Франко Иван Яковлевич - Гриць в школе

   Иван Франко. Борислав смеется. Рассказы. Повесть. Перевод с украинского. М., "Художественная литература", 1969

   Перевод В. Бонч-Бруевича

   Гуси ничего об этом не знали. Даже в то утро, когда отец надумал отвезти Гриця в школу, гуси не знали об этом намерении. Еще меньше знал о нем сам Гриць. Он, как обычно, встал рано, позавтракал, немного похныкал, почесался, взял прутик и вприпрыжку погнал гусей со двора на пастбище. Старый белый гусак, как обычно, вытянул к нему свою маленькую голову с красными глазами и красным широким клювом, сердито зашипел, а потом, переговариваясь о чем-то с гусынями, пошел впереди всех. Старая, черная с подпалинами гусыня, как обычно, не хотела идти в одном ряду со всеми, а слезла с мостков и забрела в канаву, за что Гриць стегнул ее прутиком и назвал "длянью" - так он имел привычку называть все, что не подчинялось его высокой власти на пастбище. Совершенно очевидно, что ни белый гусак, ни черная с подпалинами гусыня и вообще никто из всего стада,- хоть их было двадцать пять,- никто из них не знал о скором переселении их владыки и воеводы на иное, далеко не столь почетное место.

   Поэтому, когда вдруг, нежданно-негаданно, пришла новая весть, то есть когда отец, идя с поля, позвал Гриця домой и отдал его в руки матери, чтобы она его умыла, причесала и одела, как бог велел, и когда потом отец взял его с собою и, не говоря ни слова, повел трепещущего через выгон вниз, и когда гуси увидели своего недавнего поводыря в совсем ином виде, в новых сапожках, в новой войлочной шляпенке, подвязанного красным кушаком,- поднялся меж ними внезапный и громкий крик удивления. Белый гусак, вытянув шею, близко подбежал к Грицю, словно хотел хорошенько рассмотреть его; черная с подпалинами гусыня также вытянула шею и долгое время не могла издать ни звука от внезапного потрясения, лишь потом быстро загоготала: "Где-где-где-где?"

   - Дулная гуска!- гордо ответил Гриць и отвернулся, словно хотел сказать: "Как же, жди! Не в такие я теперь паны вышел, чтобы отвечать тебе на твой гусиный вопрос!" А впрочем, он, быть может, потому ничего не ответил, что и сам ничего не знал.

   Пошли по селу. Отец молчит, и Гриць молчит. Так дошли они до большого старого дома под соломенной крышей, с трубой наверху. К этому дому шло много ребят, таких же, как и Гриць, а то и постарше его. Возле дома в саду ходил какой-то пан в жилетке.

   - Гриць! - сказал отец.

   - А! - сказал Гриць.

   - Видишь эту хату?

   - Визу.

   - Запомни, это школа.

   - Ба,- сказал Гриць.

   - Сюда будешь ходить учиться.

   - Ба,- сказал Гриць.

   - Учись хорошенько, не балуйся, пана учителя слушай. Я пойду, чтобы тебя записали.

   - Ба,- сказал Гриць, почти ничего не понимая из того, что говорил отец.

   - А ты ступай вот с этими мальчиками. Возьмите его, мальчики, с собой!

   - Иди! - сказали мальчики и взяли Гриця с собой, а отец между тем пошел в сад поговорить с учителем.

  

   Вошли в сени, в которых было совсем темно и страшно воняло прошлогодней гнилой капустой.

   - Видишь там? - сказал Грицю один мальчик, показывая на темный угол.

   - Визу,- сказал дрожа Гриць, хотя ровно ничего не видел.

   - Там яма,- сказал мальчик.

   - Яма! - повторил Гриць.

   - Если будешь плохо учиться, то учитель посадит тебя в эту яму, и будешь сидеть там целую ночь.

   - Я не хоцу! - воскликнул Гриць.

   В это время другой мальчик шепнул что-то первому, оба засмеялась, а потом первый, нащупав школьную дверь, сказал Грицю:

   - Постучи в дверь! Живо!

   - Зацем? - спросил Гриць,

   - Нужно! Тут так положено, если кто в первый раз приходит.

   В школе стоял шум, как в улье, но когда Гриць постучал кулаком в дверь, все сразу стихло. Мальчики тихонько отворили дверь и вхолкнули Гриця внутрь;

   В ту же минуту захлестали гибкие березойвые розги по его плечам. Гридь очень перепугался и завизжал.

   - Молчи, дурак! - кричали на него насмешники-мальчуганы; они, услышав стук, засели за дверью и подстроили Грицю эту неожиданную встречу.

   - Ой-ой-ой! - кричал Гриць. Школьники испугались, как бы не услыхал учитель, и стали уговаривать. Гриця.

   - Молчи, дурень, это так полагается! Тому, кто стучит в дверь, нужно постучать по плечам. Ты разве не знал этого?

   - Не-е-е зна-а-ал! - всхлипывал Гриць. - Почему же ты не знал?

   - Я-а-а пе-ел-вый ла-аз в школе.

   - Первый раз! А! - вскричали ученики, словно удивившись тому, как это можно быть первый раз в школе..

   - Ну, так тебя нужно угостить! -сказал один, подскочил к доске, взял из ящичка большой кусок мела, и подал Грицю.

   - На, глупый, ешь скорей!

   Все молчали, и в ожидании глядели на Гриця, который вертел в руках мел, а потом тихонько положил его в рот.

   - Ешь, глупый, да скорей!..- торопили мальчики, а сами давились от смеха.

   Гриць начал жевать и насилу съел мел. Хохот раздался в школе такой, что стекла зазвенели.

   - Чего смеетесь? - спросил удивленный Гриць.

   - Ничего, ничего. Может, еще хочешь?

   - Нет, не хоцу. А цто это такое?

   - А ты сам-то не знаешь? Вот глупый! Да это Иерусалим такой, очень хороший.

   - Ой, не оцень холосый,- сказал Гридь.

   - Да это ты еще не разобрал. Его каждый ест, кто первый раз приходит в школу

   В эту минуту вошел учитель. Все ученики, как вспугнутые воробьи, разбежались по своим местам и только Гриць остался со слезами на глазах и с губами, белыми от мела. Учитель грозно приблизился к нему,

   - Как тебя зовут? - крикнул он.

   - Гриць.

   - Что за Гриць? А, ты новичок? Почему не сидишь на скамье? Чего плачешь? Чем губы вымазал? А?

   - А я ел елусалим

   - Что? Какой Иерусалим? - допытывался учитель.

   Ребята еле сдерживали смех.

   - Да мальчики давали.

   - Какие мальчики?

   Гриць оглянулся по сторонам, но никого не мог признать.

   - Ну, ну! Иди садись и учись хорошенько, а иерусалим больше не ешь, а то будешь бит.

  

   Начался урок. Учитель говорил что-то, показывая какие-то дощечки, на них были нарисованы какие-то крючки и столбики, мальчики время от времени кричали что-то, когда учитель показывал новую дощечку, но Гриць ничего не понимал. Он почти и не смотрел на учителя: очень смешными ему показались мальчишки, которые сидели вокруг. Один ковырял пальцем в носу, другой, сзади, все время старался воткнуть Грицю в ухо тоненький стебелек; третий долго и усердно трудился, отрывая от своего старого кафтана заплатки, нитки и какие-то клочки, уже перед ним на нижней доске парты лежала целая куча, а он все еще дертал и дергал изо всей силы.

   - Зацем ты лвешь? - спросил Гриць.

   - Буду дома с бовщом есть,- ответил, шепелявя, мальчик, и Гриць долгое время думал над тем, не обманул ли его этот мальчик.

   - А ты, Гриць, голубчик, ничего не слушаешь,- крикнул на него учитель и дернул его за ухо, да так, что у Гриця слезы невольно навернулись на глаза, и он так перепугался, что долгое время не только не мог слушать, но и совсем ничего не соображал. Когда он наконец опомнился, ученики уже начали читать склады по подвижным табличкам, которые раскладывал и складывал учитель. Они неутомимо по сто раз повторяли нараспев: "А-ба-ба-га-ла-ма-га". Грицю, неизвестно почему, очень это понравилось, и он начал выкрикивать раньше других своим пискливым голосом: "А баба галамага". Учитель уже готов был признать его усердным и способным мальчиком и, пожелав еще лучше удостовериться в этом, переставил буквы. Неожиданно он выставил перед учениками буквы "ба-ба", но Гриць не глядя на них, а только на учителя, тонким певучим голосом крикнул "галамага". Все засмеялись, не исключая и самого учителя, только Гриць удивленно оглянулся и снова громко сказал соседу: "Поцему не клицис галамага?" Только тогда бедняга опомнился, когда учитель за понятливость хлестнул его розгою по плечам.

   - Ну, чему тебя там в школе научили? - спросил отец, когда Гриць вернулся в полдень домой.

   - Уцились мы "а баба галамага",- ответил Гриць.

   - А ты умел? - спросил отец, не вникая в то, что это за такая удивительная наука.

   - Ну да, умел,- ответил Гриць.

   - Ну вот, так и всегда учись!- похвалил отец.- Когда здесь, в селе, выучишься, пойдешь в город, в большую школу, а там выйдешь в попы. Жена, дай-ка ему поесть.

   - Ба,- ответил Гриць.

  

   Прошел ровно год с того важного дня. Блестящие надежды отца на будущее Гриця давно рассеялись. Учитель прямо сказал ему, что Гриць "совершенный болван", что он лучше сделает, если возьмет его домой и снова заставит пасти гусей. И действительно, после целого года школьной науки Гриць вернулся домой точно таким же "мудрым", каким был год тому назад. Правда, "а баба галамага" он твердо заучил, и не раз даже во сне из уст его вылетало это диковинное слово,- первый порог всяческой премудрости, которого ему так и не удалось переступить. Но дальше этих слов Гриць в ученье не пошел. Буквы как-то сливались перед его глазами. И он никогда не мог различить, какая из них ш, а какая т, которая "люди", а которая "мыслете". О чтении уже нечего и говорить. Была ли тут причиной его непонятливость или плохое преподавание учителя - неизвестно? верно только то, что, кроме Гриця, таких же "совершенных болванов" среди учеников того года было восемнадцать из тридцати, и все они, как один, в течение учебного года только и мечтали, как бы им избавиться от ежедневных розог, подзатыльников, пинков, шлепков, тасканья за волосы и явиться снова в полном блеске своей силы на пастбище.

   Но кто-кто, а Гриць, наверно, чаще и больше других думал об этом. Проклятый букварь, который он за год напряженной работы над научными вопросами изорвал чуть ли не в клочья, проклятое "а баба галамага" и проклятые учительские придирки и поощрения к учению так ему опротивели, что он даже похудел, побледнел и ходил все время, точно лунатик. Наконец смилостивился бог и послал месяц июль, и смилостивился отец, сказав однажды утром:

   - Гриць!

   - А?..- отозвался Гриць.

   - С этого дня больше не пойдешь в школу.

   - Ба! - сказал Гриць.

   - Сними сапоги, шляпу и кушак, надо спрятать до воскресенья, а ты подвяжись-ка лыком, надень старую шапку да ступай пасти гусей.

   - Ба!- радостно сказал Гриць.

  

   Гуси, известно - глупые гуси, они и на этот раз ничего не знали о радостной перемене, ожидавшей их. В течение целого года школьной науки Гриця их пас маленький соседский мальчик Лучка, который только и делал на выгоне что копал ямки, лепил куличики из грязи и обсыпался пылью. О гусях он совершенно не заботился, и они ходили самопасом. Не раз им случалось забрести в заяеяннье поле, и тогда им приходилось вытерпеть много проклятий и даже побоев от пострадавшего хозяина. Кроме того, несколько раз в тот год несчастье коснулось зловещим крылом гусиного стада. Пять молодых гусаков и десять гусынь хозяйка продала в городе; тяжело было остальным разлучаться с ними. Старую темно-серую гусыню забил хворостиной сосед на месте потравы и, с варварской бессердечностью привязав бездушный труп за лапу к той же хворостине, волок его таким образом через все поле, a потом бросил во двор хозяину. А одного молодого гусака, украшение и надежду стада, заклевал ястреб, когда тот однажды отбился от своих, но, несмотря на все эти тяжелые и невозвратимые потери, стадо нынешнего года было больше прошлогоднего. Благодаря белому гусаку и черной с подпалинами гусыне да еще двум или трем молодым ее дочкам стадо в этот год превысило сорок штук.

   Когда Гриуь появился среди них с прутиком - знаком своей наместнической власти,- сразу все глаза обратились к нему, и было слышно только удивленное шипение. Но ни белый гусак, ни черная с подпалинами гусыня не забыли еще своего прежнего доброго пастыря и вскоре узнали его. С громкими криками радости, хлопая крыльями, бросились они к нему.

   - Где-где-где-где? - гоготала черная с подпалинами гусыня.

   - Да вот в школе был,- ответил гордо Гриць.

   - Ов! ов! ов! - удивлялся белый гусак.

   - Не веришь, глупый? - крикнул на неге Грнць и хлестнул его прутом.

   - А сё-сё-сё? А сё-сё-сё? - шипели, собираясь вокруг него, остальные гуси.

   - То есть, чему я научился? - подсказывал им Гриць.

   - Сё-сё-сё-сё? - шипели гуси.

   - А баба галамага! - ответил Гриць.

   Снова удивленное шиденье, словно ни одна из сорока гусиных голов не могла уразуметь такой глубокой мудрости. Гриць стоял гордый, недосягаемый. Наконец белый гусак обрел дар речи.

   - А баба галамага! А баба галамага! - закрлчал он своим звонким, металлическим голосом, выпрямившись, подняв высоко голову и хлопая крыльями. А потом, обернувшись к Грицю, добавил, точно желая пристыдить его еще больше: - А кши, а кши!

   Гридь был пристыжен, уничтожен! Русак, в одну миуту перенял и повторил ту премудрость, которая стоила ему года ученья!

   "Почему он его в школу не отдали?" - подумал Гриць и погнал гусей на выгон.

  

   1883

  

   "Гриць в школе" ("Грицева шкiльна наука"). - Впервые напечатан в газете "Дiло" за 1883 год, под псевдонимом Мирон***.