Бельский Владимир Иванович - Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии, Страница 3 - Книги

nbsp; Ох, Господи помилуй!

В отчаянье закрывает лицо руками. Молчание.

ПОЯРОК.

А меня, схватив, смеялись много...

После, ослепив, гонцом услали

с отроком сим малым к князю Юрью.

"Разорим дотла мы стольный град,

стены крепкие с землей сравним,

Божьи церкви все огнем спалим,

старых, малых смерти предадим,

кто в поре, мы тех в полон возьмем,

во полон возьмем, в Орду сведем,

добрых молодцев станицами,

красных девок вереницами.

Не велим им в Бога веровать,

в вашу веру во спасенную,

а велим им только веровать

в нашу веру некрещеную".

ХОР.

Ох, смутилось сердце, братия!

Хочет быть беда великая.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

О слава, богатство суетное!

О наше житье маловременное!

Пройдут, пробегут часы малые,

и ляжем мы в гробы сосновые;

Душа полетит по делам своим

пред Божий престол на последний суд,

а кости земле на предание,

и тело червям на съедение.

А слава, богатство куда пойдут?

Китеж мой, мать городам всем!

О, Китеж, краса незакатная!

На то ли тебя я повыстроил

средь темных лесов непроходныих?

В гордыне безумной мне думалось:

навеки сей город созиждется,

пристанище благоутишное

всем страждущим, алчущим, ищущим ...

Китеж, Китеж! слава где твоя?

Китеж, Китеж! где птенцы твои?

(отроку) Отрок малый, ты моложе всех,

ты взойди-ка на церковный верх,

погляди на все четыре стороны,

не дает ли Бог нам знаменья.

Отрок вбегает на колокольню и оглядывается на все четыре стороны.

ПОЯРОК, КНЯЗЬ ЮРИЙ, ХОР.

Чудная небесная царица,

наша Ты Заступница святая!

Милостью великой не остави.

ОТРОК.

Пыль столбом поднялась до неба,

белый свет весь застилается.

Мчатся комони ордынские,

скачут полчища со всех сторон;

их знамена развеваются,

их мечи блестят булатные.

Вижу, как бы Китеж-град горит:

пламя пышет, искры мечутся,

в дыме звезды все померкнули,

само небо загорелося...

Из ворот река течет,

вся из крови неповинныя...

И витают враны черные,

теплой кровью упиваются...

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Ох, страшна десница Божия!

Гибель граду уготована,

нам же меч и смерть напрасная.

(народу)

Братия! К Владычице взмолитесь,

Китежа Заступнице небесной.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ПОЯРОК, КНЯЗЬ ЮРИЙ, ХОР:

Чудная небесная Царица,

наша Ты Заступница благая,

милостью небесной не остави,

Китеж-град покрой своим покровом.

ОТРОК (печально).

Горе, горе граду Китежу!

Без крестов церковны маковки,

без князей высоки теремы;

по углам стен белокаменных

бунчуки висят косматые;

из ворот в Орду коней ведут,

с чистым серебром возы везут.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Быти Китежу разграблену,

а живым по дань нам ятися.

Ох, позор тот хуже пагубы!

(народу)

Взмолитесь Заступнице еще раз,

плачьте все от мала до велика,

плачьте все кровавыми слезами.

Все упадают ниц.

ХОР.

Чудная небесная Царица,

наша Ты Заступница благая,

Китеж-град покрой своим покровом.

Смилуйся, небесная царица,

ангелов пошли нам в оборону.

ОТРОК.

Пусто шоломя окатисто,

что над Светлым Яром озером,

белом облаком одеяно,

что фатою светоносною...

В небе ж тихо, ясно, благостно,

словно в светлой церкви Божией.

(сходит)

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Да свершится воля Божия,

и исчезнет град с лица земли.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД (выступая вперед).

Ой же ты, дружина верная!

Умирать нам лепо ль с женами,

за стенами укрываючись,

не видав врага лицом к лицу?

В сердце имемся единое,

выйдем ворогу во сретенье,

за хрестьян, за веру русскую

положить свои головушки.

ХОР. За тобою, княжич, за тобою!

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД. Княже Юрий, отпусти нас в поле!

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Дай вам Бог скончаться непостыдно,

к лику мученик причтенным быти.

Благословляет княжича и дружину. Дружинники прощаются с женами и выходят с княжичем из города, запевая песню.

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД.

Поднялася с полуночи...

КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД, ХОР.

Поднялася с полуночи

дружинушка хрестьянская,

молилася, крестилася,

на смертный бой готовилась.

Прости, прошай, родная весь,

(проходят за ограду)

прости, прощай, родная весь!

Не плачь же ты, семеюшка:

(за стенами)

нам смерть в бою написана,

а мертвому сорома нет.

(дальше)

Нам смерть в бою написана...

Нам смерть в бою...

Светлый, с золотистым блеском туман тихо сходит с темного неба, - сначала прозрачен, потом гуще и гуще.

ХОР (народ).

Что ж стоим мы, сестры?

Смертный час уж близок...

Как же умирать-то,

не простясь друг с другом?

Сестры, обнимитесь:

пусть сольются слезы.

А те слезы наши

с радости, не с горя.

Сами собой тихо загудели церковные колокола.

Чу! Колокола все

сами загудели,

как бы то от многих

веющих воскрылий.

Ангелы Господни

ныне здесь над нами.

ОТРОК. Очи застилает некой пеленою.

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Как бы дым кадильный

к нам с небес снисходит.

ХОР.

Дивно: град облекся в светлую одежду.

Все полком,

полком идемте,

идемте, сестры,

в храм соборный,

да в Господнем доме

мук венец приемлем.

ОТРОК. Чуду днесь Господню подивимся, сестры!

КНЯЗЬ ЮРИЙ.

Бог Господь покровом

Китеж покрывает.

ХОР.

А туман все гуще...

Где мы, где мы, сестры?

Князь Юрий, хор.

Та откуда радость,

светлая откуда?

Смерть ли то приходит,

новое ль рожденье?

ОТРОК.

Возликуйте, люди, пойте Богу славы!

Он трезвоном чудным

к нам с небес взывает.

(Все заволакивается золотистым туманом.)

Облачная занавесь.

Переход ко второй картине.

"Сеча при Керженце"

КАРТИНА ВТОРАЯ

Занавес. В дубраве на берегу озера Светлаго Яра темь непроглядная. Противный берег, где стоит Великий Китеж, окутан густым туманом. Кутерьма с богатырями Бедяем и Бурундаем, пробираясь сквозь чащу кустарника, выходят на поляну, идущую к озеру.

КУТЕРЬМА.

Вот дубрава та, вот озеро,

Светлый Яр у нас зовомое,

а сам Китеж-то великий град

на противном берегу стоит.

Богатыри вглядываются в темноту.

БУРУНДАЙ.

Лжешь ты, пес!

Там мелкий ельничек,

молодой растет березничек.

БЕДЯЙ. И места пустым-пустынные.

КУТЕРЬМА.

Али звона вы не слышали,

что гудел во всю дороженьку,

языком тем колокольныим

словно бил по сердцу самому.

Мало-помалу сходятся татары. Ввозят возы с награбленным добром.

ХОР (татары).

Ой, ты Русь, земля проклятая!

Нет дороги прямоезжая.

Да и тропочки завалены

все пеньем, колодьем, выскорью.

А степные наши комони

о коренья спотыкаются.

От туману от болотного

дух татарский занимается.

Хоть побили рать хоробую,

третий день все бродим попусту.

(Кутерьме)

Обморочил нас ты, пьяница,

нас завел в места безлюдные!

(С угрозами окружают Кутерьму; тот бросается к ногам богатырей.)

КУТЕРЬМА. Ой, помилуйте, богатыри!

Бурундай и Бедяй останавливают татар.

БЕДЯЙ.

Не бойся! Мы тебя не тронем,

а к дереву привяжем крепко

и солнышка дождемся,

а там как быть с тобой, увидим.

БУРУНДАЙ.

И коль не вовсе место пусто,

стоит на бреге Больший Китеж...

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ.

Тебе с плеч голову отрубим:

не изменяй родному князю.

Въезжает телега, на которой сидит в безмолвной тоске Феврония.

БУРУНДАЙ.

А коль нас без толку морочил,

завел в безлюдную пустыню,

ох, горше смерти будут муки!

Кутерьму схватывают и привязывают к дереву.

Зол народ!

Татары рассаживаются на земле, разводят костры; другие выносят всякую добычу и раскладывают в отдельные кучи.

БЕДЯЙ.

А жалко княжича!

Сорок ран, а жив не отдался.

БУРУНДАЙ И БЕДЯЙ.

То-то б мы его уважили,

придавили б крепко досками,

пировать бы сверх уселися.

"Слушай, мол, как здесь мы празднуем!"

Татары разбивают бочки с вином и пьют серебряными чарками. Бурундай и Бедяй садятся с прочими.

БЕДЯЙ.

Берегли вино хозяева,

сами так и не отведали.

Татары мечут жребий и пьют вино. Многие забрав пай

отходят.

ХОР.

Не вороны не голодные

слеталися на побоище,

Мурзы-князья собиралися,

садились вкруг, будут дел делить.

А всех князей сорок витязей,

в делу паев супротив того.

А первый пай золотой шелом

того ли князька святорусскаго;

другой же пай его тельный крест;

а третий пай в серебре булат.

Еще есть пай, он дороже всех,

свет девица полоняночка:

не пьет, не ест, убивается,

слезами, свет, заливается.

БУРУНДАЙ.

Ой же, вы мурзы татарские!

Мне не надо злата, серебра,

отдавайте полоняночку:

с нею я сейчас из делу вон.

БЕДЯЙ.

Что ты? Где же это видано?

Что повыпадет по жеребью,

то пускай и доставается;

самому мне девка по сердцу.

БУРУНДАЙ.

Я видал ее допреж тебя,

тут она мне и в любовь пришла.

Попытаем, спросим девицу:

Мол за кем из нас сама пойдешь?

БЕДЯЙ. Своему полону кланяться!

БУРУНДАЙ (Февронии).

Не плачь, не плачь, красна девица!

Свезу тебя в Золоту Орду,

возьму тебя во замужество,

в цветном шатре посажу тебя...

БЕДЯЙ (перебивает с злой насмешкой).

Не плачь, не плачь, красна девица!

Свезу тебя в Золоту Орду,

возьму тебя во работницы,

учить тебя буду плеткою...

БУРУНДАЙ.

Дашь мне девку, будешь другом мне,

а не дашь, ин будешь недругом.

БЕДЯЙ (мрачно). Недруг твой.

БУРУНДАЙ (ударяя Бедяя топором по голове).

Так на ж тебе!

Бедяй падает мертвым. На миг молчание, затем татары продолжают спокойно дележ. Многие охмелели и, забрав свой пай, не в силах идти, падают и засыпают. Бурундай ведет к себе Февронию, ложится сам на ковре, усаживает ее и старается утешить.

БУРУНДАЙ (притягивает к себе Февронию

и обнимает ее)

Ты не бойся нас, красавица!

Наша вера, вера легкая:

не креститься, не поклоны бить...

А уж будет золотой казны...

(сквозь сон)

Не робей, лесная пташечка...

ближе!.. ну! за что неласкова?

(Засыпает. Спит и весь стан. Феврония отходит от Бурундая.)

ФЕВРОНИЯ (причитая).

Ах, ты милый жених мой, надежа!

Одинехонек ты под ракитой,

не оплакан лежишь, неотпетый,

весь кровавый лежишь, неотмытый...

Кабы ведала я твое место,

я слезой твое тело омыла б,

своей кровью тебя отогрела б,

своим духом тебя оживила б.

Ах, ты сердце, ретивое сердце!

Отрывалось ты, сердце, от корня,

заливалося алою кровью:

а и как мне тебя проростити?

(тихо плачет)

КУТЕРЬМА (привязанный к дереву, тихо).

Слышь ты, девица...

(поправляясь)

Княгиня свет!

(Феврония прислушивается.)

Не побрезгуй окаянныим,

стань поближе, чистый человек!

ФЕВРОНИЯ (узнает Кутерьму и подходит ближе)

Гриша, Гриша, что свершил еси!

КУТЕРЬМА.

Ох, молчи! невмоготу уж мне:

смерть страшна, кончина скорая;

потягчей того злодей-тоска...

А уж звон Успенья китежский!..

И почто звонит невовремя?

Ох, колотит Гришке колокол,

словно обухом по темени.

ФЕВРОНИЯ (прислушивается).

Где же звон-то?

КУТЕРЬМА.

Ах, княгинюшка!

Малым-мало пожалей меня:

шапку мне надвинь-ка на уши,

чтобы звону мне не слышати,

чтобы грусть-тоску мою избыть.

Феврония подходит и надвигает ему шапку на уши; тот слушает.

(С отчаяньем)

Нет, гудит, гудит проклятый звон!

От него никак не скроюся.

Бешено тряхнув головою, он сбрасывает шапку на землю. Быстро и страстно шепчет.

Отпусти меня, княгинюшка,

разреши мне узы крепкие,

дай уйти от мук татарскиих,

хоть денек еще помаяться!

Убегу в леса дремучие,

отрощу по пояс бороду,

стану там себе душу спасать.

ФЕВРОНИЯ (нерешительно).

Что замыслил, Гриша, выдумал?

Ведь казнят меня младешеньку.

КУТЕРЬМА (спокойнее, убеждает).

Эх, на что тебе живот беречь?

Что имела, все посеяла;

из людей-то даже княжеских

почитай в живых десятка нет.

(глухо)

А не дай Бог чтоб и жив кто был!

ФЕВРОНИЯ.

(с возрастающим изумлением)

Отчего "не дай Бог", Гришенька?

КУТЕРЬМА.

Кто ни встретит, всяк убьет тебя.

(Феврония вздрагивает.)

Как повел я рать татарскую,

на тебя велел всем сказывать...

ФЕВРОНИЯ.

(отступает со страхом)

На меня велел ты, Гришенька?

КУТЕРЬМА (тихо; кивая)

На тебя.

ФЕВРОНИЯ.

(закрывая лицо руками)

Ой, страшно, Гришенька!

Гриша, ты уж не Антихрист ли?

КУТЕРЬМА.

Что ты, что ты?

Где уж мне, княгинюшка!

Просто я последний пьяница:

нас таких на свете много есть.

Слезы пьем ковшами полными,

запиваем воздыханьями.

ФЕВРОНИЯ.

Не ропщи на долю горькую:

в том велика тайна Божия.

Аль тебе то в радость не было,

ведь на то нам свет Божественный,

как другие ходят в радости?

КУТЕРЬМА.

Эх, ты свет моя княгинюшка!

Наши очи завидущия,

наши руки загребущия,

на чужую долю заришься,

да сулишь им лихо всякое...

А и Бога супротив пойдешь:

мы на то и в горе век живем,

чтобы в горших муках смерть принять?

ФЕВРОНИЯ (с чувством)

Горький, горький, трижды болезный!

Ты и впрямь не знаешь радости.

КУТЕРЬМА (подлаживаясь)

И не слыхивал, княгинюшка,

какова она такая есть.

(снова часто и отрывисто)

Отпусти меня, княгинюшка,

разреши мне узы крепкие...

ФЕВРОНИЯ.

Быть тому.

(торжественно)

Ступай Господень раб!

Разрешу я узы крепкия,

смертных мук не побоюся я,

помолюсь за палачей своих.

Ты ж усердно кайся: Бог простит.

Кайся, всякий грех прощается,

а который не простительный,

не простится, так забудется.

Чем же путы мне порушити?

КУТЕРЬМА.

У того мурзы седатого,

видишь, нож торчит за поясом.

Феврония подходит к Бурундаю и вынимает у него нож; тот просыпается. Первые лучи рассвета.

БУРУНДАЙ (в просонках)

Ты ко мне, моя красавица!..

Хочет обнять Февронию и засыпает. Феврония перерезает веревки.

КУТЕРЬМА.

(вне себя от радости)

Ой, голубчики, на воле я!

Ну, теперь давай Бог ноженьки!

(Ему вновь чудится звон.)

Слышишь? Снова звон неистовый.

Неприязнь сама в клепало бьет,

темный страх наводит на сердце...

И как страх тот расползается,

по рукам, ногам, по жилочкам...

Ходуном пошла сыра земля.

Хочет бежать, но шатается, падает ничком и некоторое время лежит без движения. Встает; с отчаянной решимостью

Не уйти от мук кромешныих,

не жилец я на белом свету!

Головою в омут кинуся,

буду жить с бесами темными,

с ними ночью в чехарду играть.

Бросается к озеру. Кутерьма останавливается у берега как вкопанный. Первые лучи зари освещают поверхность озера и отражение стольного города в озере под пустым берегом. Несется праздничный звон, мало по малу становящийся громче и торжественнее. Кутерьма кидается обратно к Февронии. В безумном удивлении, показывая на озеро.

Где был бес, там нынче боженьки;

где был Бог, там ничегошеньки!

Где же бес теперь, княгинюшка?

(исступленно хохочет)

Аха, ха, ха, ха! бежим, голубушка!

"Он" велит мне Китеж град найти.

(дико) Га!

Убегает, увлекая за собой Февронию. Крик его разбудил татар.

ХОР.

Кто там бешеный кричал-вопил?

раным-рано нас татар будил?

Уж не вороги ль подкралися?

Али время нам в поход идти?

(увидя видение в озере)

Чудо, чудо непонятное!

Ой, вы воины татарские,

просыпайтесь, пробуждайтеся!

Поглядите, подивитеся!

(с изумлением)

Хоть над озером пустым-пусто,

в светлом озере, как в зеркале,

опрокинут виден стольный град...

Словно в праздник да на радостях

звон веселый раздавается.

(На татар нападает безотчетный страх)

Прочь бежимте! Прочь, товарищи!

Прочь от мест сих! От проклятых!

Не случилось бы недоброго! Он велик...

(на бегу) Ой!

(разбегаются в разные стороны)

Страшен русский Бог!

ДЕЙСТВИЕ IV

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Занавес. Темная ночь. Глухая чаща в керженских лесах. Поперек лежит вырванная с корнем ель. В глубине прогалина и в ней поросшее мхом болотце. Через частые, цепкие кусты пробирается в разорванном платье Феврония; безумный Кутерьма следует за нею.