевича "Заметки по Истории Литовско-Русского государства", 74 - 89.

   ______________________

  

   Не так легка для Литовских князей была борьба с Поляками за Галицко-Волынское наследство.

   Выше мы видели, что внук знаменитого Даниила Романовича Юрий Львович в начале XIV века, по праву наследства, соединил в своих руках княжества Галицкое и Волынское, следовательно, почти всю Юго-Западную Русь. То, что в Северо-Восточной Руси явилось плодом долгих усилий целого рода князей Московского дома, т.е. собрание разрозненных Русских земель, здесь, на Юго-Западе, совершилось как бы само собою и не один раз. Можно было надеяться, что дело князя Романа и его сына короля Даниила - создание сильного Галицко-Волынского государства - наконец увенчается успехом: одновременно с Владимиром Клязьменским и Москвою разовьется другое, чисто русское, средоточие в противоположном углу Руси, т.е. во Владимире Волынском или во Львове Галицком. Однако этого неслучилось: ни люди, ни обстоятельства не соответствовали подобной задаче. Извне Юго-Западная Русь окружена была со всех сторон враждебными соседями, каковы Угры, Поляки, Литва и Татары, что при ее открытых, доступных границах представляло большую трудность для обороны. Внутри эта Русь не имела хорошо сплоченного и вполне однородного населения. Главные города ее уже тогда изобиловали разными иноплеменниками, особенно Немцами и Евреями, захватившими в свои руки значительную часть промышленности и торговли. После татарских погромов Галицко-Волынские князья слишком усердно и неразборчиво вызывали в свою землю колонистов из всех соседних стран. Эти колонисты, конечно, оставались чужды русскому патриотизму. Что касается до боярского сословия, то хотя мы не видим в Галиции повторения тех крамол, какие там происходили в первой половине XIII века, а на Волыни бояре даже отличались преданностью своим князьям, однако, по всем признакам, притязания и привычки этого сословия недалеко ушли от того времени и значительно стесняли княжескую власть.

   Благодаря единению братьев Романовичей, Даниила и Василька, - единению, более или менее продолжавшемуся при их ближайших потомках, Татарское иго никогда не могло прочно утвердиться в Юго-Западной Руси; чему способствовали и сама отдаленность ее от Золотой Орды, а также потребность Татар в русской помощи против возрастающей силы Литвы. После Льва Даниловича и Владимира Васильковича Волынь и Галич, по-видимому, ограничивались легкой данью и более номинальной, нежели действительной зависимостью от Татар. Но вместо сих последних на северных пределах Волынско-Галицкой Руси возникало Литовско-Русское государство с энергичным и предприимчивым родом во главе. А на западе трудами Локетка восстановлены были единство и сила Польши. При таких обстоятельствах Юго-Западная Русь требовала, с своей стороны, целого ряда даровитых, энергичных князей, подобных Роману и Даниилу. Вместо них, наоборот, мы видим во главе ее личности, ничем не выдающиеся. А потом сам род Даниила внезапно прекращается и оставляет Юго-Западную Русь, так сказать, на жертву ее соседям.

   Источники не дают нам почти никаких подробностей о Юрии I, после того как он сделался королем Галиции и князем Волыни. Знаем только, что в первый же год его правления Ляхи отняли назад завоеванный его отцом город Люблин. По всему видно, что Юрий отличался миролюбием, и если имел какие столкновения с соседями, то весьма незначительные, так как достоверные источники о них не упоминают. Знаем еще, что, по примеру своего деда, он держался в особенности союза с Тевтонским Орденом против великих князей Литовских. Юрий Львович, как мы видели выше, не остался равнодушен к тому, что глава Русской церкви покинул Южную Русь и переселился на север. Галицко-Волынский князь попытался поставить на общерусскую митрополию своего собственного кандидата в лице игумена Петра или, по крайней мере, получить в его лице особого митрополита для Юго-Западной Руси. Но эта попытка, как известно, не имела успеха; митрополит Петр не только последовал примеру предшественника, т.е. предпочел Северную Русь, но и поселился в самой Москве. Очевидно, были серьезные причины для такого предпочтения; новый митрополит, хотя и южанин родом, понял, или точнее, почувствовал, что не на юге возникал тогда прочный политический порядок, способный доставить Русской церкви надежное и достойное обеспечение.

   На печатях своих Юрий Львович изображается восседающим на троне с короною на голове и скипетром в руке, с латинской надписью вокруг: Domini Georgi regis Russiae; на оборотной стороне виден всадник со щитом и знаменем, с надписью: Domini Georgi principis Lodimeriae. Он скончался в 1316 году, оставив двух сыновей, Андрея и Льва, между которыми снова разделилась его держава: Галиция и Володимерия (т.е. большая часть Волыни, с городом Владимиром) досталась старшему Андрею, а Луцкий удел младшему Льву.

   Неизвестно в точности, с кем из них воевал Гедимин, с отцом Юрием I или с названными сейчас его сыновьями. Дело заключается в том, что Литовский князь, по некоторым признакам именно в 1316 году, присоединил к своим владениям, отнятую у Галицко-Волынских князей, Берестейскую область с частью бывшей Ятвяжской земли (впоследствии так называемую Подляхию). Но затем мы видим Андрея и Льва в мирных и даже дружеских отношениях не только с магистром Прусско-Тевтонского Ордена, но и со своими соседями, государями Польши и Литвы. Владислав Локетек в письме своем к папе Иоанну XXII, в 1324 году, с прискорбием извещает о смерти обоих русских князей-братьев, которые при жизни своей служили для Польши защитою от татарских нападений. Родственные связи еще более скрепили эти дружеские отношения к соседям.

   Со смертью Андрея и Льва прекратилось прямое мужское потомство Даниила Романовича. Ближайшим претендентом на их наследие выступил потомок его по женской линии, именно юный Болеслав Тройденович, сын мазовецкого князя Тройдена и Марии, дочери Юрия Львовича, следовательно, внук этого последнего. Кажется, он уже владел каким-то соседним русским уделом. Опасаясь смут и раздела земли между другими претендентами, бояре Червонорусские согласились призвать на Галицко-Волынский престол Болеслава, но, как надобно полагать, под условием принять восточный обряд. Действительно, он является в Галиции уже православным и носит имя своего деда Юрия. Однако, по-видимому, не вдруг, а постепенно признали его Галицкие и Волынские города. Так есть известие, что граждане Львова впустили его с дружиной в город только после того, как он присягнул соблюдать их старые права и обычаи и не расхищать сокровищ, хранившихся в княжих замках.

   От Юрия II дошло до нас несколько грамот, подтверждающих старые дружественные договоры с Прусскими магистрами и сохранившихся на латинском языке. Они подписаны то во Львове, то в стольном Владимире (Lodomiria). В них Юрий титулует себя "Божией милостью" "прирожденным" князем или просто России или всея Малыя России. Но по-видимому, бояре, призвавшие его на стол, заставили его поступиться частью княжеской власти в их пользу, и он княжил как бы под опекой высшего боярского совета или думы; по крайней мере, означенные грамоты писаны от имени князя и этих вельмож (barones). В числе их на первом месте видим однажды Феодора епископа Галицкого: потом упоминаются: Димитрий Дядько (т.е. пестун князя), Хотько Яромирович и Василько Кудринович, дворские тиуны; Михаил Елизарович, воевода Бельзский; Бориско Кракула, воевода Львовский; Грицко Коссакович, воевода Перемышльский; Федор Отек, воевода Луцкий, Юрий Лысый и Александр Молдавич. Любопытно, что при Юрии II возобновилась попытка иметь для Юго-Западной Руси особого митрополита, каковым, с соизволения Константинопольского патриарха и синода, на время явился названный выше галицкий епископ Феодор. Но из истории Москвы мы знаем, что потом патриарх отменил особую Галицкую митрополию.

   Вступив в брак с одной из дочерей Гедимина, возмужав и утвердясь на Галицком престоле, Юрий II, по всем признакам, пытался освободить себя от боярской опеки и действовать самовластно. Польское происхождение и католическое воспитание не замедлили сказаться в его измене православию. По настояниям своего старшего родственника Владислава Локетка (действовавшего по внушениям римского папы), легкомысленный Юрий-Болеслав возвратился в католичество. Он стал унижать русских вельмож, окружать себя Немцами, Поляками и Чехами, которым раздавал высшие и наиболее доходные уряды, оказывал пренебрежение к Русской церкви, к народным обычаям и местным законам. Кроме того, он возбудил против себя негодование высокими поборами и налогами, а также своею крайней распущенностью и насилием над женщинами; причем не давал пощады женам и дочерям самих бояр. Не такие были Галицкие бояре, чтобы терпеливо переносить как измену православию, так и подобные оскорбления. В их среде снова закипела крамола и составился заговор на жизнь князя. В виду окружавшей его иноземной дружины, они не посмели напасть на него открыто, а воспользовались одним пиром, на котором поднесли Болеславу отравленный напиток. Говорят, отрава была так сильна, что тело несчастного князя разнесло на куски (в марте 1340 г.)*.

   ______________________

   * Известие о смерти Андрея и Льва Георгиевичей заключается в письме Владислава Локетка 1324 года к папе Иоанну XXII, помещенном в Annal. Eccles. у Рейнальда, у Нарушевича т. VI, и в извлечении у Карамзина к т. IV, прим. 275. Дружественная грамота этих двух князей к прусскому магистру Карлу Бефорту от 1306 года, писанная во Владимире, хранится в Кенигсбергском архиве. Она напечатана у Карамз. в прим. 268, к IV т. Льготная грамота Андрея Георгиевича, данная во Владимире Волынском Торунским купцам в 1320г., помещена в Supplem. ad, historica Russiae monumenta, стр. 126. Четыре дружественные грамоты Юрия II к прусским магистрам, с привешенными к ним княжескою и боярскими восковыми печатями, хранились также в Кенигсберг, архиве. Они в извлечении, а четвертая (от 1335 г., в которой Юрий называет себя Die gratia dux totius Russiae Minoris) вполне приведены Карамзиным в прим. 276 к т. IV; что повторено и у Зубрицкого в "Истории Галицко-Русского княжества", III, стр. 249 - 254. У Фойгга Codex dipl. Pruss. III. См. также содержание грамот у Даниловича Scarbiec diplomator (Wilno. 1860) стр. 145, 162, 163, 168, 173, 174. О насильственной смерти Болеслава Тройденовича повествуют Длугош и швейцарская Chronica Vitodurana; о последней см. у Стадницкого Synowie Gedymina. T. II. Lwow. 1855, стр. 11 и 13, прим. 27. Пособия для этой эпохи, кроме Стадницкого, это: Зубрицкого "История Галицк.-Русс. княжества". Львов. 1852 - 1855 гг. Т. III, и его же "Критико-Историческая повесть Червонной Руси", а также Шараневича "История Галицко-Володимирской Руси". Львов. 1863. Смирнова "Судьбы Червонной или Галицкой Руси". 1860.Каро-Geschichte Polens. II.

По отношению к Юрию II и Болеславу Тройденовичу в первом издании второго тома Истории России я еще держался прежнего, Карамзинского, мнения об их раздельности. Но почти одновременно с этим томом (немного ранее) появилось исследование чешского ученого Ржежабека "Юрий II, последний князь всей Малой Руси" (Casopis Musea Ktalovstvi Ceskeho. 1883.1 - III), где он доказывает тожество Юрия II и Болеслава Тройденовича. И прежде высказывалась эта мысль, наприм., польским ученым Белевским ("Monum. Pol. II". 620) и потом Рейфенкугелем в его "Die Grundung der romisch-katholischen Bisthuraer in den Territorien Haliczund Wladimir" (Archiv fur Oester. Gesch 1875. 52. Bd.). Но всего полнее и основательнее доказано означенное тожество Ржежабеком. Мнение его немедленно нашло последователей между русскими учеными. Таковы: Линниченко - "Замечания на статьи Ржежабека" (Учен. Зап. Акад. Наук 1885 года. Там же помещен и его перевод исследования Ржежабека. Но любопытно, что ни перевод, ни рецензия доселе не вышли в свет, и последняя обязательно сообщена мне автором в оттиске. Он, между прочим, указал на статью Рейфенкугеля, по-видимому, оставшуюся неизвестной Ржежабеку), Дашкевич - "Заметки по истории Литовско-Русского государства" (Киев. 1884), Лонгинов - "Грамоты малорусского князя Юрия II и вкладная запись кн. Юрия Холмского" (Чт. Об. И. и Д. 1887. II) и Филевич - "Борьба Польши и Литвы-Руси за Галиц.-Влад. наследие". Прежнего мнения об отдельности Юрия и Болеслава держатся: Андрияшев - "Очерк истории Волынской земли до конца XIV столетия" (Киев. 1887), Любавский - "Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства" (Чт. Об. И. и Д. 1892. Ill), Иванов - "Исторические судьбы Волынской земли до конца XIV века" (Одесса. 1895) и некоторые другие (наприм., Купчанко - "Die Schicksaie der Rutenen". Leipzig. 1887). По нашему крайнему разумению, доказательства Ржежабека в пользу тожества не только остаются никем не опровергнутыми, но они подкрепляются и некоторыми другими фактами, на которые он не указывал; например, ему осталась неизвестна грамота Юрия II на введение Магдебургского права в городе Саноке, от 20 января 1339 года (Codex dipl. Pol. III. N 88); тогда как, по прежнему мнению, Юрий II умер около 1336 года. Эту грамоту, между прочим, приводит Владимирский Буданов (Ж. Мин. Н. Цр. 1868. Август).

   ______________________

  

   Тогда-то во всей силе выступил на историческую сцену вопрос о Галицко-Волынском наследстве.

   Тут обнаружилась предусмотрительность Гедимина в деле родственных союзов. Один из его сыновей, Любарт, был женат на внучке Юрия I (по одним дочери Андрея, а по другим Льва Юрьевича) и уже при Юрии II, по-видимому, владел Дуцким уделом. Этот Любарт и выступил теперь ближайшим претендентом на упомянутое наследство, по крайней мере на Волынские земли. Но он встретил себе сильного, искусного соперника в своем зяте (муже своей сестры) польском короле Казимире Великом, сыне и преемнике Владислава Локетка. Был и еще один важный претендент, король Угорский. Известно, что Угры предъявляли свои притязания на Галицию еще по пресечении потомства Володаря Ростиславича, и королевичи их не один раз сидели на Галицком столе (Андрей и Коломан). Но Казимир в этом случае воспользовался родственными связями с королем угорским Карлом Робертом, который был женат на его сестре (Елизавете) . Польский король от своей супруги Анны Гедиминовны не имел детей, и с ним прекращалось мужское потомство Пястов. С согласия своих вельмож, Казимир признал наследником Польской короны своего племянника Людовика, т.е. сына своей сестры Елизаветы и Карла Роберта. Этим самым устранялось соперничество Угров в вопросе о Галицком наследстве; ибо по смерти Казимира вся Польша, а следовательно, и вновь присоединенные к ней земли должны были перейти к Людовику Венгерскому.

   Существовавшее издавна стремление Поляков к захвату соседних Русских земель в данную эпоху получило особую силу; с одной стороны, вследствие потери Балтийского поморья, которое было отторгнуто у них Тевтонским Орденом, а с другой - вследствие отчуждения Силезии, которая также делалась добычею германизации. Сокращенные в своих пределах, теснимые Прусским Орденом, Поляки естественно искали вознаграждения и расширения с другой стороны, т.е. со стороны благодатных земель Галицкой и Волынской Руси, в дела которой они давно уже привыкли вмешиваться.

   Если верить бытописателям, польский захват начался следующим образом: как только в Кракове была получена весть о смерти Болеслава-Юрия, Казимир, желая предупредить Литовских князей, немедленно, т.е. раннею весною 1340 года, выступил в поход с одной придворной конной дружиной и некоторой частью наскоро собранного войска. Опасаясь задержек и рассчитывая на внезапность своего появления, он обходил лежавшие на его пути крепкие замки и большие города, а пробирался лесами и окольными дорогами. Действительно, ему удалось застать врасплох стольный город Галиции Львов. Сначала он ворвался в предместье св. Юрия и произвел избиение его жителей, пытавшихся обороняться, чем навел страх на самих горожан. Неприготовленные к долгой обороне, не имея для того ни достаточных припасов, ни военных средств, жители Львова, спустя несколько дней, сдались Казимиру, на условиях, обеспечивающих им жизнь, имущество и веру. Король привел граждан к присяге на подданство и завладел теми княжими сокровищами, которые хранились в двух городских замках, верхнем и нижнем. На первый раз он не оставил здесь гарнизона, потому что имел с собою слишком мало войска. Чтобы оборонять эти два обширные деревянные замка в случае народного возмущения, требовалась значительная сила. Поэтому король велел сжечь их стены и, прежде, нежели народ опомнился от нашествия и от пожара, Казимир со своей дружиной покинул город, увозя с собой захваченные сокровища, заключавшие много золота, серебра, в том числе драгоценные кресты, короны, сосуды, княжие одежды, жемчужные украшения и пр. Но он удалился для того, чтобы тем же летом воротиться в Галицию уже с большим войском. Тогда он занял своими гарнизонами, кроме Львова, и некоторые другие значительные города, которые или сдались ему добровольно, или покорены силой оружия (Перемышль, Любачев, Галич, Теребовльидр.). Таким образом, король захватил часть Галиции и Волыни. Источники упоминают при этом о некоторых вероломных действиях со стороны Поляков. Так, будто бы польские вельможи, заманив Перемышльских бояр на свидание под предлогом переговоров, изменнически напали на них и перебили, после чего захватили и сам Перемышль.

   Казимиру при этом захвате Русских земель помогли более всего наступившее в них безначалье, отсутствие какого-либо общего правительства и быстрота нападения. Но то, что далось так легко при первом натиске, пришлось отстаивать с большими усилиями и кровопролитием. Со стороны Литовско-Русских князей вначале не видно энергичного сопротивления Польскому захвату; вероятно, тому помешали случившаяся вскоре смерть Гедимина и происшедшее в Литве разъединение между его сыновьями. Но тут выступили на сцену некоторые Галицкие бояре и подняли восстание. Несоблюдение условий, на которых Русские города сдавались королю, и его старание разными почестями и льготами привлекать Русских людей к переходу в католичество скоро возбудили в народе негодование против Поляков. Во главе восстания стали два знатных боярина: один из мелких удельных князей, владетель города Острога на Волыни, Данило (потомок удельных Туровских князей и родоначальник князей Острожских) и помянутый выше пестун Болеслава-Юрия, Димитрий Дедко, который по смерти этого князя владел Перемышлем (может быть, полученным от Болеслава Тройденовича, которому он помог вокняжиться на Руси). Они призвали на помощь Татар; последние все еще не покидали своих притязаний на Галицко-Волынскую землю, как на свою данницу, и с неудовольствием смотрели на ее захват Поляками. Соединенным силам Русских и Татар удалось вытеснить Поляков из некоторых Галицких городов и распространить свои нападения вглубь самой Польши. Но когда Татары с награбленною добычей ушли назад, восставшие русские бояре заключили с Казимиром новый договор, в силу которого они, по-видимому, признали некоторую зависимость Галицкой земли от Польского короля, под условием сохранить им собственное управление этой землей. По крайней мере, Дмитрий Дедко после того называет себя "князем" и "наместником земли Русской", выдает от своего имени грамоты, обеспечивающие разные привилегии Немецким купцам в городе Львове.

   В то же время притязания короля на Галицко-Волынское наследие вызывали войну его с Литовскими князьями Гедиминовичами. Первое столкновение с ними окончилось перемирием, заключенным около 1345 года. По этому перемирию за королем признавалось владение только Львовской землей; тогда как земля Владимирская, уделы Луцкий, Бельзский, Холмский, Берестейский и даже Кременец остались в руках Литовских князей. Следовательно, перевес в борьбе оказался на стороне последних. Но вот в 1348 году Литовские князья потерпели поражение от крестоносцев на берегах Стравы. Вскоре потом Казимир возобновил войну, и быстрым нашествием во главе сильного войска захватил Владимир, Луцк, Берестье и некоторые другие важнейшие города Волыни, и предложил Любарту довольствоваться Луцким уделом под верховной зависимостью от Польского короля. Однако, такая удача продолжалась недолго: Литовские князья соединились и не только изгнали Поляков из Волыни, но и произвели опустошения в коренных Польских областях. Тогда папа Климент IV назначил Казимиру десятую часть церковных доходов с Польши для войны с Литовскими язычниками и велел польским епископам проповедовать крестовый поход. В то же время Казимир получил помощь от своего племянника и наследника своей короны, угорского короля Людовика. Но Ольгерд, со еврей стороны, заключил союз с татарскими ханами Подолья. Война с переменным успехом тянулась еще около пяти лет (до 1356 года), и обе стороны, по-видимому, остались при прежних владениях. Спустя десять лет (в 1366 году), война за Галицко-Волынское наследство возобновилась в третий раз и была вначале также удачна для Казимира. Но этот король умер, не докончив спора (в 1370 г.). Пользуясь временем междуцарствия в Польше, Литовские князья снова успели отвоевать Волынь. Наконец, уже в 1377 г., т.е. незадолго до своей смерти Ольгерд заключил мир с польско-угорским королем Людовиком. По этому миру Волынь, т.е. Владимирский и Луцкий уделы, а также Берестейская область отошли к Литве, а Галиция, с присоединением уделов Холмского и Бельзского, осталась за Польшей. Король Людовик предоставил управление Галицией одному из силезских князей, Владиславу Опольскому, на правах удельного князя*.

   ______________________

   * Летопись, изд. Даниловичем. Хроника Яна из Чарнкова и Rocznik Traski (в Monum. Белевского, т. II). Витодуран, Длугош, Кромер, Стрыйковский. Хроника Быховца, Меховий, Коялович. Тейнера Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae. 1860.1. Фейера Codex diplomaticus Hungariae. IX. Договорная грамота о перемирии Литовских князей (Явнута, Кейстута, Любарта и пр.) с королем Казимиром и Мазовецкими князьями помещена в Актах Запад. России. N I. Без даты. Пособия: Нарбут, Зубрицкий, Стадницкий (т. II. Lubart xiaze wolynski), Шараневич и Антонович. Зубрицкий указывает еще на один южно-русский памятник той эпохи, колокол при соборной церкви св. Юрия во Львове с надписью: "в лето 6849 (1341) сольян бе колокол сии святому Юрью при князе Димитрие игуменом Евфимием". (Историко-крит. повесть, стр. 78 и далее). При этом он теряется в догадках: кто такой был этот князь Димитрий, княживший во Львове в 1341 году, когда Львов был уже под властью Казимира Польского? Мы полагаем, что тут можно разуметь воеводу и пестуна Юрия II, известного Димитрия Дедко, который вследствие помянутого выше восстания завоевал на некоторое время тень самостоятельности для Львовской земли и стал во главе ее управления. В помянутой грамоте торунским гражданам он именует себя: Demetrius Detko provisor seu capitaneus terrae Russiae. (Voigt. Codex diplom. Prussicus. III. p. 83. Datum in Lemburga). По всей вероятности, он происходил из русских удельных князей; а потому и сам носил княжеский титул, подобно своему товарищу князю Данилу, владетелю Острога.

Из новых трудов по данным событиям, которые в источниках представляются весьма запутанно, сбивчиво и противоречиво, укажу, кроме вышеупомянутых трудов Андрияшева, Иванова и Лонгинова, на монографии: Горжицкого - "Polaczenie Rusi Czerwonej z Polska przez Kasimerza Wielkiego" (Lwow. 1889), Вейтера - "Wiadvyslaw ksiaze Opolski" (Lwow. 1889), Мильковича - "Студия критични над историею русско-польскою", часть I (Львов. 1893), А. Чоловского - "Lwowzaruskichczasow".(We Lwowie. 1891) и любопытное исследование профессора И.П. Филевича "Борьба Польши и Литвы-Руси за Галицко-Владимирское наследие". Спб. 1890 (Сначала помещено в Ж. М. Н. Пр.). Он особенно критично отнесся к повествованию Длугоша и отрицает его рассказ о двух походах Казимира в Галицию в 1340 году, т.е. признает только один поход, и притом неудачный. Но так как положительная сторона вопроса остается пока недостаточно разъясненной, то мы оставляем в тексте (основанное на Длугоше и Траском) почти прежнее изложение, с некоторой оговоркой, только отбросив явные преувеличения Длугоша, и тем более, что в общих чертах оно не противоречит ссылкам г. Филевича на документы папской канцелярии, помещенные у Тейнера (стр. 56 - 57 Исследования). Названные сейчас монографии вызвали со стороны профес. И.А. Линниченка ряд очерков, озаглавленных: "Критический обзор новейшей литературы по истории Галицкой Руси" (Ж. М. Н. Пр. 1891. Май, Июнь, Июль). Именно он возражает против некоторых частных выводов Лонгинова (наприм., против толкования его о Дмитрии Детко служебным званием детский); отрицает главный вывод Горжицкого, будто Казимир имел все законные права на Червонную Русь, был прямым наследником Юрия II, будто он уже предпринимал меры к скорейшему объединению ее с Польшей посредством введения церковной унии и польского гражданского права. В то же время он полемизует и с профес. Филевичем по некоторым сторонам его монографии; а далее возражает Вейтеру главным образом по поводу его мнения, что Владислав Опольский пытался водворять в Червонной Руси чисто венгерские порядки; скорее он вводил немецкие порядки, наприм., Магдебургское право. Впрочем, на монетах Владислава, битых на Руси, находим букву "L" с короной и надпись "Ludovicus rex Ungariae" (на другой стороне изображение льва, стоящего на заднихлапах, - герб Червонной Руси, - и надпись: "Vladislaus Dux"). В конце "Обзора" профес, Линниченко помещает свои соображения о "Червонорусском судоустройстве XIV - XV веков", по поводу брошюры известного польского ученого Ромуальда Губе о том же предмете, и критики на Губе профессора Лиске, издателя актов Червонной Руси. Но исследованию почти всего внутреннего строя г. Линниченко посвятил потом целую диссертацию под заглавием: "Черты из истории сословий в Галицкой Руси XIV - XV вв." М. 1894 г. В эту диссертацию вошла его статья: "Юридические формы шляхетского землевладения и судьба древне-русского боярства в юго-западной Руси XIV - XV в." ("Юридич. Вести." 1892 г. NN 6 - 7). Профес. Филевич напечатал статью: "К вопросу о борьбе Польши и Литвы-Руси за Галицко-Владимирское наследие" (Ж. М. Н. Пр. 1891. Декабрь). Здесь он отвечает своим критикам: Чучинскому ("Kwartalnik Histor". 1891.), Лисевичу ("Przewodn. nauk i liter." 1891.) и профес. Линниченку (помянутый "Критич. обзор"), и поправляет некоторые стороны своего вышеназванного исследования, наприм., относительно вероисповедания Юрия II, событий 1340 года, договора, помещенного в Ак. Зап. Р. N 1, без даты (г. Линниченко относит его к 1351 г., а Филевич настаивает на 1352). Договор 1366 года, ограничивающий Люба рта только Луцкою землею. Этот двойной договор Казимира (отдельный с Любартом и общий с братьями Гедиминовичами) представляет также спорный пункт (Archiwum LubartowiczowSanguczkow. Т. I. We Lwowie, 1887. N 1 и Нарушевича Historya. XI, 246. Пр. 2. Приводимый Нарушевичем второй договор г. Филевич считает подделкой). Чтобы дополнить перечень сочинений о Червонной Руси в данную эпоху, укажем еще на Матиова - "Der polnisch-ungarische Streit um Galizien und Lodomerien"(Lemberg. 1886) и на цитованную в диссертации г. Линниченка статью Прохаски "W sprawie zajecia Rusi przez Kazimierza Wielkiego". Сей последний указывает на генеалогию Мазовецких князей, заимствованную Нарбутом из латинской рукописи XVI в. и напечатанную им по-польски в "Pomniejscze pisma histor" (Wilno. 1865. p. 206). Он сообщает, что "Болеслав, сын Тройдена, получивший княжение в Червонной Руси как наследство матери, отравленный Русскими в 1340 г., имел женою Офку, в христианстве Марию, дочь в. кн. лит. Гедимина, сброшенную под лед в Вислу у Завихоста 5 февраля 1342 г.". Г. Прохаска полагает, что она погибла за свою преданность католицизму; но сие заключение необоснованно; да и самый факт такой гибели еще ждет подтверждения.

В помянутом выше "Критическом обзоре" г. Линниченко приводит любопытный эпизод из борьбы Польши с Литвою за Галицко-Волынское наследство - эпизод, заимствованный из одной угро-латинской летописи, собственно, из ее отрывка, который был издаваем Губером (Ludwig von Ungarn die ungarischen Vassallenlander), Флорианом (Historia Hungariae fontes Domestici) и Левицким (Kwartalnik Historyczny. 1889 г.).

В 1351 г. у горский король Людовик прибыл в Польшу на помощь своему дяде, королю Казимиру, против Литовских князей, из которых Любарт незадолго перед тем был захвачен в плен Поляками. Дошедши от Кракова до Люблина, Казимир опасно заболел, и тут остался; Людовик один продолжал поход с польско-угорским войском. Пробираясь лесами, через 15 дней он достигло Литовской границы и послал несколько знатных людей к Кейстуту. Они остались заложниками, а Кейстут отправился к королю и заключил с ним мир на таких главных условиях: во-первых, принять со своими братьями и всем народом крещение, если папа дарует ему королевскую корону; во-вторых, давать Угорскому королю военную помощь, а от него и Казимира получать ее против Крестоносцев и Татар. Для своего крещения Кейстут должен был вместе с королем отправиться в Буду. В день Успения Богородицы он явился в палатку Людовика и скрепил мирный договор клятвою по литовскому обычаю. Для сего привели быка рыжей масти и привязали его к двум столбам; после чего Литовский князь вонзил нож в серединную жилу быка, откуда широким потоком брызнула кровь. В этой крови Кейстут и его свита омочили руки и лицо, призывая своего верховного бога в свидетели своей клятвы. Потом он отрубил быку голову и вместе со своими Литовцами три раза прошел пространство между головой и шеей. Король, со своей стороны, присягнул соблюдать договор и затем освободил из заключения Любарта. Все вместе они направились в Венгрию; но через три дня обратного похода Кейстут, вверенный польской страже, внезапно ночью убежал вместе со своими домой и отпустил польско-угорских заложников. Опечаленные Людовик и Казимир прибыли в Краков, откуда первый вернулся к себе в Буду. Таким образом, Кейсгут с помощью вероломства освободил из плена брата Любарта и отвратил на этот раз нашествие на свою землю Угров и Поляков. Но если вспомним трагическую судьбу Литовского князя, то увидим, что подобное вероломство не осталось безнаказанным.

   ______________________

  

   Так, после большого кровопролития и взаимных разорений, решен был этот долгий спор за Галицко-Волынское наследство. Но, в виду последовавшего вскоре соединения Литвы с Польшей, и само это кровопролитие в сущности оказалось бесполезным для той и другой стороны.

   Тесные отношения Литовской династии к Западнорусским областям не могли не оказывать влияния на саму эту династию: она все более и более русела и крестилась по православному обряду. Если уже семейство Гедимина состояло отчасти из православных членов, то семейство Ольгерда почти сплошь было православное. Обе его супруги, первая княжна витебская Мария и вторая княжна тверская Юлиания, воспитывали своих детей в православии и, живя в Вильне, открыто исповедовали свою религию, имели при себе православных священников и воздвигали здесь храмы. Предание приписывает Марии построение в Вильне Пятницкой церкви (где она была потом погребена), а Юлиании сооружение каменной соборной церкви св. Николая. Сам Ольгерд, по некоторым известиям, был также окрещен в своей молодости. По крайней мере, он был уже православным в то время, когда находился в браке с витебской княжной и занимал Витебское княжение. О том Русская летопись свидетельствует по следующему поводу. В 1342 году, по просьбе Псковичей, Ольгерд ходил к ним на помощь против Немцев и, когда Немцы были прогнаны, Псковичи просили Ольгерда креститься и сесть у них на княжение. Ольгерд отвечал: "Я уже крещен и есть христианин, а другой раз креститься не хочу". Вместо себя он предложил юного сына своего Вингольда, который, действительно, был немедленно окрещен в Пскове под именем Андрея и посажен там князем. Очевидно, без того всегда осторожный и скрытный, Ольгерд, из политических видов, скрывал от народа свою принадлежность к христианству; особенно он это делал в Вильне, чтобы не возбудить против себя Литовских язычников, или собственно языческих жрецов, еще сохранявших свое влияние на народ.

   Жрецы с неудовольствием смотрели на появление христианских храмов в Нижнем городе, рядом с святилищем Перкуна, и на великую княгиню, окруженную православным духовенством, которое не только отправляло богослужение, но и занималось обращением язычников в христианство. Между прочим, духовник великой княгини Марии, монах Нестор, успел склонить к принятию крещения двух знатных Литвинов из свиты великого князя. Это сильно раздражало жрецов, и они обратились к Ольгерду с требованием наказать отступников. Ольгерд, недавно севший на Виленском столе и еще недостаточно укрепившийся на нем, опасался народного возмущения. Он уступил требованию жрецов: Кумец и Нежило, в крещении Иоанн и Антоний, были заключены в темницу, где оставались целый год. Несмотря на все угрозы и истязания, они остались верными своей религии и примером своей твердости обращали к ней других язычников, за что и были наконец преданы мученической смерти. Вскоре за ними такой же смерти был предан их родственник Круглец, принявший крещение под именем Евстафия. Это мученичество трех православных Литвинов совершилось в 1347 году. По всей вероятности, торжеству языческой партии в Вильне в то время способствовала также и кончина великой княгини Марии, умершей в предыдущем году.

   В 1349 году Ольгерд вновь женился на православной княжне, Юлиане Тверской, и двор великой княгини вновь сделался сосредоточением православия в Литовской столице. Один из Немецких рыцарей или послов, посетивших Вильну при Ольгерде, говорит, что при частых отсутствиях мужа великая княгиня Ульяна Александровна редко выезжала из Виленского замка, вполне посвящая свое время воспитанию