1. - Футуризм и пассеизм.
Поговорим о практике искусства дня...
Если водораздел теории искусства отчеканился по линии - искусство, как метод жизнепознания (вчерашняя эстетика), и - искусство, как строение жизни (наша наука об искусстве), - то в области практики искусства дело гораздо путаннее.
Практика тоже идет двумя путями.
Только - немножко разными.
В то время, как все вздыхающие по вчерашнему искусники, обслуживая потребности нэпо-читателя и свою собственную потребность в отхождении от противной реальности, уносятся в область сладких вымыслов, - от кокаинной мистики до реставрации любезного быта, болтологически-февральско-революционного, чеховско-интимно-интеллигентского и кондово-старо-мещанского (тоже, по своему, "строят" мечтаемую жизнь), -
в это время новое искусство, контактирующее каждое дыхание свое с биением сердца класса работников, определенно упирается в непосредственное, земляное строение вещи.
Мало того, что самый процесс искусства здесь совершенно отожествляется с процессом производства и труда, - это бы еще такие элементарные пустяки, - но продукт вот этого искусство-производственного процесса мыслится, как некая товарная, т.-е. обменная и регулируемая спросом-предложением, ценность. Правда, конфликт между предложением и спросом, - идеологический и производственно-потребительский, основанный на чисто-количественном отличии очень конкретных требований дня от более отдаленных, - возможен и здесь, но это нисколько не ломает самого принципа, ибо этот "конфликт" - пойдет по линии отличия конкретно-классового, пролетарского, от завтрашнего - бесклассового.
И - так или этак, но каждый взмах искусства дня направлен в сторону строения вещи.
Было бы большой нелепостью при этом понимать под "вещью" только внешне-осязательную материальность, - ошибка, допущенная первыми производственниками искусства, упершимися в вульгарно-фетишизированный, метафизический материализм, - нельзя выбрасывать из представления о вещи и "идею", поскольку идея есть необходимая предпосылка всякого реального строения - модель на завтра.
Строение диалектических моделей завтрашнего дня, - под углом ли эмоциональным преимущественно (искусство), под углом ли преимущественно логическим (наука) - в совершенно одинаковой степени необходимо классу будущего, как и строение самой вещи. И научно то и это творчество равно оправдывается диалектическим материализмом. Не трудно видеть при этом, что искусство коммунистических построений даст модельный скорее уклон, искусство же конкретного дня плотнее подойдет к производству конкретно-утилитарной вещи, т.-е. - к предложению отвечающего наибольшему спросу, в обстановке разрешения определенных производственных задач, товара. Явления - одного и того же порядка, только количественно разные.
Это - искусство под углом близко-далеких интересов рабочего класса.
Пропасть между ним и практикой искусства "сладких вымыслов" едва ли не столь же велика, как между жизнью и смертью. Она, во всяком случае, неизмеримо больше (и "качественней"), нежели пропасть между старой, буржуазной эстетикой, дошедшей в лучших образцах ее до осознания искусства, как миропознания, и новой, пролетарской наукой об искусстве, как методе строения жизни.
Перед нами - два непримиримых, четко кристаллизовавшихся культурно-художественных лагеря, - два лагеря и две культуры. Лагерь будущников, крепко-на крепко, зубами и когтями вцепившихся в действительность и создающих "реальнейшее, чем реальность" искусство - во имя завтрашнего дня. И - лагерь мертвых реставраторов, уходящих от императивных задач действительности под всякими забавно-невинными и вовсе не невинными соусами - от реставраторства "вишневых садов", "эпохи 60 - 70 годов", "театра Островского" и т. д., и т. д. (кому что больше по душе), до откровенных попыток "переоценки" революционных и коммунистических ценностей - во имя вчерашнего дня.
До каких курьезов договариваются при этом люди, бегущие от шума дня видно из недавнего заявления одного виднейшего оратора москвича:
"К Островскому, к идеалам художников 60 - 70 годов, в поэзии к Некрасову, в музыке к могучей кучке, в живописи к передвижникам, в литературе к великим романистам, а в театре к Островскому!"
Т.-е. - к эпохе "социального" (читай - либерально-дворянского) "жаления" народа, - к эпохе первого, элементарного внимания к "братцу-рабочему", - в то время как этот братец уже пять слишком лет как отплюнул от себя всех этих пошлых жалетелей и пробует, пока еще неуклюже, обнять весь мир!..
Два лагеря, и - две культуры...
Жизнь, и - тление...
Рабочее - "вперед! до полной выварки в коммунистическом котле!" - и гете-обывательское: "назад, назад, туда, в золотой век искусства"!..
Компромисса между этими двумя культурами не может быть, - как, разумеется... -
- как, разумеется, не может быть и топтания на месте, под предлогом охранения добрых будетлянских традиций, - и всякий, кто не стремится прорваться в "завтра", перестраивая настоящее во имя его, тот неизбежно и логически отходит во "вчера". Один только пролетарско производственнический путь, к которому инстинктом подвело российское искусство левое крыло футуризма - ведет к победе жизни.
Всякие иные перепутья и пути - ведут в ничевочество, в смерть.
Никакое промежуточничество здесь невозможно.
Все промежуточники - отпадают.
2. - Кто не идет вперед, тот...
Футуристы первые подвели искусство к производственническому его этапу. Они первые поставили перед искусством его новую - пролетарскую - задачу.
В этом - столько же заслуга их как не ушедших от действительности и не убоявшихся ее задач, сколько и удача, как попавших в орбиту величайшего в истории социальных переворотов движения и выплеснутых к берегу коммунизма.
Положение футуристов обязывает.
Нужно эмпирически обосновать идею футуризма, - нужно тщательно пересмотреть - перед лицом реставрационной опасности! - ряды футуристов, на предмет военной, боевой оценки. -
- Кто съумеет повести искусство дальше, по пути сегодняшнего, небывало трудного для искусства, дня - во имя "завтра"?
- И... съумеет ли?
Итак!
Переоценка идеи футуризма под знаком перманентной продвижки коммунистически мироощущающего человека в отдаленное, уже намеченное нами и, особенно, С. Третьяковым (в предыдущем "Лефе" и ранее), - в противовес идее футуризма, как некоей эстетической школе, - она не столько, как думает Третьяков, дает возможность объяснения одновременного нахождения в лагере футуризма довольно разнородных, как будто, элементов, сколько обязывает к дальнейшим проработкам и... практическим выводам.
Мало еще, друзья, инстинктом допереть до той или иной проблемы, - нужно толком ее поставить.
Мало, наконец, поставить задачу, - нужно - учиться ее разрешать.
Учатся ли разрешать поставленную пролетариатом проблему искусства - производства (а не искусства в производстве, как трактовали эту задачу недопроизводственники - пере-прикладники) наши товарищи футуристы?
Да, учаться - ученики.
И учатся - отпочковавшиеся.
Но учатся ли старшие богатыри от футуризма? - "сумлеваюсь, штоп"...
Растут ли средние? - не видно...
Одни переживают тяжкий кризис, и не "творят", - нужно надеятся, что растерянность их, столько наотрицавших, перед трудностью единого императивного пути минует, и они, эти левые на левом фронте, съумеют перековать в горниле речековки свои, не устрашающие уже, мечи на нужные эпохе орала... Другие - распевают. "wie der Vogel singt", - как пели пять и десять лет назад... И то сказать: "птичка божия не знает"...
Мы говорим только о фронте речи (по старому - "поэзии"), ибо на этом фронте сосредоточено сейчас теоретически наиболее оборудованное, хотя и наименее действенное практически, ядро футуризма, - и вот это-то лефо-ядро приходится призывать сейчас - к "прямому действию": по выданным производственническим векселям - плати!
Довольно уже, товарищи, растекаться обильными словесами по древу, "выкипячивая из любвей и соловьев какое-то варево", - в то время как безъязыкая улица штурмом немых аккордов берет производство.
Довольно засалониваться в бабушкиных "Нивах", снисходительно поругивая Пуанкарэ, - в то время как, в ожидании ненайденных железных ритмов, вялые косноязычат заводы и фабрики.
Довольно, наконец, пробавляться декларациями о коммунизме и производстве, конкурируя в фразеологии с молодыми товарищами из "Октября", - в то время как бессильными глухонемыми лозунгами рукомашут наши газеты, - когда в муках безрепертуарного упражненчества корчится производственный театр.
Пора молотобойцам языка по настоящему приняться за словесную оснастку вещей.
Пора конструктивистам слова в самом деле влиться в производство.
Пора, пора веселой будетлянской ребятне - проветретить запарнасившихся старших богатырей футуризма.
3. На законном основании.
Основание номер первый:
"Настоящее живым - первый параграф футуристических требований. Никогда не оседать слежалым, пусть даже многоуважаемым, пластом на бегу изобретений - второй лозунг. Футурист перестает быть футуристом, если он начинает перепевать хотя бы самого себя, если он начинает жить на проценты со своего творческого капитала. Футурист рискует стать мещанином-пассеистом, утрачивая гибкость и ударность постановки вопросов о методах и приемах боя за изобретательную, тренированную, классово-полезную человеческую личность".
(С. Третьяков. - "Перспективы футуризма". Леф N 1).
Основание номер второй:
"Футуристы! Ваши заслуги в искусстве велики; но не думайте прожить на проценты вчерашней революционности. Работой в сегодня покажите, что ваш взрыв - не отчаянный вопль ущемленной интеллигенции, а борьба - работа плечем к плечу со всеми, рвущимися к победе коммуны".
(Декларация Лефа - "Кого предостерегает Леф").
На основании вышеизложенного...
Всем поэтам дня нужно крепко-на-крепко запомнить властный "Приказ N 2 по армии искусств" хорошего поэта Владимира Маяковского, изданный им, кажется, в промежутке между "Люблю" и "Про это":
"Это вам -
прикрывшиеся листиками мистики,
лбы морщинками изрыв -
футуристики,
имажинистики,
акмеистики,
запутавшиеся в паутине рифм!
"Это вам -
на растрепанные сменившим
гладкие прически,
на лапти - лак,
пролеткультцы,
кладущие заплатки
на вылинявший пушкинский фрак!
Это вам -
пляшущие, в дуду дующие,
и открыто предающиеся,
и грешащие тайком,
рисующие себе грядущее
огромным академическим пайком!
Вам говорю
я -
гениален я или не гениален,
бросивший безделушки
и работающий в Росте -
говорю вам -
пока вас прикладами не прогнали:
бросьте!
Бросьте,
забудьте,
плюньте
и на рифмы,
и на арии,
и на розовый куст,
и на прочие мелехлюндии
из арсеналов искусств!
Кому это интересно,
что "ах-вот, бедненький,
как он любил
и каким он был несчастным!"
Мастера,
а не длинноволосые проповедники
нужны сейчас нам!..."
Золотые слова!
Оказывается только, что написаны они не между "Люблю" и "Про это", а в бытность поэта еще в Роста, когда он не был так "общепризнан" и столь... парнасен.
Были бы эти слова и еще убедительней, если-бы сам Маяковский много меньше словоизлиял о "бедных" и "несчастненьких", страдающих от любви.
Возьмем недавнюю огромную поэму:
- "Про это!"
- "Посвящается ей и мне"...
Чувствительный роман... Его слезами обольют гимназистки... Но нас, знающих другое у Маяковского и знающих вообще много другого, это в 1923 году ни мало не трогает.
Здесь все, в этой "мистерии" - в быту. Все движется бытом. "Мой" дом. "Она", окруженная друзьями и прислугой. Томная. "Быть может, села вот так невзначай она". "Лишь для гостей, для широких масс". Танцует уанстеп. "А пальцы" - ну конечно же! - "сами в пределе отчаянья, ведут бесшабашье над горем глумясь". Это - "она". А "он" - подслушивает у дверей, мечется со своей гениальностью от мещан к мещанам, толкует с ними об искусстве, сладострастно издевается над самим собой ("слушали, улыбаясь, именитого скомороха", - "футурист, налягте-ка!"), и - умозаключает:
- "Деваться некуда"!
Воистину - "деваться некуда": весь вольный свет кольцом быто-мещан замкнулся! В 1914 году поэт был более зорким, и его "герой" знал "выход"...
Раз "деться некуда", остается одно - идти по привычной дорожке: рваться в вечность, возноситься на небо, разгуливать на ходулях по крышам Парижей и Нью-Иорков, беседовать с Большими Медведицами, и т. д. В 1915 - 16 году это было убедительно, - ну, а в 1923 году просто ненужно.
Когда в 1914 году лирический "Маяковский", в остервенении, запросто беседовал с "господином богом" - это звучало дерзко и даже гордо. Но - тогда еще не было недоуменного "Люблю", и тот период и позднейший - нам понятен и дорог. Пусть это был еще индивидуализм, но - индивидуализм героический. С тех пор... - во-первых, многое переменилось, а главное - "герои и толпа" переменились местами...
И еще - последнее: в конце, мол, поэмы "есть выход". Этот выход - вера, что "в будущем все будет по другому", будет какая-то "изумительная жизнь":
"Пусть во что хотите жданье удлиняется -
вижу ясно,
ясно до галлюцинаций,
до того, что - кажется -
вот только с этой рифмой развяжись,
и вбежишь
по строчке
в изумительную жизнь"!
Я думаю, что это - вера отчаяния, от "некуда деться", и - очень далекая от вещных прозрений 14-го года. Не выход, а безысходность.
Какое же "левое" искусство уже не нужно сегодняшнему дню? И - какое левое искусство, наоборот, мы ищем?
Вот - вопросы, к которым все не безразличные к искусству диалектики коммунисты должны подходить все плотнее и плотнее.
Настоящая статья моя построена скорее по отрицательному признаку, и потому я просто физически не смогу ответить здесь толком на второй вопрос.
Дело не в том, конечно, какое еще искусство нам нужно создавать, а в том, какие элементы наличного искусства нужно собирать и культивировать. Это - особая и, не только тонкая и сложная, но и в достаточной мере громоздкая, задача. В силу - целому журналу.
Вот почему - проще ответить на вопрос: какое "левое" искусство в наши дни уже не нужно?
Прежде всего, - совершенно недостаточно такое искусство, которое, хотя бы самым авангардным образом, но чисто внешне и со стороны - аккомпанирует реальную жизнь. Искусство, как аккомпанимент, - пусть даже самый революционный, - есть ничто перед задачей самого активного слияния с процессом производства.
Далее, столь же недостаточно искусство, которое лишь агитирует и "подстрекает", но само еще не строит нужных моделей и образцов. Тем более недостаточно (и не нужно) такое искусство, которое агитирует моделями 1918-го года (пафос, демонстрация, разговор не иначе, как "через головы правительств"). Конкретно-производственные задачи дня диктуют и искусству, совершенно конкретные задания.
И, наконец, - совершенно не нужно такое "футуристическое" искусство, которое, базируясь в мещанстве и в быту, старается немотивированным прыжком в "Тридевятый Интернационал" или "вечность" замазать противоречие настоящего. Футуризм, не строящий ежедневного, сообразно задачам дня, мостика в грядущее завтра - никому, кроме "революционных" мещан, не нужен, - ибо подобный футуризм не только не "изобретателен", но и представляет собой лишь новый способ ухождения от действительности, новый вид пассеизма.
Если товарищи позволят мне шутку, я скажу, что революции нужен уже не футуризм, как устремление в "тридевятое" будущее, а футур-экзактизм (от футурум-экзактум - немецкое пред-будущее). Футурист - только тот, кто реальнейший реалист в сегодняшнем дне и строит из него диалектические модели в прямое завтра.
Период брудершафтов с Большими Медведицами для футуризма прошел. Нужно уже не махание руками в "вечности" (фактически уже, фатально - во "вчера"), а самое упрямое рабочее строительство в "сегодня"...
Настоящее рабочее (не по мундиру лишь) искусство - не мечта: оно уже есть тут, там. Нужно только уметь разглядеть его, не пугаясь распыленности и безъименья. Нужно находить его там, где строится прямая, реальная жизнь.
К изодневному собиранию и уяснению многообразных элементов этого конкретно пред-будущного искусства должны быть направлены наши ближайшие усилия.
Источник текста: журнал "Новый Леф". 1923. No 2. С.145-152.