Главная » Книги

Иловайский Дмитрий Иванович - История России. Том 2. Московско-Литовский период или собиратели Руси, Страница 16

Иловайский Дмитрий Иванович - История России. Том 2. Московско-Литовский период или собиратели Руси


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

>   Вместо того, чтобы воспользоваться своими русскими областями, сплотить их теснее и организовать сильное войско, Свидригайло искал главной опоры во внешних союзах, рассылал посольства и грамоты к императору Сигизмунду, к Тевтонским и Ливонским рыцарям, Татарским ханам, воеводам Валахии и Молдавии; искал покровительства у папы и ради его приязни подавал ему надежду на церковную унию, т.е. на подчинение русского духовенства папскому престолу. Эти сношения с папой и все более и более выступавшая наружу неспособность Свидригайла, естественно, охлаждали приверженность к нему православного населения, и тем более, что по своему действительно буйному, необузданному нраву он иногда казнил жестокою смертью тех знатных сторонников Сигизмунда, которые попадали в его руки. Например, одного из князей Ольшанских он велел в Витебске зашить в мешок и утопить в Двине; мало того, не пощадил самого митрополита Герасима, которого по смерти Фотия посадил на Всероссийскую митрополию. Неизвестно в точности, за какую вину (полагают, за тайные сношения с Сигизмундом), Свидригайло велел схватить Герасима и потом сжечь его живого; что и было исполнено в том же Витебске. Казнь не только ужасная, но и до того времени совсем неслыханная для подобных высоких сановников.
   При таких обстоятельствах перевес в борьбе естественно склонился на сторону Сигизмунда. Решительная битва произошла в Жмуди на берегах реки Святой, где-то около Вилькомира. У Свидригайла были полки Смоленские, Витебские, Полоцкие и вспомогательный отряд Ливонских рыцарей. Начальство над своим войском он поручил племяннику Сигизмунду Корибутовичу, который отличался в Гусситских войнах и даже был избран Гусситами в чешские короли. Войско Сигизмунда Кейстутьевича хотя было меньше числом, но лучше устроено; главную его силу составляли Поляки; а начальство над ними он вручил своему сыну Михаилу. Битва была упорная и очень кровопролитная. Сторона Сигизмунда победила; разбитые полки Свидригайла рассеялись, оставив своего храброго, сильно израненного вождя в руках неприятеля. Множество Русских князей и бояр, а также большая часть Ливонских рыцарей полегли в этом бою (1435). Сам Свидригайло спасся бегством и удалился в Киевскую землю. Области Витебская, Полоцкая и Смоленская вслед затем приняли Сигизмундовых наместников. Около того же времени Свидригайло лишился самого храброго и даровитого из своих сторонников мелких удельных князей Юго-Западной Руси, именно Федора Даниловича Острожского. Говорят, оскорбленный самим великим князем и угрожаемый взятием под стражу, он добровольно поддался польскому королю со всеми замками и областями Подолья, которые находились под его начальством; причем получил от него в ленное владение некоторые из этих замков и земель. Впрочем, очень возможно, что на отпадение Острожского повлияли новые постановления: во-первых, приказ, отданный Ягайлом во время борьбы Свидригайла с Сигизмундом и состоявший в том, чтобы никто не смел разрушать или опустошать русских церквей, а также приневоливать Русина к принятию католической веры; во-вторых, объявленное при венчании Владислава III решение короля и вельможного совета, по которому Русское дворянство сравнено в своих правах с Польским. Эти обманчивые постановления, рассчитанные на то, чтобы не только удержать в повиновении королю Галицкую Русь, но и привлечь на свою сторону русское дворянство Подолии и Волыни, очевидно, произвели свое действие и приобрели Полякам многих сторонников в сих землях, недоумевавших, куда примкнуть посреди трудных и запутанных обстоятельств того времени. В руках Свидригайла еще оставались часть Подолии, значительная часть Волыни с городами Луцком и Кременцом и древний Киев, где начальствовал храбрый его воевода Юрша, который отразил нападение Сигизмунда. Однако, будучи не в силах более продолжать борьбу за великокняжеский престол, Свидригайло в 1437 г. отправился в Краков и предложил со всеми своими землями быть ленником Польской короны, умоляя своего племянника о заступничестве против Сигизмунда и действуя подкупом среди королевских советников. Но соперник его также не жалел денег на подкупы и требовал для себя земли Киевскую, Волынскую и Литовскую часть Подолии. Когда его сторона в польской раде превозмогла, Свидригайло, имевший теперь резиденцию в Луцке, опасаясь попасть в руки своего злейшего врага, удалился из Руси и пребывал некоторое время то в Валахии, то в Угрии. Преувеличенные мнения о его сиротстве и бедности в ту пору даже породили ложный слух, подхваченный некоторыми историками, будто Свидригайло некоторое время находился в службе одного богатого Волоха и пас его овец.
   Не только Киев, но и земля Волынская (Володимирия) отдана Сигизмунду, однако с условием, чтобы после его смерти эта земля перешла во владение Польской короны (1439). Междоусобная война таким образом окончилась полною победою Сигизмунда. Но недолго пришлось ему пользоваться ее плодами. Уже в следующем году он сам сделался жертвою тайного заговора.
   Вассальные, униженные отношения, в которых новый государь стал к польскому правительству, возбуждали одинаковое неудовольствие как между русскими, так и чисто литовскими князьями и боярами, поборниками своей политической самобытности; в особенности потомки Ольгерда враждовали против Кейстутова сына, несправедливо, по их мнению, захватившего престол. Это недовольствие еще более увеличивала жестокость, с которою великий князь преследовал всех противников, т.е. бывших сторонников Свидригайла. Заключению в тюрьму, лишению имущества и даже казням подвергались члены самых знатных родов. Мало того, Сигизмунд делал попытки стеснять феодальные права князей и бояр в их собственных владениях и оказывал покровительство земледельческому классу; не доверяя вельможам, он стал приближать к себе людей незнатного происхождения, раздавая им земские уряды и поместья, отнятые у опальных князей и бояр. А когда Сигизмунд разослал приказ собраться на великий сейм, то был пущен слух, будто этот сейм есть только западня, приготовляемая для окончательного истребления князей и бояр. Будучи не в силах открыто свергнуть тирана, окруженного польскою стражею, недовольные составили тайный заговор. Во главе его стали один из русских удельных князей Иван Чарторыйский, Довгерд воевода Виленский и Лелюш воевода Трокский. К участию в заговоре они привлекли одного из собственных слуг тирана, его подконюшого киевлянина Скобейку. Для исполнения своего замысла заговорщики воспользовались сенною повинностью, т.е. доставкою из волостей запасов сена в княжеские конюшни.
   Сигизмунд имел свое местопребывание в большом Трокском замке. В марте 1440 года в ночь на Вербное воскресенье на двор замка въехало триста саней с сеном; но в них было спрятано по два или более вооруженных человека, да при каждом возе находился особый погонщик, всего, следовательно, около тысячи или более. Когда началась заутреня, сын Сигизмунда Михаил из замка отправился с княжими дворянами в город, в кафедральную церковь. Тогда скрытая в возах дружина вышла наружу, заперла ворота замка, и, предводимая Чарторыйским, вошла в великокняжий терем. Престарелый Сигизмунд, не выходя из своей ложницы, слушал богослужение, совершавшееся в смежной дворцовой каплице. При нем был постоянно любимый ручной медведь, игравший роль верного сторожа; когда он выходил на двор и потом возвращался к ложнице, то обыкновенно лапою царапал дверь. Заметив, что медведь в ту пору ходил по двору, князь Чарторыйский и Скобейко, подражая его царапанию, ввели в заблуждение Сигизмунда, и он отпер дверь. Тотчас заговорщики ворвались в покой и осыпали великого князя бранью за его поступки с боярами; затем Скобейко схватил железные вилы, которыми поправляют дрова в камине, и с такою силою ударил старика в голову, что кровь и мозги забрызгали стену, на которой долго потом сохранялись их следы. Любимец и приближенный великого князя, какой-то Славко, пытавшийся закрыть своего господина от убийц, был выброшен в окно и при падении разбился до смерти. Самое тело великого князя в санях вывезли на озеро и там оставили его на льду. (После оно было с честью погребено в Виленском соборе рядом с Витовтом.)
   Когда весть о страшном событии распространилась по городу и произвела смятение между жителями, Михаил Сигизмундович с своей дружиной бежал в Малый Трокский замок, расположенный на острове посреди озера, и там заперся. Лелюш занял большой замок именем великого князя Свидригайла и вывесил на главных воротах его белое знамя; то же сделал Довгерд в Вильне; но один из двух виленских замков, именно Верхний, был также захвачен сторонниками Михаила. Меж тем нарочные гонцы уже поскакали в Молдавию и разыскали там Свидригелла. Он поспешно отправился на Волынь и прибыл в Луцк, где радостно был встречен жителями. Множество заключенных Сигизмундом в разных крепостях Литвы и Руси, теперь выпущенных на свободу, увеличивали общую радость по поводу избавления от тирана. Только литовские простолюдины не разделяли этой радости и сожалели о смерти своего покровителя. В следующем XVI веке один из польских историков говорит, будто он сам слышал жалобную песнь литвинов, в которой они оплакивали смерть своего Жигмонта, убитого Русинами.
   Вместо того, чтобы спешить в Вильну и Троки и упрочить за собою вновь выпавший ему великокняжеский престол, Свидригелло, удрученный преклонным возрастом, медлил в своем любимом Луцке; а тем временем обстоятельства снова переменились не в его пользу.
   В местечке Олыпанах (ныне Ошмян. уезда) у князя Юрия Семеновича собрались знатнейшие литовские сановники, каковы Гаштольд, наместник Смоленский, Кезгайло, наместник Жмудский, Николай Немирович, староста Виленский, Николай Радивиль, маршал Литовский, и некоторые другие. Посоветовавшись между собою, они решили отстранить обоих соперников, Свидригайла и Михаила, и призвать на Литовский престол младшего Ягайлова сына Казимира, еще очень юного; литовским вельможам представлялась надежда воспитать его в обычаях страны и пока самим управлять ею. Аглавное, этот выбор упрочивал тесный союз с Польшей и в то же время давал Литве, особого от Польши, самостоятельного государя. Польские вельможи с своей стороны полагали, что ближайшее наследственное право на Литовский престол принадлежало их королю Владиславу III; но случилось так, что этот последний незадолго перед тем соединил на своей голове с Польской короной и корону Угорскую. Дела Угорского королевства и начавшиеся войны с Турками отвлекли его в другую сторону, и он легко согласился передать Литовско-Русское княжество своему брату. Однако, по настоянию польских панов, Казимир был отправлен в Литву не как самостоятельный государь, а как наместник польского короля, пользующийся титулом просто князя, т.е. не великого. Литовским вельможам это условие крайне не понравилось, и, если верить летописному рассказу, они прибегли к следующей хитрости. Юный Казимир в сопровождении некоторых польских сенаторов и многочисленной блестящей свиты прибыл в Вильну. Литовские вельможи устроили роскошное пиршество и так усердно напоили своих гостей, польских сенаторов, что те все следующее утро проспали глубоким сном. А в это утро успело совершиться торжественное коронование Казимира в Виленском кафедральном соборе; его посадили на великокняжеский престол, надели на него шапку Гедимина, подали ему меч и покрыли великокняжескою мантией (3 июля 1440 г.). Поляки были разбужены громкими кликами, которыми народ приветствовал своего нового государя. Польским сенаторам, получившим по этому случаю богатые подарки, не оставалось ничего более, как скрыть свое неудовольствие и также принести поздравления великому князю.
   В трудное время пришлось юному Казимиру начать свое княжение в Литовско-Русском государстве. Предыдущие смуты и междоусобия сопровождались разными физическими бедствиями: страшные морозы, повлекшие за собой неурожай, сильные разливы рек, моровые поветрия, голодно-переменно или вместе упоминаются у летописцев. Притом далеко не все области с самого начала признали Казимира Великим князем; польский король также не утвердил его в этом достоинстве; а недовольные оборотом дела Поляки выказали готовность поддерживать соперников Казимира, чтобы раздробить великое княжество и тем легче потом привести его в полную зависимость от польской короны. Так Болеслав-Свидригайло получил находившуюся в его руках Волынскую землю и часть Подолии в лен от польского короля. Михаил Сигизмундович соединился с Мазовещдими князьями, отдав им землю Берестейскую; его сторону приняла Жмудь, которая восстала против Казимира и изгнала своего старосту Кезгайла с его наместниками. Русский город Смоленск также поднял открытое восстание. Но во главе состоявшей при великом князе литовской рады или совета вельмож стал умный, опытный Иоанн Гаштольд, пестун или дядька юного Казимира; он постепенно умиротворил великое княжество. Гаштольд лично отправился с войском на западный Буг, где одними переговорами успел склонить Брест и другие города к возвращению под власть великого князя. Точно так же он успокоил Жмудинов, которым назначил другого старосту, по их желанию; а впоследствии, когда там упрочилась власть великого князя, Кезгайло снова был туда возвращен. Михаил Сигизмундович приехал в Вильну и помирился с Казимиром, получив от него в уд ел те самые города, которыми прежде владел его отец Сигизмунд, т.е. Бельск, Брянск, Стародуб и некоторые другие. Но это примирение было неискреннее. Питая зависть и злобу против своего счастливого соперника, Михаил задумал овладеть престолом с помощью вероломного убийства.
   Однажды, когда Казимир, подобно своему отцу скоро пристрастившийся к охоте, занимался левами в литовских пущах, вдруг в соседстве показалось несколько сот незнакомых всадников, вооруженных с ног до головы. Едва лесные сторожа дали знать о том великокняжескому маршалу Андрею Гаштольдовичу, как тот, не медля ни минуты, схватил юного Казимира и ускакал с ним в Троки. Отец его Ян Гаштольд тотчас выслал в погоню сильный конный отряд, который догнал заговорщиков, частью их побил, частью взял в плен, в том числе их предводителей, пять братьев русских князей Воложинских. Захваченные в плен были казнены в Троках. После того Гаштольд лично отправился на Михаила к городу Брянску; но тот, не дожидаясь его прихода, бежал за московский рубеж. Удел его был вновь присоединен к великому княжению. С Свидригайлом дело обошлось еще проще. Он вскоре отрекся от вассальных отношений к своему племяннику, Польскому королю, и принес присягу на ленную зависимость от другого своего племянника, т. е. великого князя Литовского. Казимир оставил престарелому и бездетному дяде спокойное пожизненное владение Волынскою землею. В то же время древний Стольный Киев с его областью он отдал в удел своему двоюродному брату Александру Олельку Владимировичу, князю Копыльскому и Слуцкому, отец которого Владимир Ольгердович долгое время был князем Киевским.
   Не так легко справилась великокняжеская рада с мятежом Смольнян.
   Когда Ян Гаштольд, бывший Смоленским наместником, отправился в Троки на сейм, созывавшийся Сигизмундом, то в отсутствие свое поручил город Андрею Саковичу. Вслед за тем пришла весть об убиении Сигизмунда. Сакович тотчас потребовал от Смольнян присяги в том, что они признают своим господарем того, кого выберут в Вильне князья и бояре Литовские, а его, Саковича, будут держать у себя на воеводстве впредь до нового распоряжения из Вильны. Епископ смоленский Симеон, бояре и местичи дали требуемую присягу. Но, очевидно, память о старой самобытности и нелюбовь к Литовскому владычеству еще были сильны в народе. В середу на Святой неделе черные люди, преимущественно разные ремесленники, кузнецы, кожемяки, мясники, котельники и пр., подняли мятеж против воеводы; надев доспехи, вооружась луками, косами, секирами, они зазвонили в колокол у Бориса и Глеба и собрались тут на вече. Андрей Сакович обратился за советом к боярам, которые держали литовскую сторону. Последние не только посоветовали ему вооружить своих дворян, но и ополчились сами со своими слугами. На конях с копьями наперевес воеводская дружина внезапно ударила на черных людей и многих побила; остальные разбежались. Но это был успех только временный; в городе поднялся еще больший мятеж, и весь город стал вооружаться. Тогда Сакович в ту же ночь с своей семьей и с боярами уехал из города, поручив его маршалку Петрику.
   Смольняне схватили Петрика и утопили его в Днепре; воеводою же своим выбрали князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского. А потом, когда узнали о литовских приготовлениях к большому на них походу, призвали на свой стол одного из внуков Ольгерда, именно князя Мстиславского Юрия Лугвеневича. Некоторых воротившихся в Смоленск бояр Юрий велел схватить и заковать, а именья их раздал своим собственным боярам, и вообще начал княжить самостоятельно и независимо. Литовская правительственная рада отправила сильное войско. Три недели стояло оно под Смоленском, пожгло посады и монастыри и захватило большой полон: но города не могло взять и ушло назад. Тогда было собрано еще более многочисленное войско, с которым осенью 1442 года выступил сам Казимир. Не видя ни откуда помощи, Юрий Лугвеневич покинул и удалился в Великий Новгород. Смольняне покорились Литовскому государю; Юрий потом также примирился с своим двоюродным братом и вновь получил Мстиславский удел, при посредстве своего приятеля Гаштольда, у которого прежде крестил детей. Этот Гаштольд по смерти Довгерда назначен Виленским воеводою.
   Едва Казимиру или собственно его дядьке Гаштольду удалось устранить соперников, умиротворить Литовско-Русское княжество и охранить его самобытность от польских притязаний, как возникли новые затруднения и новая опасность с той же западной стороны, т.е. от Польши. Польско-угорский король Владислав III, совершенно отвлеченный отношениями угорскими и борьбою с Турками, почти оставил в покое Литву и Русь. В ноябре 1444 года этот неопытный юноша пал в битве под Варною. Смерть его разорвала только что завязавшуюся унию Польши с Венгрией. Угры выбрали себе особого короля (Владислава Постума или посмертного Альбрехтова сына). Поляки также приступили к избранию, и на сейме в Серазде, в апреле 1445 года, выбор вельмож и духовенства пал на Казимира Ягайловича. Утратив унию с Венгрией, они тем усерднее заботились теперь об укреплении своей унии с Литвой. В случае вступления на польский престол короля из иного, не Ягайлова, дома всякая политическая связь Польши с Литвой и Русью могла бы прекратиться; тогда как выбор Казимира представлял виды не только на поддержание их связи, но и на полное слияние с Польшей; следовательно, такой выбор сам собою вытекал из обстоятельств. Но иначе отнеслись к нему литовско-русские вельможи. Ярко обнаружившееся стремление польских панов к подчинению себе великого княжества и к захвату земель и должностей возбуждало здесь сильное неудовольствие; литовско-русское дворянство теперь стало особенно дорожить отечественною самобытностью; а православное духовенство, конечно, опасалось католической пропаганды.
   Юноша Казимир уже успел привыкнуть к обычаям и языку как Литвы, так и Руси, и страстно полюбил охоту, для которой литовско-русские пущи представляли такое приволье. Притом здесь еще сохраниласьпочти неограниченная власть государя; тогда как в Польше она уже была сильно стеснена привилегиями вельмож и духовенства. Поэтому сначала он подчинился внушениям литовско-русских бояр и отвечал Полякам уклончиво, ссылаясь на то, что смерть его брата пока остается сомнительною, не вполне подтвержденною. Целых два года длились переговоры между Литвой и Польшей, и Казимир продолжал уклоняться. Наконец Поляки прибегли к решительному средству; они выбирают на свой престол одного из Пястов, именно Мазовецкого князя Болеслава, и даже делают приготовления к его коронованию. Такое избрание грозило Литве, во-первых, войною за землю Берестейскую, на которую Болеслав имел притязания; а во-вторых, угрожало новым междоусобием с Михаилом Сигизмундовичем, притязания которого на Литовский престол Болеслав несомненно стал бы поддерживать. Эти причины и убеждения матери, вдовствующей королевы Софьи, заставили наконец Казимира уступить и согласиться на свое избрание. В июне 1447 года совершилось торжественное его коронование в Краковском соборе; на этом торжестве присутствовали члены Ольгердова дома, Свидригайло и Юрий Лугвеневич, а также и некоторые западно-русские князья*.
   ______________________
   * Главный источник для истории Литовской Руси того времени есть Длугош, современник событий и переворотов, совершившихся в ней по смерти Витовта. (Historiae Polonicae Lib. XI - XIII). Далее следуют: Вельский (Kpobika Polska). Кромер (De orig. et rebus gest. Polonorum. lib. XX - XXII). Меховий (Chron. Reg. Polon. LIV). Коялович (Historiae Lituan). Стрыйковский (Kronika. Т. II. Кн. XVI - XVIII). Pomniki do dziejow Litew. изд. Быховца. Lietopisiec Welik. kniazei Litow. изд. Даниловича. (Эти два летописца сообщают подробности о убиении Сигизмунда и Смоленском бунте 1441 года). Scarbiec diplomatow - Даниловича. Т. II. См. также Акты, относ, к истории Запад. Рос. Т. I. NN 37 и 38, и Акты, отн. к ист. Южной и Зап. Р. I. NN 19 и 20. Эти акты, вопреки рассказам польских историков, также показывают, что до самого 1438 года включительно Свидригайло владел Волынскою и Киевскою землею. Он продолжает именовать себя великим князем Литовским и Русским и раздает жалованные грамоты, подписанные то в Луцке, то в Остроге или Киеве. Archivum Sanguszkow. Тут любопытна грамота 1432 года папы Евгения IV, разрешающая Литвинов от присяги Свидригайлу как их в. князю (Т. I. N XXXII). Пособия: Нарбут Dzieje Narodu Litewskiego. T. VII и VIII. Коцебу "Свитригайло великий князь Литовский" (перев. с немец. Спб. 1835). Стадницкий Bracia WladysiawaJagielly. (XI. Swidrygiello-Boleslaw). Зубрицкий "Критико-историческая повесть Червонной или Галицкой Руси". (Перевод с Польского Бодянским. М. 1845). Шараневича "История Галицко-Володимирской Руси до року 1453". Львов. 1868. Каро Geschichte Polens. IV. В. Gotha. 1875. О покушении Михаила Сигизмундовича посредством своих клевретов убить Казимира IV на охоте, сообщает собственно летопись Быховца (стр. 55); причем она постоянно называет его Михайлушка Жигимонтович; а за ней тоже и Стрыйковский (II. 204).
   ______________________
  
   Время, последующее за возведением Казимира на польский престол, отмечено целым рядом бурных сеймов, на которых поляки спорили с Литвинами и Русскими о своих взаимных отношениях. Таковы были сеймы в Петрокове, Люблине, Парчове, Серазде, Корчине и др. Поляки явно стремились к обращению Литовско-Русских областей в провинции Польского королевства, и прежде всего предъявили свои требования на всю Подолию, Волынь, а также на область Западного Буга (Подляхия). Староста Польской части Подолья Федор Бучацкий успел захватить еще несколько замков в Литовской части и занять их польскими гарнизонами. Литовско-русские вельможи сильно вознегодовали на этот своевольный поступок; на сеймах они горячо отстаивали целость своего государства и требовали возвращения тех подольских и волынских городов, которые были захвачены Поляками. С той и другой стороны выставлялись исторические основания для своих притязаний. Литво-Руссы доказывали, что Подольская земля была отнята у Татар Олыердом и отдана его племянникам Кориатовичам, которые построили там новые города или возобновили старые (Смотрич, Бакоту, Каменец и др.), храбро обороняя этот благородный край от Татар, привлекли туда христианское население из соседних стран. А Волынь они считали приобретением Гедимина и его сына Любарта, следовательно, прямым наследием великих князей литовских. Поляки с своей стороны, не совсем справедливо, ссылались на прежние завоевания этих земель королями Пястова дома, особенно Казимиром III; затем ссылались на Городельскую унию и другие договоры с Литовскими великими князьями, особенно договоры с Сигизмундом, который по смерти своей уступал королю едва не все Литовско-Русское княжество. А Надбужанскую область они считали достоянием князей Мазовецких, хотя эта область еще недавно входила в удел Кейстута.
   Поляки упрекали Литво-Руссов в измене клятвам, которыми была скреплена Городельская уния, и, ссылаясь на то, что теперь у них один и тот же государь, предлагали им отменить самый титул особого великого княжества и заменить его общим именем Польши. Литовцы отвергали подобные предложения и с своей стороны высказывали желание, чтобы из акта Городельской унии были исключены слова о вечном присоединении Литвы к Польше; так как эти слова тогда внесены без ведома Литвинов, плохо понимавших латинский текст означенного акта. Кроме того Литовцы требовали от Поляков возвращения захваченных ими западных частей Подолии и Волыни.
   Незавидно было положение молодого короля между этими двумя враждебными сторонами, и он часто недоумевал, что ему делать и как поступать. Вначале, очевидно, он находился еще под влиянием своей привязанности к Литве и советов своего пестуна Гаштольда, так что противился требованиям Поляков относительно присоединения Волыни и Подолии; что могло бы повести не только к неудовольствию, но и к явным мятежам в литовско-русских областях. Но с другой стороны, он не имел достаточно власти, чтобы укрощать назойливые притязания польских панов и духовенства, которые, кроме присоединения Русских провинций, постоянно требовали от него клятвенного подтверждения разных для себя привилегий, полученных от Ягайла, и дарования новых, клонившихся к дальнейшему ограничению королевской власти. Между самими членами польских сеймов выступили тогда две большие и несогласные между собой партии: Великополяне и Малополяне. Первые были вообще умереннее, и равнодушнее относились к вопросу о присоединению Русских земель, с которыми они не находились в соседстве. Вторые наоборот отличались запальчивостью и неумеренностью в своих требованиях. Они явно стремились к захвату староств и всяких урядов, а также к захвату поземельных владений в соседних с ними Русских областях. Главою Малопольской партии являлся все тот же краковский епископ Збигнев Олесницкий; надменный своим кардинальским достоинством, он не хотел уступать первое место на совещаниях и торжествах даже примасу королевства архиепископу Гнезненскому, за которого стояли Великополяне. Первенствующее значение Олесницкого поддерживалось еще самою королевою-матерью Софьей. Эта королева, по происхождению русская и православная, теперь находилась под полным его влиянием, а злые языки утверждали, что она имела с ним не одно только духовное общение.
   Казимир IV нередко должен был выносить гордый тон и суровые упреки со стороны Краковского епископа и делал ему уступки. В одном только вопросе он оставался тверд. Олесницкий, главный виновник возведения на Литовский престол Сигизмунда Кейстутьевича, теперь хлопотал за его сына Михаила и требовал, чтобы король помирился с ним и дал бы ему удел в Литовско-Русском княжестве. Но после известного покушения на его жизнь Казимир не хотели слышать о Михаиле. Последний некоторое время пребывал в Московской земле. С помощью Татар он нападал на Северекие области, которые хотел оторвать от Литовского княжества. Великий князь Московский Василий Темный поддерживал его притязания. С своей стороны Казимир поддерживал соперников Василия, Ивана Можайского и Димитрия Шемяку. Потерпев неудачу в своих предприятиях с этой стороны, Михаил искал убежища в Молдавии, потом в Силезии, потом опять возвратился в Московские владения. Но вследствие вновь заключенного с Литвой мира Темный отказал ему в дальнейшей поддержке. Одно, впрочем, не совсем достоверное, сказание сообщает, что Михаил Сигизмундович умер, отравленный каким-то игуменом; этот последний будто бы дал ему просфору с столь сильным ядом, что князь тут же упал и испустил дух. Испуганный такою быстрою кончиной, игумен, опасаясь мести от двоюродной сестры Михаила, великой княгини Софьи Витовтовны, будто бы тотчас вкусил той же отравы и точно так же умер (1452 г.).
   В том же 1452 году скончался в Луцке и бывший великий князь Литовский, престарелый Свидригайло. Пока он жил и владел большею частью Волыни как ленник Казимира IV, споры об этой области еще не имели решительного оборота. Но вопрос получил вполне жгучий характер, когда приблизилась кончина Свидригайло, и, с одной стороны, Поляки готовились захватить весь Волынский край, а с другой Литво-Руссы принимали меры, чтобы удержать его за собою. Всю жизнь гонимый Поляками и питавший к ним почти ненависть, окруженный волынскими боярами, Свидригайло на смертном одре принял меры, чтобы его удел остался за литовским княжеством. Он призвал своего старосту Немира, князей Чарторыйских, боярина Юршу с другими вельможами, и заставил их поклясться, что они по его смерти никому не отдадут Луцкую землю, как только послам великого князя Литовского. Что и было исполнено, т.е., когда он скончался, Луцкие и другие важнейшие города его были тотчас заняты литовско-русскими гарнизонами во имя великого князя Литовского. Казимир в то время пребывал в Литве. Обстоятельство это сильно раздражало малопольских панов. Они взялись за оружие и объявили поход, чтобы силою отнять Луцк. Но, с одной стороны, сопротивление короля, с другой, отказ Великополян принять участие в войне охладили рвение Малополян, и они принуждены были ограничиться дерзкими укорами, обращенными к королю на сеймах, и горячими спорами с литовско-русскими вельможами. Распри эти одно время дошли до такого ожесточения, что подали повод летописцу сообщить довольно странное известие. Польские паны будто бы уговорились между собою воспользоваться сеймом (созванным или в Петрокове, или в Парчове) и тут изменнически перебить всех съехавшихся литовско-русских вельмож, чтобы тем легче завладеть их областями. Но сих последних предупредил один добрый поляк; тогда они ночью тайно покинули свой стан и уехали в Литву. Отсюда знатнейшие литовские вельможи, как Гаштольд, Кезгайло, Радивиль и некоторые другие, отослали польским фамилиям заимствованные у них гербы и стали печатать грамоты своими старыми печатями. После того королю стоило больших усилий мало-помалу успокоить взаимную ненависть и несколько помирить обе враждующие стороны*.
   ______________________
   * Рассказ о заговоре Поляков на жизнь Литвинов находится в летописи Быховца стр. 57 - 58 и у Стрыйковского кн. XVIII. Первая относит его ко времени, тотчас последовавшему за коронацией Казимира, а вторая к 1451 г. Но Шараневич в своей Истории Гал.-Влад. Руси приурочивает его к Парчовскому сейму 1463 года (442 - 444 стр.); его доводы были бы основательны, если бы весь этот рассказ можно было считать достоверным. По договорной грамоте Василия Темного с Казимиром IV в 1449 г. первый обязался не принимать к себе князя "Михайлушка", а второй - Димитрия Шемяку. Грамота эта, заимствованная из Литов. метрики, издана сначала в Сборнике Муханова (М. 1836) под N 7, а потом в Актах Зап. Рос. I. N 50. Муханов, еще не знавший летописи Быховца (изданной 1846 г.), объяснил Михайлушку князем Михаилом Александровичем Тверским (см. Примечания). В Актах 3. Рос. его ошибка исправлена. Рассказ об отравлении Михаила Сигизмундовича см. в той же летописи Быховца, стр. 56.
   ______________________
  
   На следующем Петроковском сейме 1453 года, где съехались одни Поляки, Казимир, после долгих препирательств, должен был уступить их требованиям и не только подписал грамоту, подтверждавшую их права и привилегии, но и произнес присягу никогда не отчуждать от Польской короны принадлежащие ей земли, в том числе Литву, Русь и Молдавию. Такая в общих выражениях составленная клятва в сущности ничего нового не прибавляла. Важнее то, что король обязался иметь при своей особе постоянную раду из четырех поляков и удалить от себя неприязненных Польше литвинов. Этот Петроковский сейм замечателен еще тем, что во время препирательств с королем поляки для обсуждения вопросов разделились на две избы или палаты: сенаторскую и рыцарскую (верхнюю и нижнюю).
   Все подобные споры между Поляками и Литво-Русью имели самое вредное влияние на важнейшие дела обоих государств. Так, Молдавские господари, угрожаемые Турками, хотя и признали себя вассалами Польши, но нередко отвергали свою зависимость, и, только благодаря смутам и междоусобиям за престол в самой Молдавии, поляки получали возможность вмешиваться в ее внутренние дела и поддерживать тем свое влияние. Особенно гибельны были русско-польские распри для южных Русских областей, страдавших от татарских набегов. Татары не только безнаказанно опустошали и брали большой полон в пограничных землях Киевской и Подольской, но проникали иногда в земли Галицкую и Волынскую. Летописи указывают на отдельные подвиги некоторых польских и русских пограничных воевод, которым удавалось иногда собрать небольшую дружину и где-либо при переправе через реки или в лесных местах ударить внезапно на возвращавшиеся толпы грабителей и отнять у них хотя часть полоненного народа. Но вообще в этих войнах Литво-Русины и поляки редко помогали друг другу; так далеко простиралась их взаимная неприязнь.
   В 1455 году скончался краковский епископ Збигнев Олесницкий, муж замечательного ума и характера, ревностный поборник католицизма и полонизма по отношению к Литовско-Русскому государству; но чрезмерными притязаниями относительно своего государя (напоминавшими историю Фомы Бекета и Генриха Плантагенета) он немало способствовал гибельному для Польши ослаблению королевской власти. Олесницкий умер в то время, когда Польша вступила с своим беспокойным соседом, Тевтонско-Прусским Орденом, в новую и еще более решительную войну, чем то было при Ягайле и Витовте.
   В Пруссии уже давно шла глухая борьба немецких городов и светских рыцарей-землевладельцев против притязаний Ордена, т.е. рыцарей-монахов, которые хотели держать в своих руках всю власть над страною, обременяя ее податями и налогами и стесняя торговлю городов, участвовавших в Ганзейском союзе. В конце XIV века некоторые светские рыцари заключили между собой конфедерацию или так называемое "Товарищество Ящерицы" (по отличительному его знаку) с целью отстаивать свои права против Ордена; к этому товариществу присоединились постепенно почти все торговые города Пруссии. В возникшем споре его с Орденскими властями римский папа и германский император склонялись на сторону Ордена. Тогда прусская конфедерация обратилась к Казимиру, и в марте 1454 года ее уполномоченные подписали акт подданства Прусской земли Польскому королю, выговорив в свою пользу разные привилегии относительно торговли, податей и управления. Но добровольное подданство надобно было утвердить оружием. Немецкий Орден, несмотря на свой упадок, сохранял еще настолько силы и энергии, что оказал упорное сопротивление, и даже нанес Казимиру большое поражение в битве под Хойницами в том же 1454 году. Затем война длилась с переменным счастьем целые 12 лет; пока Немецко-Прусский Орден, истощив все усилия к сопротивлению, попросил мира, который и был заключен при посредстве папского легата в Торуне в октябре 1466 года. По этому миру к Польше отошли земли Хельминская и Поморская, города Мариенбург, Гданск и Эльбинг; а восточная часть Пруссии с своею столицею Кролевцем или Кенигсбергом осталась за Орденом, но в некоторой вассальной зависимости от Польского короля. Главная причина, почему война так затянулась и окончилась все-таки далеко неполным покорением Орденских земель, заключалась в помянутых выше раздорах между Поляками и Литво-Руссами. Последние почти устранились от участия в войне, и вся тяжесть ее пала на Польшу. Таким образом, составляя политическую унию, имея теперь одного общего государя, две страны на этот раз действовали с меньшим единодушием и энергией, нежели в эпоху Ягайла и Витовта, т.е. в эпоху битвы при Танненберге. Один польский историк (Длугош) уверяет, что в Литовско-Русском княжестве противники существовавшей там польско-королевской партии завязали даже тайные сношения с Немецким Орденом.
   Во главе польско-королевской партии стоял боярин Монивид, воевода Трокский; а руководителем литовской оппозиции являлся тот самый Гаштольд, который был прежде дядькой Казимира и главною опорою его при утверждении на Литовском престоле. Партия же собственно русская и православная искала своего средоточия в князе Киевском Симеоне Олельковиче.
   Первым удельным Киевским князем из дома Гедимина был внук его Владимир Ольгердович. В его продолжительное тридцатилетнее княжение (1362 - 1392) Киев успел отдохнуть, обстроиться и вообще оправиться от своего упадка и разорения, причиненного Батыевым погромом. Усвоивши себе православие и русскую народность, Владимир Ольгердович усердно заботился о благосостоянии православной церкви в своей области и стремился даже восстановить митрополичью кафедру в Киеве; почему он поддерживал митрополита Киприана в то время, когда этот последний не был принят в Москве Димитрием Донским и проживал на митрополичьем дворе у Киевской Софии. Известно, что Витовт, утвердясь на великокняжеском Литовском престоле, изгнал из Киева Владимира Ольгердовича и посадил его в ничтожном Копыльском уделе, а Киевский стол отдал Скиргеллу Ольгердовичу (1392). Тщетно Владимир ездил в Москву просить помощи великого князя Василия Дмитриевича; последние годы своей жизни он провел в Копыле; но останки его были погребены в Киевско-Печерской лавре. Скиргелло был вполне русский по своему воспитанию и привычкам и ревностный поборник православия; но его княжение в Киеве продолжалось только четыре года. Однажды после пира у митрополичьего наместника он отправился на охоту за Днепр, тут заболел и вскоре скончался. Молва приписала его смерть отраве.
   После того Витовт, пользовавшийся всяким случаем подорвать удельную систему в Литве и Западной Руси и водворить в них свое единодержавие, не отдал Киевской области в удел никому из литовских или русских князей, а держал ее посредством своих наместников или воевод; первым из них был его доверенный вельможа Иоанн Ольгимунтович князь Ольшанский. В начале великого княжения Свидригайлова Киевским воеводою мы видим его храброго сподвижника Юршу или Юрия. Изгнанный из Литвы и Северо-Западной Руси Сигизмундом Кейстутьевичем, Свидригайло с своими приверженцами наш ел убежище в Киеве, и последний вновь сделался средоточием довольно обширного русского удела. Этот князь, как известно, несмотря на перемену веры, до конца остался преданным и русской народности, и православию, подобно своим старшим братьям Владимиру и Скиргеллу. Выше было сказано, что когда престол великокняжеский перешел к Казимиру Ягайловичу, а Свидригайло получил удел Луцко-Волынский, то руководитель юного Казимира Ян Гаштольд счел нужным сделать уступку русской княжеско-боярской партии и отдать Киевскую область на правах вотчинного княжества сыну Владимира Ольгердовича Копыльскому князю Александру, прозванием Олельку. Будучи внуком Ольгерда, Александр и по жене своей занимал высокое положение: он был женат на дочери Василия Дмитриевича Московского Анастасии, которая по матери была внучкою Витовта. По смерти этого последнего русская партия даже предлагала выбрать Олелька на Литовской великокняжеский престол. Поэтому Сигизмунд Кейстутьевич схватил его как своего опасного соперника и заключил в темницу вместе с женой и двумя сыновьями, где он просидел целых пять лет, т.е. до самой смерти Сигизмунда.
   Пятнадцать лет только управлял Киевскою областью в духе своего отца Владимира. Он скончался в 1455 году, приняв перед смертью монашество, и был погребен в той же Киево-Печерской лавре. Два его сына, Симеон и Михаил, вздумали было разделить между собою Киевскую область на правах вотчины и дедины; но Казимир не признал этих прав; он отвечал им: "дед ваш, князь Владимир, бегал на Москву и тем пробегал отчину свою Киев". Однако великий князь отдал Киев как пожизненный лен старшему, Симеону; а младшему Михаилу предоставил в качестве вотчины Копыль и Слуцк. Симеон Олелькович также до самой своей смерти (до 1471 г.) оставался Киевским князем. Он был искусный, храбрый военачальник и успешно отражал нападения Крымской орды на Киевские пределы. Верный преданиям своей семьи, он много заботился о восстановлении и украшении церквей, разрушенных Татарами. Киев особенно пострадал в 1416 году, когда он был взят Эдигеем и вновь разорен: причем Киево-Печерская лавра, уже претерпевшая погром Батыев, теперь была обращена в развалины. Симеон Олелькович восстановил обитель и почти заново выстроил ее знаменитый Успенский храм, вновь украсил его иконным расписанием и снабдил церковною утварью. В этой же Киево-Печерской обители он нашел успокоение по смерти, подобно своему деду и отцу. После него права на Киевское княжение перешли к его брату Михаилу и сыну Василию.
   Но теперь Польско-Литовский король уже настолько чувствовал упроченною свою власть в Западной Руси, что решил нанести удар русской партии и покончить существование особого Киевского удела. Казимир не забыл того, что литовско-русское боярство не один раз требовало от него, чтобы он или жил постоянно в великом княжестве Литовском, или назначил сюда особого наместника; при чем прямо указывал на Киевского князя Симеона Олельковича. Казимир не только отказался вновь отдать Киев кому либо из Олельковичей, но назначил туда своим воеводою даже не православного вельможу, а католика, сына Гаштольдова Мартына. Киевляне попробовали было не пускать этого воеводу; но Мартын пришел с литовским войском, взял Киев приступом и водворился в так называемом "Литовском замке", который был выстроен между Верхним Киевом и Подолом на особом возвышении (гора Киселевка).
   Михаил Олелькович в то время находился в Новгороде Великом, куда был призван в качестве Казимирова наместника партией Борецких. Узнав о смерти брата Симеона, он покинул Новгород и отправился в Киев; но нашел его в руках Мартына Гаштольдовича и принужден был довольствоваться своим Копыльским уделом. Однако лишение наследственного Киевского стола глубоко его оскорбило. Удельные князья Юго-Западной Руси явно видели, как Казимир IV шел здесь по стопам Витовта, заменяя этих князей своими наместниками и воеводами, и, конечно, не хотели безропотно уступать место единодержавному порядку. Составился какой-то заговор, во главе которого стали тот же Михаил Олелькович, его двоюродный брат Федор Иванович Вельский (также внук Владимира Ольгердовича) и один из князей Ольшанских, родственник Казимира по матери последнего. Планы и намерения заговорщиков остались для нас не вполне разъясненными. По одним источникам, они хотели захватить Казимира в свои руки, низложить его или даже убить и возвести на Литовский великокняжеский престол Михаила Олельковича; а по другим известиям, они задумали овладеть некоторыми восточными областями и вместе с ними перейти под державу великого князя Московского, о чем заранее вошли в переговоры с сим последним. Федор Вельский воспользовался своею свадьбою с дочерью Александра Чарторыйского и пригласил короля на празднество. Король действительно прибыл на свадьбу. Но тут заговор случайно был открыт, и слуги Вельского под пыткою выдали тайну своих господ. Вельский узнал о том ночью; он вскочил с постели, полуодетый бросился на коня, ускакал за московскую границу, и вступил в службу Ивана Васильевича. (Молодую жену его Казимир держал в Литве, и Вельский потом женился в Москве на другой). Товарищи его Михаил Олелькович и князь Ольшанский были схвачены и преданы суду, который приговорил их к смертной казни. Казимир утвердил приговор, и он был приведен в исполнение в августе 1482 года в Киеве перед воротами Литовского замка. Но, как мы сказали, суть этого дела пока покрыта какою-то таинственностью. Видим только, что удельной системе в Литовской Руси нанесен тяжелый удар, от которого она уже не оправилась.
   Некоторые русские князья продолжают еще владеть своими вотчинными областями, каковы: Слуцкие, Пинские, Кобринские, Одоевские, Новосильские, Воротынские, Белевские и пр. Но эти мелкие владетели или "служебные князья" уже не опасны более для политического единства Литовской Руси; они охотно принимают достоинство великокняжеских наместников в больших городах и пользуются сопряженными с ним доходами. Опасность представляли только удельные князья, пограничные с великим княжеством Московским, имея возможность передаваться на его сторону вместе с своими землями. Поэтому великий князь Литовский старается обеспечить их верность особыми договорами или "присяжными записями". Но подобные договоры оказались мало действительны, и под конец Казимирова правления некоторые русские удельные князья все-таки отложились от Литвы и поддались Москве. Только важнейшая пограничная область, Смоленская, была совершенно лишена своего старого княжего рода и крепко держалась посредством литовских воевод; древний город Смоленск, снабженный сильным гарнизоном, служил надежным оплотом Литовско-Русского государства с этой стороны*.
   ______________________
   * Разнообразные известия о заговоре Вольского и Олельковича и его исходе встречаются у немецкого хрониста в XVI веке Альберта Кранца (Vandalia. I. XIII) и в "Русской Хронике" издан. Даниловичем. См. также Нарбута. Т. VIII. Dodat. N X. Герберштейна. Послание кн. Ивана Дмитриевича Вольского к Сигизмунду Августу в 1567 г. - "Вивлиофика" Новикова т. XV. изд. втор. Перепечатано в Скарбце Даниловича т. II. Образчики договорных и присяжных грамот Казимира с удельными русскими князьями см. в Актах Зап. России I. NN 41,48,63. Отрывочные обзоры судьбы удельных княжеств Литовско-Русского государства можно найти в обширном исследовании Любавского "Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства". Очерк I. (Чт. Об. И. и Д. 1892. кн. 3). Только автор не совсем верно придает Литовско-Русскому государству "федеральный характер". Точнее это была смесь удельной системы с феодальною. Самый переход этой системы к государственному единству остался недостаточно обследованным и выясненным.
   ______________________
  
   Кроме совершенного ослабления удельной системы в Литовской Руси, в княжение Казимира IV произошло, упомянутое выше, окончательное отделение Западнорусской церкви от Восточной в отношении митрополии. Видную роль в этом отделении играл известный митрополит-униат Исидор, пребывавший теперь в Риме в сане кардинала. По желанию папы Калликста III, он уступил своему ученику, другу и преемнику по игуменству (в монастыре св. Димитрия) Григорию свои права на часть Русской церкви, именно девять епархий, находившихся во владениях Литвы и Польши (Черниговскую, Смоленскую, Перемышльскую, Туровскую, Луцкую, Владимирскую, Холмскую и Галицкую); а бывший цареградский патриарх Григорий Мамма, подобно Исидору проживавший в Риме, рукоположил своего соименника в митрополита "Киевского, Литовского и всей нижней России" (1458 г.). Король Казимир не только не противоречил папскому решению, но и принял Григория под свое покровительство. Однако неудовольствие православных епископов и вообще русской партии на это назначение митрополита-униата из Рима было так сильно, что Григорий не осмелился показаться в Киеве, проживал более при великокняжеском дворе и умер в Новогродке Литовском (1472). Преемником его на Киевской кафедре, спустя года два, избран был епископ Смоленский Михаил; будучи противником унии, он испросил утверждения в своем сане от Константинопольского патриарха и потому беспрепятственно был признан Западнорусскими епархиями. С него собственно и начинается непрерывный ряд Киевских митрополитов, отдельных от Московских. Эти Киевские митрополиты становятся в менее зависимые отношения к светской власти, нежели митрополиты Московские; чему немало способствовало различие вероисповедания великих князей литовских от своих русских подданных. Казимир и его ближайшие преемники целым рядом грамот определяют и подтверждают независимость митрополичьего суда и неприкосновенность церковных имений и почти не вмешиваются в поместные церковные соборы.
   Киев в сию эпоху вновь становится средоточием религиозной жизни и просвещения Юго-Западной Руси. Особенн

Другие авторы
  • Ратманов М. И.
  • Мальтбрюн
  • Карпини, Джованни Плано
  • Аксакова Вера Сергеевна
  • Кукольник Павел Васильевич
  • Островский Николай Алексеевич
  • Чешихин Всеволод Евграфович
  • Майков Леонид Николаевич
  • Новиков Андрей Никитич
  • Негри Ада
  • Другие произведения
  • Вересаев Викентий Викентьевич - Прекрасная Елена
  • Михайловский Николай Константинович - Г. И. Успенский как писатель и человек
  • Семенов Сергей Терентьевич - Сергей Терентьевич Семенов: биографическая справка
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Сын короля, который ничего не боялся
  • Вальтер Фон Дер Фогельвейде - Два стихотворения
  • Диккенс Чарльз - Крошка Доррит
  • Лунц Лев Натанович - Почему мы Серапионовы Братья
  • Воровский Вацлав Вацлавович - Мещане умные и мещане неумные
  • Корнилов Борис Петрович - Триполье
  • Кантемир Антиох Дмитриевич - Феофан архиепископ Новгородский к автору сатиры
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 420 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа