Иван Федорович Горбунов
Источник: И. Ф. Горбунов. Сочинения. Т.1 - СПб., 1902.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Потап, бедный крестьянин.
Матрена, его сестра.
Степка, 7 лет | его дети
Серега, 6 лет |
Дементий, его сосед, 30 лет.
Рогонок | беспаспортные личности, одетые в дубленые полушубки.
Клеймо |
Вавиловна, прохожая старушка.
Действие происходит в деревне, на большой дороге.
Рогонок (подпоясываясь).
Справляйся скорей.
Клеймо.
Я сейчас, за мной дело не станет. Пущай лошадь-то пожует маленько, умаялась-чай. (Смеется).
Рогонок.
Да уж задали ей жару! Долго помнить будет.
Клеймо.
Чай уж теперича хватился.
Рогонок.
Как не хватиться: часа три мы гнали, да час, пожалуй, здесь сидим... Чай уж навылся досыта.
Клеймо.
Экой у нас народ глупой!
Рогонок.
Мы тоже летось в Питере у чухонца лошадь угнали; опосля я его увидал, недели через две: худой такой стал...
Клеймо.
Грустно, значит. (Смеется).
Рогонок.
Всем бы хороша наша должность, кабы острога не было, а то попадешься - томят, томят...
Клеймо.
Я разов шесть в уголовной-то парился, да Бог миловал, один раз только в сильном подозрении оставили. А уж однова как приходилось: если бы попался, миногами бы накормили.
Рогонок.
На темную что ль кого взял?
Клеймо.
Нет, я рук не кровянил и бить чтобы оченно кого тоже не приходилось; раз только одного немца потрепал маленько. А это, братец, вот как было: ушел я тогда с этапу, на родину меня послали. Ну, как ушел, прямо сейчас в Питер... К Лаврюшке - в части! к Гуську - в остроге! Что делать? К Никонычу: нет, говорит, брат, ступай, я больше вашего брата не пущаю, потому, говорит, меня самого затаскали. Дня четыре я путался по Питеру-то, кое-чем да кое-чем пробавлялся. Только иду раз по Обуховскому, смотрю: часовня. Подошел, помолился, копеечку в кружку опустил, а сам замок пощупал. Думаю, постараться можно. Три ночи сбирался, да все как-то опасился. На мое счастье дождик, и ночь такая темная - зги не видать. Известное дело, в такую пору не токма дворников - собаки на улице не найдешь. Пошел. До костей меня прохватило, покуда я дошел-то. Только что я перекрестился да лом за обруч-то запустил, как меня сзади дубиной раз!.. два!.. Караул!.. Стрела так не летит, как я бросился!.. И ничего, т.е. никакой боли не чувствую. Слышу: карета едет, я маленько остановился: только что она поравнялась со мной, я разбежался да на задке и повис, да вплоть до Сенной и ехал.
Рогонок.
Чисто!
Клеймо.
Да такой штуки в другой раз, пожалуй, не сделаешь. Опосля самому смешно стало. Уж и досталось же мне! Ведь как пришлось-то! Кабы это на сухопарого человека, - до смерти бы на месте убил, и я-то две недели не разгибался! (Надевает полушубок).
Матрена.
В дорогу справляетесь?
Рогонок.
Да, тетушка, замешкались.
Матрена.
А вы откелева?
Рогонок.
По хозяйским делам...
Матрена.
Дальние?
Клеймо.
Нет, тутошние...
Матрена.
Погода завернула, неспособно вам ехать-то. Мятелица такая, что - и!..
Рогонок.
Доедем. Прощенья просим.
Матрена.
Дай Бог час, господа честные.
Клеймо.
Ужли, тетушка, мужиков-то у тебя нет, одна живешь?
Матрена.
Как, касатик, без мужиков - без мужиков нельзя. В город сам-то уехал, да вот что-то нет долго. (Клеймо и Рогонок переглядываются).
Рогонок (тихо).
Не здешняя ли лошадь-то?
Клеймо.
Прощай, тетушка.
Матрена.
Не посветить ли, голубчики?
Рогонок.
Нет, не требуется. (Быстро уходят).
МАТРЕНА, потом ДЕМЕНТИЙ, СТЕПКА и СЕРЕГА.
Матрена.
Нет, должно, ноне не приедет, заночует. (Зевает). Эх, грехи, грехи! Куда скучно в экую погоду-то.
Дементий (входя).
Вот я тебе, тетушка Матрена, ребят привел.
(Серега при входе в избу, быстро бросается на печь).
Матрена.
Ты бы ноги-то в сенцах околачивал. Ишь ты что снегу-то в избу наворотил. Некому тут за вами прибирать-то!
Дементий.
Мой что ли снег-то? На лопание я тебе его что ли принес... Ты погляди-ко, что на дворе-то: свету Божьего не видать. Потап Митрич не бывал еще?
Матрена.
Нету-тка. Сказывал, около вечерен приедет, а нет.
Дементий.
Не застрял бы в дороге-то. Ну, ребята, спать чтобы! А Серега-то где ж?
(Степка смеется).
Матрена.
На печи. На печь забился ... Да не уйдешь, пес, не уйдешь!
Дементий.
Аль опять провинился?
Матрена.
У нас с ним одна вина-то - житья от его никому нет.
Степка.
Афроське давеча голову было проломил.
Дементий.
Что ж, за это выстегать надо. Как, Степа, полагаешь: за такие дела надо стегать, аль нет?
Степка.
Надо. (Смеется).
Дементий.
А коли надо, так кончено! Справляйся, тетушка Матрена. Сейчас мы его оттедова стащим, да своим судом... Я подержу, а ты опустишь сколько следовает. (Серега заревел во все горло). А! Не любишь!.. Баловать так твое дело, а как...
Серега.
Я ее не трогал! Она меня сама все за виски дергала.
Матрена.
Что те режут что ли, окаянного, прости Господи! Что ты ревешь-то?
Дементий.
Полно, дурашка! С тобой шутки шутят, а ты думаешь взаправду. Ступай сюда, не тронем. (Серега начинает хныкать). Утрись, да и слезай.
Серега.
Не слезу.
Дементий.
Говорят, не трону.
Степка.
Не тронет.
(Серега робко высовывает голову с печи и опять прячет).
Дементий.
Полно, ступай! Я сказку сказывать буду. (Ложится на лавку; Степка садится у него в головах). Вот, братцы, в некотором царстве, не в нашем государстве, жил был царь. А у этого царя было три дочери: одна глухая, другая немая, третья безрукая. Только вот царь и говорит своим дочерям: дочери мои милые, из разных земель короли ко мне понаезжают... (Прислушивается). Что это, словно бы воет кто? Ужли ветер! Тетушка Матрена, труба-то у вас закрыта ли?
Матрена.
Как же, закрывала давеча. Энтот озорник-то не открыл ли?
Дементий.
Серега, ты трубу не открыл ли?
Серега.
Открыл.
Матрена.
Ах ты, пес экой! Вот баловень-то зародился. Закрой сейчас!
(Серега, молча, исполняет приказание).
Дементий.
Нечего ему делать-то, вон он и балуется. Степка, давай выкинем его в сугроб, пущай его волки растерзают на части. Что его, сорванца, жалеть-то!
Серега.
Выкинул один такой-то!
Дементий.
Что?! Ты у нас молчи лучше, нас ведь здесь двое. Ведь
мы с им сладим, Степа?
Степка.
Сладим.
Дементий.
Значит, тебе, востроносому, супротив нас ничего не поделать. Ну вот, говорит, из разных земель короли понаезжают...
Степка.
А ты лучше про ведьму расскажи.
Дементий.
Про кеивскую? Изволь. (Серега сползает с печи). Да ступай, миляга, слушай.
Серега.
Прибьешь?
Дементий.
Не трону.
Серега.
Побожись.
Дементий.
Сейчас умереть, не трону.
Серега.
Нет, ты скажи: провалиться мне на этом месте.
Дементий.
Провалиться мне на этом месте! (Серега робко слезает с печи и подходит к Дементью). Я вишь какой человек: сказал не трону, - и кончено! И никому, значит, не позволю тебя обиждать. Садись на меня теперича хошь верхом, и то ничего. Ты ведь озорничать не будешь?
Серега.
Не буду.
Дементий.
Ну, значит, ты милой человек, а милых людей я оченно люблю. И будем мы с тобой жить, пока Бог грехам нашим терпит. Садись на меня верхом. (Серега робко садится, думая, не обманывает ли его Дементий). Хошь, я тебя теперича в Москву свезу, али в Питер, куда хошь - мне все равно. (Качает Серегу). Жизнь, тетушка Матрена, малолетним-то! Хошь бы денечек по ихнему-то пожил. Ничего это они не чувствуют, как должно... Вот хоть бы теперича Серега. Ну, что ты, пострел, понимать можешь? Что ты можешь чувствовать? Какая такая твоя должность?
Матрена.
Должность его известная: встал ни свет ни заря, не умымши, Богу не помолимши - шасть из избы, да и мается день-то деньской невесть где.
Степка.
Что ж ты про ведьму-то?
Дементий.
Не токма что я тебе про ведьму, а как я тебя за твою добродетель оченно люблю, потому ты парнишко смирной, я тебе к Святой пару голубей достану.
Серега.
И мне!
Дементий.
Тебе, брат, не за что. А может, мы тебя к Святой-то в солдаты отдадим. (Серега смотрит на него вопросительно). Что глядишь-то? это верно! Свяжем, значит, свезем к становому: вот, скажем, ваше благородие, Серега у нас оченно балуется, прикажите ему лоб забрить. (Степка смеется). А Степке пару голубей предоставлю... Синиц с ним пойдем ловить. Синиц много в те поры поналетит.
Серега (сквозь слезы).
А я баловать не буду.
Дементий.
Коли ежели не будешь, значит и мы с тобой будем компанию водить, а то в солдаты.
Матрена.
Ты сам, посмотрю я на тебя, ровно махонькой - городит невесть что.
Дементий.
Больно уж ребят-то тетушка Матрена, люблю, потому они очень смешные.
Степка.
А вон дьячковы дети летось воронье гнездо раззорили.
Дементий.
Потому, они кутейники. Нешто они могут понимать? А вы, ребята, гнезда не трогай. Грех великий, ежели кто гнездо раззорит. Коли найдешь гнездо с яичками - не тронь, пущай выводит. А кутейники эти, вестимо, голодные: они не токма яйца - они и голубей лопают.
Матрена.
Тьфу! как это им в душу-то лезет!
Дементий.
Жрать хочется!
Матрена.
Да ведь голуби-то непоказанное?
Дементий.
Мало ли что непоказанное! А вы, ребята, коли ежели мне приятели, - коли кто приметил гнездышко: сейчас покажи мне. (Молчание). А вот, братцы, Бог даст, полая вода придет, рыбу пойдем ловить. Как занятно!
Матрена.
Ну, этим рыбакам-то спать пора. Снуют, снуют день-то деньской, умаются.
Дементий.
Что ж скажи, ребята: за нами дело не станет, мы и спать можем. (Встает и почесывается). Погода, значит, самого-то задержала... Оченно уж вьюга-то. Теперешнее дело, как раз с дороги собьешься. Беда, тетушка Матрена, об эту пору в дороге! Не приведи-то Господи! Стужа! Глазыньки тебе это все залепит, борода обмерзнет, злой сделаешься, животину бьешь, ровно бы она причинна! Все это, значит, Божья власть, а ты в ту-пору ничего этого чувствовать не можешь, потому сердце в тебе больно раскипится. (Потягивается).
Матрена.
Хозяина-то дома нет, словно бы и страшно одной-то.
Дементий.
Точно что одной-то жутко.
Матрена.
Да мне ноне целый день что-то не по себе, ровно бы я что потеряла, аль так душенька ноет.
(С улицы в окно слышится стук).
Дементий.
Не сам ли?
Матрена.
Кому ж, опричь его. (Выходит из избы).
Дементий (к ребятам).
А вы что ж не ложитесь? У меня спать чтобы, а то ведь я сердитый, наказывать стану.
Вавиловна.
Пустите, православные, душу на покаяние. (Садится в изнеможении на лавку).
Дементий.
Ишь ты, как тебя занесло-то! В самую мятель-то ты, значит, и попала...
Вавиловна.
Ох, батюшки мои!..
Дементий.
Ты ноги не ознобила ли?
Вавиловна.
Моченьки моей нет!
Матрена.
Разденься, голубка. (Помогает ей раздеться). Ишь ты, на тебе одного снегу-то пудов пять будет.
Вавиловна.
Не чаяла я уж живой-то быть; думала, помру, в чистом поле, не замоливши грехов своих.
Дементий.
Что хитрого помереть в экую стужу! В экую стужу и мужику только в пору, а уж вашей сестре где. Ты теперича на печь ступай.
Вавиловна.
Ноженьки-то в снегу-то вязнут, идти-то неспособно, а тороплюсь поспеть засветло.
Дементий.
А ты далеча ли пробираешься-то?
Вавиловна.
В Москву, батюшка. Сыночек у меня в Москве живет.
Дементий.
По какой части?
Вавиловна.
По пачпорту ходил, а теперича приписался.
Дементий.
А вы господские были?
Вавиловна.
Господские, батюшка, господские.
Дементий.
Чьих?
Вавиловна.
Семен Иваныча Батурина. (Продолжительное молчание).
Дементий.
От господ-то отошли теперича?
Вавиловна.
Слободные, батюшка.
Дементий.
Ведь тебе, баушка, чай все равно: ты старый человек. Ведь тебе годов, чай, много?
Вавиловна.
Много, батюшка.
Дементий.
Ты французское-то раззорение помнишь ли?
Вавиловна.
Помню, голубчик, все помню. В те-поры, как ему придти-то, французу-то, на небе все столбы ходили. Небо это загорится, и пойдут столбы, и пойдут столбы. Думали тогда, к мору, ан ждем-пождем - он и пришел и двенадцать языков с собою привел.
Дементий.
Двенадцать языков - это ты верно. Видимо-невидимо, говорят, их привалило тогда. Дедушка нам сказывал.
Вавиловна.
В те-поры наш энерал кресты свои, медали все понавесил, да ночью, с Васильем фалетором на войну и уехал.
Матрена.
На стражение?
Вавиловна.
Да, матушка. Прощайте, говорит, православные, еду я проливать свою энеральскую кровь. И могилку батюшке велел себе выкопать у церкви. Да Бог его помиловал, голубчика, опять к нам приехал. Как это у французов землю эту ихнюю под нашего царя подвели, в нашу веру правую их всех перегнали - он и приехал, и помню это, немца с собой привез; барчат он тогда, сказывали, на разные языки обучал по-ихнему.
Дементий (потягиваясь).
Ишь ты, старинные-то люди, тетушка Матрена, все знают! Ну, прощайте. Ты, бабушка, на печь бы шла. (Хочет идти. С улицы слышится невнятный разговор; все прислушиваются). Что это, тетушка, словно как сам приехал. (Молчание). Да, он и есть! Его речи-то. Что за причина! (Разговор становится внятнее). "Да тут, в Алешине,". "Да, как же ты прозевал?" "Надо бы бежать". "В экаю вьюгу много ли набежишь, зги Божьей не видать". (Все в недоумении; Дементий смотрит на Матрену вопросительно). Отпирай, ступай! (Матрена бежит и возвращается с Потапом).
ТЕ же и ПОТАП, окоченевший от холода.
Матрена.
Чтой-то, батюшка!
Потап.
Божеское попущение!
Дементий.
Что ты, Потап Митрич?
Потап.
Ограбили!
Дементий.
Как ограбили!
Потап.
Лошадь угнали!!
Дементий.
Что ты!!
Матрена (воет).
Ай, батюшки! Чем мы Бога прогневали? За что на нас экое наказание!..
Потап.
Раззорили меня, с малыми детьми раззорили! Взяться теперь нечем. Словно и свет Божий мне все одно, хошь руки на себя накладай. (Обратившись к образу). Батюшка, Царь милостивый! Твоя воля, Твой предел, Отец наш небесный! (Плачет). Легче бы хворость какую лютую выхворал, ничем это дело. Ах ты, Господи!
Матрена.
Чуяла моя душенька, что быть нехорошему. Целый-то денечек ноне не спалось мне, не елось...
Дементий.
Да как же, братец, кое место угнали-то? Может, еще мы на след попадем...
Потап.
Где попасть, где попасть! Не на то воруют лихие люди...
Вавиловна.
Кабы маленько я не поспела, и меня бы ограбили.
Дементий.
Постой, баушка, что с тебя взять! Что ж делать, Потап Митрич?
Потап.
Что делать!.. Ложись да умирай!
Дементий.
Зачем умирать, умирать не след.- Да как дело-то было?
Потап.
Прозяб я оченно, погода-то больно завернула, да в Алешине в кабак и заворотил; от кабака-то и угнали. Целовалъник сказывал, что двое каких-то сидело. Один говорит, кривой, а другой рыжий такой. Опричь их, говорить, некому.
Матрена.
Батюшки!.. Касатики!.. Выньте из меня мою душеньку!.. Они здесь были... (Ребятишки просыпаются и смотрят в недоумении).
Дементий.
Кто?
Матрена.
Воры-то, воры-то и лошадь-то наша у нас на дворе была!.. Давя, как тебе с ребятами-то придти, я их только что спустила. Ой, смертушка моя!
Дементий.
Это двое-то выехали?
Матрена.
Они, они самые. Кривой один.
Дементий.
Ну так, Потап Митрич, не сумлевайся. Они ночью по экой погоде далеча не уедут. Вот погода перестанет, мы их нагоним.
Потап.
Как же тебе не в догад? Ужли ты нашей лошади не знаешь?
Матрена.
Не в догад, батюшка, не в догад! Все глазыньки залепило... (Воет).
Потап (к детям).
Вот, ребятушки, лошадь нашу угнали. Пропащий я теперича с вами человек! (Плачет и опускает голову на стол).