Ибсен Генрик - Привидения

асен с пастором.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Возьмем хотя вашего сына. Ничего, что говорим при нем... Какие последствия имелo это для него? Ему лет двадцать шесть-двадцать семь, а он до сих пор еще не имел случая узнать, что такое настоящий домашний очаг.

   ОСВАЛЬД. Извините, господин пастор, тут вы ошибаетесь.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да? Я полагал, что вы вращались почти исключительно в кругу художников.

   ОСВАЛЬД. Ну да.

   ПАСТОР МАНДЕРС. И главным образом в кругу молодежи.

   ОСВАЛЬД. И это так.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но, я думаю, у большинства из них нет средств жениться и обзавестись домашним очагом.

   ОСВАЛЬД. Да, у многих из них не хватает средств жениться, господин пастор.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вот-вот, это-то я и говорю.

   ОСВАЛЬД. Но это не мешает им иметь домашний очаг. И некоторые из них имеют настоящий и очень уютный домашний очаг.

  

  

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я говорю не о холостом очаге. Под очагом я разумею семью, жизнь в лоне семьи, с женой и детьми.

   ОСВАЛЬД. Да, или с детьми и матерью своих детей.

   ПАСТОР МАНДЕРС (вздрагивает, всплескивает руками). Но боже милосердный!

   ОСВАЛЬД. Что?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Жить - с матерью своих детей!

   ОСВАЛЬД. А по-вашему, лучше бросить мать своих детей?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Так вы говорите о незаконных связях? О так называемых "диких" браках?

   ОСВАЛЬД. Ничего особенно дикого я никогда не замечал в таких сожительствах.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но возможно ли, чтобы сколько-нибудь воспитанный человек или молодая женщина согласились на такое сожительство, как бы у всех на виду?

   ОСВАЛЬД. Да что же им делать? Бедный молодой художник, бедная молодая девушка... Жениться - дорого. Что же им остается делать?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Что им остается делать? А вот я вам скажу, господин Алвинг, что им делать. С самого начала держаться подальше друг от друга - вот что!

   ОСВАЛЬД. Ну, такими речами вы не проймете молодых, горячих, страстно влюбленных людей.

   ФРУ АЛВИНГ. Разумеется, не проймете.

   ПАСТОР МАНДЕРС (продолжая). И как это власти терпят подобные вещи! Допускают, что это творится открыто! (Останавливаясь перед фру Алвинг.) Ну вот, не имел ли я основания опасаться за вашего сына? В таких кругах, где безнравственность проявляется столь открыто, где она признается как бы в порядке вещей...

   ОСВАЛЬД. Позвольте вам сказать, господин пастор. Я постоянно бывал по воскресеньям в двух-трех таких "неправильных" семьях...

   ПАСТОР МАНДЕРС. И еще по воскресеньям!

   ОСВАЛЬД. Тогда-то и надо развлечься. Но я ни разу не слыхал там ни единого неприличного выражения, не говоря уже о том, чтобы быть свидетелем чего-нибудь безнравственного. Нет, знаете, где и когда я наталкивался на безнравственность, бывая в кругах художников?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, слава богу, не знаю.

   ОСВАЛЬД. Так я позволю себе сказать вам это. Я наталкивался на безнравственность, когда к нам наезжал кто-нибудь из наших почтенных земляков, образцовых мужей, отцов семейства, и оказывал нам, художникам, честь посетить нас в наших скромных кабачках. Вот тогда-то мы могли наслушаться! Эти господа рассказывали нам о таких местах и о таких вещах, какие нам и во сне не снились.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Как?! Вы станете утверждать, что почтенные люди, наши земляки...

   ОСВАЛЬД. А вы разве никогда не слыхали от этих почтенных людей, побывавших в чужих краях, рассказов о все возрастающей безнравственности за границей?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну, конечно...

   ФРУ АЛВИНГ. И я тоже слышала.

   ОСВАЛЬД. И можете спокойно поверить им на слово. Среди них попадаются настоящие знатоки. (Хватаясь за голову.) О! Так забрасывать грязью ту прекрасную, светлую, свободную жизнь!

   ФРУ АЛВИНГ. Не надо так волноваться, Освальд. Тебе вредно.

   ОСВАЛЬД. Да, правда твоя. Не полезно... Все эта проклятая усталость, знаешь. Так я пойду пройдусь немножко до обеда. Извините, господин пастор. Вы уж не посетуйте на меня, - это так на меня нашло. (Уходит во вторую дверь направо.)

   ФРУ АЛВИНГ. Бедный мой мальчик!..

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да, уж можно сказать. До чего дошел!

  

  

   (Ходит взад и вперед.) Он назвал себя блудным сыном! Да, увы, увы!

  

   А вы что на это скажете?

   ФРУ АЛВИНГ. Скажу, что Освальд был от слова до слова прав.

   ПАСТОР МАНДЕРС (останавливается). Прав?! Прав!.. Держась подобных воззрений!

   ФРУ АЛВИНГ. Я в своем уединении пришла к таким же воззрениям, господин пастор. Но у меня все не хватало духу затрагивать такие темы. Так вот теперь мой сын будет говорить за меня.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вы достойны сожаления, фру Алвинг. Но теперь я должен обратиться к вам с серьезным увещанием. Теперь перед вами не ваш советчик и поверенный, не старый друг ваш и вашего мужа, а духовный отец, каким я был для вас в самую безумную минуту вашей жизни.

   ФРУ АЛВИНГ. И что же скажет мне мой духовный отец?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Прежде всего я освежу вашу память. Момент самый подходящий. Завтра минет десять лет, как умер ваш муж. Завтра будет открыт памятник покойному. Завтра я буду говорить речь перед лицом всего собравшегося народа... Сегодня же обращу свою речь к вам одной.

   ФРУ АЛВИНГ. Хорошо, господин пастор, говорите.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Помните ли вы, что всего лишь через какой-нибудь год после свадьбы вы очутились на краю пропасти? Бросили свой дом и очаг, бежали от своего мужа... Да, фру Алвинг, бежали, бежали и отказывались вернуться, несмотря на все его мольбы!

   ФРУ АЛВИНГ. А вы забыли, как бесконечно несчастна была я в первый год замужества?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ах, ведь в этом как раз и сказывается мятежный дух, в этих требованиях счастья здесь, на земле! Какое право имеем мы, люди, на счастье? Нет, фру Алвинг, мы обязаны исполнять свой долг. И ваш долг был - оставаться верной тому, кого вы избрали раз и навсегда и с кем были связаны священными узами.

   ФРУ АЛВИНГ. Вам хорошо известно, какую жизнь вел Алвинг в то время, какому разгулу он предавался?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Мне очень хорошо известно, какие слухи ходили о нем. И я как раз меньше всех могу одобрить его поведение в молодости, если вообще верить слухам. Но жена не поставлена судьей над мужем. Ваша обязанность была смиренно нести крест, возложенный на вас высшей волей. А вы вместо того возмутились и сбросили с себя этот крест, покинули споткнувшегося, которому должны были служить опорой, и поставили на карту свое доброе имя, да чуть не погубили вдобавок доброе имя других.

   ФРУ АЛВИНГ. Других? Другого - хотите вы сказать.

   ПАСТОР МАНДЕРС. С вашей стороны было в высшей степени безрассудно искать убежища у меня.

   ФРУ АЛВИНГ. У нашего духовного отца? У друга нашего дома?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Больше всего поэтому. Да, благодарите создателя, что у меня достало твердости... что мне удалось отвратить вас от ваших неразумных намерений и что господь помог мне вернуть вас на путь долга, к домашнему очагу и к законному супругу.

   ФРУ АЛВИНГ. Да, пастор Мандерс, это бесспорно сделали вы.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я был только ничтожным орудием в руках всевышнего. И разве не на благо вам и всей вашей последующей жизни удалось мне склонить вас тогда подчиниться долгу? Разве не сбылось все, как я предсказывал? Разве Алвинг не отвернулся от всех своих заблуждений, как и подобает мужу? Не жил с тех пор и до конца дней своих безупречно, в любви и согласии с вами? Не стал ли истинным благодетелем для своего края и не возвысил ли и вас своей помощницей во всех своих предприятиях? Достойной, дельной помощницей - да, мне известно это, фру Алвинг. Я должен воздать вам эту хвалу. Но вот я дошел до второго крупного проступка в вашей жизни.

   ФРУ АЛВИНГ. Что вы хотите этим сказать?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Как некогда пренебрегли вы обязанностями супруги, так затем пренебрегли и обязанностями матери.

   ФРУ АЛВИНГ. А!..

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вы всегда были одержимы роковым духом своеволия. Ваши симпатии были на стороне безначалия и беззакония. Вы никогда не хотели терпеть никаких уз. Не глядя ни на что, без зазрения совести вы стремились сбросить с себя всякое бремя, как будто нести или не нести его зависело от вашего личного усмотрения. Вам стало неугодно дольше исполнять обязанности супруги - и вы ушли от мужа; вас тяготили обязанности матери - и вы сдали своего ребенка на чужие руки.

   ФРУ АЛВИНГ. Правда, я это сделала.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вот зато и стали для него чужой.

   ФРУ АЛВИНГ. Нет, нет, не стала!

   ПАСТОР МАНДЕРС. Стали. Должны были стать. И каким вы обрели его вновь? Ну рассудите хорошенько, фру Алвинг. Вы много прегрешили пред своим мужем - и сознаетесь теперь в этом, воздвигая ему памятник. Сознайте же свою вину и перед сыном. Еще, может быть, не поздно вернуть его на путь истины. Обратитесь сами и спасите в нем, что еще можно спасти. Да. (Поднимая указательный палец.) Воистину вы многогрешная мать, фру Алвинг! Я считаю своим долгом высказать вам это.

  

   ФРУ АЛВИНГ (медленно, с полным самообладанием). Итак, вы сейчас высказались, господин пастор, а завтра посвятите памяти моего мужа публичную речь. Я завтра говорить не буду. Но теперь и мне хочется поговорить с вами немножко, как вы сейчас говорили со мной.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Естественно: вы желаете сослаться на смягчающие обстоятельства...

   ФРУ АЛВИНГ. Нет. Я просто буду рассказывать.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну?..

   ФРУ АЛВИНГ. Все это, что вы сейчас говорили мне о моем муже, о нашей совместной жизни после того, как вам удалось, по вашему выражению, вернуть меня на путь долга... все это вы не наблюдали сами. С того самого момента вы, наш друг и постоянный гость, больше не показывались в нашем доме.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да вы сейчас же после этого переехали из города.

   ФРУ АЛВИНГ. Да, и вы ни разу не заглянули к нам сюда все время, пока был жив мой муж. Только дела заставили вас затем посещать меня, когда вы взяли на себя хлопоты по устройству приюта...

   ПАСТОР МАНДЕРС (тихо, нерешительно). Элене... если это упрек, то я просил бы вас принять в соображение...

   ФРУ АЛВИНГ. ...Ваше положение, звание. Да. И еще то, что я была женщиной, убегавшей от своего мужа. От подобных взбалмошных особ надо вообще держаться как можно дальше.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Дорогая... фру Алвинг, вы уж чересчур преувеличиваете.

   ФРУ АЛВИНГ. Да, да, да, пусть будет так. Я только хотела вам сказать, что суждение свое о моей семейной жизни вы с легким сердцем основываете на ходячем мнении.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну, положим; так что же?

   ФРУ АЛВИНГ. А вот сейчас я расскажу вам всю правду, Мандерс. Я поклялась себе, что вы когда-нибудь да узнаете ее. Вы один!

   ПАСТОР МАНДЕРС. В чем же заключается эта правда?

   ФРУ АЛВИНГ. В том, что мой муж умер таким же беспутным, каким он прожил всю свою жизнь.

   ПАСТОР МАНДЕРС (хватаясь за спинку стула). Что вы говорите!..

   ФРУ АЛВИНГ. Умер на девятнадцатом году супружеской жизни таким же распутным или, по крайней мере, таким же рабом своих страстей, каким был и до того, как вы нас повенчали.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Так заблуждения юности, некоторые уклонения с пути... кутежи, если хотите, вы называете распутством!

   ФРУ АЛВИНГ. Так выражался наш домашний врач.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я просто не понимаю вас.

   ФРУ АЛВИНГ. И не нужно.

   ПАСТОР МАНДЕРС. У меня прямо голова кругом идет... Вся ваша супружеская жизнь, эта долголетняя совместная жизнь с вашим мужем была, значит, не что иное, как пропасть, замаскированная пропасть.

   ФРУ АЛВИНГ. Именно. Теперь вы знаете это.

   ПАСТОР МАНДЕРС. С этим... с этим я не скоро освоюсь. Я не в силах постичь... Да как же это было возможно?.. Как могло это оставаться скрытым от людей?

   ФРУ АЛВИНГ. Я вела ради этого неустанную борьбу изо дня в день. Когда у нас родился Освальд, Алвинг как будто остепенился немного. Но не надолго. И мне пришлось бороться еще отчаяннее, бороться не на жизнь, а на смерть, чтобы никто никогда не узнал, что за человек отец моего ребенка. К тому же вы ведь знаете, какой он был с виду привлекательный человек, как всем нравился. Кому бы в голову пришло поверить чему-нибудь дурному о нем? Он был из тех людей, которые, что ни сделай, не упадут в глазах окружающих. Но вот, Мандерс, надо вам узнать и остальное... Потом дошло и до самой последней гадости.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Еще хуже того, что было?

   ФРУ АЛВИНГ. Я сначала смотрела сквозь пальцы, хотя и знала прекрасно, что творилось тайком от меня вне дома. Когда же этот позор вторгнулся в эти стены...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Что вы говорите! Сюда?

   ФРУ АЛВИНГ. Да, сюда, в наш собственный дом. Вон там (указывая пальцем на первую дверь направо), в столовой, я впервые узнала об этом. Я прошла туда за чем-то, а дверь оставила непритворенной. Вдруг слышу, наша горничная входит на веранду из сада полить цветы...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну, ну?..

   ФРУ АЛВИНГ. Немного погодя слышу, и Алвинг вошел, что-то тихонько сказал ей, и вдруг... (С нервным смехом.) О, эти слова и до сих пор отдаются у меня в ушах - так раздирающе и вместе с тем так нелепо!.. Я услыхала, как горничная шепнула: "Пустите меня, господин камергер, пустите же!"

   ПАСТОР МАНДЕРС. Какое непозволительное легкомыслие! Но все же не более чем легкомыслие, фру Алвинг. Поверьте!

   ФРУ АЛВИНГ. Я скоро узнала, чему надо было верить. Камергер добился-таки от девушки своего... И эта связь имела последствия, пастор Мандерс.

   ПАСТОР МАНДЕРС (как пораженный громом). И все это здесь, в доме! В этом доме!

   ФРУ АЛВИНГ. Я много вынесла в этом доме. Чтобы удерживать его дома по вечерам... и по ночам, мне приходилось составлять ему компанию, участвовать в тайных попойках у него наверху... Сидеть с ним вдвоем, чокаться, пить, выслушивать его непристойную, бессвязную болтовню, потом чуть не драться с ним, чтобы стащить его в постель...

   ПАСТОР МАНДЕРС (потрясенный). И вы могли сносить все это!

   ФРУ АЛВИНГ. Я сносила все это ради моего мальчика. Но когда прибавилось это последнее издевательство, когда моя собственная горничная... тогда я поклялась себе: пора этому положить конец! И я взяла власть в свои руки, стала полной госпожой в доме - и над ним и надо всеми... Теперь у меня было в руках оружие против него, он не смел и пикнуть. И вот тогда-то я и отослала Освальда. Ему шел седьмой год, он начал замечать, задавать вопросы, как все дети. Я не могла этого вынести, Мандерс. Мне казалось, что ребенок вдыхает в этом доме заразу с каждым глотком воздуха. Вот почему я и отослала его. И теперь вы понимаете также, почему он ни разу не переступал порога родительского дома, пока отец его был жив. Никто не знает, чего мне это стоило.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Поистине, вы много претерпели!

   ФРУ АЛВИНГ. Я бы и не вынесла, не будь у меня моей работы. Да, смею сказать, я трудилась. Все это расширение земельной площади, улучшения, усовершенствования, полезные нововведения, за которые так расхваливали Алвинга, - думаете, у него хватало энергии на это? У него, который день-деньской валялся на диване и читал старый адрес-календарь! Нет, теперь я скажу вам все. На все эти дела подбивала его я, когда у него выдавались более светлые минуты, и я же вывозила все на своих плечах, когда он опять запивал горькую или совсем распускался - ныл и хныкал.

   ПАСТОР МАНДЕРС. И такому-то человеку вы воздвигаете памятник!

   ФРУ АЛВИНГ. Во мне говорит нечистая совесть.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нечистая... То есть как это?

   ФРУ АЛВИНГ. Мне всегда чудилось, что истина не может все-таки не выйти наружу. И вот приют должен заглушить все толки и рассеять все сомнения.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вы, конечно, не ошиблись в своем расчете.

   ФРУ АЛВИНГ. Была у меня и еще одна причина. Я не хотела, чтобы Освальд, мой сын, унаследовал что-либо от отца.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Так это вы на деньги Алвинга?

   ФРУ АЛВИНГ. Да. Я ежегодно откладывала на приют известную часть доходов, пока не составилась, - я точно высчитала это, - сумма, равная тому состоянию, которое сделало в свое время лейтенанта Алвинга завидной партией.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я вас понимаю.

   ФРУ АЛВИНГ, Сумма, за которую он купил меня... Я не хочу, чтобы к Освальду перешли эти деньги. Мой сын должен получить все свое состояние от меня.

  

  

   Уже назад, мой милый мальчик!

   ОСВАЛЬД. Да. Как тут гулять, когда дождь льет без перерыва? Но я слышу - мы сейчас сядем за стол? Это чудесно!

   РЕГИНА (входит из столовой с пакетом в руках). Вам пакет, сударыня. (Подает ей.)

   ФРУ АЛВИНГ. (бросая взгляд на пастора). Вероятно, кантаты для завтрашнего торжества.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Гм...

   РЕГИНА. И стол накрыт.

   ФРУ АЛВИНГ. Хорошо. Сейчас придем. Я хочу только... (Вскрывает пакет.)

   РЕГИНА (Освальду). Красного или белого портвейна прикажете подать, господин Алвинг?

   ОСВАЛЬД. И того и другого, йомфру Энгстран.

   РЕГИНА. Bien... [5] Слушаю, господин Алвинг. (Уходит в столовую.)

   ОСВАЛЬД. Пожалуй, надо помочь откупорить... (Уходит с ней в столовую, оставляя дверь непритворенной.)

   ФРУ АЛВИНГ (вскрыв пакет). Да, так и есть. Кантаты для завтрашнего торжества, пастор Мандерс.

   ПАСТОР МАНДЕРС (складывая руки). Как же у меня хватит завтра духу произнести речь?..

   ФРУ АЛВИНГ. Ну, как-нибудь найдетесь.

   ПАСТОР МАНДЕРС (тихо, чтобы его не услышали из столовой). Да, нельзя же сеять соблазн в сердцах паствы.

   ФРУ АЛВИНГ (понизив голос, но твердо). Да. Но затем - конец всей этой долгой, мучительной комедии. Послезавтра мертвый перестанет существовать для меня, как будто он никогда и не жил в этом доме. Здесь останется только мой мальчик со своей матерью.

  

  

   (Вся вздрагивая от ужаса.) А!.. (Глядит, словно обезумев, на полуоткрытую дверь.)

  

  

   ПАСТОР МАНДЕРС (с негодованием). Что же это такое? Что это такое, фру Алвинг?

   ФРУ АЛВИНГ (хрипло). Привидения! Парочка с веранды... Выходцы с того света...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Что вы говорите! Регина?.. Так она?..

   ФРУ АЛВИНГ. Да. Идем. Ни слова!.. (Схватившись за руку пастора, нетвердой поступью идет с ним в столовую.)

  

  

   [1] - Fi donc! (франц.) - фи, стыдно!

   [2] - Pied de mouton (франц.) - косолапый.

   [3] - Savoir vivre (франц.) - умение жить.

   [4] - Йомфру - обращение к девушке "низкого" происхождения.

   [5] - Bien (франц.) - хорошо.

  

  

  

  

   ФРУ АЛВИНГ (еще в дверях). На здоровье, господин пастор. (Говорит, обращаясь в столовую.) А ты не придешь к нам, Освальд?

   ОСВАЛЬД (из столовой). Нет, благодарю, я думаю пройтись немножко.

   ФРУ АЛВИНГ. Пройдись, пройдись; как раз дождик перестал. (Затворяет дверь в столовую, идет к двери в переднюю и зовет.) Регина!

   РЕГИНА (из передней). Что угодно?

   ФРУ АЛВИНГ. Поди в гладильную, помоги им там с венками.

   РЕГИНА. Хорошо, сударыня.

  

  

   ПАСТОР МАНДЕРС. Надеюсь, ему там не слышно будет?

   ФРУ АЛВИНГ. Нет, если дверь затворена. Да он сейчас уйдет.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я все еще не могу прийти в себя. Не понимаю, как у меня кусок шел в горло за обедом - как он ни был превосходен.

   ФРУ АЛВИНГ (подавляя волнение, ходит взад и вперед). Я тоже. Но что теперь делать?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да, что делать? Право, не знаю. У меня нет никакого опыта в таких делах.

   ФРУ АЛВИНГ. Я уверена, что пока еще не дошло до беды.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, упаси бог! Но все же непристойные отношения налицо.

   ФРУ АЛВИНГ. Это не более, как выходка со стороны Освальда, будьте уверены.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я повторяю, несведущ в таких вещах, но все-таки мне кажется...

   ФРУ АЛВИНГ. Ее, конечно, надо удалить из дому. И немедленно. Это ясно, как день...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Само собой.

   ФРУ АЛВИНГ. Но куда? Мы не вправе же...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Куда? Разумеется, домой, к отцу.

   ФРУ АЛВИНГ. К кому, вы говорите?

   ПАСТОР МАНДЕРС. К отцу... Ах да, ведь Энгстран не... Но, боже мой, статочное ли это дело? Не ошибаетесь ли вы все-таки?

   ФРУ АЛВИНГ. К сожалению, я ни в чем не ошибаюсь. Иоханне пришлось сознаться мне во всем, да и Алвинг не смел отпираться. И ничего не оставалось, как замять дело.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да, пожалуй, другого выхода не было.

   ФРУ АЛВИНГ. Горничную тотчас же отпустили, дав порядочную сумму за молчание. Остальное она сама уладила: переехала в город и возобновила свое старое знакомство со столяром Энгстраном; вероятно, дала ему понять о своем капитальце и сочинила басню о каком-то иностранце, будто бы приезжавшем сюда летом на яхте. И вот их спешно повенчали. Да вы же сами и венчали их.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но как же объяснить себе... Я так ясно помню, Энгстран пришел ко мне с просьбой повенчать их - такой расстроенный, так горько каялся в легкомыслии, в котором провинились они с невестой...

   ФРУ АЛВИНГ. Ну да, ему пришлось взять вину на себя.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но такое притворство! И передо мной! Этого я, право, не ожидал от Якоба Энгстрана. Я же его отчитаю! Узнает он у меня!.. Такая безнравственность... Из-за денег!.. Какой же суммой располагала девушка?

   ФРУ АЛВИНГ. Триста специй-далеров.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Подумать только - из-за каких-то дрянных трехсот далеров сочетаться браком с падшей женщиной!

   ФРУ АЛВИНГ. Что же вы скажете обо мне? Я сочеталась с падшим мужчиной!

   ПАСТОР МАНДЕРС. Господи помилуй! Что вы говорите! С падшим мужчиной!..

   ФРУ АЛВИНГ. Или, по-вашему, Алвинг, когда я шла с ним под венец, был непорочнее Иоханны, когда с ней шел под венец Энгстран?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да это же несоизмеримая разница...

   ФРУ АЛВИНГ. Вовсе не такая уж разница. То есть разница была - в цене. Какие-то жалкие триста далеров - и целое состояние.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, как это вы можете сравнивать нечто совершенно несравнимое! Вы ведь следовали влечению своего сердца и советам близких вам людей.

   ФРУ АЛВИНГ (не глядя на него). Я думала, вы понимали, куда меня влекло тогда то, что вы называете моим сердцем.

   ПАСТОР МАНДЕРС (холодно). Если бы я понимал что-либо, я не был бы ежедневным гостем в доме вашего мужа.

   ФРУ АЛВИНГ. Во всяком случае, несомненно то, что я не посоветовалась тогда хорошенько с самой собою.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Так зато с вашими близкими, как оно и полагается: с вашей матушкой и обеими тетушками.

   ФРУ АЛВИНГ. Это правда. И они втроем и решили за меня. О, прямо невероятно, как живо и просто они пришли к выводу, что было бы сущим безумием пренебречь подобным предложением. Встала бы теперь моя мать из гроба да посмотрела, что вышло из этого блестящего брака!

   ПАСТОР МАНДЕРС. За результат никто не может поручиться. Во всяком случае, бесспорно, что ваш брак совершился законным порядком.

   ФРУ АЛВИНГ (у окна). Да, этот закон и порядок! Мне часто приходит на ум, что в этом-то и причина всех бед на земле.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Фру Алвинг, вы грешите.

   ФРУ АЛВИНГ. Может быть. Но я больше не могу мириться со всеми этими связывающими по рукам и по ногам условностями. Не могу. Я хочу добиться свободы.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Что вы хотите сказать?

   ФРУ АЛВИНГ (барабаня по подоконнику). Совсем не следовало мне набрасывать покров на жизнь, какую вел Алвинг. Но тогда я, по трусости своей, не могла поступить иначе. Между прочим, из личных соображений. Так я была труслива.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Трусливы?

   ФРУ АЛВИНГ. Да, узнай люди что-либо, они бы рассудили: бедняга! Понятно, что он кутит, раз у него такая жена, которая уже раз бросала его!

   ПАСТОР МАНДЕРС. И до известной степени имели бы основание.

   ФРУ АЛВИНГ (глядя на него в упор). Будь я такова, какой мне следовало быть, я бы призвала к себе Освальда и сказала ему: "Слушай, мой мальчик, отец твой был развратник..."

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но, милосердный...

   ФРУ АЛВИНГ. ...и рассказала бы ему все, как сейчас вам, - все, от слова до слова.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я готов возмутиться вашими словами, сударыня.

   ФРУ АЛВИНГ. Знаю, знаю. Меня самое возмущают эти мысли. (Отходя от окна.) Вот как я труслива.

   ПАСТОР МАНДЕРС. И вы зовете трусостью то, что является вашим прямым долгом, обязанностью! Вы забыли, что дети должны любить и чтить своих родителей?

   ФРУ АЛВИНГ. Не будем делать обобщений. Зададим себе такой вопрос: должен ли Освальд любить и чтить камергера Алвинга?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Разве ваше материнское сердце не запрещает вам разрушать идеалы вашего сына?

   ФРУ АЛВИНГ. А с истиной-то как же быть?

   ПАСТОР МАНДЕРС. А с идеалами?

   ФРУ АЛВИНГ. Ах, идеалы, идеалы! Не будь я только такой трусливой...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Не пренебрегайте идеалами, фру Алвинг, - это влечет за собой жестокое возмездие. И особенно, поскольку дело касается Освальда. У него, видимо, не очень-то много идеалов, к сожалению. Но, насколько я могу судить, отец представляется ему в идеальном свете.

   ФРУ АЛВИНГ. В этом вы правы.

   ПАСТОР МАНДЕРС. И такое представление вы сами в нем создали и укрепили своими письмами.

   ФРУ АЛВИНГ. Да, я находилась под давлением долга и разных соображений. И вот я лгала сыну, лгала из года в год. О, какая трусость, какая трусость!

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вы создали в душе вашего сына счастливую иллюзию, фру Алвинг... Не умаляйте значения этого.

   ФРУ АЛВИНГ. Гм, кто знает, хорошо ли это, в сущности?.. Но никаких историй с Региной я все-таки не допущу. Нельзя, чтобы он сделал бедную девушку несчастной.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, боже упаси! Это было бы ужасно.

   ФРУ АЛВИНГ. И знай я еще, что это с его стороны серьезно, что это могло бы составить его счастье...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Что? Как?

   ФРУ АЛВИНГ. Но этого не может быть. Регина, к сожалению, не такова.

   ПАСТОР МАНДЕРС. А если бы... Что вы хотели сказать?

   ФРУ АЛВИНГ. Что, не будь я такой жалкой трусихой, я бы сказала ему: женись на ней или устраивайтесь как хотите, но только без обмана.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Но, боже милостивый!.. Сочетать их законным браком! Это нечто ужасное, нечто неслыханное!..

   ФРУ АЛВИНГ. Вы говорите, неслыханное? А, положа руку на сердце, пастор Мандерс, вы разве не допускаете, что здесь кругом немало найдется супругов, которые находятся в столь же близком родстве?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Я вас решительно не понимаю.

   ФРУ АЛВИНГ. Ну, положим, понимаете.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну да, вы подразумеваете возможные случаи, что... Конечно, к сожалению, семейная жизнь действительно не всегда отличается должной чистотой. Но в тех случаях, на которые вы намекаете, никому ведь ничего не известно, во всяком случае - ничего определенного. А тут напротив... И вы, мать, могли бы захотеть, чтобы ваш...

   ФРУ АЛВИНГ. Да ведь я не хочу вовсе. Я именно не хочу допускать ничего такого! Ни за что на свете! Как раз об этом я и говорю.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ну да, из трусости, как вы сами выразились. А если бы вы не трусили?.. Создатель, такая возмутительная связь!

   ФРУ АЛВИНГ. Ну, в конце-то концов, все же мы произошли от подобных связей, как говорят. И кто же установил такой порядок в мире, пастор Мандерс?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Подобные вопросы я не буду обсуждать с вами. Не тот в вас дух. Но как вы можете говорить, что это одна трусость с вашей стороны?..

   ФРУ АЛВИНГ. Послушайте, как я сужу об этом. Я труслива потому, что во мне сидит нечто отжившее - вроде привидений, от которых я никак не могу отделаться.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Как вы назвали это?

   ФРУ АЛВИНГ. Это нечто вроде привидений. Когда я услыхала там, в столовой, Регину и Освальда, мне почудилось, что предо мной выходцы с того света. Но я готова думать, что и все мы такие выходцы, пастор Мандерс. В нас сказывается не только то, что перешло к нам по наследству от отца с матерью, но дают себя знать и всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное. Все это уже не живет в нас, но все-таки сидит еще так крепко, что от него не отделаться. Стоит мне взять в руки газету, и я уже вижу, как шмыгают между строками эти могильные выходцы. Да, верно, вся страна кишит такими привидениями; должно быть, они неисчислимы, как песок морской. А мы жалкие трусы, так боимся света!..

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ага, вот они плоды вашего чтения!.. Славные плоды, нечего сказать! Ах, эти отвратительные, возмутительные вольнодумные сочинения!

   ФРУ АЛВИНГ. Вы ошибаетесь, дорогой пастор. Это вы сами пробудили во мне мысль. Вам честь и слава.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Мне?!

   ФРУ АЛВИНГ. Да, вы принудили меня подчиниться тому, что вы называли долгом, обязанностью. Вы восхваляли то, против чего возмущалась вся моя душа. И вот я начала рассматривать, разбирать ваше учение. Я хотела распутать лишь один узелок, но едва я развязала его - все расползлось по швам. И я увидела, что это машинная строчка.

   ПАСТОР МАНДЕРС (тихо, потрясенный). Да неужели это и есть все мое достижение в самой тяжкой борьбе за всю мою жизнь?..

   ФРУ АЛВИНГ. Зовите это лучше самым жалким своим поражением.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Это была величайшая победа в моей жизни, Элене. Победа над самим собой.

   ФРУ АЛВИНГ. Это было преступление против нас обоих.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Преступление, что я сказал вам: вернитесь к вашему законному супругу, когда вы пришли ко мне обезумевшая, с криком: "Вот я, возьми меня!"? Это было преступление?

   ФРУ АЛВИНГ. Да, мне так кажется.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Мы с вами не понимаем друг друга.

   ФРУ АЛВИНГ. Во всяком случае, перестали понимать.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Никогда... никогда в самых сокровенных своих помыслах не относился я к вам иначе, нежели к супруге другого.

   ФРУ АЛВИНГ. Да, в самом деле?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Элене!..

   ФРУ АЛВИНГ. Человек так легко забывает.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Не я. Я тот же, каким был всегда.

   ФРУ АЛВИНГ (меняя тон). Да, да, да, не будем больше говорить о прошлом. Теперь вы с головой ушли в свои комиссии и заседания, а я брожу тут и борюсь с привидениями, и с внутренними и с внешними.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Отогнать внешних я вам помогу. После всего того, о чем я с ужасом узнал от вас сегодня, я не могу со спокойной совестью оставить в вашем доме молодую, неопытную девушку.

   ФРУ АЛВИНГ. Не лучше ли всего было бы ее пристроить? То есть выдать замуж за хорошего человека.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Без сомнения. Я думаю, это во всех отношениях было бы для нее желательно. Регина как раз в таких годах, что... То есть я, собственно, несведущ в таких делах, но...

   ФРУ АЛВИНГ. Регина рано созрела.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Не правда ли? Мне помнится, что она уже была поразительно развита физически, когда я готовил ее к конфирмации. Но пока что ее следует отправить домой, под надзор отца... Ах да, Энгстран ведь не... И он, он мог так обманывать меня!

  

   Стук в дверь в передней.

  

   ФРУ АЛВИНГ. Кто бы это? Войдите!

   ЭНГСТРАН. (одетый по-праздничному, в дверях). Прощенья просим, но...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Ага! Гм!..

   ФРУ АЛВИНГ. А, это вы, Энгстран?

   ЭНГСТРАН. Там никого не было из прислуги, и я осмелился постучаться.

   ФРУ АЛВИНГ. Ну-ну, войдите же. Вы ко мне?

   ЭНГСТРАН (входя). Нет, благодарим покорно. Мне бы вот господину пастору сказать словечко.

   ПАСТОР МАНДЕРС (ходя взад и вперед). Гм, вот как? Со мной хотите поговорить? Да?

   ЭНГСТРАН. Да, очень бы хотелось

   ПАСТОР МАНДЕРС (останавливается перед ним). Ну-с, позвольте спросить, в чем дело?

   ЭНГСТРАН. Дело-то вот какое, господин пастор. Теперь там у нас расчет идет... Премного вами благодарны, сударыня!.. Мы совсем, значит, покончили. Так мне сдается: что хорошо бы нам, - мы ведь так дружно работали все время, - хорошо бы нам помолиться на прощанье.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Помолиться? В приюте?

   ЭНГСТРАН. Или господин пастор думает - это не годится?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, конечно, вполне годится, но... гм...

   ЭНГСТРАН. Я сам завел было тут такие беседы по вечерам...

   ФРУ АЛВИНГ. Разве?

   ЭНГСТРАН. Да, так, иной раз... На манер душеспасительных, как это называется. Только я простой человек, неученый, - просвети меня господи, - без настоящих понятиев... Так я и подумал, раз сам господин пастор тут...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Вот видите ли, Энгстран, я должен сначала задать вам один вопрос. Готовы ли вы к такой молитве? Чиста и свободна ли у вас совесть?

   ЭНГСТРАН. Ох, господи, спаси меня грешного! Куда уж нам говорить о совести, господин пастор.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, именно о ней-то нам и нужно поговорить. Что же вы мне ответите?

   ЭНГСТРАН. Да, совесть - она, конечно, не без греха.

   ПАСТОР МАНДЕРС. Все-таки сознаетесь! Но не угодно ли вам теперь прямо и чистосердечно объяснить мне: как это понять - насчет Регины?

   ФРУ АЛВИНГ (поспешно). Пастор Мандерс!

   ПАСТОР МАНДЕРС (успокаивающим тоном). Предоставьте мне!..

   ЭНГСТРАН. Регины? Господи Иисусе! Как вы меня напугали! (Смотрит на фру Алвинг.) Не стряслось же с нею беды?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Надеемся. Но я спрашиваю: как вам приходится Регина? Вас считают ее отцом... Ну?

   ЭНГСТРАН (неуверенно). Да... гм... господину пастору известно, как у нас вышло дело с покойницей Иоханной?

   ПАСТОР МАНДЕРС. Никаких уверток больше, все на чистоту! Ваша покойная жена призналась фру Алвинг во всем, прежде чем отошла от места.

   ЭНГСТРАН. Ах, чтоб... Все-таки, значит?..

   ПАСТОР МАНДЕРС. Да, вы разоблачены, Энгстран.

   ЭНГСТРАН. А она-то клялась и проклинала себя на чем свет стоит...

   ПАСТОР МАНДЕРС. Проклинала?

   ЭНГСТРАН. Нет, она только клялась, но всею душой.

   ПАСТОР МАНДЕРС. И вы в течение стольких лет скрывали от меня правду? Скрывали от меня, когда я так безусловно верил вам во всем!

   ЭНГСТРАН.