Чичерин Борис Николаевич - История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

ею общественной пользы? А этот вопрос ведет к бесконечным раздорам. Само устройство двух раздельных властей, которые не соединяются для общего решения, а, действуя вполне самостоятельно, вступаются иногда в чужое ведомство, совершенно немыслимо. В человеческом обществе должна господствовать одна верховная власть, единоличная или коллегиальная, простая или сложная, но во всяком случае образующая одно целое; иначе раздоры неизбежны. А так как церковь не может иметь юридической власти, ибо это союз чисто духовный, с одним лишь нравственно-религиозным значением, то верховная власть может принадлежать только государству. Таково решение, данное новым временем, но в XIV веке до него было еще далеко. Оно представлялось крайностью, которой надобно было избегать во имя высшего примирения.

   В числе сочинений, приписанных Оккаму, находится небольшой отрывок, в котором вопрос об отношении светской власти к духовной обсуждается в виде разговора между клириком и воином*. Этот отрывок с весьма незначительными переменами вошел как начало в обширное сочинение о том же предмете, писанное в 1376 г. одним французским юристом. Последнее носит название "Сон в саду" (Somnium Viridarii, Le Songe du Verger**). Оно получило во Франции большую знаменитость и вошло даже в собрание трактатов о свободе Галликанской церкви. Кто настоящий его автор, подлинно неизвестно; достоверно только, что он был одним из советников Карла V. Выставленное в заглавии имя Филофей Ахиллин - очевидно псевдоним. Из многих лиц, которым приписывается это сочинение, сильнейшие доказательства склоняются в пользу двух: Филиппа де Мезьер и Рауля де Прель, но критика не пришла еще на этот счет к несомненному заключению***. Следуя примеру Оккама, автор не только скрыл свое имя, но и не хотел прямо высказать свое настоящее мнение. Он как будто рассказывает видение, которое явилось ему в саду во время сна: ему представились две спорящие стороны, клирик и воин, обсуждающие права светской и духовной властей. Само начало, как сказано, заимствовано у Оккама, после чего автор уже от себя продолжает изложение разговора в том же тоне.

   _______________________

   * Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. I. C. 13.

   ** Ibid. С 58 и след.

   *** См. об этом вопросе: Franck. Reforraateurs et publicistes de l'Europe, Moyenage-Rennaissance. С 209 и след.

   _______________________

   Это начало любопытно тем, что в нем с замечательною ясностью указываются одна за другою все три теории папской власти, которые появились в течение средних веков. Разговор начинается жалобами клирика на насилия, которые наносятся церкви, он обвиняет князей в нарушении права. Воин спрашивает: что он называет правом? Постановления св. отцов и статуты пап, отвечает тот. Церковные уставы, возражает воин, не имеют силы в светских делах, ибо никому не присвоено право делать постановления о том, на что не простирается его власть. Но папа имеет власть над всем, утверждает клирик, ибо он наместник Христа, а Христос владыка, всего, и неба и земли. Это теория установления власти. Апостол Петр, возражает воин, сделан был наместником Христа для состояния смирения, а не для состояния славы и величия (pro statu humilitatis, non pro statu gioriae et majestatis). Христос дал ему только ту власть, которою он сам пользовался на земле, а как человек он светской власти не имел. Клирик обращается к теории нравственного закона: церковь, говорит он, судит о грехе, следовательно, о правде и неправде, а так как в светских делах есть правда и неправда, то он судит и светские дела. Это - рогатый софизм, отвечает воин; из него можно вывести, что папе принадлежит и суд крови, ибо в этих преступлениях также заключается грех. Судить о правде и неправде следует по законам, и суд держит тот, кто издает закон; следовательно, все преступления против светских законов должны судиться светскими правителями. Вам принадлежит единственно право увещевать, когда власть князя бессильна; судить же вы можете только там, где нет никого, кто бы мог или хотел дать суд. Если бы вам было присвоено суждение о всяком грехе, то следовало бы закрыть все княжеские суды и уничтожить все светские законы. Наконец, клирик обращается к теории конечной цели: мирское, говорит он, должно служить духовному; следовательно, светская власть должна подчиняться церковной. Служение, отвечает воин, состоит единственно в обязанности давать духовенству все нужное для его жизни.

   Теория конечной цели подробнее разбирается самим автором "Сна в саду" в продолжении разговора. Клирик говорит: "Что папе принадлежит власть над светскою областью, это можно доказать таким способом: в мире все несовершенное устраивается в виду совершенного как конечной цели. Так все на земле существует для человека, в человеке же тело устраивается для души как для совершеннейшей цели. Следовательно, все земное существует для разумной души. Но папа властвует над душою, а император над мирскими предметами, которые должны служить душе. Управляющий целью должен управлять и всем, что существует для цели".

   Человек, отвечает воин, есть микрокосм, представляющий собою Вселенную. Как в мире существует двоякое естество, духовное и телесное, так и человек состоит из души и тела. В самом теле, несмотря на его единство, есть два главных члена, которыми управляется все прочее и которые действуют независимо друг от друга: голова и сердце. Первой принадлежит духовная деятельность, второе же независимо от головы разносит материальную пищу в виде крови по всему телу. Таким образом, папа подобен голове, а князь - сердцу.

   Клирик настаивает: но папа направляет человека к совершеннейшей цели, которая есть блаженство. Оно состоит в деятельности разумной души, а папа властвует над душою.

   Воин: папа один не может направлять человека к совершеннейшей цели; на это нужно содействие обеих властей, ибо духовная власть без светской долго существовать не может. Христос разделил их для того, чтобы они нуждались друг в друге.

   К: однако всякий порядок тем совершеннее, чем более он приближается к единству. В небесной монархии светила управляются бесплотными духами, ангелами, и все зависит от первого двигателя, Бога, который уравновешивает всеобщее движение. Точно так же и на земле телесное должно быть подчинено духовному, и все должно получать движение от первого двигателя, властвующего над душою.

   В: если в небесной, чисто духовной иерархии состоит один двигатель, Бог, то из этого не следует, чтобы то же самое относилось и к телесному миру. Как в человеческом теле голова и сердце помогают друг другу, так для сохранения нравственного тела церкви между папою и царем должно быть взаимное служение.

   К: сама природа требует единства власти, как показывает пример пчел и других животных.

   В: единство принимается в различном смысле: 1) как нераздельность, например точка; 2) как непрерывность, например линия; 3) как совершенство, например дом. В последнем смысле для единства требуется содействие многого. Таким образом, для совершенства земного управления нужно содействие многих предметов, из которых главные два: светский суд и духовный. Приведенный же пример животных доказывает противное тому, что хочет вывести клирик, ибо не все пчелы имеют одну царицу и не все журавли следуют за одним предводителем, но в разных местах за разными.

   К: однако управляющий целью должен управлять и средствами.

   В: папа действительно направляет светскую власть, насколько она касается духовной жизни: именно, в случае греха, так как суд о грехе принадлежит церкви. Но верховная власть распоряжаться и утверждать не присвоена папе (tamen principaliter disponendo et auctorisando nihil spectat ad Papam).

   Таким образом, автор, отвергая теории конечной цели, признает теорию нравственного закона. Сообразно с этим воин говорит в другом месте, что духовная власть не дает предписаний князьям, пока последние справедливо управляют мирскою жизнью, и вступается только там, где князь обращает свое правление во вред будущему блаженству подданных. Защитник светской власти допускает даже, что папа за грех может лишить князя принадлежащего ему имущества, хотя из этого не следует, чтобы он был хозяином этого имущества, ибо судья, не будучи сам собственником, наказывает преступника лишением собственности*. Когда же тиранические поступки князя не касаются духовных дел, тогда право низлагать правителя принадлежит не папе, а народу, от которого цари получают свою власть, явно или подразумеваемо. Папа может однако вступаться и здесь, но единственно в том случае, когда те, которых касается это дело, не хотят творить суд и правду 2). Однако в другом возражении воин совершенно отрицает у папы принудительную власть, как не имеющую значения для будущей жизни 3). Таким образом, излагаются рядом теория Оккама и учение Марсилия Падуанского, доводы Петра Дюбуа и Иоанна Парижского. Все это вместе представляет пеструю смесь, в которой мало системы. Автор, по-видимому, хотел изложить все существовавшие в его время мнения, но не прибавил к ним почти ничего своего.

   _______________________

   * Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. I. C. 85. Cap. 82.

   _______________________

   Кроме отношения двух властей, разговаривающие лица касаются мимоходом множества других вопросов. Между прочим, идет речь и об императорской власти. Автор трактата, советник французского короля, конечно, не мог стоять за подчинение всех светских князей императору. Такое подчинение, говорит воин, не установлено никаким законом, ни божественным, ни человеческим. В Св. Писании об этом нет ни слова. По естественному праву, которое состоит в законах общих людям и животным, нет ни царей ни царств. По праву народов, которое составляет также вид естественного права, царства разделены. Императорская власть установлена единственно правом государственным, т.е. римским, ибо римский народ перенес свою власть на императоров. Но государственное право, в истинном смысле этого слова, есть право каждого государства, и по этому праву нет сомнения, что многие народы и царства не подчинены императору. Римское же право не имеет силы для других государств. Притом, по самому римскому праву, римляне, перенося власть свою на императора, не могли подчинить ему народы, которыми они не владели. Наконец, само владычество римлян основано на неправде, следовательно, не может иметь юридического значения. Французские же короли приобрели свои земли войною против неверных, а потому имеют совершенно независимую власть. Право их очевидно из силы оружия (ex armorum missione), из святого помазания и из канонизации некоторых королей. Мы видим здесь, как общей философской идее всемирной монархии противополагаются юридические начала, на которые опирается юная, возникающая из средневекового порядка государственная власть.

   Другие предметы, которые обсуждаются в разбираемом сочинении, например: вопросы о дворянстве, о праве войны, о судебных поединках, и т.д., весьма любопытны для изучения духа и нравов того времени. В них более всего проявляются самостоятельные воззрения автора, но они имеют мало теоретического интереса. Под конец спор достигает величайшего ожесточения, причем автор просыпается.

   Между тем как сторонники светской и духовной властей продолжали препираться о правах той и другой, само папство, утратившее прежнее значение, явно показало свою несостоятельность. Произошел Великий раскол. Церковное единство, которого сохранение было главною задачею папской власти, исчезло при борьбе двух соперничающих пап, между которыми разделялся весь католический мир. И это разделение продолжалось целые десятки лет, так что не предвиделось ему исхода. Наконец, для восстановления утраченного единства надобно было прибегнуть к тому средству, к которому напрасно взывали и светские князья, и Оккам, и Марсилий Падуанский - к созыву собора. Это сделалось главною задачею XV столетия. На соборе сосредоточивались все стремления и надежды лучших людей того времени. Действительно, Констанцский собор положил конец расколу. В католическом мире снова явился единый папа, признанный всеми. Но вместе с тем было постановлено, что собор как представитель совокупности церкви стоит выше римского первосвященника, а это учение грозило разрушить сами основы папской власти. Немудрено, что папы вооружились против него всеми силами. XV век наполнен этою борьбою.

   Одним из первостепенных деятелей на Констанцском соборе, одним из главных защитников учения о превосходстве соборов над папами, был канцлер Парижского университета, Иоанн Жерсон, последний из великих учителей католицизма в средние века. Ему принадлежит последняя серьезная попытка свести к единству все разнородные средневековые стихии, попытка, которая, однако, по самому существу дела, не могла принести желанного плода. Как богослов Жерсон хотел сочетать противоположные области сверхъестественного и естественного путем мистицизма. Развитие философских начал в схоластике привело, как мы видели, к полному разделению обоих миров. Позднейшие номиналисты, начиная с Оккама, ограничивали приложение разума областью опытного знания, предоставляя все остальное вере. Жерсон, держась того же направления, пытался восстановить в человеческом ведении утраченное единство не посредством разумных начал, а силою чувства любви, ведущего к таинственному единению человека с Богом. Но расходившиеся пути познания не могли быть соединены таким образом. Внутреннее чувство способно доставить личное удовлетворение человеку, но не дает начал для науки. Философия всех времен и народов не что иное, как приложение разума к познанию истины. Светская наука имеет свои пути, от которых она отступиться не может. Она должна была окончательно освободиться из-под влияния богословия. В XVI веке она стала наконец на собственные ноги. В ней совершился тот же процесс, какой произошел и в области политической, которая точно так же окончательно стряхнула с себя теократические узы. И в политике, как в науке, Жерсон стоит на рубеже двух времен, он является представителем идеального единения посредством сочетания разнородных элементов в одно органическое целое.

   Деятельность Жерсона была главным образом направлена на восстановление церковного единства. Всякая вещь, говорит он в предложении англичанам, ехавшим на Пизанский собор*, стремится к своему единству как к бытию, ибо бытие и единство тождественны. Поэтому нет зла хуже разделения членов. Совершенство церкви состоит в единстве как исполнении всякого добра. Между тем церковь страдает от раскола, которого источник - лютая алчность власти (saevissima dominandi libido). Необходимо, следовательно, возвратиться к настоящей цели церковного устройства, восстановить утраченное единство; требованиями же цели должно определяться все остальное, ибо цель налагает необходимость на вещи. Поэтому всякий закон, мешающий сохранению мира и единства, не имеет силы и должен быть отменен; всякое учение, противное восстановлению единства, должно быть признано вредным. Сюда относится мнение, что о папской власти нельзя спорить, что папа непогрешим и не подчинен собору**.

   ______________________

   * Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. II. С 1489 (1480 г.).

   ** См. проповедь в Тарраконе: Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. II С. 1470.

   ______________________

   Видя в единстве добро и конечную цель, Жерсон противополагает внешнему единству, которое сообщается церкви папскою властью, единство внутреннее. Последовательное развитие начал церковного устройства привело католических богословов к той идее, которая с самого начала господствовала в церкви Восточной. Церковное единство, говорит Жерсон, установляется под единым главою, Христом, любовною связью Духа Святого, посредством даров благодати, веры, надежды и любви, сообщающих мистическому телу животворную и приличную ему гармонию*. Нося в себе живое семя, вложенное в нее Духом Святым, церковь заключает в себе достаточную силу, чтобы сохраняться в целости и единстве своих членов. Представитель церкви - вселенский собор, т.е. законное собрание из всех состояний церковной иерархии, собрание, из которого не может быть исключен ни один верующий, который требует, чтобы его выслушали. По учению Жерсона, собор может собираться и без папы, с одной стороны, по добровольному соглашению верующих, так как всякое общество, не подлежащее тирану, имеет право сходиться и совещаться, с другой стороны, в случае опасности для спасения церкви, и тогда право сходиться вытекает из самого божественного семени, разлитого по всему телу и дающего ему начала жизни. Вселенский собор направляется Духом Святым. Поэтому всякий обязан ему повиноваться; с ослушником же должно поступать как с язычником и мытарем. Эта обязанность распространяется и на папу. Вселенский собор выше папы, он может уничтожить постановления римского первосвященника, судить его за преступления, наконец, принудить его к отречению, даже без вины, хотя и не без причины, когда этого требует благо церкви. Ибо пастырь существует для пользы стада, и если власть его обращается во вред стаду, а он хочет при ней оставаться, то он не пастырь, а разбойник и волк хищный. Собор представляет собою высшую цель церкви, общее благо, которому, по естественному закону, должна подчиняться частная польза папы, ибо требованиями цели ограничивается все остальное. Впрочем, собор не может отменить полноты власти, данной папе Христом, но он может ограничить ее употребление. Собору принадлежит власть законодательная (potestas conciliative et dictativa), папе - исполнительная (potestas exercitativa et executiva). Собор не может сам собою отпущать грехи, поставлять священников, совершать таинства, воевать против неверных, и т.д., но он может относительно всего этого устанавливать правила, и кто не повинуется им, тот противится Духу Святому, которым действует собор. Так в человеке разум предписывает, а воля исполняет. Этим достигается и наилучшее общественное устройство. Образы правления разделяются на монархию, аристократию и демократию, но выше всех правление смешанное, соединяющее в себе выгоды всех трех чистых форм. Таким образом, церковная власть находится и в соборе и в папе, но разным способом: иначе ключи даны Петру, иначе церкви**.

   ______________________

   * Ibid. С. 1489, 1510.

   ** Ibid. С. 1406,1431,1489,1510.

   ______________________

   В этих положениях признается разделение властей и идеальное сочетание всех элементов внутри самой церкви. В некоторых местах Жерсон дает собору еще высшее значение, утверждая, что он заключает в себе папу как целое содержит в себе часть. Спрашивать, кто выше: собор или папа, говорит он, значит спрашивать, кто больше: целое или часть. Однако, с другой стороны, Жерсон как католик не мог не видеть в папе второстепенного главу церкви, Христова наместника, в виду которого устраивается церковное единство*. А это совершенно иное, нежели отношение исполнительной власти к законодательной или части к целому. Вообще, учение Католической церкви о главенстве папы представляло значительные затруднения защитникам соборов. Не сомневаясь в том, что выше всего должен быть поставлен собор как представитель духовного единства и мистического тела церкви, Жерсон, видимо, не знает, какое место дать в этом теле папской власти. Он принужден прибегать ко множеству различений, которые однако не только не разъясняют вопроса, а, напротив, еще более его запутывают. Это можно заметить в том сочинении, в котором он всего подробнее изложил свои мысли о существе духовной власти, об ее устройстве и о правах ее в светской области, именно в трактате "О духовной и государственной власти" (De ecclesiastica et politica potestate, 1417 года**).

   ______________________

   * Ibid. С. 1510.

   ** Ibid. С. 1384 и след.

   ______________________

   Жерсон начинает с весьма тяжеловесного определения: "Духовная власть, - говорит он, - есть власть, сверхъестественным путем и специально возложенная Христом на апостолов и их преемников, до скончания века, для поддержания воинствующей церкви, сообразно с евангельским законом, ввиду достижения вечного блаженства". Следуя схоластическим приемам, он хотел совместить здесь, как он сам объясняет, все четыре действующие причины бытия: причина производящая есть Христос, материальная - апостолы и их преемники, формальная - евангельский закон, конечная - вечное блаженство. Светская власть отличается от духовной по всем этим четырем признакам: она установляется естественным путем, действует по человеческим законам, присваивается людям, имеющим естественное назначение, и направляет общество к естественной цели. Поэтому светская власть может принадлежать и неверным, а духовная единственно христианам.

   После определения начинаются разделения. Духовная власть разделяется на власть сана и власть суда (potestas ordinis et potestas junsdictionis). Первая опять двоякая: власть над истинным телом Христовым - в освящении причастия или, вообще, в совершении таинств и над мистическим телом, т.е. церковью, в сообщении таинств. Вторая также двоякая: суд в области внешней (in foro exteriori) и суд в области внутренней, или совести (in foro interiori). Из них первая опять подразделяется на два вида: на власть, установленную Христом, и власть, переданную церкви от людей. Вторая также имеет двоякий источник: добровольное подчинение верующих, приходящих на исповедь или принимающих священство, и подчинение, проистекающее из власти высшего над низшим. Учение мудрых, замечает при этом Жерсон, должно состоять не в смешении всех вещей, а в различении драгоценного от низкого и света от тьмы. Для этого каждый член следует поставить особо.

   В чем же состоит существо этих властей и кому они принадлежат?

   Власть совершения таинств в освящении евхаристии принадлежит одинаково всем священникам. Власть же сообщения таинств не у всех одинакова, ибо есть таинства, относительно которых это право не принадлежит пресвитерам, но она одинакова у всех епископов. Власть суда в области внутренней не есть собственно принудительная, а добровольная. Она простирается на всех христиан без исключения, вследствие чего папа, который принудительно не подчинен никакому отдельному лицу, в этом отношении подчиняется своему духовнику. Власть же суда в области внешней есть власть принудительная, которая прилагается и против воли подчиненных, для руководства их к вечному блаженству. На этом основано полновластие духовного меча, принадлежащего церкви над всяким христианином, даже над папою, ибо в Евангелии сказано "повеждь церкви" , а не "повеждь папе". На этом же основана власть устанавливать законы и правила для христиан и наказывать неповинующихся духовными наказаниями, до отлучения от церкви включительно, а по существующим ныне уставам и до призвания на помощь светского меча. Ибо власть, данная церкви Христом, не распространяется на материальное наказание. Принудительная власть, с правом наказывать материально, предоставлена церкви светскими князьями. Христос же дал ей только духовное оружие. Первоначально оно было вручено ей против еретиков, раскольников и других неисправимых преступников, но когда церковь приобрела мирские имущества, приложение духовного наказания было распространено и на ограждение последних от посягательств. Но такое употребление духовного меча сделалось для церкви источником смут и унижения церковной власти. Оно расставляет сети душам, а не ведет их к спасению. Из всего этого следует, что власть суда в области внешней дана Христом церкви как единому телу (ut unitati), а так как церковь рассеяна по всей земле, то эта власть принадлежит ее представителю, вселенскому собору.

   Эти начала весьма либеральны, но, сделавши такой вывод, Жерсон немедленно вставляет оговорку: это не значит, говорит он, что власть суда не вручена также Петру и его преемникам; но главным образом она дана церкви: 1) потому что церковь непогрешима и врата адовы не одолеют ее, чего нельзя сказать о папе; 2) церковь как целое содержит в себе всякую духовную власть, в том числе и папскую, которая составляет ее часть, но не наоборот; 3) церковь может издавать законы, обязательные для пап, и устанавливать правила, ограничивающие его власть; папа же не может судить церковь и ограничивать ее права.

   Однако этими началами не определяется еще настоящее отношение церкви и вселенского собора к папе. На это нужны новые разделения.

   Жерсон различает в духовной власти три стороны: формальную, когда власть рассматривается в себе самой, в своем существе; материальную, в приложении к тому или другому лицу; наконец, употребление или деятельность в виду цели. Формальная сторона власти, раз установленная законом, остается навеки неизменною. Она состоит из совокупности всех должностей, так что ни одной из них нельзя уничтожить, не умаляя церкви. И так как вселенский собор представляет собою всю церковь, то он заключает в себе все должности, в том числе и папство. Присвоение же духовной власти известным лицам во многих случаях подлежит перемене: одно лицо заменяется другим. Таким образом, и папская власть переходит с одного лица на другое. Это бывает в случае смерти, не только естественной, но и гражданской, когда папа низлагается за преступление. Эта сторона духовной власти, замечает Жерсон, была так спутана честолюбием, что здесь едва можно разобрать, что первоначально установлено Христом. Наконец, и в отношении к употреблению духовная власть подлежит изменению, ибо деятельность ее может быть определена и ограничена правилами.

   Отсюда ясно, что в духовной власти происходит непосредственно от Бога, и что установлено через посредство людей. Непосредственно Христом учреждена формальная сторона власти. Поэтому церковь не может ввести у себя какую-нибудь новую власть или изменить закон Христа, подобно тому, как светское общество может произвольно устанавливать у себя власть княжескую или императорскую или какую-либо другую. В приложении же к известным лицам власть первоначально была вручена апостолам самим Христом, но затем она передается через посредство людей. То же имеет место и относительно употребления власти. Вероятно, уже апостолы для удобства положили здесь некоторые ограничения, предоставив каждому епископу отдельный округ; но при этом сохранено было первоначальное учреждение Христа, который хотел, чтобы церковь управлялась единым монархом, так как христианством установлены одна вера, одно крещение и одна церковь. В духовной области единство веры требует и единства управления, тогда как гражданские законы могут быть неодинаковые у разных народов, вследствие различия нравов и состояния людей в отдельных странах. Кроме того, духовный меч может распространяться на самые отдаленные племена, чего не может меч материальный. Поэтому в светской области не нужна всемирная монархия, какая установлена Христом в церкви, словами, сказанными Петру "паси овцы моя".

   Таким образом, папа опять является главою церкви. Сообразно с этим, Жерсон говорит, что полнота духовной власти, формально и субъективно (formaliter et subjective), находится в нем одном. Это противоречит тому положению, что формальная сторона духовной власти состоит из совокупности всех должностей, которые вместе с папскою заключаются во вселенском соборе. Поэтому Жерсон делает далее оговорку: полнота власти, говорит он, находится в папе только известным образом, как бы в источнике или в возможности (fontaliter et potestative), ибо весь объем власти содержится в совокупности властей как целом. Жерсон и здесь восстает на мнение тех, которые ставят папскую власть выше соборной. Если полновластие находится в папе формально и субъективно, говорит он, то в церкви оно лежит как в конечной цели, ибо цель духовной власти есть благо церкви, а это высшее начало. Церкви принадлежит полнота власти и в приложении к тому или другому лицу, т.е. право избрания и низложения лиц. Наконец, она же устанавливает и правила для употребления власти. Последнее основывается на том, что папа, которому власть принадлежит субъективно, погрешим, а потому может власть свою употреблять для разорения церкви. Точно так же и в коллегии кардиналов могут иссякнуть вера и благодать. Необходимо, следовательно, предположить, что Христом было оставлено неизменное и несокрушимое мерило, которым подобные злоупотребления могли бы пресекаться, умеряться и исправляться. А такова церковь, представляемая вселенским собором. Ибо так как решение принадлежит суду мудрого, то оно должно быть там, где лежит мудрость неуклонная.

   Однако собор как целое должен заключать в себе и папскую власть. Поэтому если папа, исполняя свою обязанность, созывает собор, то он заседает в нем в качестве председателя. Если же он во вред церкви упорно отказывается собрать ее представителей, то надобно поступать, как бы вовсе не было папы. Тогда у церкви остается право собираться по собственному изволению, заботиться о себе и устанавливать себе правила. В таком случае за отсутствием папы на собор переходят все права, которые обыкновенно принадлежат папе. В этом смысле полнота духовной власти находится в церкви дополнительно (suppletive).

   В чем же состоит предоставленная папе полнота духовной власти?

   Папа, говорит Жерсон, не имеет права располагать по произволу имуществом духовенства, а еще менее мирян. Однако и в светской области ему принадлежит некоторая власть направляющая, умеряющая и устраивающая (dominium quoddam directivum, regulativum et ordinativum). Это положение составляет середину между двумя противоположными заблуждениями, которых источник лежит в двух страшных язвах: в зависти и лести. Зависть отнимает у церкви всякие светские имущества, ссылаясь 1) на слова Христа "иже не отрегется от всего своего имения, не может быти мойугеник"; 2) на запрещение духовным лицам вступаться в мирские дела; 3) на требование абсолютной бедности как идеала христианского совершенства. Зависть утверждает, что церковь имеет мирские имущества единственного от милостыни дающих и что за проступки духовных лиц светская власть может все у них отнять. Наоборот, лесть, превознося до небес духовную власть, утверждает, что Христос, которому принадлежит полновластие на небе и на земле, все передал своему наместнику, от которого исходит всякая другая власть, как духовная, так и светская. Утверждают, что мир был бы уродлив и устроен по учению манихеев, если бы у него были две главы. Утверждают, что как тело существует для души и живет душою, так и светская власть получает бытие и значение от духовной. Но между этими двумя крайностями умеряющий разум, озаренный светом Евангелия, держит средний, царский путь. Он показывает, что духовные лица могут иметь светские имущества и что многое дается им не как милостыня, а как должное. Они не подлежат принуждению и лишению имущества со стороны светской власти, которая не имеет права вступаться в духовную область, разве когда она будет к тому призвана против еретиков и мятежников. Духовные власти могут также жить со своим богатством иначе, нежели апостолы, сообразно с временем и обстоятельствами; монахам же иной закон. Все блага, замечает в другом месте Жерсон, таковы, какова душа употребляющего, подобно тому как доброе вино одним приносит болезнь и смерть, а другим здоровье и жизнь. Но, с другой стороны, власть папы небезгранична. Имуществом духовенства он заведует вместе с своею коллегиею, причем он должен смотреть, чтобы отяжелевшая голова не лишала остальные члены настоящего их назначения, ибо если голова или глаз замещает собою все, то где место для руки или для ноги? Это относится к раздаче бенефиций помимо обыкновенных начальников, ко множеству даруемых папою изъятий и привилегий, производящих смятение в церковной иерархии, к легкому вызову тяжб от обыкновенных судей и т.п. Во всем этом необходимо, чтобы папа сдерживал себя в должных границах. Еще более он обязан умерять свои действия в светской области, помня, что светская власть даже у неверных имеет свои права, свои законы, свои суды, в которые духовенство не должно вторгаться, разве когда злоупотребления светской власти грозят опасностью вере и церкви. Тогда только следует применять упомянутое выше право, именно принадлежащую папе в светской области власть направляющую, умеряющую и устраивающую. К этому сводятся все доводы защитников папства, хотя и здесь гораздо выше стоит вселенский собор.

   В чем состоит эта направляющая власть, сказывается далее. Жерсон делит юрисдикцию, или право суда, на власть принудительную и власть направляющую и устраивающую. Последняя принадлежит мудрейшему над менее мудрым и совершенному над несовершенным. Она могла бы существовать и в состоянии невинности, где нет настоящего правительства. Следовательно, эта власть ограничивается правом совета. Такой результат, к которому пришли лучшие католические богословы, самые искренние сыны своей церкви, мог быть признан и светскою властью. Этим установлялась полнейшая ее независимость, ибо неопределенное, чисто нравственное отношение к церковной власти не стесняет ее прав. Однако в другом месте Жерсон приписывает вселенскому собору право рассматривать причины губительных для христианства войн, возникающих между князьями; собор, по его мнению, может запрещать им действие оружием и предписывать судебное разбирательство под опасением церковного наказания*. В конце трактата о церковной власти Жерсон повторяет, что совершенное устройство церкви должно состоять из сочетания всех трех элементов: монархического в лице папы, аристократического в коллегии кардиналов и демократического в соборе.

   ______________________

   * Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. П. С. 1406.

   ______________________

   Из всего этого ясно, что Жерсон пытался свести к единству все разнообразные элементы церковного устройства, давая каждому свое место и свое назначение и стараясь связать их внутреннею связью. Но папская власть с ее историческим характером, выросшим из всего развития католицизма, служила неодолимым препятствием установлению такой системы. Между внешним единством и внутренним существовало неразрешимое противоречие. Эти два противоположных начала не могли совмещаться в едином теле. Поэтому искренние католики, как Жерсон, которые хотели держаться церковного предания, должны были запутываться при назначении папе приличного места в задуманных ими учреждениях. Более смелые умы, как Виклеф и Гус, принимая начало внутреннего единства церкви, прямо отвергали главенство папы. Но Гус погиб на костре как еретик, и Жерсон был одним из главных деятелей в его осуждении. Констанцский собор, провозгласивший первенство собора над папою, этою казнью подрывал собственное свое дело. Почва, на которой стояли либеральные католические богословы, была слишком шатка, а потому решение вопроса не могло не склониться в пользу пап, которые имели за себя как исторические предания, так и последовательность начал.

   Спор об отношении папы к вселенскому собору продолжался в течение всего XV и даже до начала XVI столетия. Многие богословы вслед за Жерсоном отстаивали первенство собора. Другие, признавая в обыкновенном порядке главенство папы, доказывали известными уже нам доводами, что в некоторых случаях собор имеет высшие права. К последним принадлежал итальянский богослов Антоний Розелли, или де Розеллис, который около половины XV столетия написал обширный трактат "О власти императора и папы" (Monarchia sive tractatus de potestate imperatoris et papae*). Он признавал, что папа может быть низложен: 1) в случае ереси, ибо он тем самым перестает быть главою католиков; 2) в случае упорства в пороке, соблазняющем церковь, ибо такое упорство может быть сочтено за ересь; наконец, 3) в случае раскола, когда есть сомнение насчет папы, а потому опасность для церкви. Тогда папская власть переходит на всю церковь, которая имеет невидимого главу, Христа, и представляется вселенским собором. Иначе нельзя утверждать, что собор выше папы, в обыкновенных делах на папу нет апелляции.

   ______________________

   * Ibid. I. С. 252 и след.

   ______________________

   В своем сочинении Антоний де Розеллис подробно разбирает и отношение папской власти к императорской. Он опровергает теорию конечной цели, не прибавляя, впрочем, ничего существенного к прежним доводам. Собственное его заключение представляет попытку сочетать теорию Фомы Аквинского с учением Дунса Скота. Благо человека как смертного, говорит он, состоит в деятельности практического разума, и здесь руководителем является кесарь, которому принадлежит монархия всего земного, преходящего. Напротив, благо человека как существа бессмертного заключается в деятельности разума теоретического, созерцательного, ибо вечное блаженство состоит в лицезрении Бога. Здесь руководитель - первосвященник римский, наместник Христа, главы монархии небесной. Здесь требуется не власть, а добродетель, не гордость, а смирение, не золото, а любовь к Богу. И так как практическая жизнь мешает созерцанию, то папе запрещено вступаться в мирские дела. Он исправляет князя, уклоняющегося от пути веры, но не властвует над гражданскою областью. Он не может и сменить князя, разве в случае отступления от веры. Отсюда ясно, что император держит свою власть не от папы, а от Бога, однако через посредство римского народа, который перенес на него все свои права. Император подчинен папе в духовном отношении, как сын церкви; в области же светских дел, единственная его обязанность в отношении к церкви состоит в снабжении ее достаточными средствами. Во всем остальном он вполне независим.

   Со своей стороны папские богословы продолжали доказывать безусловную власть римского первосвященника в духовных делах и господство его над светскими князьями. Относительно первого вопроса они прямо утверждали, что папа выше всей остальной церкви, так как пастырь выше своего стада. Поэтому они ставили соборы в полную зависимость от папы. Касательно же второго вопроса, пока папство колебалось и общественное мнение настойчиво требовало преобразования церкви, сторонники пап держались еще сравнительно умеренных начал. Так Иоанн Торквемада, или де Туррекремата, в сочинении "О церкви и ее власти"* отвергает как крайности, с одной стороны, мнение, что права папы простираются единственно на духовную область, с другой стороны, что ему принадлежит полновластие во всех светских и духовных делах. Туррекремата утверждает, что светская власть присоединяется к духовной в лице папы, который стоит на вершине обеих; но первая принадлежит ему единственно настолько, насколько это необходимо для сохранения духовных благ и для пользы церкви, или насколько это требуется пастырскою обязанностью для исправления грешников. Поэтому папа не может непосредственно вступаться в светский суд, как в духовный, или низлагать произвольно светских князей, но он дает князьям законы, на основании которых они должны управлять народом ввиду небесного блаженства. За грехи же он вправе не только наказывать, но и низлагать князей.

   ______________________

   * Summa de ecclesia et ejus auctoritate. См. выписки в: Gieseler. Lehrbuch der Kirchengeschichte. T. VI. § 136.

   ______________________

   Эта теория, которую Туррекремата считает среднею, давала уже папской власти весьма значительный объем. Когда же папство упрочилось, богословы этой партии отбросили всякие ограничения и возвратились к прежним, самим крайним началам. Так Доминик Венецианец доказывал, что папа - истинный владыка мира и монарх обеих областей, светской и духовной. Ему повсюду принадлежит светский суд, которым он всегда может пользоваться непосредственно. Он имеет право не только низлагать императора и королей, но и совершенно уничтожить Империю, если ему покажется, что мир лучше бы управлялся иначе и что предпочтительнее устройство, где папа был бы один всемирным монархом, а все цари подчинялись бы единственно ему. Он может даже без всякой причины уничтожать царства и созидать новые*. Точно так же Родерик Санций в сочинении "О происхождении и различии княжеств" пишет: "На основании естественного и божественного закона и сообразно с истинною верою необходимо держаться мнения, что власть римского первосвященника есть истинное, единое и непосредственное княжество всего мира, не только в духовной, но и в светской области, и что императорская власть в отношении к нему зависимая и посредственная, служебная и орудие, что она ему подчиняется и служит, что она им устраивается и устанавливается, и по повелению папы изменяется, отменяется, исправляется и наказывается"**.

   ______________________

   * Ibid. § 136, примеч. 6.

   ** Ibid.

   ______________________

   Сами папы старались всеми силами противодействовать власти соборов. Известно, что борьба Евгения IV с Базельским собором кончилась в пользу папы. Этим вопрос был порешен, и определилось дальнейшее направление Католической церкви. Пий II на Мантуанском соборе объявил самую апелляцию к вселенскому собору делом еретическим.

   Деятельность Пия II живо характеризует ход папской политики в XV веке. Эней Сильвий Пикколомини, впоследствии папа Пий II, принадлежал к числу самых просвещенных людей своего времени. Он был выбран секретарем Базельского собора и здесь под влиянием общего увлечения отстаивал права собора против папы. Но скоро он изменил свое мнение. С переменою обстоятельств прежний либерал превратился в самого рьяного защитника сперва императорского, а потом папского абсолютизма. Сделавшись секретарем Фридриха III, Эней Сильвий по желанию императора написал в 1445 г. трактат "О происхождении и власти Римской империи"*, сочинение любопытное как по изложению, свидетельствующему о новом духе литературы, так и по содержанию. Здесь императору приписываются такие права, каких никогда не думали давать ему средневековые богословы и юристы.

   ______________________

   * De ortu et autoritate Imperii Romani // Goldast. Monarchia Sancti Imperii Romani. П. С 1558.

   ______________________

   Эней Сильвий производит римскую императорскую власть от самого естественного разума, наставника наилучшей жизни, которому все должны повиноваться. Для объяснения своей мысли он восходит к происхождению человеческих обществ. Первоначально, говорит он, после изгнания прародителей из рая, люди жили в лесах, наподобие животных. Но скоро, будучи одарены от Бога разумом, они заметили, что для удобства жизни всего полезнее человеку человек и всего необходимее общество. Вследствие этого рассеянные люди по внушению природы или по изволению Божьему сошлись, устроили общежитие, воздвигли дома, окружили города стенами, изобрели искусства. И так как каждый служил пользе другого, то всем удивительно понравилась гражданская жизнь. Но, с другой стороны, как нет больших удобств, как те, которые человек получает от себе подобных, так нет зла, которое бы не проистекало от человека для ближних. Повинуясь дурным страстям, люди начали нарушать общежитие, возмущать мир, брать себе чужое. И так как масса угнеталась сильнейшими, то нашли лучшим прибегнуть к одному, отличающемуся добродетелью, который бы ограждал слабых от насилия и высоких и низких держал бы под одинаковым правом. Таково происхождение царей. Они установлены ради общественной пользы, которая есть мать справедливости и правосудия. Нужно было, чтобы кто-нибудь оберегал общественное достояние и воздавал всем правду. Правда же есть гражданское начало, охраняющее связь человеческих обществ посредством наказания преступников и награды добродетельных.

   Таким образом, первоначально, при образовании обществ, верховная власть была у царей. Но так как у разных народов были разные правители, то между ними возгорелись распри и войны, нарушавшие человеческое общежитие. Поэтому Провидению, которое хочет наилучшего и не терпит, чтобы что-нибудь было дурно устроено, угодно было все эти различия привести к единству. Как природа установила, чтобы насилия частных лиц воздерживались царями, так она устроила, чтобы непомерная алчность царей воздерживалась единым князем. Из этого стремления возникли монархии ассирийская и персидская, отсюда распространение владычества греков и карфагенян. Но так как эти народы не могли покорить себе всей земли и установить всеобщий мир, то по воле Божьей возникла наконец империя Римская, которая исполнила это назначение. Первоначально власть была здесь у народа, но он перенес ее на императора, ибо ни народное правление, ни аристократическое не могут быть столь праведны и мирны, как монархическое. Сам Спаситель освятил эту власть, установленную природою для общего блага человечества. Он сказал об императоре "воздадите кесарева кесаревы", и сам заплатил дань.

   Впоследствии римский народ, покинутый греками и преданный варварам, перенес Империю на Карла Великого, от которого она через разные руки перешла наконец на настоящего императора Фридриха. Ему поэтому подчинены все цари и народы, как в духовной области отдельные священники папе, ибо сам естественный разум указывает необходимость единого верховного правителя, который бы разрешал споры и охранял всеобщий мир. От этой власти никто не изъемлется, ибо изъятие, не проистекающее от императора, не имеет силы, так как в нем сосредоточивается верховная власть на земле; сам же император не может дать привилегий, умаляющих его права. Это значило бы создать другого, себе подобного, чего не допускают природа и разум. В силу присвоенной ему власти императору принадлежит право судить всех царей, сам же он за свои действия не подлежит ничьему суду. Подданные могут только просить, но не требовать, и обязаны выносить терпеливо даже несправедливости князя, ожидая исправления от наследника или от Бога. Они должны помнить, что то, что делает царь, совершается по воле Божьей, ибо сердце царево в руке Божьей, а Бог за грехи подданных допускает отклонение правителей от прямого пути. Таким образом, власть императора не знает границ. Она простирается даже на то, что, по-видимому, говорит Эней Сильвий, представляется жестоким и нелепым, но чего однако не следует умалчивать, ибо это правда: император может отнять собственность не только у злых, но и у добрых для пользы государства. Поэтому на войне