"Аполлонъ", No 1, 1909
"Пр³ѣду въ Петербургъ и отдамся течен³ю" писала одна знакомая актриса. Я сталъ думать какое же течен³е теперь въ Петербургѣ. Чему можно отдаться? Издали впрочемъ все кажется стройнѣе и опредѣленнѣе особенно если прибавить нѣкоторую долю наивной восторженности провинц³ала, но и издали только всевозможные кабаре, веселые театры, театры ужасовъ, своимъ впервые въ Росс³и появлен³емъ отмѣтивш³е прошлый театральный сезонъ могли казаться составляющими какое-то течен³е. Увы, пожалуй, это течен³е и является сейчасъ единственно возможнымъ
Смѣлыя и заманчивыя попытки Мейерхольда, обогативъ нѣкоторыми новыми пр³емами театральную технику, намекнувъ о невѣдомыхъ до сихъ поръ новыхъ возможностяхъ, не создали новаго театра. Не оказалось еще истинно новаго репертуара, вполнѣ новыхъ актеровъ и, главное, не хватило фанатической настойчивости преодолѣть внѣшн³я и внутренн³я преграды.
Между тѣмъ старые, достойные историческаго и всяческаго другого уважен³я, театры все чаще и чаще заставляютъ зѣвать и мечтать послѣ 2-го дѣйств³я, скоро ли конецъ. Для многихъ же просто немыслимо отказаться совсѣмъ, хотя бы на время (болѣе чѣмъ вѣроятно - на долгое), отъ особой радости искусственнаго свѣта рампы, кулисъ милыхъ ожиданныхъ обмановъ декорац³й, отъ всего театральнаго зрѣлища потребность въ которомъ воспитана долгой привычкой не одного поколѣн³я. Вотъ здѣсь то и оправдан³е оскорбительнаго, быть можетъ, для театра-храма компромисса разныхъ затѣй, только на половину принадлежащихъ искусству. Вяло открылся сезонъ. Даже затѣи еще всѣ впереди. Впрочемъ Малый театръ старается держаться бойко. У него есть традиц³и, своя физ³оном³я, правда ужъ не Богъ знаетъ какая отличная, но, мнѣ кажется надо бы успокоиться и съ ней примириться, a то выйдетъ только смѣхъ и горе.
Горе предвѣщается объявленной "Принцессой Маленъ", a смѣхъ уже вышелъ съ возобновлен³емъ "Орлеанской Дѣвы".
Чего бы казалось проще для богатаго и солиднаго театра заказать болѣе или менѣе пышныя и подходящ³я къ стилю декорац³и, срепетировать хорошенько народныя сцены, одѣться актерамъ понаряднѣе и читать съ нѣкоторой торжественной выразительностью звонк³е стихи Жуковскаго, тѣмъ болѣе, что центральное лицо трагед³и, Глаголинъ Жанна Даркъ не могло бы испортить и болѣе строгаго ансамбля. Глаголинъ далъ интересный образъ полу-истерички, полу-шарлатанки привлекательный красотой не женской и не юношеской, a какой-то средней - ангельской приковывающей все время къ себѣ, почти страшной своею ни на минуту не забываемой зрителемъ гермафродитностью. Женскаго достоинства Орлеанской дѣвственницы онъ не оскорбилъ ни однимъ словомъ ни однимъ жестомъ мужское же начало въ этой дѣвѣ-воинѣ врядъ ли безъ оперной слащавости могла бы передать актриса, не обладающая на то особо-выдающимися физическими свойствами. Зато всѣ Дюнуа молодчики въ красныхъ вязаныхъ курткахъ изображающ³е то обращенныхъ въ бѣгство англичанъ, то свиту Карла VI перезрѣлые пажи и окрестности Орлеана съ заплатаннымъ полотномъ вмѣсто неба, все это было поистинѣ великолѣпно въ провинц³альномъ своемъ убожествѣ.
Впрочемъ, театръ публику котораго по преимуществу составляютъ демимонденки и мелк³е канцеляристы на галеркѣ, не можетъ особенно интересоваться трагед³ями; другое дѣло, если бы шелъ Арсенъ Люпенъ или мелодрама съ французскаго.
Хотя даже въ новинкахъ своего истиннаго репертуара Малый театръ въ нынѣшнемъ году какъ то оплошалъ. Покорившее Парижъ "Царство Скачекъ", съ его милл³онными жульничествами, злодѣями торжествующими добродѣтелями, живыми лошадьми, обысками шулерскихъ притоновъ, драками народными волнен³ями и скаковымъ азартомъ, вышло во все не шикарнымъ въ Маломъ театрѣ съ такими парижанами какъ гг. Добровольск³й и Нерадовск³й; да и публика русская, даже мало театральная не дошла еще до той степени пресыщен³я когда всѣ эти развязные трюки парижскихъ драматурговъ могутъ вызывать что нибудь, кромѣ скуки и раздражен³я. Явственно преобладающ³й "шипъ" встрѣтилъ, эффектную фразу подъ занавѣсъ одного изъ скаковыхъ герцоговъ, что народу нужны иногда революц³и, и пусть онѣ лучше происходятъ здѣсь, чѣмъ въ другомъ мѣстѣ. Очевидно, русская революц³я не восполнена еще Малымъ театромъ. Звѣзда нравственности Протопопова - попытка перенести парижск³й шикъ на русск³е нравы. То же бароны и графы милл³онщики, сложныя плутни и т д Непр³ятнымъ прибавлен³емъ являются пришитыя бѣлыми нитками къ этимъ положен³ямъ изъ бульварнаго романа дрябленьк³я обличен³я. Ну что же дѣлать, если даже демимондъ русск³й требуетъ благородной позы съ обличительными рѣчами проститутки, посрамлен³емъ модныхъ докторовъ, благотворительныхъ дамъ и всякихъ титулованныхъ особъ. Менѣе правда усердный, чѣмъ на "Царствѣ Скачекъ" свистъ дѣлаетъ нѣкоторую честь эстетическимъ вкусамъ публики, какъ какъ сдѣлана и поставлена вся эта стряпня дѣйствительно въ высшей степени вульгарно, "кюхельбекерно и тошно" сказалъ бы Пушкинъ.
Очень недалеко ушелъ отъ "Звѣзды Нравственности" анекдотъ съ поучен³емъ и настроен³емъ господина Чирикова, поставленный въ новомъ драматическомъ театрѣ A. Санинымъ. Есть что-то общее y Протопопова и Чирикова въ способахъ воспр³ят³я описываемаго ими м³ра. Какая-то манекенность. Не люди хотя бы самые непохож³е на обыкновенныхъ самые странные, но живые, a грубо-базарно сдѣланныя куклы, повторяютъ съ тупой механичностью всѣ тѣ слова, совершаютъ всѣ тѣ поступки которые, какъ мы давно давно знаемъ, полагается совершать и повторять всѣмъ обличаемымъ и осмѣиваемымъ чиновникамъ Передрягинымъ въ разныхъ Чухломахъ и Козьмодемьянскахъ. Но сумѣлъ же Сологубъ и въ знакомыхъ, бѣдныхъ мелочахъ провинц³альнаго быта найти черты страшнаго и вѣчнаго, a не только маленькую заспанную скуку, сумѣлъ засвѣтить ярк³й факелъ необычайной, незабываемой истор³и любви провинц³альной барышни Рутиловой и гимназиста Саши, сумѣлъ убѣдить насъ, что самый злой передоновщинѣ не остановить быстраго бѣга рѣки, не засорить ее, не загрязнить окончательно, не превратить въ стоячее болото, какъ бы рукъ не прикладывали къ этому гг. Чириковы, Протопоповы и иже съ ними. Какимъ то глухимъ затхлымъ провинц³ализмомъ несетъ не отъ чиновника Передрягина (вѣдь мы не вѣримъ что онъ только такой, что нѣтъ даже въ немъ, какъ и во всякомъ живомъ человѣкѣ, чего-нибудь необычайнаго, удивительнаго, что ужаснетъ, испугаетъ или тронетъ но не нагонитъ одной безпросвѣтной тоски) a отъ самого господина Чирикова, отъ всѣхъ его тенденц³й настроен³й обличен³й пошлыхъ каламбуровъ. Ахъ, какъ хотѣлось въ концѣ второго дѣйств³я, когда на сценѣ темно, выпрыгнуть въ окно, къ прекрасно сдѣланной узкой полоскѣ голубого далекаго неба, туда въ ночные луга, къ рѣкѣ на свѣж³й воздухъ, подальше отъ несноснаго чириковскаго кинематографа. Поставлена п³еса, вѣроятно, наилучшимъ возможно образомъ, несмотря на посредственную игру, сцены съ народомъ и вся вообще постановка давали полную иллюз³ю живой фотограф³и.
Среди всей суеты послѣднихъ лѣтъ, всѣхъ нашихъ искан³й, увлечен³й, разочарован³й, такъ же торжественно непоколебимо и невозмутимо какъ здан³е Сената и Синода или Исак³й, стоитъ это выкрашенное въ Александровск³е цвѣта желтый съ бѣлымъ, окруженное безконечными флигелями своихъ дирекц³й и училищъ, имѣющее на фронтонѣ давно неподвижную тр³умфальную колесницу, овѣянное великими тѣнями, - здан³е Александринскаго театра.
Входишь какъ въ заколдованное царство спящей царевны. Вестибюль съ массивными колоннами, своды коридоровъ, бритые, снисходительно важные капельдинеры, уютныя ложи, - все это переноситъ даже не къ дѣтству, a куда-то дальше къ тѣмъ временамъ, когда франты въ голубыхъ узкихъ панталонахъ толпились y барьера оркестра, когда шалуны "Зеленой Лампы" срывали голоса, вызывая своихъ любимицъ и здѣсь же посылая вызовы изъ за нихъ, когда кошельки летѣли на сцену за удачно спѣтый куплетъ, когда расшаливш³йся Пушкинъ аплодировалъ по лысинѣ сосѣда, когда Каратыгинъ, Мочаловъ, Щепкинъ истиннымъ незамысловатымъ искусствомъ своимъ заставляли залу рыдать или хохотать до упаду. Какъ отрадно отдохнуть послѣ Чирикова и Протопопова опять слушая старую, но не по терявшую наивной свѣжести какой-то и до нынѣ комед³ю Островскаго. Я не знаю, как³я найти слова для выражен³я восторга умилен³я гордости передъ игрой Савиной, Стрѣльской, Васильевой, Варламова въ возобновленной "На всякаго мудреца довольно простоты". Да и нужны ли как³я-нибудь слова вѣдь все это, такъ несомнѣнно непоколебимо, такъ связано съ великимъ прошлымъ русскаго театра, что лучше перечитать еще разъ записки Каратыгина или романтически пламенныя страницы Бѣлинскаго и повторить нѣсколько по новому его страстный призывъ - спѣшить, спѣшить въ это, странными чарами сохраненное неизмѣнившимся, чудесное царство, вѣдь можетъ быть, это ужъ послѣдн³е дни его существован³я можетъ быть не найдется достойныхъ преемниковъ принять великую тайну. Мы не знаемъ еще смѣлаго Принца, который оживитъ царевну и разбудитъ всѣхъ ея подданныхъ къ новымъ вѣкамъ строительства, мы, маловѣрные, сомнѣваемся вообще-то въ немъ и не увѣрены, что имъ не окажется гр. Зубовъ или Найденовъ для которыхъ мы лучше пожелаемъ царевнѣ не просыпаться и вовсе.
Руководители театра вѣроятно сознательно или безсознательно чувствуютъ, что страшно, быть можетъ - гибельно, нарушить чары колдовского сна. Мысль постепенно ввести репертуаръ классическ³й начинаетъ осуществляться пробными спектаклями для учащихся въ Михайловскомъ театрѣ.
Для перваго опыта были даны "Ифиген³я - Жертва" Эврипида въ переводѣ Ин. Ѳ. Анненскаго и "Эринн³и" Леконтъ де Лиля.
Для подлинной античной трагед³и y молодыхъ актеровъ не хватило или дѣйствительной, часто оправдываемой, смѣлости настоящихъ трагиковъ, которые рѣшаются всю тяжесть взять на себя, на свою игру, забывая о декорац³яхъ, о стильности костюмовъ, хорѣ или тонкаго истиннаго вкуса, умѣнья чувствовать и передавать стиль, строгости школы. Молодые актеры вспоминали то одно, то другое; то въ быстрыхъ порывахъ Лачиновой сквозило рѣшен³е взять судьбу постановки на свою отвѣтственность, то робкая, трогательная въ своей хрупкой юности Коваленская сдерживала прорывающуюся y нея все же иногда истинно трагическую страстность и вспоминала уроки режиссера, къ сожалѣн³ю, не сумѣвшаго выучить ее какъ слѣдуетъ и оставившаго ее съ прекраснымъ голосомъ, большимъ пластическимъ чутьемъ, природной неумѣлой грац³ей, все же довольно безпомощной.
Еще больше слѣдуетъ упрекнуть Долинова, ставившаго этотъ спектакль за безстильныя декорац³и, за сборные невыдержанные костюмы не то изъ "Аиды", не то изъ "Прекрасной Елены", за оперно-шаблонный хоръ и балетъ и за музыку Шенка. "Эринн³и" Леконтъ де-Лиля прошли гораздо удачнѣе; самый пафосъ этой романтической поддѣлки подъ античность, нѣсколько холодный, искусственный и изысканный, является вообще, я думаю болѣе понятнымъ современнымъ актерамъ, чѣмъ величавая и строгая простота Эврипида. Особенно Пушкарева - Кассандра вѣрно почувствовала стиль этой холодно-блестящей пышной античности. Слушая ея воодушевленную, но никогда не переходящую границы приличной искусственности, декламац³ю, мечталось даже о какихъ-то насмѣшливыхъ преднамѣренныхъ неточностяхъ ложно-классицизма, напр. о неожиданномъ парикѣ съ буклями на Орестѣ или золотыхъ туфляхъ и шелковыхъ чулкахъ Клитемнестры.
Въ числѣ другихъ представителей печати, я былъ приглашенъ на генеральную репетиц³ю этого спектакля, которому придавалось большое значен³е какъ, хотя и не совсѣмъ удачному, но знаменательному для будущаго опыта. Еще больше нѣжныхъ воспоминан³й возбудила эта интимная зала репетиц³и съ не многочисленно-избранной публикой, съ режиссерскими мостками на сцену съ литерными ложами въ чехлахъ, съ воспитанницами балетнаго училища, отдѣленными отъ учениковъ пустой ложей. Казалось, будто ничего за много много лѣтъ не измѣнилось и становилось сладко, грустно и страшно, что такъ хрупокъ этотъ нѣжный романтическ³й сонъ