Диль Шарль Мишель - История византийской империи

   ----------------------

   В фигурные скобки здесь помещены номера (окончания)

   страниц издания-оригинала.

   "История Византийской империи" принадлежит перу крупного французского византиниста Шарля Диля. В этой книге, вышедшей в свет в 1919 г. и затем неоднократно переиздававшейся, автор поставил своей задачей изложить весь тысячелетний ход византийской истории в виде серии последовательных очерков, соответственно периодам, на которые он делит историю Византии. Из-под его пера живо предстают перед глазами читателя периоды подъема и упадка Византийской империи, ее многогранная культура, та первостепенная роль, которая ей принадлежала в международной жизни европейского средневековья. Диль дает яркие характеристики отдельным выдающимся императорам и деятелям византийской истории. Но, к сожалению, он чрезвычайно мало останавливается на социально-экономической истории Византии. В его изображении ход византийской истории кажется зависящим прежде всего от личных качеств правителей империи и затем от внешних обстоятельств, а быт народа, социально-экономическая жизнь страны находят у него слабое отражение, что приводит, естественно, к целому ряду ошибок и в изложении фактов политической и культурной истории.

   Уже само деление книги Диля основано на порочной схеме периодизации истории Византии, которой грешит вообще вся буржуазная историография. Принимаемая Дилем периодизация истории Византии построена на основе несущественных фактов, главным образом на истории важнейших династий. Подобный подход к этой серьезной проблеме чужд научному объективному {5} методу, так как в основе действительно научной периодизации должны лежать этапы развития общественно-экономических отношений.

   Историк, который пишет обобщающий труд по истории Византии, неизбежно должен решить, что следует считать началом ее истории. Диль дает свое решение этого чрезвычайно сложного вопроса. По его мнению, византийская история начинается со дня перенесения столицы Римской империи в Константинополь, ибо с его точки зрения этот день символизирует завершение процесса создания новой монархии, характеризуемой преобладанием влияния Востока.

   Однако Диль подходит к решению поставленной им перед собой задачи в высшей степени односторонне, основываясь на изменениях политических и культурных и почти не касаясь изменений социально-экономического строя; поэтому и решение его представляется мало обоснованным и искусственным.

   В первой главе ("Перенесение столицы империи в Константинополь и возникновение Восточной Римской империи") Диль охватывает события за время 330-518 гг. и воссоздает увлекательную и живую картину ранней истории византийского государства. Но и здесь внимание автора сосредоточено почти исключительно на политической и культурной истории; этот основной недостаток научного метода Диля приводит его к переоценке внешних влияний в истории Византии. В результате и преобразование центрального аппарата, и вторжения варваров, и религиозную борьбу IV-V вв. Диль трактует как завершающие этапы эволюции, увлекавшей Византию к Востоку; только кризис V-VI вв. помешал, по мнению Диля, окончательному превращению ее в восточную монархию.

   С такой точкой зрения нельзя согласиться. Несомненно, что в истории Византии большую роль сыграл контакт с восточными государствами и народами, но рассматривать ее развитие только как приближение к Востоку или отдаление от него значит забыть, что развитие Византии шло по своим внутренним законам и что только раскрытие этих законов может дать ключ к пониманию ее истории. {6}

   Диль не понимает, что в основе различных религиозных движений, потрясавших Византийскую империю, лежали социальные причины, он не показывает, почему ереси способствовали сепаратизму восточных провинций империи, так как изображает их вне связи с социальной обстановкой того времени.

   Шарль Диль является автором монографии о времени Юстиниана I "Юстиниан и византийская цивилизация VI в.", вышедшей в свет в 1901 г., переведенной на русский язык и до сих пор, несмотря на отдельные недочеты, не потерявшей своей свежести и значения для изучения этой эпохи. Неудивительно поэтому, что II глава настоящего очерка ("Правление Юстиниана и Византийская империя в VI в.") принадлежит к лучшим его разделам. Читатель получает здесь ясное представление о внешней и внутренней политике Юстиниана, о византийской культуре VI в., знакомится с характеристикой самого Юстиниана.

   Но внутренняя жизнь Византии при Юстиниане освещена Дилем все же недостаточно глубоко. Читая эту главу, мы получаем представление, что весь ход истории Византии при Юстиниане определялся личностями двух людей - самого Юстиниана и его жены Феодоры, которая в отличие от Юстиниана больше тяготела к Востоку, чем к Западу. Диль излагает события таким образом, будто бы одной только личной энергии Юстиниана было достаточно для того, чтобы прервать естественный ход событий, увлекавший Византию к Востоку. На самом деле Юстиниан не смог бы осуществить свои внешние и внутренние мероприятия, если бы он не опирался на определенные группы в господствующем классе, которые он заинтересовал в своей завоевательной политике. Диль совершенно не останавливается на борьбе партий цирка, которая оказала большое влияние на внутреннюю историю Византии при Юстиниане. Восстание Ника оказывается в изображении Диля каким-то изолированным эпизодом, не связанным с социальным протестом масс в царствование Юстиниана. Диль не осуждает внешней политики Юстиниана, который пытался восстановить Римскую империю, что было предприятием явно реакционным. Он только указывает, что дей-{7}ствия Юстиниана были обречены на неудачу из-за несоответствия между целями и средствами. Не говоря о социально-экономическом положении Византии в эпоху Юстиниана, Диль не может раскрыть причины этой неудачи, коренящейся прежде всего в том, что Юстиниан пренебрегал экономическими нуждами страны и населения, выжимая из него последние соки на осуществление своих широко задуманных завоевательных планов. Правда, Юстиниан уделял внимание развитию промышленности и торговли, но основных непосредственных производителей Византии - крестьян - он отдал на растерзание крупным магнатам. В связи с таким освещением событий действительно нельзя понять, почему политика Юстиниана вызвала бурное возмущение народа.

   Диль утверждает, что римское право, кодифицированное Юстинианом и его юристами, основано на принципах социальной справедливости, общественной морали и гуманности, между тем как в действительности римское право и в момент его создания и впоследствии служило интересам господствующих классов и увековечивало социальную несправедливость.

   В VII в. Византийская империя переживала один из самых серьезных кризисов в своей истории, когда под угрозу было поставлено самое ее существование. Этому периоду посвящена III глава книги Диля ("Династия Ираклия. Арабская опасность и преобразование империи в VII веке"). Диль в связи со своей общей концепцией чрезмерно идеализирует Ираклия. Правда, в отличие от Острогорского, который заявляет, что глубокие этнические и социальные изменения VII в. являются целиком результатом деятельности Ираклия [*], Диль показывает, что этнические и административные изменения в империи происходили и до Ираклия. Но при этом в центре внимания Диля стоят этнические изменения. Он правильно указывает, что после потери восточных провинций империя стала более однородной и сплоченной, но совсем не говорит о причинах, вследствие которых восточные провинции так легко отпали от Константинополя, не говорит о {8} том, что они подвергались страшному социальному, национальному и религиозному гнету.

  

   [*] Б. Горянов, Г. А. Острогорский и его труды по истории Византии. Вопросы истории, 1945, N 3-4, стр. 136.

  

   Русскому византиноведению, за успехами которого он внимательно следил, Диль обязан теми попытками подхода к разрешению вопроса о значении славянства в развитии Византии, которые имеются у него в отличие от других западноевропейских византинистов. Но в отличие от русских византинистов, передовые представители которых широко обосновали положение о влиянии славянской иммиграции, общественного устройства и прежде всего общинного землевладения славян на социально-экономическое развитие Византийской империи, Диль, признавая значение славянизации империи для ее истории, видит в этом процессе прежде всего изменение этнического состава империи. Между тем славянские нашествия сыграли прогрессивную роль в социальной истории Византии, так как они способствовали ослаблению господствующего класса Византии и раскрепощению ее населения. Именно вслед за славянской иммиграцией в Византии появляется прогрессивный Земледельческий закон, призванный регулировать отношения внутри свободной общины.

   Диль правильно указывает на прогрессивный характер иконоборческого движения, которому он посвящает следующую, IV, главу; но он совершенно не ставит вопроса о том, произошел ли приход к власти Исаврийской династии революционным путем. Во всяком случае, он изображает дело так, будто бы все без исключения население Византии приветствовало Исавров. На самом деле в их царствование происходила ожесточенная социальная борьба, а иконоборчество было только внешним ее выражением. Отношения между церковью и государством не показаны Дилем с их социальной стороны, церковь выступает у него как совершенно особая сила, а не как одна из группировок господствующего класса.

   Не отмечает Диль и значения восстания Фомы Славянина, рисуя его как один из эпизодов анархии, царившей в Византии в течение 20 лет.

   Византийская национальность, которая, как заявляет Диль, возникла к VIII в., на самом деле никогда не существовала. Византия представляла собой конгломерат раз-{9}личных народов. Можно говорить только о большем или меньшем единстве правящего класса, но он не представляет собой всего народа. Известно, что разнородность национального состава Византии была одной из причин непрочности империи.

   Эпохе Македонской династии (867-1081) посвящена V глава настоящей книги, представляющая собой краткий, но содержательный обзор внешней политики македонских императоров и тех успехов, которых империя добилась в это время. Вслед за русскими византинистами Диль признает, что весь ход социально-экономического развития Византии вел к победе крупной феодальной знати. Вместе с тем он идеализирует и Македонскую династию в целом и ее отдельных представителей. Он изображает их всех энергичными людьми с твердой волей, государственными деятелями, воодушевленными мыслью о величии империи, знаменитыми полководцами, способными администраторами, которым удалось "превратить этот период в эпоху подлинного возрождения, в один из самых славных моментов длительной истории Византии". Бесспорно, отдельные императоры Македонской династии были выдающимися правителями. Однако советские историки внесли существенные поправки в оценку деятельности этой династии. Ее приход к власти отражает победу реакции после разгрома движения народных масс и поражения иконоборческого движения; Македонская династия способствовала дальнейшему закрепощению свободного крестьянства, централизации государственного аппарата, завершила разгром городских политических организаций и поставила городские ремесленные цехи под строгий, обременительный контроль со стороны государства. Внешние же успехи Македонской династии были непрочны, поскольку для их достижения ее императоры напрягли до предела все силы народа, но ничего не сделали для облегчения его положения. Поэтому укрепление императорской власти, которое Диль объясняет привязанностью народа к императору и проникновением в массы идеи законности, на самом деле объясняется лишь большей сплоченностью господствующего класса, боявшегося народных восстаний и жестоко их подавлявшего. Вместе с тем нужно указать, {10} что и в таких условиях господствующий класс мог продержаться только ценой непрерывных внешних войн, носивших ярко выраженный реакционный характер. Диль совершенно неправ, когда он положительно оценивает завоевание Болгарии Византией - на деле оно привело к жестокому гнету византийских феодалов над болгарскими крестьянами и к подавлению самостоятельной болгарской культуры.

   VI глава книги Диля посвящена эпохе Комнинов (1081-1204). Крупнейший русский византинист Ф. И. Успенский доказал, что время династии Комнинов, особенно Мануила I Комнина (1143-1180), было периодом завершения феодализации Византии, периодом окончательного оформления земельных отношений на основе пронии и зависимости земледельческого класса [*]. Комнины были крупным феодальным родом, и их приход к власти ознаменовал победу феодальной аристократии. Комнинам приходилось действовать в чрезвычайно сложной международной обстановке. В конце XII в. образовалась независимая Сербия и было восстановлено Болгарское царство, сбросившее с себя иго византийского господства. В дела Балканского полуострова активно вмешивалась Венгрия, и Комнинам, особенно Мануилу I, приходилось вести с ней постоянную борьбу. Напряженная политическая обстановка сложилась и в Азии, где успехи турок-сельджуков лишили Византию большинства ее владений. Обстановка осложнялась для Византии и начавшимися в эту эпоху крестовыми походами, путь которых лежал через территорию Византийской империи. В этих условиях Комнинам приходилось искусно лавировать, пытаясь завербовать крестоносцев на службу империи и использовать их на отвоевание Азии для Византии. Диль довольно подробно останавливается на изложении всего хода международных событий, которые в конечном счете уже при преемниках Комнинов, династии Ангелов, привели к четвертому крестовому походу, захвату Константинополя и основанию Латинской империи, {11} что более чем на полвека прервало существование Византийской империи. Особенно удачно освещена у Диля внешняя политика Мануила I Комнина, западнические увлечения которого ослабили Византию на Востоке и в значительной степени подготовили катастрофу 1204 г. Однако и в этом разделе мы находим некоторые положения, с которыми нельзя согласиться. Излагая события на Балканах и говоря о движении богомилов, Диль квалифицирует все это, как чисто религиозную оппозицию. Между тем религиозная "ересь" была лишь внешней формой, за которой скрывался антифеодальный характер социального движения низших классов. Кроме того, движение богомилов носило также характер национально-освободительного движения, направленного на свержение византийского господства в Болгарии. Обе эти черты движения богомилов у Диля совершенно отсутствуют. Диль пишет далее, что Мануил I Комнин подчинял сербов византийскому господству и поставил там правителем Стефана Неманю, который в общем проявлял себя по отношению к Византии покорным вассалом. Это утверждение противоречит исторической истине. Имя Стефана Немани связано с первыми шагами на пути к образованию независимого сербского государства. При нем были заложены прочные основы полного освобождения Сербии от Византии. Его преемники, вступая временами в союз с борющимся болгарским народом, завершают в конце XII в., т. е. непосредственно после Мануила I Комнина, процесс образования независимого сербского государства, которое впоследствии играет все большую и большую роль в расстановке сил на Балканском полуострове.

  

  [*] Ф. И. Успенский, Значение византийской и южнославянской пронии. Сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского к 25-летию его ученой деятельности, СПБ, 1883, стр. 1-32.

  

   Внутренняя история Византии в эпоху Комнинов освещена в книге Диля совершенно недостаточно. Как мы уже отмечали, время Комнинов было периодом завершения процесса феодализации империи. Поэтому был бы чрезвычайно интересен анализ расстановки классовых сил, показ развития форм крупного феодального землевладения, а также развития форм зависимости византийского крестьянства. Между тем, Диль ограничивается вопросами реорганизации армии и некоторыми деталями развития государственного аппарата. Более широкого {12} освещения заслуживает и культура Византии в эпоху Комнинов.

   В конце VI главы Диль излагает события 1180-1204 гг., когда после династии Комнинов слабой династии Ангелов пришлось столкнуться с армиями крестоносцев. К этому времени относится правление Андроника I Комнина (1182-1185), одной из интереснейших личностей на византийском престоле. Придя к власти в результате переворота, Андроник Комнин пытался повести решительную борьбу с византийскими феодалами, причем в этой борьбе он стремился опереться на низшие слои общества, проводя ряд разумных реформ административного аппарата и уменьшая налоговое бремя крестьянства. Однако правление Андроника Комнина изложено у Диля буквально в нескольких словах, вследствие чего произведенная Андроником попытка перестройки аппарата империи представляется мало обоснованной.

   VII глава книги Диля посвящена Латинской империи, Никейской империи и другим греческим центрам, образовавшимся на территории Византии после четвертого крестового похода. Этот период истории Византии (1204-1261) еще недостаточно изучен. Но автор, умело отобрав из специальных монографий, посвященных этому времени, наиболее важные факты, представил читателю красочную картину образования греческих центров на развалинах Византии и их борьбу за восстановление Византийской империи. Хорошо показана сложная международная обстановка, в которой никейским императорам приходилось вести эту борьбу, увенчавшуюся в конце концов успехом. Некоторые латинские государства, например Ахейское княжество, продолжали существовать и после восстановления Византийской империи в 1261 г. Значительную часть своих владений сохранила в восстановленной Византии и Венеция. В этой главе Диль дает краткое, но яркое описание периода, когда на византийской почве перемешивались западная и восточная культура, нравы, обычаи, формы общественного устройства, быта. Тем не менее и этот небольшой отдел вызывает ряд замечаний: так, Диль чрезмерно приукрашивает внутреннее состояние Ахейского княжества, которое, по его словам, было цветущим государством латинского {13} Востока, пользовалось исключительным благосостоянием, полным спокойствием и замечательным согласием с греческими подданными. Это утверждение противоречит тем сведениям, которые мы встречаем в источниках того времени, в частности в "Морейской хронике", которую Диль неоднократно использовал в своих работах. Как в других латинских государствах Востока, образовавшихся в результате четвертого крестового похода, так и в Ахейском княжестве местное население не смирилось перед латинскими завоевателями. На протяжении всей истории этих латинских государств мы имеем сведения о непрерывных восстаниях народных масс против латинского господства, так что о быстрой "ассимиляции" местного населения, отмечаемой Дилем, говорить не приходится. В жизни латинских государств на византийской территории видная роль принадлежит Франции XIII в. Эта связь средневековой Франции с византийским Востоком XIII-XIV вв. толкнула многих французских историков на службу французскому империализму, побудив их обосновать его притязания на Ближнем Востоке той ролью, которую играла Франция XIII-XIV вв. в восточном бассейне Средиземноморья. Дань преклонения перед французским империализмом отдает и Диль, когда он говорит о "влиянии, которое оказывала отдаленная Франция XIII в. на эту греческую страну, завоеванную оружием и так быстро ассимилировавшуюся".

   История Византийской империи при Палеологах (1261-1453) освещена в последней, VIII главе книги Диля. Восстановленная империя во многом отличалась от прежней Византии. В ее владении оставались лишь территории в северо-западной части Малой Азии, часть Фракии и Македонии во главе с Фессалоникой и некоторые. острова Эгейского моря. Империя была истощена в финансовом и военном отношении. А между тем ей приходилось иметь дело с усилившейся Сербией, которая в XIV в., особенно при Стефане Душане, играет на Балканском полуострове роль первостепенной державы; но особенно грозной была непрерывно нараставшая опасность со стороны турок-османов. Если никейские императоры в своей внутренней политике стремились ограничить и обуздать стремления феодалов к децентрализации, то приход к власти династии Палеологов означал {14} окончательную победу крупной землевладельческой феодальной знати, когда были отброшены всякие попытки приостановить развитие крупного светского и церковно-монастырского землевладения. Эпоха Палеологов - золотой век византийского феодализма. История поздней Византии наименее изучена в научной литературе по византиноведению. Среди многочисленных трудов Диля мы встречаем отдельные этюды по истории Византии этого периода, и в числе задач, которые он выдвигал перед учеными-византинистами, он настойчиво повторял требование предпринять ряд монографических исследований по изучению Византии в эпоху Палеологов.

   Время Михаила VIII (1261-1282), основателя новой династии, Диль считает началом возрождения Византии, а его смерть - началом быстрого и непрекращающегося упадка империи. Подобная оценка Михаила VIII бесспорно является преувеличением его роли в византийской истории. Безусловно, Михаил VIII был способным правителем, ловким дипломатом и талантливым полководцем. Но этот узурпатор, опасавшийся восстаний и дворцовых переворотов, вынужден был идти на постоянные уступки знати, духовенству, вождям армии; он совершил ряд ошибок в организации армии, в религиозной политике, в устройстве финансового аппарата, чем в значительной степени подорвал силы империи. Поэтому неправильно было бы искать причины упадка империи только в деятельности его преемников.

   Одним из центральных событий эпохи Палеологов было восстание зилотов (1342-1349). Так как у Диля это движение освещено очень поверхностно, мы считаем необходимым сказать о нем несколько слов. Правильно отмечая, что борьба между крупным феодальным и мелким крестьянским землевладением была основным содержанием внутренней истории Византии в эпоху Палеологов, Диль не связывает этого положения с движением зилотов. Нужно отметить, что революционное движение зилотов было движением не только крестьянства, но и городских низов. Это восстание не было изолированным, ограниченным территорией Фессалоники, как оно выглядит у Диля. Оно распространилось по многим городам и областям империи, где возникло несколько революционных центров. Зилоты имели програм-{15}му социально-экономических мероприятий, целью которой было полное преобразование общественного строя империи. Эта программа включала конфискацию имущества монастырей, отмену их иммунитетных прав, конфискацию земельных владений феодальных магнатов, облегчение податного бремени крестьянства, отмену задолженности ростовщикам, уничтожение сословных и имущественных ограничений для занятия должностей и т. д. Эта программа носила прогрессивно-демократический, антифеодальный характер, и можно сказать, что именно поражение восстания зилотов, пытавшихся возродить империю, а не конец правления Михаила VIII повлекло за собой упадок империи, от которого она уже больше не могла оправиться[*]. В дальнейшем Диль сообщает основные факты из истории последних лет Византии до захвата Константинополя турками, а в заключение дает обзор византийской культуры в эпоху Палеологов, этой последней вспышки литературного и художественного возрождения Византии. Но он не объясняет этого явления, которое еще ждет своего исследователя.

  

  [*]1 Более подробно о восстании зилотов см. Б. Т. Горянов, Восстание зилотов в Византии (1342-1349), автореферат, Известия Академии наук СССР, серия истории и философии, т. III, N 1, стр. 92-96, 1946.

  

   Применение сравнительно-исторического метода исследования, высокая техника изучения источников, обогащение науки многими неизвестными до него источниками позволили Дилю внести ценный вклад в изучение истории Византии, ее искусства и культуры. Однако идеалистический позитивизм и эклектизм Диля, пренебрежительное отношение к социально-экономической истории, подчинение его научного творчества теории равноправных факторов зачастую приводили его к идеализации истории Византии. Выдвигая на первый план значение Византии как носительницы высокой культуры, Диль, подобно многим другим буржуазным исследователям, умалчивал о Византии как о государстве, где был отчетливо выражен характер восточного деспотизма, где церковь всегда боролась со всеми проявлениями передовой общественной мысли, где государственный аппарат целиком был поставлен на службу эксплуатации {16} широких народных масс, где долго сохранялись пережитки рабства, а в раннее время - и политическая форма рабовладельческого государства, что делало еще более невыносимыми условия жизни непосредственных производителей.

   Указанные недостатки книги Диля будут особенно заметны советскому читателю, знакомому с трудами выдающихся русских византинистов и в первую очередь В. Г. Васильевского и Ф. И. Успенского, которые внимательно исследовали социальную жизнь Византии и добились в этой области результатов, поставивших русское византиноведение на первое место в мире.

   Советские византинисты, в основе работы которых лежит марксистский метод исторического исследования, продолжают лучшие традиции классического русского византиноведения, критически воспринимая и перерабатывая его научное наследство. Трудами советских ученых создана строго научная концепция истории Византии, базирующаяся на руководящем указании И. В. Сталина о том, что "первейшей задачей исторической науки является изучение и раскрытие законов производства, законов развития производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества" [*]. Только на этой базе возможно научно правильное построение истории народов и их политического развития, в том числе и истории Византии, истории византийского феодального общества. В этом направлении советское византиноведение достигло больших успехов.

  

   [*] И. В. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 552.

  

   Советские историки выяснили, что история Византии - это не история отдельных, хороших или дурных, талантливых или бездарных правителей, что основное ее содержание - это не смена каких-то оторванных от социальной жизни культурных форм. Они показали, что в основе закономерностей развития византийского общества лежит развитие производительных сил страны, вызывавшее изменение социального строя.

   Они показали, что религиозная борьба, которая так ожесточенно велась на отдельных этапах истории Византии, представляет собой не что иное, как отражение {17} реальной социальной борьбы между отдельными классами и группами византийского общества. Советские историки показали, что в истории Византии первостепенную роль играли народные массы, что только те успехи византийских государей были прочными, которые основывались на улучшении положения масс. Блестящие завоевания Юстиниана и императоров Македонской династии оказались построенными на песке, потому что производились в условиях страшного угнетения народных масс.

   Критически перерабатывая на базе марксистско-ленинской методологии выводы буржуазных ученых, в том числе и Диля, советское византиноведение создает новую, научно правильную концепцию истории Византии.

   I. Перенесение столицы империи в Константинополь и характер новой империи.- II. Нашествие варваров.- III. Религиозный кризис.- IV. Восточно-Римская империя в конце V и начале VI века

   11 мая 330 года на берегах Босфора Константин торжественно объявил своей столицей Константинополь.

   Почему, покидая древний Рим, император переносил резиденцию монархии на Восток? Помимо того, что он лично питал мало склонности к языческому и мятежному городу цезарей, Константин не без основания считал Рим плохо расположенным для того, чтобы удовлетворять новым нуждам империи. Опасность нашествия готов и персов грозила на Дунае и в Азии; сильное в военном отношении население Иллирии могло быть прекрасно использовано для защиты, но Рим был слишком далек, чтобы организовать эту защиту. Это понял уже Диоклетиан, который также почувствовал притягательную силу Востока. Во всяком случае, в тот день, когда Константин основал "новый Рим", начала свое существование Византийская империя.{19}

   Вследствие своего географического положения на стыке Европы и Азии, создававшего значительные преимущества военного и экономического характера, Константинополь становился естественным центром, вокруг которого мог группироваться восточный мир. Благодаря отпечатку эллинской культуры, отличавшему ее с момента рождения, а особенно в силу специфического характера, приданного ей христианством, юная столица глубоко отличалась от древней и достаточно ясно символизировала новые стремления и чаяния восточного мира. С другой стороны, в Римской империи уже давно складывалась новая концепция монархии. В начале IV века под влиянием Ближнего Востока превращение было закончено. Из императорской власти Константин постарался создать абсолютную власть по божественному праву. Он окружил эту власть всем великолепием облачения - диадемой и пурпуром, всей помпой этикета, всей пышностью двора и дворца. Считая себя представителем бога на земле, а свой разум - воплощением высшего разума, он стремился во всем подчеркнуть священный характер государя, отделить его от остального человечества, окружив торжественным церемониалом, - словом, сделать царство земное как бы подобием царства небесного.

   Равным образом для увеличения престижа и силы империи он хотел, чтобы монархия была монархией административной, строго иерархической, точно контролируемой, где весь авторитет был бы сосредоточен в руках императора. Наконец, делая христианство государственной религией, умножая иммунитеты и привилегии церкви, защищая христианство против ереси, во всех случаях оказывая ему свое покровительство, Константин придал авторитету императора особый характер. Заседая среди епископов, "как если бы он был одним из них", выставляя себя призванным стражем догмы и дисциплины, вмешиваясь во все дела церкви, проводя в ней законы и творя суд, организуя ее и управляя ею, созывая соборы и председательствуя на них, диктуя символы веры, Константин, а за ним все его преемники, были ли они православными или арианами, устанавливали взаимоотношения церкви и государства, неизменно руковод-{20}ствуясь одним и тем же принципом. Это было то, что впоследствии назвали цезарепапизмом, - деспотическая власть императора над церковью; и восточное духовенство, духовенство придворное, тщеславное и суетное, послушное и гибкое, без протеста принимало эту тиранию. Все это глубоко укореняло концепцию власти, характерную для восточных монархий, и потому, хотя Римская империя продолжала существовать еще в течение целого столетия - до 476 г., - хотя вплоть до конца VI в. римские традиции оставались жизненными и действенными даже на Востоке, все же восточная часть монархии объединилась вокруг Константина и в некотором роде осознала себя. Начиная с, IV века, несмотря на внешнее и формальное сохранение единства Римской империи, две ее половины в действительности нередко разделялись под властью различных императоров; и когда в 395 г. умер Феодосий Великий, оставив двум своим сыновьям, Аркадию и Гонорию, наследство, разделенное на две империи, это разделение, подготовлявшееся уже давно, определилось и стало окончательным. Отныне начала свое существование Восточная Римская империя.

   В течение длительного периода, с 330 по 518 г., два тяжелых испытания, потрясшие эту империю, окончательно придали ей ее индивидуальный облик. Первым испытанием было нашествие варваров.

   Начиная с III столетия через все границы на Дунае и Рейне из Германии на римскую территорию медленно просачивались варвары. Одни являлись туда небольшими группами в качестве солдат или земледельцев; другие, привлеченные безопасностью и процветанием империи, целыми племенами добивались уступки земель, которые им охотно жаловало имперское правительство. Великое переселение народов, беспрерывно происходившее в неустойчивом германском мире, ускорило этот напор варваров и сделало его наконец устрашающим. Под натиском варваров погибла Западная империя, и вначале можно было предположить, что Византия пострадает от этого ужасающего натиска не меньше, чем Рим. {21}

   В 376 г. вестготы, спасаясь от гуннов, явились просить у империи убежища и земли. Две тысячи их расселились на юге Дуная, в Мизии. Они не замедлили взбунтоваться; император Валент, пытавшийся их усмирить, был убит на равнине близ Адрианополя (378); чтобы обуздать их, понадобилась вся энергия и ловкость Феодосия. Но после его смерти (395) опасность возобновилась. Король вестготов Аларих устремился в Македонию; он опустошил Фессалию, Центральную Грецию, проник в Пелопоннес, и слабый Аркадий (395-408) вследствие того, что все византийское войско находилось на Западе, не смог его остановить; когда Стилихон, призванный с Запада на помощь империи, окружил готов в Фолое в Аркадии (396), император предпочел дать им ускользнуть, сговорившись с их военачальником. Отныне на протяжении нескольких лет вестготы были в Восточной империи всемогущими. Они низлагали министров Аркадия, предписывали свою волю государю и хозяйничали в столице, возмущая государство своими мятежами. Но честолюбие Алариха влекло его все дальше на запад; в 402 г. он вторгся в Италию и снова явился туда в 410 г., захватив Рим; лишь тогда, когда вестготы окончательно разместились в Галлии и Испании, опасность, грозившая Восточной империи, была предотвращена.

   Тридцать лет спустя на сцену выступили гунны. Аттила, основатель обширной империи, простиравшейся от Дона до Паннонии, перешел в 441 г. Дунай, захватил Виминаций, Сингидун, Сирмий, Ниш и стал грозить Константинополю. Ослабленная империя вынуждена была согласиться платить ему дань. Несмотря на это, в 447 г. гунны опять появились на юге Дуная; снова начались переговоры. Однако опасность была по-прежнему грозной, и можно было ожидать близкой катастрофы, когда в 450 г. император Маркиан (450-457) бесстрашно отказался от уплаты дани. И на сей раз судьба улыбнулась Восточной империи. Аттила обратил свое оружие на Запад; он вернулся оттуда побежденным и ослабленным. Вскоре после этого поражения он умер, и основанная им империя окончательно распалась (453). {22}

   Во второй половине V века остготы в свою очередь вступили в борьбу с империей, которая оказалась вынужденной принимать их к себе на службу, жаловать им земли (462) и осыпать их военачальников почестями и деньгами. Вот почему можно наблюдать, что к 474 г. остготы вмешиваются во все дела империи: именно Теодорих по смерти императора Льва (457-474) обеспечил Зинону триумф над его соперником, оспаривавшим у него трон. Отныне варвары стали более требовательными, чем когда-либо. Попытки сеять рознь между их вождями (479) ни к чему не привели. Теодорих разорил Македонию, стал грозить Фессалонике, требуя все большего, добившись в 484 г. титула консула, угрожая в 487 г. Константинополю. Но и он также дал увлечь себя в Италию, где в 476 г. пала Западная империя, которую догадливый Зинон предложил ему вновь завоевать. Еще один раз опасность, была устранена.

   Таким образом, варварское вторжение скользнуло вдоль границ Восточной империи, затронув ее лишь мимоходом; новый Рим устоял и, как бы возвеличенный падением древнего Рима, еще более приблизился к Востоку.

   Другим испытанием был религиозный кризис.

   Ныне довольно трудно понять то значение, которое в IV и V веках имели великие ереси ариан, несториан, монофизитов, так глубоко волновавшие восточную церковь и государство. В них часто усматривают простые споры богословов, с ожесточением пускавшихся в сложные дискуссии по поводу тонких и бессодержательных формул. Но их действительный смысл и значение были иными. Эти споры неоднократно вскрывали политические интересы и столкновения, которым предстояло оставить глубокий след в истории Византийской империи. Они были чрезвычайно важны, кроме того, для выяснения взаимоотношений государства и церкви на Востоке и для определения связи между Византией и Западом; вследствие всего этого они заслуживают внимательного изучения. {23}

   Никейский собор (325) осудил арианство и провозгласил, что Христос единосущен богу-отцу. Но сторонники Ария отнюдь не смирились перед анафемой, и IV век был наполнен страстной борьбой между противниками и сторонниками православия - борьбой, в которой участвовали даже императоры. Арианство, вместе с Констанцием победившее на соборе в Римини (359), было сокрушено Феодосием на Константинопольском соборе (381), и с этого момента обозначился контраст между греческим духом, влюбленным в тонкую метафизику, и ясным строем мысли латинского Запада, а также выявилась противоположность между восточным епископатом, послушным воле государя, и твердой, высокомерной непреклонностью римских первосвященников. Завязавшийся с V века спор о единстве во Христе двух природ - человеческой и божественной - еще более подчеркнул эти различия и тем более серьезно взволновал империю, что к религиозной ссоре примешалась политика.

   Действительно, в то самое время, когда папы, начиная с Льва Великого (440-462), основывали на Западе папскую монархию, на Востоке патриархи Александрии, в особенности Кирилл (422-444) и Диоскор (444-451), пытались установить папский престол в Александрии. Кроме того, в результате этих смут в борьбе против православия всплывали на поверхность старые национальные распри и все еще живучие сепаратистские тенденции; таким образом с религиозным конфликтом тесно сплетались политические интересы и цели.

   До 428 г. Феодосий II (408-450) правил в Византии под опекой своей сестры Пульхерии. Подобно малому ребенку, он проводил свое время в рисовании, в раскрашивании или переписывании рукописей, за что получил прозвище "Каллиграф". Если, однако, память о нем сохранилась в истории, то лишь потому, что он приказал выстроить мощный пояс укреплений, который в течение стольких веков защищал Константинополь, и потому, что по его распоряжению имперские законы, обнародованные со времен Константина, были собраны и объединены в "Кодекс Феодосия". Но пред лицом церковных споров он оказался совершенно слабым и беспомощным. {24}

   Несторий, патриарх константинопольский, проповедовал, что в Христе следует разделять человеческую и божественную природу, что Иисус был лишь человеком, ставшим богом; вследствие этого Несторий отказывал деве Марии в наименовании Theotokos (богородица). Кирилл Александрийский поспешил воспользоваться этим поводом, чтобы ослабить епископа столицы; при поддержке папы он повелел торжественно осудить несторианство на Эфесском соборе (431); после этого он безраздельно стал господствовать над восточной церковью, предписывая императору свою волю. Когда же, несколько лет спустя, у Евтихия, доведшего до крайних выводов учение Кирилла, человеческая природа Христа почти совершенно исчезла в божественной (это было монофизитство), - он снова нашел поддержку у патриарха Александрийского Диоскора и собор, известный под названием "Эфесский разбой", обеспечил, казалось, триумф Александрийской церкви.

   Против этих честолюбивых устремлений объединились равным образом обеспокоенные империя и папство. Халкидонский собор (451) в соответствии с формулой Льва Великого установил православное учение о единстве двух природ в личности Христа и одновременно отметил крушение александрийских мечтаний и триумф государства, полновластно руководившего собором и прочнее чем когда-либо установившего отныне свое господство над восточной церковью.

   Однако осужденные монофизиты отнюдь не примирились с приговором; в течение долгого времени они продолжали основывать в Египте и в Сирии церкви с сепаратистскими тенденциями, что создавало серьезную опасность для сплочения и единства монархии. Сверх того, Рим, несмотря на свою победу на почве догмы, должен был примириться с усилением власти константинопольского патриарха, который под защитой императора стал подлинным папой Востока. Это послужило источником серьезных конфликтов. Перед лицом папства, всемогущего на Западе, стремившегося освободиться от императорской власти, церковь Востока становилась государственной церковью, подчиненной воле государя; благодаря принятому в ней греческому языку, ее мистиче-{25}скому направлению (враждебному римскому богословию), наконец, в силу ее старинной вражды с Римом, - она все более и более стремилась стать независимой. В результате всего этого Восточная Римская империя приобретала свою собственную физиономию. Именно на Востоке собирались великие соборы, именно на Востоке рождались великие ереси; наконец, восточная церковь, гордая славой своих великих богословов - Василия Великого, Григория Нисского, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста, - убежденная в своем интеллектуальном превосходстве над Западом, все более и более склонялась к отделению от Рима.

   Таким образом, ко времени императоров Зинона (471-491) и Анастасия (491-518) появляется представление о чисто восточной монархии.

   После падения Западной Римской империи в 476 г. империя Востока остается единственной Римской империей. И хотя этот титул сохранял за ней значительный престиж в глазах варварских государей, которые накроили себе королевства в Галлии, Испании, Африке, Италии, хотя она всегда провозглашала свои обширные права на верховную власть по отношению к этим племенам, - в действительности по территориям, которыми она обладала, эта империя была все же восточной.

   Она охватывала весь Балканский полуостров, за исключением его северо-западной части, Малую Азию вплоть до гор Армении, Сирию до левого берега Евфрата, Египет и Киренаику. Эти страны образовывали 64 провинции или епархии, входившие в состав двух префектур претории: Восточной (диоцезы Фракии, Азии, Понта, Востока, Египта) и Иллирийской (Македонская диоцеза). Хотя управление империей по-прежнему было организовано по римскому образцу и основано на разделении гражданских и военных функций, императорская власть становилась здесь все более абсолютной, наподобие монархий Востока; а с 450 г. обряд коронации {26} придавал ей сверх того обаяние святого миропомазания и божественного соизволения.

   Император Анастасий обеспечил этой империи солидно защищенные границы, хорошее состояние финансов, более упорядоченную администрацию. И политическое чутье государей толкало их к созданию морального единства империи, к попытке вернуть отпавших монофизитов, хотя бы ценою разрыва с Римом. Это было предметом эдикта объединения (Энотикон), обнародованного Зиноном в 482 г. Первым результатом этого эдикта оказался раскол между Византией и Римом; свыше тридцати лет (484-518), папы и императоры, особенно Анастасий, убежденный и страстный монофизит, вели упорную борьбу, и за время этих смут Восточная империя окончательно превратилась в самостоятельный организм.

   Наконец, культура империи все более и более принимала восточную окраску. Даже при господстве Рима эллинизм оставался живучим и сильным на всем греческом Востоке. Большие и цветущие города - Александрия, Антиохия, Эфес - были центрами замечательной умственной и художественной культуры. Под их влиянием в Египте, Сирии, Малой Азии зародилась цивилизация, всецело проникнутая традициями классической Греции. Константинополь, обогащенный по воле своего основателя шедеврами греческого мира, ставший благодаря этому самым замечательным музеем, прочно хранил воспоминания об эллинской древности. С другой стороны, восточный мир, соприкасаясь с Персией, пробудился и осознал свои старинные традиции; в Египте, Сирии, Месопотамии, Малой Азии, Армении вновь обнаруживались старые традиционные основы, и снова восточный дух оказывал влияние на некогда эллинизированные страны. Из ненависти к языческой Греции христианство поддерживало эти национальные тенденции. И из смешения соперничавших традиций во всем восточном мире рождалась мощная плодотворная деятельность. В IV и V вв. Сирия, Египет, Анатолия имели особенно важное значение в империи с точки зрения экономической, интеллектуальной, художественной: христианское искусство развивалось там медленно, путем долгого ряда попыток и ученых изысканий, великолепный апогей которых {27} ознаменовали шедевры VI столетия; с этого момента оно проявляется как искусство типично восточное. Но в то время как в провинциях таким образом пробуждались старинные местные традиции и никогда не забывавшиеся сепаратистские настроения, Константинополь также возвещал о своей будущей роли, собирая и сочетая элементы самых различных культур, координируя противоположные тенденции, различные художественные приемы и методы, из которых должна была родиться самобытная византийская культура.

 &n