Г. А. Бекеръ. Избранные легенды
(G. А. Becquer. Leyenchs escogidas)
Переводъ съ испанскаго Ек. Бекетовой.
С.-Петербургъ. Издан³е А. С. Суворина, 1895
Маргарита плакала, закрывши лицо руками, плакала безмолвно, и слезы тихо катились сквозь пальцы по ея щекамъ и надали на землю, надъ которой она низко склонилась головой.
Рядомъ съ Маргаритой стоялъ Педро; по временамъ онъ поднималъ на нее глаза, но при видѣ ея слезъ снова опускалъ ихъ и, такъ-же какъ и она, хранилъ глубокое молчан³е.
И все молчало вокругъ, какъ бы изъ уважен³я къ ея скорби.
Сельск³е звуки стихали; вечерн³й вѣтеръ спалъ, и тѣни начинали окутывать густыя деревья рощи.
Такъ прошло нѣсколько минутъ. Между тѣмъ исчезъ послѣдн³й слѣдъ яркаго свѣта, который оставило солнце, умирая на горизонтѣ; луна начала смутно обрисовываться на ф³олетовомъ фонѣ сумеречнаго неба, и одна за другой стали появляться главнѣйш³я звѣзды.
Наконецъ, Педро прервалъ это тяжелое молчан³е и воскликнулъ глухимъ и прерывающимся голосомъ, обращаясь какъ бы къ самому себѣ:
- Это невозможно, невозможно!
Потомъ онъ приблизился къ неутѣшной дѣвушкѣ, взялъ ее за руку и промолвилъ нѣжнымъ и ласковымъ голосомъ:
- Маргарита, для тебя любовь составляетъ все, и ты ничего не видишь за предѣлами любви. Между тѣмъ, кромѣ нашей любви, существуетъ еще нѣчто другое, столь-же важное - мой долгъ. Нашъ господинъ, графъ Гомарск³й, завтра выступаетъ изъ замка, чтобы присоединить свое войско къ войскамъ короля донъ Фернандо, который идетъ выручать Севилью изъ рукъ невѣрныхъ. Я долженъ сопровождать графа. Я темный сирота: у меня нѣтъ ни имени, ни родныхъ; ему я обязанъ всѣмъ. Я служилъ ему въ мирныя времена, спалъ подъ его кровлей, грѣлся у его очага, ѣлъ его хлѣбъ. Если я покину его сегодня, то завтра его люди замѣтятъ мое отсутств³е и спросятъ съ удивлен³емъ, выступая тѣсной толпой изъ воротъ замка:
- Гдѣ же любимый оруженосецъ графа Гомарскаго?- И мой господинъ отвѣтитъ смущеннымъ молчан³емъ, а его пажи и шуты скажутъ съ насмѣшкой: - Графск³й оруженосецъ воинъ только для виду, парадный боецъ!
Тутъ Маргарита взглянула на своего возлюбленнаго глазами, полными слезъ; ея губы зашевелились, какъ будто хотѣли что-то сказать, но рыдан³я заглушили ея голосъ. Педро продолжалъ еще нѣжнѣе и убѣдительнѣе:
- Ради Бога, не плачь, Маргарита, не плачь твои слезы меня приводятъ въ отчаян³е. Я уѣзжаю отъ тебя, но вѣдь я возвращусь, когда хоть немножко прославлю свое бѣдное имя... Господь поможетъ намъ въ нашемъ святомъ дѣлѣ. Завоюемъ Севилью, и король наградитъ завоевателей вотчинами на берегахъ Гвадалквивира. Тогда я вернусь за тобою, и мы поселимся вмѣстѣ въ этомъ арабскомъ раю, гдѣ, какъ говорятъ, даже небо лазурнѣе и чище, чѣмъ въ Кастил³и. Я возвращусь - клянусь тебѣ; возвращусь, чтобы сдержать слово, торжественно данное тебѣ въ тотъ день, когда я вручилъ это колечко, залогъ моего обѣщан³я.
- Педро! - воскликнула Маргарита, подавляя свое волнен³е и обращаясь къ нему твердымъ и рѣшительнымъ голосомъ: - Ступай, ступай, поддержи свою честь! - Съ этими словами она бросилась въ послѣдн³й разъ въ объят³я своего возлюбленнаго и прибавила тихо и взволнованно:- ступай, поддержи свою честь... но возвратись и возврати мнѣ мою!!
Педро поцѣловалъ ее въ лобъ, отвязалъ отъ дерева свою лошадь, и удалился вскачь по аллеѣ, обсаженной тополями.
Маргарита слѣдила за нимъ глазами, пока его фигура не пропала въ ночныхъ тѣняхъ, и когда онъ совершенно исчезъ изъ виду, она вернулась въ деревню, гдѣ ждали ее братья.
- Нарядись въ свою праздничную одежду,- сказалъ ей одинъ изъ нихъ, когда она вошла: завтра утромъ мы пойдемъ вмѣстѣ со всѣми сосѣдями въ Гомару, чтобы посмотрѣть, какъ графъ отправляется въ Андалуз³ю.
- Мнѣ не только не весело, но даже грустно смотрѣть на отъѣздъ людей, которые, можетъ быть, не вернутся,- отвѣчала Маргарита, вздыхая.
- Ты непремѣнно должна идти съ нами,- настаивалъ другой братъ; - и притомъ будь какъ можно спокойнѣе и веселѣе: по крайней мѣрѣ, тогда не станутъ болтать люди, что у тебя есть возлюбленный въ замкѣ, и что онъ уходитъ на войну.
Только что занялась заря на небѣ, какъ по всему Гомарскому селен³ю прогремѣли звонк³я трубы графскаго отряда, и крестьяне, собиравш³еся большими толпами изъ окрестныхъ деревень, увидали развѣвающееся знаыя своего господина на самой высокой изъ крѣпостныхъ башень. Любопытные ожидали зрѣлища уже около часу; нѣкоторые усѣлись по берегамъ крѣпостныхъ рвовъ; друг³е взлѣзли на вершины деревьевъ, толпились по равнинѣ, тѣснились на вершинахъ холмовъ; самые отдаленные зрители составляли цѣлую цѣпь вдоль большой дороги. Среди ожидающихъ начинало уже замѣчаться нетерпѣн³е, когда трубы снова зазвучали, загремѣли цѣпи подъемнаго моста, тяжело опустившагося черезъ ровъ, поднялись желѣзныя рѣшетки, и тяжелыя крѣпостныя ворота заскрипѣли на своихъ петляхъ, растворившись настежь.
Народъ поспѣшилъ столпиться по сторонамъ дороги, чтобы увидать поближе блестящее вооружен³е и роскошное убранство свиты графа, знаменнтаго во всемъ округѣ своей пышностью и богатствами.
Шеств³е открывали глашатаи. Время отъ времени они останавливались, трубили въ трубы и громко объявляли королевск³й указъ, въ силу котораго вассалы короля призывались на войну съ маврами, а города и свободныя селен³я приглашались пропускать войска и оказывать имъ содѣйств³е.
За нный слѣдовали величавые герольды въ своихъ шелковыхъ одѣян³яхъ, съ гербами, расшитыми золотомъ и цвѣтными шелками, въ беретахъ, украшенныхъ яркими перьями.
Затѣмъ ѣхалъ на гнѣдомъ жеребцѣ первый оруженосецъ графскаго дома, вооруженный съ головы до ногъ, и держалъ въ рукахъ знамя своего властелина, съ его девизами и гербомъ. У его лѣваго стремени шелъ исполнитель правосуд³я - въ красномъ съ чернымъ.
Оруженосцу предшествовало около двадцати тѣхъ знаменитыхъ трубачей, которыхъ такъ превозносятъ наши королевск³я хроники за невѣроятную силу легкихъ.
Когда оглушительный и рѣзк³й звукъ трубъ пересталъ спорить съ вѣтромъ, послышался глухой, мѣрный и однообразный гулъ. То двигалась нѣхота, вооруженная длинными пиками и снабженная крѣпкими кожаными щитами. За нею вскорѣ появились двигатели военныхъ машинъ, со своими желѣзными оруд³ями и деревянными башнями, далѣе - мелкая прислуга, состоящая при вьючныхъ лошадяхъ.
Потомъ пронеслись большими отрядами латники крѣпостного гарнизона въ облакѣ пыли, которую подымали копыта ихъ лошадей. Ихъ желѣзныя латы бросали ярк³я искры; ихъ копья составляли цѣлый лѣсъ.
Наконецъ, предшествуемый литаврщиками на великолѣпныхъ мулахъ, убранныхъ чепраками и кистями, окруженный своими пажами, разодѣтыми въ богатыя шелковыя одежды, и сопровождаемый оруженосцами своей свиты, показался графъ.
При видѣ его толпа разразилась громкими привѣтственными криками. Эти возгласы заглушили крикъ женщины, которая упала, точно сраженная молн³ей, на руки людей, поспѣшившихъ къ ней на помощь. То была Маргарита, узнавшая своего таинственнаго возлюбленнаго въ неприступномъ и великолѣпномъ графѣ Гомарскомъ, одномъ изъ самыхъ знатныхъ и могущественныхъ вассаловъ кастильской короны.
Покинувъ Кордову, войско донъ Фернандо достигло мало по малу Севильи, хотя не безъ борьбы. Ему пришлось выдержать нѣсколько битвъ по дорогѣ, и только овладѣвши знаменитымъ Гуадаирскимъ замкомъ, королевск³я войска очутились въ виду невѣрнаго города.
Неподвижный, блѣдный и ужасный графъ Гомарск³й сидѣлъ въ своей палаткѣ, опираясь на рукоять своего меча и устремивши глаза въ пространство съ тѣмъ неопредѣленнымъ выражен³емъ, которое замѣчается у людей, смотрящихъ въ одну точку и не видящихъ ничего, что ихъ окружаетъ.
Около него стоялъ старѣйш³й изъ его оруженосцевъ, единственный человѣкъ, который осмѣливался подступиться къ нему во время припадковъ его черной хандры, не навлекая гнѣва на свою голову.
- Что съ вами, сеньоръ? - говорилъ онъ. Какая скорбь васъ томитъ и снѣдаетъ? Печальный идете вы на битву и печальный возвращаетесь назадъ, даже послѣ побѣды. Когда всѣ воины спятъ, утомленные дневными трудами, я слышу, какъ вы тоскливо вздыхаете; а если подойду къ вашей постели, то вижу, какъ вы стараетесь побороть что-то невидимое, что мучаетъ васъ. Вы просыпаетесь, открываете глаза, но вашъ ужасъ не разсѣевается. Что съ вами, сеньоръ? скажите мнѣ. Если это секретъ, я съумѣю хранить его въ моей памяти, какъ въ могилѣ.
Казалось, что графъ не слушалъ оруженосца; тѣмъ не менѣе, когда прошло нѣсколько времени, онъ мало по малу вышелъ изъ своей неподвижности, какъ будто слова. только теперь дошли отъ его слуха къ сознан³ю, и, ласково приближая къ себѣ оруженосца, сказалъ серьезнымъ и медленнымъ голосомъ:
- Я страшно мучился, но молчалъ. Я думалъ, что страдаю по милости пустой фантаз³и, и до сихъ поръ стыдился говорить объ этомъ; но нѣтъ - то, что со мной происходитъ, не есть фантаз³я. Должно быть, я нахожусь подъ вл³ян³емъ какого-нибудь страганаго проклят³я. Или небо или адъ хотятъ чего-то отъ меня и добиваются этого сверхъестественными средствами. Помнишь тотъ день, когда мы встрѣтились съ маврами въ Тр³анскомъ Альхарафѣ? Насъ было немного; схватка была ужасна, и я чуть не погибъ. Ты видѣлъ, какъ въ самый разгаръ битвы ранили моего коня, и, ослѣпленный яростью, онъ бросился прямо къ сильнѣйшему отряду мавританскаго воиска. Я напрасно старался его удержать; поводъ выскользнулъ у меня изъ рукъ, и взбѣшенное животное несло меня на вѣрную сыерть. Мавры уже сомкнули свои ряды и приготовились встрѣтить меня пиками; цѣлая туча стрѣлъ свистѣла вокругъ меня; конь былъ уже въ нѣсколькихъ шагахъ отъ желѣзной стѣны, о которую мы оба должны были разбиться, какъ вдругъ... повѣрь - мнѣ это не почудилось - я увидѣлъ руку, которая схватила узду, остановила коня съ сверхъестественной силой, повернула его къ рядамъ моихъ солдатъ и точно чудомъ спасла меня.
Напрасно я искалъ своего спасителя: никто его не видѣлъ и не зналъ. "Когда вы неслись на встрѣчу пикамъ, отвѣчали на мои разспросы - вы были совершенно одни; мы даже немало дивились, когда увидѣли, что вы повернули назадъ, потому что знали, что конь ужь не слушался всадника". Въ этотъ вечеръ я вернулся въ палатку сильно озабоченный и тщетно пытался вырвать изъ своей памяти воспоминан³е объ этомъ странномъ приключен³и. Когда же я подошелъ къ постели, то вдругъ опять увидѣлъ ту же руку, прекрасную, блѣдную руку, которая распахнула мой пологъ и затѣмъ скрылась. Съ тѣхъ поръ всюду и во всякое время вижу я эту таинственную руку, которая предупреждаетъ мои желан³я и направляетъ мои дѣйств³я. Я видѣлъ во время осады Тр³анскаго замка, какъ она схватила на лету и отвела въ сторону стрѣлу, которая готова была поразить меня; я видѣлъ во время пировъ, гдѣ я пробовалъ заглушить свое горе среди шума и ликован³я, какъ она наполняла виномъ мой кубокъ; и вѣчно она у меня передъ глазный и слѣдуетъ за мной всюду, куда я ни пойду: въ палаткѣ и въ бою.. .днемъ и ночью... въ эту самую минуту, теперь, смотри, смотри - вотъ она нѣжно оперлась на мое плечо...
Съ этими славный графъ вскочилъ и началъ ходить, какъ безумный, взадъ и впередъ, подавленный глубокимъ ужасомъ.
Оруженосецъ прослезился. Онъ думалъ, что его господинъ сошелъ съума, и, конечно, не противорѣчилъ ему, а только сказалъ огорченнымъ голосомъ:
- Пойдемте... выйдемъ на минуту изъ палатки; можетъ быть, вечерняя прохлада освѣжитъ вашу голову и успокоитъ эту непонятную скорбь, для которой я не нахожу утѣшен³я.
Христ³анск³й лагерь занималъ все Гуадаирское поле - вплоть до лѣваго берега Гвадалквивира. Противъ лагеря возвышались севильск³я стѣны, рисуясь на фонѣ свѣтлаго неба своими крѣпкими зубчатыми башнями. Зубчатыя окраины стѣнъ увѣнчивала роскошная зелень безчисленныхъ садовъ мавританскаго города, и въ темныхъ кущахъ листвы сверкали бѣлоснѣжные бельведеры, минареты мечетей и гигантская сторожевая башня; на ея воздушныхъ перилахъ сверкали на солнцѣ четыре огромныхъ золотыхъ шара, которые казались четырьмя огнями изъ христ³анскаго лагеря.
Предпр³ят³е донъ Фернандо, одно изъ самыхъ героическихъ и смѣлыхъ предпр³ят³й этой эпохи, собрало вокругъ него самыхъ знаменитыхъ войновъ изъ различныхъ королевствъ полуострова, а были и так³е, которые являлись привлеченные молвой, изъ самыхъ чуждыхъ и отдаленныхъ странъ и присоединялись къ святому королю.
Поэтому на равнинѣ можно было видѣть множество походныхъ палатокъ, всевозможныхъ формъ и цвѣтовъ, и надъ палатками развѣвались по вѣтру самые разнообразные флаги и знамена, съ гербами, раздѣленными на части, со звѣздами, грифами, львами, цѣпями, полосами и прочими тому подобными геральдическими фигурами и знаками, свидѣтельствовавшими объ имени и знатности своихъ владѣльцевъ. По улицамъ этого импровизованнаго города сновали во всѣхъ направлен³яхъ толпы солдатъ; объясняясь на самыхъ разнообразныхъ нарѣч³яхъ, сохраняя свои нац³ональныя одежды и вооружен³я, они составляли живописные и странные контрасты между собою.
Здѣсь отдыхали послѣ битвы нѣсколько рыцарей, усѣвшись на скамьяхъ у дверей своихъ палатокъ, и занимались игрою въ кости, между тѣмъ какъ пажи наполняли виномъ ихъ металлическ³е кубки; тамъ собралось нѣсколько пѣхотинцевъ, и, пользуясь свободной минутой, они чинили и выправляли свое оруж³е, пострадавшее въ послѣдней схваткѣ. Далѣе самые ловк³е стрѣлки уиражнялись въ стрѣльбѣ въ цѣль и усаживали ее стрѣлами среди радостныхъ криковъ толпы, восхищенной ихъ искусствомъ. Бой барабановъ, звукъ трубъ, крики странствующихъ торговцевъ, звонъ оруж³я, голоса фокусниковъ и пѣвцовъ, развлекавшихъ слушателей разсказами о чудесныхъ подвигахъ, воззван³я герольдовъ, объявлявшихъ во всеуслышан³е военные приказы,- все это наполняло воздухъ безчисленными, нестройными звуками и придавало этой картинѣ военнаго быта и жизнь и оживлен³е, невыразимое никакими словами.
Графъ Гомарск³й очутился со своимъ вѣрнымъ оруженосцемъ среди этой оживленной толпы и шелъ, не поднтмая глазъ, молчаливый и печальный, ничего не видя и не слыша. Онъ двигался машинально, какъ лунатикъ, живущ³й въ м³рѣ сновидѣн³й, дѣйствующ³й безсознательно, какъ-бы увлекаемый посторонней силой.
У самой королевской палатки стоялъ какой-то странный человѣкъ, окруженный-толпой солдатъ, пажей и всякаго мелкаго народа, внимавшаго ему съ раскрытымъ ртомъ и спѣшившаго накупить у него разныхъ бездѣлушекъ, которыя онъ высокопарно расхваливалъ громкимъ голосомъ; это былъ не то пилигримъ, не то фокусникъ. То онъ бормоталъ литан³ю, коверкая латинск³й языкъ, то разражался шутками и прибаутками; и въ его непрерывной рѣчи остроты, способныя вызвать краску на лицѣ самаго беззастѣнчиваго молодца, путались съ молитвами, истор³и плутовскихъ любовныхъ похожден³й - съ жит³ями святыхъ. Въ огромныхъ сумахъ, висѣвшихъ у него за плечами, было натолкано и наложено множество разнообразныхъ предметовъ: тутъ были ленты съ гробницы Саитьяго, ярлыки будто-бы съ еврейскими надписями, гласившими то самое, что произнесъ царь Соломонъ, когда заложилъ храмъ,- что удивительно помогало отъ всѣхъ заразительныхъ болѣзней,- чудотворные бальзамы для починки разрубленныхъ пополамъ людей, евангел³я, зашитыя въ парчевыя сумочки, талисманы, доставляющ³е любовь всѣхъ женщинъ, мощи всѣхъ святыхъ патроновъ всевозможныхъ испанскихъ городовъ, украшен³я, цѣпочки, пояса, медали и множество другихъ лѣкарственныхъ, стеклянныхъ и свинцовыхъ бездѣлушекъ.
Когда графъ подошелъ къ группѣ, собравшейся около пилигрима, тотъ началъ настроивать нѣчто вродѣ мандолины или арабскихъ гуслей, на которыхъ акомпанировалъ своему пѣн³ю. Пока его спутникъ обходилъ толпу, выманивая послѣдн³я монеты изъ тощихъ кошельковъ слушателей, онъ хорошенько натянулъ струны, спокойно закрѣпилъ ихъ, одну за другой, и запѣлъ гнусливымъ голосомъ жалобную и однообразную пѣсню, которая постоянно прерывалась однимъ и тѣмъ-же припѣвомъ.
Графъ подошелъ къ группѣ и прислушался. По странному совпаден³ю, назван³е этой пѣсни какъ разъ соотвѣтствовало мрачнымъ мыслямъ, удручавшимъ его душу. Передъ тѣмъ, какъ запѣть, пилигримъ возвѣстилъ, что начинаетъ "Пѣсню о мертвой рукѣ".
Услыхавши такое странное заглав³е, оруженосецъ попробовалъ увести своего господина, но графъ не двинулся съ мѣста и, не спуская глазъ съ пѣвца, сталъ слушать слѣдующую пѣсню:
I.
Былъ у дѣвушки любезный;
Онъ простымъ солдатомъ слылъ.
Сталъ онъ съ ней прощаться слезно:
На войну идти спѣшилъ.
- Ты уѣдешь, не вернешься! -
"Жди меня - клянусь, дождешься!"
Другъ божится цѣлымъ свѣтомъ.
Вѣтеръ напѣваетъ:
Горе, кто мужскимъ обѣтамъ
Вѣритъ - довѣряетъ!..
II.
Графъ свой замокъ покидаетъ:
Вдаль зоветъ его война.
Вотъ онъ съ войскомъ выступаетъ -
Узнаетъ его она!
- Честь мою онъ взялъ съ собою!..
Ахъ, что станется со мною!
Слезы были ей отвѣтомъ...
Вѣтеръ напѣваетъ:
Горе, кто мужскимъ обѣтамъ
Вѣритъ - довѣряетъ!..
III.
Братъ услышалъ, прогнѣвился:
- Опозорила ты насъ! -
"Онъ мнѣ клялся и божился,
"Что вернется въ добрый часъ".
- Воротиться-то - вернется,
Да къ тебѣ не соберется...
Умерла бѣдняжка лѣтомъ...
Вѣтеръ повторяетъ:
Горе, кто мужскимъ обѣтамъ
Вѣритъ - довѣряетъ!..
IV.
Понесли ее въ могилу,
Въ рощѣ стали хоронить;
Но пришлось имъ не подъ силу
Руку бѣлую зарыть,
А на ней кольцо изъ злата,
Что ей графъ надѣлъ когда-то...
Ночью тамъ, на мѣстѣ этомъ,
Вѣтеръ повторяетъ:
Горе, кто мужскимъ обѣтамъ
Вѣритъ - довѣряетъ!..
Только что кончилъ пѣвецъ послѣднюю строфу, графъ быстро протѣснился къ нему сквозь густую толпу любопытныхъ, почтительно разступившихся при его появлен³и, схватилъ пилигрима за руку и спросилъ тихимъ взволнованнинъ голосомъ:
- Откуда ты?
- Изъ Сор³и,- отвѣчалъ тотъ, не смущаясь.
- А гдѣ ты выучился этой пѣснѣ? Къ кому относится твой разсказъ? - продолжалъ графъ, все болѣе и болѣе волнуясь.
- Сеньоръ,- отвѣчалъ незнакомецъ, устремляя на графа невозмутимый и пристальный взглядъ:- эту пѣсню поютъ промежь себя жители Гомарскаго селен³я и сложили ее про одну несчастную, смертельно оскорбленную могущественнымъ человѣкомъ. Вѣрно такъ ужь судило праведное небо, что послѣ погребен³я на поверхности могилы такъ и осталась ея рука, на которую ея возлюбленный надѣлъ кольцо - въ залогъ даннаго обѣщан³я. Можетъ быть, вы знаете, кому слѣдуетъ его исполнить.
Недавно въ жалкомъ мѣстечкѣ, близь Гомарской дороги, видѣлъ я то мѣсто, гдѣ, какъ увѣряютъ, произошла странная церемон³я графскаго бракосочетан³я.
Разсказываютъ, что графъ преклонилъ колѣна на смиренной могилѣ, положилъ свою руку въ руку Маргариты, и священнослужитель, спец³ально уполномоченный папой, благословилъ этотъ мрачный союзъ; тогда чудо прекратилось, и мертвая рука скрылась на вѣки подъ землей.
У поднож³я нѣсколькихъ старыхъ могучихъ деревьевъ зеленѣетъ кусочекъ дерна; каждой весной онъ мгновенно покрывается цвѣтами. Окрестные жители говорятъ, что тамъ похоронена Маргарита.